Божественный спор

Глава 12. Игра учит игроков

Если бы кто-то наблюдал за полетом совы, то сразу бы заметил, что та летела тяжело. Ее крылья, потеряв обычную плавность, двигались рывками, и птица то набирала, то теряла высоту. Медленно завершив спираль вокруг башни, она с трудом опустилась на парапет крыши и втянула голову в плечи.

Онифа очень устала.

Она потратила слишком много сил, чтобы спасти свою девочку от злой шутки, которую задумали соперницы. Сначала пришлось затуманить разум служанки, чтобы та избавилась от туфель. Затем заставить мастера «забыть» о стекле, которое он сам же вложил, и заставить его поменять обувь обратно. Но и это не все. Последние силы пришлось потратить, чтобы отвести внимание главы Канцелярии от того, что служанка успела ее заметить и запомнить. Причем дважды: сначала во время допроса, а затем — на встрече, когда царевна Ниилиды снова подняла этот вопрос.

И все же, несмотря на глубокую усталость, Онифа была довольна. Пусть у нее уйдет несколько дней, чтобы восстановиться через усеченный Единоглазым поток, ничего страшного. Позиции девочки на отборе значительно улучшились: король наверняка хоть немного сочувствует ей из-за случившегося и уже не должен быть так предвзят.

Если она будет умницей, их свидание пройдет хорошо и без поддержки Онифы.

В зале для занятий

Длинная комната казалась темной из-за обитых деревянными панелями стен. А еще в ней было душно, поэтому Арника специально села у открытого окна. Прошла неделя, как у них начались занятия. Первое время она внимательно слушала преподавателей, боясь пропустить что-то важное, но постепенно ее внимание на уроках стало все чаще рассеиваться. Вот и сейчас монотонный голос мейстера Аргарта, читавшего очередную лекцию по истории Катории, постепенно превратился в фоновый шум. Как журчание воды в фонтане или гудение шмеля в саду.

— Итак, как я уже говорил, Пуритский период длился сто пятьдесят три года — с 4724 года от прихода Единоглазого до 4877. Это время историки также часто называют Обреченным — по второму названию магической секты, которая стояла в то время у власти. Династия Витоликов в эти годы считалась прерванной, потому что семью Гольда Первого сгубила Северная хворь, охватившая страну. Королевскую корону разместили на постаменте в Главном Храме Единоглазого, и она прилипла к мраморному камню намертво — так, что никто не мог ее даже приподнять. Можно было бы предполагать, что дальше королевство погрузится в смуту клановых войн, но Пуритам удалось захватить полную власть, утверждая, что только они владеют секретом защиты от Северной хвори…

За окном голубело летнее небо, кудрявые облака на нем выглядели мягкими, как спины барашков. И казалось, висели так близко, что можно протянуть руку и погладить. Взгляд Арники сам собой скользил по пышным облачным изгибам, изумляясь плавности их очертаний.

— Конец Пуритскому периоду положил Этельстад Первый, также известный как Этельстад Освободитель. Хотя в начале пути его, конечно, называли Самозванцем. Но после того, как он при помощи союзников ворвался в Главный Храм и поднял корону с постамента, ни у кого не осталось сомнений в его наследных правах.

Поняв, что нудная речь, только проникая в сознание, тут же ускользает из него, Арника заставила себя отвернуться от окна. И уставилась на преподавателя, надеясь, что это хоть немного ей поможет.

Увы, не помогло.

Мейстер Аргарт был безобразен настолько, что это по-своему завораживало. Торчащая клочками борода, над ней круглый, как мекла, и такой же красный нос. Выше — глубоко посаженные маленькие глаза: настолько, что кажется, еще немного, и они закатятся под брови. Финальный штрих — растрепанная седая шевелюра, в которой одна часть волос давно отчаялась, но вторая все еще пыталась по старой привычке кудрявиться.

— Госпожа Арника, у вас возник какой-то вопрос? — неправильно истолковав ее внимание, спросил преподаватель.

— Нет-нет, мейстер Аргарт, я просто задумалась, вспоминая, кем приходится Этельстад его величеству, — быстро ответила она, выхватив из памяти недавно звучавшее имя.

— Этельстад Освободитель был прапрадедом нашего монарха. А его сын, тезка его величества, Эдвард Второй, соответственно, прадедом. Но его правление было относительно кратким и, к сожалению, не оставило значительных следов в истории. А вот дед нашего короля, Альфред Первый, также известный как Миротворец, прославился присоединением к Катории Южных провинций. Хотя, на самом деле, у него были и гораздо более интересные заслуги — в частности, он начал массовое восстановление храмов Единоглазого по всему королевству, провел несколько крупных налоговых реформ и создал систему местных органов власти… — начав отвечать, мейстер Аргарт быстро увлекся и забыл об Арнике.

Осторожно выдохнув, она попыталась снова сосредоточиться на лекции, и ей это наконец удалось. Правда, только на несколько минут. Когда мейстер начал дотошно перечислять виды правовых актов, введенных дедом короля, она сдалась. И от скуки начала разглядывать украдкой девушек, сидящих неподалеку.

Справа от нее расположилась Рия. Скрипя пером, она усердно записывала все, что рассказывал мейстер Аргарт. Ей уроки давались тяжелее всех: Рия никогда не училась сложным наукам до этого, даже писала и читала с трудом. И первое время вообще не понимала, о чем идет речь, после занятий забрасывая вопросами Арнику и Лиону. Но трудности ее не остановили, наоборот, она восприняла учебу как вызов и бросилась постигать новые знания с неожиданным пылом.

На Лиону лекции преподавателя тоже наводили скуку, судя по тому, что на коленях у нее лежала книга. Она тайком читала ее, прикрыв лицо рукой — так, будто глубоко задумалась над словами. Впрочем, маркиза легко ответила бы на любой вопрос, который мог бы задать ей мейстер. Она знала историю Катории назубок, поэтому сейчас и скучала.

Было бы ложью сказать, что происшествие с туфельками сделало их подругами. Но вышло так, что с другими девушками ни одной из них не удалось сблизиться. И постепенно Арника, Лиона и Рия начали держаться вместе. Садились рядом на занятиях, обедах и ужинах — так как завтракали обычно в разное время. Или гуляли по вечерам по оранжерее, пока остальные предпочитали проводить время в гостиных.

Когда Лиона и Рия привели ее туда в первый раз, Арника была поражена и сразу же полюбила это место всей душой. Она так соскучилась в каменных стенах замка по зелени, а искусственный сад был так чудесно устроен и зачарован магией, что казался совсем живым. Любовь к оранжерее стала общей, и теперь девушки часто гуляли там вместе.

Пошли они туда и в этот раз, когда занудная лекция мейстера Аргарта наконец закончилась.

— Я кое-что не поняла, — протянула задумчиво Рия, на ходу перечитывая свои записи. — Почему Этельстада прозвали Освободителем? Конечно, Пуриты должны были вернуть ему трон, и некрасиво, что не захотели этого сделать. Но они же избавили Королевство от Северной хвори. То есть сделали хорошее дело и у власти оказались не просто так, народ их любил.

— Во-первых, любили их только в самом начале. Пока они не начали закрывать храмы, повышать налоги и вводить новые законы, требующие сдержанности, — тут же начала объяснять Лиона. — Сначала речь шла о пище: они утверждали, что целебные посты помогают избежать Хвори. Затем под запретом оказалось большинство праздников и в целом увеселений. По словам Пуритов, они вели к чревоугодию и распутству. На деле же те хотели только одного — набивать казну и наслаждаться всем этим самостоятельно. Каждый год они отбирали сто молодых и красивых девушек в свой орден. Считалось, что те станут послушницами, проводящими время в неустанных молитвах, которые защищают жителей королевства от Северной хвори. На деле же они становились служанками, ублажающими магистров ордена. Но все это стало известно, только когда Этельстад начал кампанию для возвращения трона.

— Как интересно, — протянула Рия, — почему же мейстер Аргарт не сказал об этом ни слова?

— Предполагаю, что эта часть не показалась ему достойной, чтобы подробно рассказывать о ней королевским невестам, — вставила Арника. — В целом, это главная проблема истории как науки: в ней все зависит от рассказчика. Возможно, народ не так уж и любил Пуритов, но летописцы тех лет приукрасили действительность. А может быть и так, что их распутство и жестокость преувеличили позднее. Мы вряд ли узнаем правду.

— Да, люди всегда остаются людьми, — серьезно кивнула Рия. — И любят приврать. Но от этого как-то грустно… Что же, правду никак не узнать?

— Почему же. При большом желании все возможно. Просто нужно ознакомиться с разными источниками и точками зрения. Редко когда лгут во всем, чаще приукрашивают одни факты и скрывают другие. Поэтому где-то на пересечении разных версий можно отыскать правду. Вопрос только в том — кому это нужно по прошествии стольких лет, — флегматично заметила Лиона. — Хотя мне было бы любопытно взглянуть, как будут рассказывать на уроках истории о том времени, в котором мы сейчас живем.

— И узнать заранее, кто из нас станет королевой? — со смехом спросила Рия.

Лиона нахмурилась. Ее часто выводила из себя прямолинейность Рии, и, желая сгладить намечающийся конфликт, Арника быстро сказала:

— Я бы не отказалась от такой возможности. Тогда можно было бы не тратить время в случае неудачи. Мы здесь уже несколько недель, и неизвестно, сколько еще продлится отбор.

— Ох, а я бы не хотела отсюда уезжать, если честно. Здесь так интересно! Даже если не выиграю, я хотела бы побыть на отборе подольше, — беззаботно ответила Рия, даже не заметив, что чудом проскочила мимо ссоры.

— Я бы тоже не стала задерживаться здесь без необходимости, — ответила Лиона.

Ее голос звучал спокойно, а лицо было безмятежно. Но почему-то Арнике показалось, что маркиза соврала.

В оранжерее

Дни мчались друг за другом наперегонки, а о свидании с королем и следующих испытаниях ничего не было слышно. Лиона и не предполагала, что получит награду за победу в испытании быстро, поэтому первое время не переживала. Тем более, что к занятиям по этикету прибавились лекции по истории, и скучать времени не было. Но прошла неделя, а барон Лансельт ни разу не одарил королевских невест своим вниманием. И это начинало нервировать.

У Арники доставало такта не интересоваться предстоящим свиданием, Рия, кажется, об этом забыла, сосредоточившись на учебе, а сама Лиона заводить разговор не хотела. Ведь несмотря на приятельские отношения, сложившиеся между ними, они продолжали оставаться соперницами. Так что Лионе не оставалось ничего иного, как предаваться тревоге в одиночестве.

Скрывать нервозность на прогулке было утомительно, поэтому довольно скоро она попрощалась с девушками и поспешила в свои покои. Оставшись одна, Лиона думала немного поплакать, чтобы сбросить напряжение, но, как ни старалась, не смогла выдавить из себя ни слезинки. Поэтому просто устроилась в кресле с книгой в руках, стараясь отвлечься от дурных мыслей за чтением. Это не сильно помогало, но, по крайней мере, ей не нужно было держать лицо, притворяясь беззаботной.

Сосредоточиться на книге никак не удавалось, и после очередной бесплодной попытки Лиона отложила ее в сторону. И не зная, чем еще себя занять, подошла к туалетному столику, остановившись у зеркала. Придирчиво осмотрев себя, она обнаружила, что ее лицо стало чуть круглее. Отец будет недоволен… Впрочем, плевать! Слава богам, здесь он не может снова устроить ей голодовку. Кожа казалась бледнее, на подбородке выскочил маленький, но неприятный красный прыщик. Задержав на нем взгляд, Лиона сначала расстроилась, а потом наоборот, приободрилась — стала понятна причина повышенной раздражительности. Ко всем женщинам время от времени приходят такие дни.

Немного повеселев, Лиона продолжила осмотр. Теперь ее взгляд переместился на волосы, которые за последние недели успели слегка отрасти. Оттянув рукой прядь, она проверила, не пора ли подкрасить корни. Дорогую иньдзянскую краску, придававшую ее локонам серебристый блеск, не хотелось переводить попусту. Еще неделю вроде можно и подождать… С другой стороны, кто знает, а вдруг свидание все же случится на днях?

От размышлений ее отвлек звук открывающейся двери. Оглянувшись, Лиона увидела торжествующее выражение на лице Беаты, и тут же почувствовала, как застучало быстрее сердце.

— Госпожа, я к вам с посланием. Просили передать, — довольно улыбаясь, сказала горничная.

— Послание? Неужели! Что ты там замерла, иди сюда и давай его, быстрее.

Практически вырвав из рук служанки конверт, Лиона надорвала сургучную печать с рисунком королевского пиона. Увидев его, она резко выдохнула и, кажется, вообще перестала дышать, пока не развернула письмо и не вчиталась в первые слова.

Многоуважаемая маркиза, прошу простить меня за медлительность. С моей стороны крайне некрасиво затягивать срок выполнения обещания. Единственное, что меня оправдывает, — то, что задержка связана с делами государственной важности, перед которыми самое искренне желание сдержать слово порой оказывается бессильно. Приношу свои извинения и прошу Вас освободить субботу, чтобы посвятить ее нашей встрече. Подробности о времени и месте чуть позже Вам передаст мой секретарь или сам барон Лансельт, если его здоровье пойдет на поправку.

Дочитав последние строчки, Лиона прижала лист к груди, чувствуя, как по телу разливается облегчение. И тут же, совершенно неожиданно для себя самой, разрыдалась.

Улыбку на лице Беаты будто мокрой салфеткой стерли, она испуганно вскрикнула и начала встревоженно расспрашивать, что же за скверные новости получила госпожа. Лиона же не могла и слова выдавить, только взмахнула руками, пытаясь этим жестом показать, что все в порядке.

На самом деле она давно не была так счастлива. Впервые за долгие годы предчувствие дурных событий ее обмануло. А получать приятные новости оказалось непривычно… и ужасно приятно.

В кабинете короля

Гердия лениво подошла к высокому комоду и одним изящным прыжком оказалась наверху. С высоты она бросила снисходительный взгляд на Ниилиду, которая с трудом карабкалась на низкий письменный стол. Низкий с точки зрения кошки, конечно. Хомячихе высота наверняка казалась труднодостижимой. Чтобы взобраться наверх, ей приходилось работать не только лапками, но и зубами, впиваясь ими в резные завитушки на ножке.

Богиня красоты представляла собой жалкое зрелище. И это немного согревало душу Гердии, которая на самом деле пребывала в раздражении. Она чувствовала, как под влиянием соперниц медленно, но верно меняются характеры их девушек. Ее же девчонка… вела себя странно. Вместо того, чтобы наконец начать бороться за внимание короля, она начала дружить с соперницами. И с неистовым пылом взялась за учебу. В этом, конечно, ощущалась горячность новобранца, с азартом бегущего на первую преграду… Но направление, к которому Рия решила приложить свой пыл, было явно неверным. Что не могло не расстраивать Гердию.

Поэтому сейчас, злорадно наблюдая за хомячиной беспомощностью, она чувствовала сладкий привкус реванша. Ну-ну, посмотрим, успеет ли Ниилида взобраться на стол до того, как в кабинете начнется совещание.

Подвинув лапой стопку запылившихся книг, Гердия устроилась поудобнее и зевнула. Краем глаза приметив в окне серую тень, она поняла, что Онифа тоже тут.

Что ж, значит, королю не удастся скрыть свои планы ни от одной из них.

Иттан чувствовал легкое волнение, спеша в королевский кабинет. Во-первых, он опаздывал, чего с ним обычно не случалось. Во-вторых, их срочно позвал на встречу Линард — а глава Королевской канцелярии не устраивал совещаний по пустяковым поводам.

Когда секретарь вошел в кабинет, король взглядом указал ему на свободное кресло. Иттан торопливо прикрыл дверь и сел, упершись локтями в подлокотники кресла. Эдвард дождался, пока он устроится, и только потом начал разговор:

— Боюсь, у Линарда серьезные новости. Не так ли?

— Да, ваше величество. И крайне неприятные, речь идет о пропавшей в замке служанке.

— С ней что-то стряслось? — нервно переспросил Иттан, поправляя на носу очки. Он помнил, что пропавшая девушка прислуживала Рие.

— К сожалению, — скупо ответил Линард и сухим тоном доложил: — Она была обнаружена мертвой на северной окраине города, недалеко от сточных вод.

— Вот как… — протянул Эдвард, — Правильно я догадываюсь, что стать мертвой ей помогли?

— Несчастный случай исключен. Следы удушения явно свидетельствуют о насилии. И не только они, — глава странно замялся, хотя его лицо оставалось спокойным. — У девушки на теле следы порки. Думаю, вы понимаете, что это значит.

— Понимаю. Это действительно серьезная и печальная новость. Я бы даже сказал, очень серьезная, — хмуро согласился король.

— Подождите, я не понимаю, о чем речь, — Иттан был ошарашен. — Вы хотите сказать, что кто-то из главных слуг злоупотребляет своим положением? И вам об этом известно? Я думал, телесные наказания давно остались в прошлом…

— Нет-нет, прости, ты не в курсе, потому что раньше это не касалось твоей зоны ответственности, — быстро заговорил король. — Я посвящен в детали, потому что подписывал особое разрешение для расследования. Речь идет об одержимом убийце, который давно водит констеблию за нос. Он крайне жесток к девушкам и, к несчастью, осторожен — не оставляет никаких следов. Его несколько лет не могут поймать, поэтому Линард так заинтересовался этим делом. Он предполагает, что злодей слишком умен и обеспечен, чтобы констебли могли его поймать.

— Вы подозреваете аристократа? — сразу уловил суть Иттан.

— Да, — подтвердил его догадку Линард. — Предыдущие жертвы были обнаружены в разных частях королевства. Из-за этого преступления долго не могли связать между собой. Убийца постоянно путешествует, причем довольно часто и на длительные расстояния. Можно было бы предположить, что его профессия связана с торговлей, но тогда в перемещениях должен прослеживаться определенный маршрут, чего в деле нет. Поэтому я давно разрабатываю версию, что преступник знатного рода и располагает средствами. Собственно, должен признаться в своей ошибке: я довольно серьезно подозревал бургграфа Антийского, но он оказался непричастен к этим злодеяниям.

— Вот как, — растерянно ответил Иттан, несколько потрясенный новостью, но затем собрался с мыслями и уточнил: — Пропажа служанки в королевском замке резко сужает список подозреваемых, я правильно понимаю?

— Совершенно верно. Из-за королевского отбора большинство придворных покинули замок, остался только узкий круг лиц. К нему добавляется список приглашенных на бал — служанка пропала именно в этот день. Точнее, вечером или ночью.

— Боюсь, что список не слишком поможет тебе сузить подозрения. На бал было приглашено несколько десятков гостей.

— Это все равно лучше, чем несколько сотен, — спокойно отозвался Линард. — Многие из них не так часто покидают свои поместья или стеснены в средствах для путешествий, и их можно будет отсеять.

— Насколько я помню, несколько убитых девушек были обнаружены в Южных провинциях? — спросил задумчиво Эдвард.

— Именно так. И из-за этого в свое время мое расследование пошло по неверному направлению.

— Тогда это еще больше сужает поиски, — продолжил мысль Иттан, а затем высказал то, что беспокоило его больше всего. — Проблема в том, что среди гостей были и родственники королевских невест.

— Да, это главная проблема. Поэтому я должен разобраться с расследованием как можно быстрее.

— Думаю, я могу этому поспособствовать, — вмешался в обсуждение Эдвард. — После исключения виконтессы Лавье и баронессы Артье на отборе осталось ровно десять девушек. Простолюдинок подозревать нет смысла. Впрочем, большая часть из них, если честно, ничем меня и не заинтересовала. Подозрения в сторону царевны Имизонии также исключены. Остаются буквально несколько персон. Если отсеять часть, а отбор перенести подальше от столицы, в те же Южные провинции… и пригласить погостить их семьи… думаю, это облегчит и ускорит работу Линарда.

— Вы уже определились с симпатиями и готовы выбрать фавориток? — уточнил глава Канцелярии.

— Да, я могу оставить трех. Двух, кто мне на самом деле интересен, и одну — для сужения круга подозрений.

— Кто же эти дамы? — спросил Иттан, боясь, что в ответе прозвучит имя жрицы.

— Очевидно, царевна Арника, госпожа Рия и, дайте подумать… думаю, да, маркизу Фламбре стоит также включить в эту компанию. — Эдвард почесал бровь, как всегда делал в минуты глубокой задумчивости. — Но, чтобы убедиться в этом выборе, потребуются хотя бы две недели… и ваша помощь.

— Какая? — переспросил Иттан, надеясь, что голос не выдаст его обреченной интонацией.

— Мне нужен непредвзятый взгляд на девушек, когда они в естественных условиях.

— Говоришь о них так, будто они животные, — поморщился Линард.

— Вообще-то все люди животные. А ты фамильярничаешь с королем! — шутливо взорвался Эдвард, а затем спокойно добавил: — Ну, серьезно, что я могу понять на этих встречах, когда они и слова лишнего сказать бояться. Вот пойду я на свидание с маркизой… и что? Она будет вежлива, приветлива и мила, как по учебнику этикета, зуб даю.

— Поберегите челюсть, вдруг она вас удивит, — Иттан не удержался от шутки, хотя настроение у него было далеко не веселым.

— Ну раз ты в нее так веришь, за нее и возьмешься. Тогда Линарду достанется Рия. С царевной я разберусь сам, а вы немного приударьте за девушками, понаблюдайте, пообщайтесь. И потом мне расскажете, какие они в реальной жизни.

Под взглядом главы Канцелярии жирные сливки за секунду превратились бы в мороженое, но король только ухмыльнулся и добавил:

— Нечего на меня так смотреть. Пофлиртуешь немного, не развалишься. Ты же умеешь быть галантным, пусть и притворяешься ледышкой. Я же не требую на ней жениться.

— Ваше величество, вообще-то у меня есть невеста, — выдавил сквозь зубы Линард.

— Да… что-то такое смутно припоминаю. Ничего страшного, ты все равно свою возлюбленную от нас прячешь и во дворец не водишь, так что она ничего не узнает.

— А если все-таки узнает?

— Ну, тогда я позже все объясню и принесу королевские извинения. Думаю, она войдет в положение. У нее должно быть доброе сердце… в конце концов, она же согласилась выйти за тебя.

Линард промолчал, но бросил на Эдварда такой морозный взгляд, что даже странно, что тот смог не превратиться в ледяную статую. Иттан тем временем пытался собраться с мыслями. Несмотря на чисто человеческую симпатию к маркизе, ухаживать за ней он не горел ни малейшим желанием. И ему крайне не понравилась идея, что Анкер будет увиваться вокруг Рии — пусть у него есть невеста, смотреть на это будет невыносимо. Как бы так предложить Эдварду поменяться, чтобы это не вызывало вопросов…

— Ладно, дружное молчание — главный признак согласия. Значит, решено, — весело подвел итоги Эдвард.

Теперь Иттану оставалось только сжимать от злости челюсть. Впрочем, его гнев был направлен скорее на самого себя, чем на короля.

Ну почему он так долго соображал?