…машина и вправду ждала.
И Матвей Илларионович при ней был, стоял, облокотившись на крышу, разглядывал госпиталь с немалою задумчивостью, но увидевши Астру очнулся, отряхнулся.
– Доброго дня, – сказал он.
– Доброго, – Астра улыбнулась человеку, который вновь заслонился от мира ворохом амулетов и так, что она едва-едва могла разглядеть его суть. – А Эвелина где?
– Дома. Сказала, что надобно поглядеть, какой там порядок навели. Я-то распорядился, но сами понимаете…
…прочих отпустили три дня тому. Наверное, Астра тоже могла бы уйти, никто не стал бы держать, но она осталась. И вновь же никто не стал говорить, что ей можно идти, что палата нужна иным, настоящим больным.
– Вещи собрать опять же…
– Уезжаете?
– Скорее переезжаем, – он вновь был в форме. – Квартиру выделили. Потом, может, поближе к полигону переберемся, но… ей ведь сцена нужна, а то затоскует.
Сказано это было с нежностью.
– Свадьба через две недели, – он открыл дверь, приглашая садиться. – Будем рады, если найдете время…
– Обязательно.
В доме пахло…
Дымом.
И пирогами. Тушеною капустой, грибным духом, немного луком, который плавал в кастрюльке, маринуясь. Селедкою.
– Повезло взять свежую, – селедкой занималась Антонина. – По знакомству оставили…
Рыба была большою и жирной, и Антонина ловко потрошила ее, разделывала на аккуратные белесые кусочки, которые раскладывала, покрывая узорами маринованного лука.
Все было…
Будто и не было ничего.
Астра огляделась.
– Окна заменили, правда, все равно дует. Теперь и не заклеишь нормально, так и станет сквозить, – проворчала Виктория, которая чистила свеклу. Пальцы ее покраснели, а сама она гляделась недовольною. – И обои переклеили. Заботливые.
Она тряхнула головой и тихо добавила:
– Жить я здесь все равно не смогу. Пахнет… они не хотели умирать.
– Мало кто хочет, – согласилась Антонина. – Но тебе… даже не знаю, куда податься. Всюду люди и…
– Люди – это ничего, люди… когда просто уходят, грустно становится и только. В больнице вот умирали, а я не плакала, – это Виктория произнесла едва ли не с гордостью. – Но вот когда такое место, где… смерть до срока, да еще и…
Она передернула плечами и невпопад сказала:
– Мне работу предложили. По… профилю, так он выразился.
Виктория посмотрела на Астру, будто ожидая. Чего? Одобрения? Возмущения?
– И что за работа?
Астра подвинула к себе миску с вареными яйцами и вздохнула. Может, сейчас у нее выйдет лучше?
– Ездить. Смотреть. Слушать… он сказал… этот, который старший, такой… забавный мужчина. С шарфиком, – Виктория облизала палец. – Сказал, что после войны есть много мест… беспокойных. Говорит, что с них потом лезет всякое, и что с моей помощью получится оценить. А я не знаю…
– Чего не знаешь?
– Не знаю! – нож раздраженно располовинил вареную свеклу и застучал по доске. – Или думаешь, мне в радость рыдать? Это… это будто… не знаю, я их слышу и…
– И отпускаешь, – Астра выбрала крупное яйцо в желтоватой скорлупе и осторожно тюкнула его о край стола.
– То есть? – движение ножа замедлилось.
– Их боль держит. Обида. Злость. Ты плачешь, и все уходит, и скоро ты и здесь ничего-то чувствовать не будешь.
– Ага…
Скорлупа приклеилась к белку, и яйца вновь чистились туго.
– А я ей говорила, что нужно было те, которые посвежее, на пироги, а варить старые, тогда и чиститься будут…
– Все равно, больно… Владке тоже работу предложили. Согласилась… уезжает завтра… в Москву, – это прозвучало обиженно. – Вот почему так? Почему мне плакать за мертвецов, а ей… шубу показывала. И платье… красавицею стала, глаз не отвести.
– Разлучницы редко бывают счастливы, – Антонина закончила с селедкой и вытерла пальцы старым полотенцем. – У каждого дара своя цена.
– А у твоего? Тоже уезжаешь?
– Да. Скоро. Алексей вернется. Сказал, что обустроит… чтоб отдельно от родителей, и поедем.
Она вздохнула. И Виктория участливо поинтересовалась:
– Боишься?
– Боюсь.
– Чего?
– Сама не знаю… я… всю жизнь одна жила. Даже когда при маме, все равно одна… и тут… с кем-то… и свадьба эта… вот на кой ляд мне свадьба? А он сказал, что его матушка хочет, чтобы по-настоящему, с платьем белым и фатою! – это уже прозвучало жалобно.
Астра же подумала, что ей белое платье примерять точно не с руки. Какое белое платье при детях. К слову о детях, те, как вошли в квартиру, так и пропали, решивши обследовать ее, убранную, чистую, но пропитанную эманациями чужой силы, а потому все же немного незнакомую.
И фата.
Вот почему она начала мысленно примерять фату? Что это за глупые девичьи фантазии? Хотя нет, в девичестве она была куда более серьезной. И вообще… может, не будет никакого замужества. Может, там, в лесу, это тоже были внешние проявления внутреннего энергетического коллапса и перестройки? Или что там в карте написано?
Она тоже вздохнула.
И взялась за другое яйцо.
– Девочки, справляетесь? – на кухню заглянула Калерия. – Мне стол нужен будет, тесто уже дошло, сейчас обомну слегка и начну…
– Ага, – ответили и Виктория, и Владимира.
– А наша белоручка где? – Ниночка впорхнула на кухню в белом халатике, под которым виднелось ярко-лиловое, с люрексовой золотой нитью, платьице. – Опять отлынивает?
– Можно подумать, ты тут перетрудилась, – Эвелина в строгом костюме, с волосами, зачесанными гладко, смотрелась непривычно строгою. – Что делать?
– Вымажешься, – Калерия покачала головой.
– Я халатик дам, – Ниночка поспешно стянула свой. – У меня еще есть, запасной, а то и вправду жалко… девочки, я согласилась!
– На что?
– На все! То есть, на практику при госпитале. Я что подумала? Тетушка, конечно, обещала, но теперь ее нету… и вообще, можно считать, мне повезло, что они вот так… смерть по естественным причинам. А если бы под суд, было бы…
Она встряхнула мокрыми руками.
– Аккуратнее! – поморщилась Виктория.
– Квартира её мужу отойдет. Он заявление уже подал. Попросили. По собственному желанию. Дачу вернуть придется, я-то помогу вещички вывезти, но… в ковен мне соваться не с руки. Там слухи ходят… до того, что чуть ли не она виновата, что эта дура с ума сошла. А тетушка не виновата! Она… ошиблась.
Ниночка плюхнула кастрюлю с вареными овощами.
– Оливье?
– Оливье и мимозу. Эвелина печень трески принесла.
– Может, еще «Огонек» сделаем? Морковки наварили, хватит? – Ниночка заглянула в кастрюлю. – Так вот, новую главу пришлют из Москвы, а та со мною точно нянчиться не станет… да и жалобы пойти могут, за аморалку.
Она поморщилась.
– Будто кто-то высокоморальную ведьму видел… главное, не понятно, как оно будет. А вот при госпитале… – Ниночка зажмурилась, явно предвкушая, то ли готовку, то ли что-то иное. – Им вроде бы ставка положена на штатную ведьму. Пока у меня документов нет, но обещали, что проблем не будет, что курсы закончу и выдадут все, как положено. Поэтому пока помощницей и не на полный рабочий. А дальше видно будет. Правда, я никогда не думала, что буду людей лечить.
– Вот уж точно… не приведите Боги к тебе попасть, – Виктория не удержалась.
– Все получится, – улыбнулась Калерия. – Обязательно.
Астра же вздохнула.
Ниночка тоже уедет.
И…
Квартира опустеет. Странно, что еще недавно Астра мечтала о пустоте, о том, чтобы все эти раздражающие ее люди взяли и исчезли. И вот желание сбылось, но она чувствует себя несчастною.
– Иди, – на плечи легла теплая рука, и показалось, само солнце коснулось Астры. – Иди к нему, девочка. Не стоит себя мучить.
Она не мучит.
Она делом занята, между прочим. Яйца вот чистит. И… и как она будет жить в этой квартире? Одна? Ей обещали, но… но она теперь боится! И одиночества, и других людей, которых могут подселить, и не понятно, уживется ли с ними Астра.
А говорить…
Она встала.
Вытерла руки. Хватит прятаться. Им и вправду есть, о чем поговорить.
Браслеты нашлись.
Святослав больше всего боялся, что эти вот браслеты куда-нибудь да пропадут. Мало ли, сочтут важною уликой или потребуют сдать для изучения, или не потребуют, но просто воспользуются его отсутствием и… а они нашлись.
Лежали, где он их и оставил, в столе, завернутые в ту же тряпицу. И казалось, что эту тряпицу даже не разворачивали.
Казалось.
Комнату наверняка обыскали со всем тщанием, как и квартиру, и сам этот дом. Чужое присутствие ощущалось кожей, вызывая зуд и раздражение. И пусть Святослав понимал, для чего проводился обыск, что нужен он был, вот такой, незаметный и тщательный, но понимание не успокаивало.
Он вытащил сверток. Положил на кровать.
Развернул.
– Жениться будете? – деловито поинтересовалась Розочка, выглядывая из-под кровати. Она шмыгнула носом и чихнула.
– Будем. Ты не против?
– Нет. И Машка тоже.
Святослав нисколько не удивился, обнаружив под кроватью и Машку. Та молча кивнула, показывая, что совсем даже не против.
Вот ведь… и сколько они там сидели? А главное, как вошли? Хотя… почему-то подумалось, что для этих двух запертых дверей вовсе не существует. Что до кровати, то под нею слегка пыльно, а еще тихо и можно играть в пещеру. Святославу в детстве, давно, когда он еще думал, что обычный человек, очень даже нравились подобные игры. А потом стало не до них.
– Что у вас там? – он поднял покрывало и хмыкнул, обнаружив, что под кроватью, кроме пыли, нашлось место куклам, одеялу, миске с сушками и куском батона, куклам и многим иным, крайне важным вещам. – Вам там удобно?
– Неа, – Розочка забралась на кровать. – Низковата. А если ее на кирпичи поставить?
Она наморщила лоб, обдумывая чудесную эту идею.
– Неа, – в тон ей ответил Святослав. – А если играть на кровати?
– На кровати не то.
И Машка вновь кивнула: определенно, не то.
Кто бы сказал, почему дети так любят забиваться в какие-нибудь совершенно неподходящие для игр и детей норы?
– Ты тут подумай, ладно? – Розочка сползла с кровати и заглянула под нее, явно раздумывая, что из сокровищ стоит прихватить с собой, а что может погодить немного.
Все равно ведь вернутся.
– Идем, что ли? А то не договорятся еще.
– Договорятся, – Машка задумалась на мгновенье. – Точно договорятся.
Эти слова придали уверенности. Уж если она знает…
…только уверенность испарилась.
Астра…
– Можно? – она стояла на пороге, разглядывая комнату, но не решаясь войти. – Я…
– Нужно, – и Святослав решился. Вдруг понял, что если промедлит именно сейчас, то все разрушится. И то, что было, и то, чего еще не было. За второе почему-то было обиднее.
– Я… не знаю, собственно, зачем… – Астра вошла осторожно, бочком, глядя так, будто видела его в первый раз и потому еще не поняла, как именно к нему относиться. – И есть ли смысл.
– Есть, – Святослав втянул ее в комнату и дверь запер. Не на ключ, но подумалось, что с ключом было бы всяко надежнее. А вдруг сбежать решит?
Не решила.
Стояла, позволяя себя обнимать. И сердце ее стучало быстро-быстро.
– Ты… не передумала? – страшно было отпустить ее.
И все-таки…
…если она передумала. Если поняла, что не нужен диве сомнительного свойства маг, который ко всему прочему остался без службы, да и сама эта служба…
…придется отпустить.
…позволить уйти.
В конце концов, он не имеет права удерживать свою звезду силой. Звезды гаснут в неволе. А ему хотелось, чтобы его Астра горела ярко-ярко. Даже если без него.
– А… ты?
И в глазах ее видится страх.
И…
– Никогда.
Слабая улыбка.
– Я… дива.
– А я менталист. Думаешь, выгодная партия? Представь себе мужа, который всегда знает, о чем ты думаешь… или какое у тебя настроение.
– Разве это плохо?
– А разве хорошо? У меня… были раньше… встречи. И амулеты не всегда спасают, точнее они перестают спасать, когда долго живешь вместе. Не знаю, почему, но… мало приятного понимать, что ты раздражаешь свою женщину. Что с тобой она по привычке больше или из страха остаться одной. Или…
Не совсем то нужно говорить.
Раньше Святослав говорил другое. Не ей. Тем, что были до нее. Говорил, что амулеты совершенно надежны, что пробить их защиту не выйдет, что он нашел самые лучшие и никогда, ни при каких обстоятельствах не полезет в голову, что…
Ему верили.
Поначалу. Искренне даже. Он ведь чувствовал, а потом, постепенно, и вера сходила на нет. А вместо нее появлялась болезненная подозрительность.
– Значит, ты будешь знать, когда меня лучше не трогать. Или трогать. И… – она чуть склонила голову на бок и впервые поглядела без страха. – Я ведь все-таки дива. И, наверное, это хорошо.
– Замечательно.
– Но… я дива!
– Знаю.
– И… и меня все равно не любят.
– Кто не любит?
– Люди.
– А надо, чтобы любили? Вот все-все?
Астра задумалась.
– Я тебя люблю.
– Ты?
– Я. Не веришь?
– Верю, – она ответила тихо-тихо.
– Я люблю. Дети тоже любят. Калерия, Ингвар, остальные… может, это не та любовь, которая на века, но такая вообще редко встречается. Твой Анатолий Львович тоже тебя любит. И в госпитале. Думаешь, не слышу, как о тебе говорят? Или вот пациенты… им ты нужна.
– Необходимость – это еще не любовь.
– Возможно, только любовь сама по себе сложная штука. И опасная. Ею легко пораниться. Поэтому… я пойму, если ты захочешь уйти. Жить одна…
– Нет, – она ответила резко и нахмурилась. – В конце концов, у меня дети. Я не могу жить одна!
Аргумент был весомым.
– Тогда, – Святослав протянул пару браслетов, что так и лежали на столе. – Если дети… детям ведь семья нужна.
– Определенно.
– И… я постараюсь быть хорошим мужем.
– Боюсь, только хорошей жены из меня не выйдет. Но… я тоже постараюсь.
Она приняла клубок этих серебряных нитей, с виду хрупких до того, что и прикасаться-то страшно.
– У мамы были похожие.
– Если хочешь…
– Не знаю, – она снова поняла его раньше, чем Святослав закончил фразу. – Я… не знаю. Ты… посмотри, ладно? Вдруг они живы… то есть, если бы были живы, мне бы сказали. Но… вдруг? Если нет, то ничего не говори.
– Не скажу.
– Ты бы им не понравился.
– Не сомневаюсь, – Святослав надел браслет на узкое запястье. Он скользнул легко, а потом повис. – Я ведь человек.
– И маг.
– Сплошные недостатки.
– Это точно… погоди, теперь я. Они слышат.
– Кто?
– Родители. Предвечный лес… все…
– И что нужно делать?
– Ничего.
Нити оказались холодными, просто-напросто ледяными, и Святослав поморщился, когда, ожив, они впились в кожу. На такое он, признаться, не рассчитывал.
Астра прижала свою руку к его.
– Кровь – носитель информации. И энергии. Они настроятся и… уже не получится снять, – это она произнесла с преогромным удовлетворением.
– Хорошо, – боль ушла, сменившись легким зудом. – Но в ЗАГС мы заявление все равно подадим. Завтра.
Спорить Астра не стала.
Ни к чему.
Да и бабушка говорила, что мужчинам нужно думать, будто это они главные.