След женщины в черном простыл, как только Анаис покинула тронный зал. Еще одной странностью оказалось звучное громкое карканье. И это отнюдь не потому, что в замке птицы не живут. В этом совершенно безлюдном мертвом месте, где ничем не пахло и ничем не звучало, никто никогда и не жил. Это звонкое карканье навело Анаис на гениальную, не лишенную некоторого безумства, идею. Собравшись с мыслями, как следует, и вдохнув, как можно больше воздуха в грудь, она закричала, что есть мочи, с жутким переходом на фальцет:
— Хим!
Анаис лишь надеялась, во-первых, что Химира, где бы она ни была прискачет, как можно скорее, а, во-вторых, что тем самым сумеет выиграть для себя время. Почуяв угрозу для своего хозяина, мертвецы из соседних боковых казарм стремительно вышли во всеоружии. Кощей больше не давал приказов оставить девушку в живых, а потому Анаис была совершенно беззащитна. Собрав всю свою волю, силу и остатки храбрости в кулак так, что костяшки пальцев звонко и хрустнули у нее в руке, она почувствовала, как по ее телу пробежали мурашки, в животе приятно замурчало, а кровь внутри нее превратилась в расплавленное железо, что теперь текло по ее венам. Глаза стали совсем черными, как смоль, лицо вытянулось, превратившись в длинный оранжевый клюв. Превращение настолько искусно было проделано, что больше половины армии мертвецов отбросило в стороны, а некоторые, хоть и остались на месте, но временно ослепли от огненного яркого света, что излучала Анаис во время заклятия. Каждый раз ее сильно трясло, во время превращения ее рвало кровью, настолько тяжело ей оно давалось. Немудрено, когда пытаешься очень быстро разучить действительно сложное старинное проклятие.
Птица огня ловко и резко взмахнула крыльями, поднявшись рывком в воздух. Она быстро пролетела над головами мертвецов, которые поднимали руки в попытке схватить ее за хвост и добить. Раз за разом они терпели неудачу, пока она успевала прикоснуться к ним, расплавляя их полуржавые кольчуги. Напрочь лишенные каких-либо чувств горящие мертвые воины, постепенно превращавшиеся в пепел, непрестанно тянули руки, мечи и топоры в сторону жар-птицы. Один из них сумел слегка задеть ее — огненная спина озарилась кроваво-красным ореолом. Другой оторвал с ее длинного хвоста горячее перо и через мгновение сам сгорел, превратившись в горстку пепла. Раненная жар-птица резко развернулась и вылетела через крышу из замка, попутно врезавшись в статую Кощея Бессмертного, отчего с нее оторвались часть короны и рубиновый глаз.
На полпути полета вниз птица огня начала постепенно превращаться обратно в девушку. Она закружилась спиралью, опускаясь стремительнее на землю, что издалека напоминало небольшой огненный смерч, чтобы предотвратить преждевременное превращение и смертельное падение. На спину Химиры резко грохнулась уже Анаис, да так сильно, что лошадь заржала, встала на дыбы и помчала из этого жуткого проклятого места. Девушка, заплакав от боли, резко вцепилась в гриву одной рукой, не отыскав повод, а другой стала ощупывать поясницу. Рана была резанная, но не глубокая, однако никто не знал, что за оружие было в замке Кощея. Раскалив руку докрасна, Анаис резко дотронулась до пореза и громко закричала.
Они пробегали по местам, бывшие некогда большими и, по всей видимости, высокоразвитыми городами и даже, быть может, столицами древних государств. Что-то разрушило их буквально до основания. Дома бедных работяг, поместья зажиточных купцов и разоренных бояр, крепкие дворцы князей и царей, бастионы, ранее неприступные, как молодые девушки до первой безнадежной влюбленности — все они были выжжены дотла. Что примечательно, некоторые здания были размером с десять-пятнадцать домов, настолько они были высокие, и довольно узкие, вытянутые. В этих городах, словно мираж, мелькали людские силуэты. Действительно ли Анаис кого-то там видела или нет — это останется загадкой.
Во рвах, что были когда-то выкопаны перед замками, не было воды. Ее заменил металл, который ранее протекал здесь в расплавленном состоянии; сейчас же он находился в своем обычном твердом виде, правда практически не блестел из-за отсутствия какого-либо источника света, который, быть может, навсегда загородил непроглядный оранжево-красный пылевой туман. Видя эту картину, Анаис невольно задумывалась о том, не застыло ли время…
Что касается девушки, то она с трудом дышала и совсем задыхалась, стремительно теряя силы из-за жаркого воздуха, пропитавшегося копотью и ядовитой пылью, и из-за нечаянного ранения. Немало ее и потрепало превращение в жар-птицу. Это был скорее отчаянный шаг, необходимая мера, нежели желание блеснуть своими навыками ведьмы. Лицо девушка прикрыла куском затхлой тряпки, чтобы меньше вдыхать этого смрада. Она все еще не могла отвязаться от мысли, что попала в мир Нави или куда еще пострашнее. Уж мало эта Преисподняя походила на те места, откуда она была родом.
Перед путниками то и дело мелькала средь беспросветной рыжей мглы кроваво-красная фигура женщины, которая вела их за собой, периодически оборачиваясь и контролируя их путь. Анаис несколько раз пыталась окликнуть ее, но та ее либо не слышала, либо сознательно оставляла ее без ответа. Вконец охрипнув, девушка прекратила попытки и лишь смиренно ехала за ней.
Дивная, должно быть, столица была когда-то… Громадные каменные постройки некогда “давили” жителей, прогуливавшихся по мощеным улочкам, с обеих сторон своими необъятными размерами. Окон было настолько много, что казалось, будто весь город смотрит на тебя со всех сторон и даже видит насквозь. Сейчас крыши этих высоких зданий были частично провалены или обрушены, а мощеные дорожки были устланы пеплом, костями и черепами людей и животных. На домах то и дело можно было заметить темные очертания людских силуэтов; выглядело это так, будто тени жителей этого места застыли здесь навсегда. Осторожно проезжая по некогда величественному городу, стараясь не спотыкаться на обломках местной архитектуры, Анаис в панике оглядывалась по сторонам. Она то и дело замечала “призраков” этой бывшей столицы. Кто может жить в таком страшном месте?
Фигура же красной женщины, что и привела ее в этот город, исчезла без следа. Анаис мысленно себя корила за то, что позволила обмануть себя какому-то миражу. Она слезла с лошади, чтобы размять ножки и попытаться найти выход из Преисподней.
— Знаешь, что это за место? — неподалеку послышался грубый низкий женский голос.
— Кто здесь? — в панике пролепетала Анаис.
— Слышала ли ты про Динъ Суда? — неизвестная оставила ее без ответа.
— Нет… Ты кто?
— А разве это важно? Как и неважно то, что такое Динъ Суда. Все это место говорит о неважности. Кому до него есть дело?
— Что ты имеешь ввиду?
— Никто здесь не живет, не размножается, не торгует, не воюет. Для любого живого существа неважно то место, где всего этого не происходит. Они не думают о возможной кончине, о том, что когда-нибудь все их существование окажется столь же неважным. Их забудут, как и забыли и не думают о тех, кто жил в этом месте когда-то.
— Я все еще не понимаю…
— А с чего бы тебе понимать? — без единой язвительности холодно проговорила женщина. — Ты никогда этого не понимала. Почему то, что не является вечным, важно, а смерть, вещь неизбежная и не имеющая конца, это что-то совершенно неважное и не имеет никакого смысла? Люди настолько возводят жизнь в культ, что придумывают себе мнимых божеств, которые якобы спасут их от неминуемого конца.
— Кто ты? И что ты от меня хочешь? — охрипшим голосом крикнула Анаис, схватившись за волосы.
— Я та, кто так же не важна, как и это место. Пока со мной не встретятся лицом к лицу.
Густой рыжий туман на миг рассеялся, и Анаис, наконец, могла лицезреть грубую незнакомку. К ее удивлению, это не была та “красная” женщина, за которой она так долго ехала. Незнакомка казалась ей до боли знакомой, но Анаис никак не могла дотянуться до того участка памяти, в которой та была хоть когда-то запечатлена. Более того при виде мраморно-бледной женщины в черном плаще до пола шея Анаис неприятно ныла и чесалась, а ярчуковый ошейник душил ее до боли, усиливающейся с каждым ее шагом. Анаис схватилась за него, тщетно пытаясь оттянуть, задыхаясь от нехватки воздуха. Сердце забилось с неистовой скоростью и силой, грозясь выпрыгнуть из груди куда подальше от бесшабашной хозяйки.
Анаис резко подняла в воздух неведомо откуда появившаяся черная пелена и так же грубо опустила ее на землю рядом с незнакомкой. Схватившись за ребра и скорчившись от боли, она с трудом поднялась и предприняла попытку побега, однако все то же черное облако окружило ее, не давая выйти из плена. Анаис все сильнее и сильнее душил ошейник, и она высунула язык, хватая ртом воздух. Женщина в иссиня черном плаще, подойдя к ней на расстояние вытянутой руки, холодно посмотрела на нее молочно-белыми глазами.
— Ты… — хрипло произнесла Анаис.
— Мара, — равнодушно отрезала женщина.
Внутри девушки все похолодело. Смутные воспоминания о предсмертных снах всплыли как наяву. Она вновь увидела перед собой страшного огромного ярчука, брызгающего слюной в стороны и лязгающего длинными острыми клыками у ее хрупкой тонкой шеи.
Ноги Анаис подкашивались, она их не чувствовала вовсе. Ею овладела сильная, неведомо откуда взявшаяся паника. В ушах свистело, голову сжало в тиски; Анаис беззвучно закричала, зарыдав во всю силу, руки объяло пламенем, и она выпустила его в сторону Мары. Богиня лишь слегка прикрылась плащом, который чудесным образом поглотил огонь внутрь себя. Девушка на подкашивающихся ногах отступала назад, выпуская пламенные шары один за другим в женщину в черном. Однако плащ Мары вбирал в себя всю ее магию, не получая при этом не единого повреждения.
Вконец обессилев, Анаис споткнулась о камень и упала на спину. Мара подошла к ней, с некоторой надменностью смотря на нее сверху вниз, из ее плаща стали выпускаться клубы дыма, превращающиеся в огонь, а тот в свою очередь — в черную непонятную субстанцию. Эту субстанцию Мара выплеснула на Анаис, забирая все ее оставшиеся силы. Девушка не кричала, не сопротивлялась, лишь плакала, принимая и мирясь со своей судьбой.
На мгновенье бирюза ошейника, душившего ее все это время, озарила Мару ярким голубым светом, который сжег черную пелену. Женщина лишь слегка отпрянула, но попытку добить Анаис оставила.
— Безрассудство, паника и отчаяние толкает смертного на безумства. В попытке избежать гибели, они сами становятся ее причиной. Злая ирония, которая служит напоминанием о том, что как бы человек не боялся смерти, не стремился убежать от нее и скрыться, она его настигнет… рано или поздно. И чем быстрее и неистовее смертный бежит, тем быстрее смерть его догоняет. Парадокс… — медленно проговаривала Мара, с наигранным любопытством посматривая на ярчуковый ошейник и обессиленную Анаис. — Видно, я недооценила подарочек Яги. Надеюсь, что ты по достоинству оценишь и мой дар тебе. — Мара тяжело коснулась ее груди и надавила на нее. Анаис затряслась, испуганно расширив глаза. — Я подожду. Подожду, когда смертные тебя возненавидят. Когда объявят охоту на тебя. Подожду, пока ты не накопишь всю ярость и боль, которую ты получишь от смертных. Хочу увидеть твое огромное разочарование. Я подожду, когда люди начнут объявлять смерти манифест. И тогда ты сама придешь ко мне. Сама снимешь эту безделушку с шеи. Или потеряешь из-за своей безмерной беспечности и безрассудства. Рано или поздно я наведу порядок. Но это, к сожалению, не сможет произойти без твоей помощи.
— Что ты со мной сделала? — отчаянно прокричала Анаис.
— Увидишь.