Воздух в избе душнел от стойкого водяного пара, исходившего из кипящего гигантского котла, от непрерывно горящей печки, сильно грязной от копоти и сажи, и от запаха дурманистых трав, вводивших в состояние полнейшего анабиоза. В такой и без того тяжелой, гнетущей, нездоровой обстановке истерически вопила, кричала не своим голосом совершенно незнакомая темноволосая женщина. Анаис слегка приоткрыла непрестанно слипающиеся глаза, пробужденная пронзительным болезненным женским воем — Яга, обмотав лицо до глаз мокрой тряпкой, усердно промывала кипяченной водой низ живота несчастной, который возвышался над ней огромной полусферой. В руках та изо всех сил сжимала небольшое ожерельице; пот со лба лился рекой, и Яге приходилось периодически холодной льняной тряпицей вытирать его, напутственно приговаривая:
— Дыши! Ради себя, в первую очередь, дыши!
Женщина с трудом могла исполнить ее просьбу; она старалась, но у нее получалось лишь тяжело вздыхать, скрипя зубами. Тогда Яга подожгла сухое растеньице с “пятипалыми” продолговатыми листьями, и она практически мгновенно расслабилась и размякла. Анаис, почуяв приятный дурманящий аромат, окончательно закрыла глаза, засопела и уснула с тяжелой головой.
— Просыпайся, соня! — нежный маменькин голос неожиданно разбудил Анаис от долгого сна, и девушка лениво приоткрыла глаза, слабо улыбнувшись и потянувшись. Красивая миловидная женщина с тонкими аристократичными чертами лица, мраморной кожей и слегка небрежно распущенными светло-рыжими волосами в объеме, как после длительного ношения высокой прически, в длинной ночной сорочке сидела на краешке кровати в окружении плотного слоя дыма. В воздухе витал смрад, как от горелого мяса, вперемешку с запахом пота от немытого нездорового тела.
— Еще немножко… — сладко зевнула Анаис, и глаза заволокло туманом.
— Просыпайся! — настойчиво ворковала мама.
— Неа, — протянула девушка, засыпая.
По ее щеке ласково шлепнули ладонью. Затем и по второй. Нужного эффекта не произошло. Матушка снова провела рукой по ее щекам, но бесполезно. Шлепки с каждым разом усиливались, Анаис жмурилась от недовольства, но все же открыла глаза, вернувшись в душную избу. Девушка разочарованно оглянулась по сторонам, пока Яга рядышком усердно растирала в ступке желтые цветки зверобоя и листья крапивы. Анаис грубо поморщилась, глаза слезились от дыма. Женщина с мокрыми растрепанными волосами, прежде кричавшая и воющая, как раненная собака, лежала на деревянном столе, приложив к груди абсолютно голенького новорожденного ребенка, на шее которого висело небольшое ожерельице. Малыш издавал чавкающие звуки, пока новоиспеченная мать глотала непрестанно льющиеся слезы и улыбалась во весь рот. Анаис наблюдала за ней с нескрываемым любопытством.
— Очнулась? — с легкой грубостью скупо произнесла Яга и влила в ступку кипяченую воду.
— Какие странные сны снились… — сиплым голосом медленно проговорила Анаис, хватая воздух ртом.
— Осторожно, рана еще не до конца зажила, — пробормотала женщина и приложила смоченную в отваре тряпицу к шее. Анаис цокнула и зажмурилась, не издав ни звука. — А ты молодец! Крепко держишься.
— Мне ведь не сон снился, верно? — шепотом продолжила Анаис.
— Верно, — тихо ответила Яга и, поймав взгляд Анаис на разродившейся матери, произнесла. — Чудо рождения. Чувствуешь ли ты что-то, глядя на это зрелище?
— Ну… это… любо смотрится, — промямлила Анаис, наврав с три короба. На самом деле ее терзало лишь любопытство.
— А я ничего не чувствую. Может, только радость за живую и счастливую мать… За то, что смогла как-то помочь пережить…
— Почему, бабушка, Вы этим занимаетесь тогда?
— У меня не было много выбора. Я не сильная ведьма, во мне не было столь много могущества, страсти и сил, как у других. Я собиралась идти во служение Лерайе, но он не пришел, когда я его призывала. Я знаю, что такое отчаяние, знаю, каково осознавать неминуемость смерти. Навсегда запомнила этот неподдельный страх. Одной ногою я в могиле, другой ступаю по земле… Меня спас мой нынешний хозяин, когда я была в шаге от самой настоящей погибели. С тех пор я могу входить в Навь в обличии полудохлой старухи, такова моя истинная сущность, — с этими словами Яга приподняла подол своего длинного лоскутного сарафана и выдвинула вперед левую ногу. Анаис ахнула от ужаса — конечности не было, оставались лишь кости.
— Вот почему Вы хромаете на одну ногу!
— Именно.
— Вы спасли мне жизнь, — просипела Анаис. — Как Вы можете о себе такое говорить!?
— Я не спасла тебе жизнь, лишь дала выбор. Ты его сделала себе на пользу.
— Как? — удивилась девушка.
— У меня есть на это право. Покуда ребенок не достиг… так называемой зрелости… кхм-кхм… я могу дать ему шанс. У взрослого человека такого выбора не будет. Например, у Олеси и Ани.
Анаис недоумевающе посмотрела на нее, не поняв, к чему она клонит, и, почему вдруг Олеся и Аня внезапно стали взрослыми людьми.
— Нас много по всей Яви, но совсем недостаточно для того, чтобы дети перестали так часто умирать. Взрослым такой шанс не обязателен, они сами неплохо себя истребляют. И мало, кто использует его себе на благо.
— Вас много? — не переставала удивляться Анаис. — Если Вас много, не означает ли это, что Вы нам соврали, и на самом деле не все погибают во время вызова демона?..
— Не совсем, — сухо ответила Яга. — Мало, кому удается выжить во время обряда. Очень мало. Я сама наполовину живая. Девки, когда приходят ко мне, все прыткие и смелые, а на деле оказывается, что лишь одна-две достойны служения. Все остальные — слабые, возомнившие из себя птиц высокого полета. Нужно знать, что ты из себя действительно стоишь, а не лезть впустую на рожон.
Анаис снова взглянула на роженицу. Ребенок заснул у нее прямо на груди. Девушка посмотрела на его ожерельице — на ниточку были нанизаны рябиновые ягоды, украшение представляло собой самодельные бусики. Анаис опустила взгляд на свою руку — на ней слегка висел черный широкий браслетик с бирюзовыми камушками и торчащим ремешком. Это же…
— Ярчуковый ошейник, — подтвердила Яга, снова поймав взгляд Анаис. — Когда дети рождаются в моем присутствии я прошу матерей держать при себе какое-нибудь украшеньице, которых у меня навалом. Такой безделушкой может быть все, что угодно, лишь бы оно было как-то связано с угрозой для жизни или находилось рядом в этот момент… Эти обереги детки носят, покуда не вырастают из них. До того времени они могут не бояться смерти и быть неуязвимыми…
— То есть пока я ношу ошейник на руке…
— Тебе повезло, Анаис, ты можешь носить его и ничего не бояться, — ответила Яга. — Почти. Береги его как зеницу ока и никогда не снимай, если хочешь жить. Вряд ли ты из него когда-нибудь вырастешь.
— Бабушка, — неуверенно просипела девушка.
— Да?
— Ежели ты слабая ведьма, то почему ярчуки нас нашли?
— Не думаю, что они нас нашли из-за меня…
— Из-за кого тогда?
— Не знаю, — уклончиво ответила Яга.
— Но догадываешься…
— Ярчуки в природе — дикие, безрассудные и непредсказуемые существа, — отрезала женщина. — Ты никогда не узнаешь их мотивов, не думай об этом. Выпей это!
Яга протянула Анаис напиток с резким запахом, и та нехотя хлебнула его и откашлялась, скорчив гримасу недовольства. Пока женщина помогала матери с ребенком собраться и выйти из избы, Анаис сняла ошейник с руки и, рассматривая его со всех сторон, о чем-то напряженно задумалась.