Блаженная (СИ)

ГЛАВА 6. Здесь точно что-то есть!

Давида уже увезли в больницу в Воронин в сопровождении Вадима и Лики, а страсти вокруг ширмы все еще кипели. Я сидела на Ликином пуфике, понемножку приходя в себя и наблюдала отдельные мизансцены.

Яна смахивает пылинки с Аркадия. Хлопочет вокруг него, будто он пострадал сильнее всех, а он даже на сцену не выходил в момент, когда летела ширма. А она? Она ведь стояла в нашей кулисе, буквально в трех шагах от меня и от ширмы. Надо бы спросить у нее, не видела ли она чего странного.

Борис Павлович что-то горячо обсуждает с Анной Сергеевной.

Бородатый мужик в полосатой рубашке, тот, что наорал на меня, объясняет что-то другому бородатому мужику, очень на него похожему, только в клетчатой рубашке. Клетчатый, видимо, не склонен ему верить, потому что полосатый горячится, трясет руками перед носом клетчатого, тычет пальцем в сторону ширмы и мою.

А я так и сижу, подпирая голову руками и пытаюсь понять, что же все-таки произошло.

Полосатый в отчаяньи махнул рукой на клетчатого и решил обрушить на меня свой праведный гнев.

— Из какого места руки у тебя растут? — заорал он, — Как? Вот объясни мне, как тебе удалось вырвать из пола крепления?

Пока я открывала рот, чтобы достойно ответить, Анна Сергеевна налетела на клетчатого, как разъяренный индюк на ястреба, кружащего над его выводком

— По-твоему вот эта вот глиста в обмороке, — Анна Сергеевна энергично ткнула пухлым пальцем в мою сторону, — вырвала с корнем крепление?

Я послала Анне Сергеевне взгляд, полный благодарности. Хоть кто-то не считает меня виноватой! Я даже не обиделась на глисту. — Ты нажрался и забыл ее закрепить! А если бы кто-то пострадал? Ты бы сел надолго! И я бы села! Мы бы все тут сели!

— Я ее закрепил! Сашка свидетель! И не пил я ничего. Она вон пусть дыхнет. — он махнул бородой в мою сторону.

А мне вдруг стало все безразлично. Кто бы что не орал, как бы меня не называл, по сравнению с тем, что я видела, это были сущие пустяки.

К скандалистам тем временем приблизился Борис Павлович и мягко положил руку помрежу на плечо.

— Анна Сергеевна, не волнуйтесь, все ведь обошлось. Федор, успокойтесь, мы во всем разберемся.

— Разберетесь вы, как же… Вот же, смотрите, дырки от саморезов! — чуть не плакал клетчатый. — Их кто-то вывинтил!

— В голове у тебя, Федя, дырки. От саморезов! — снова вскинулась помреж. — Кто их мог вывинтить? Кому это надо?

На этот вопрос Федя ответить не мог. А вот меня он навел на некоторые соображения. Федя, похоже, говорил правду. Я чую вранье за версту, и сейчас моя чуйка говорила, что Федя чист, как магический кристалл. Во всяком случае, он верит в то, что закрепил ширму. Возможно, ее действительно кто-то вывинтил в расчете, что она упадет. Но это же глупо!

Кто мог предположить, что я поймаю глюк на сцене и опрокину ее?

Но, возможно, тот, кто вывинтил болты, имел в голове другой план? Может быть, он или она рассчитывал сам в нужный момент опрокинуть ширму?

Но я понятия не имею, кто против кого может здесь что-то замышлять.

Я могу опираться только на свое дурацкое гадание и предположить, что кто-то точит зуб на Лику. Яна, помнится, бродила в кулисах как раз с нашей стороны. Неужели она?

Но могла ли Яна сделать так, что Ликина юбка зацепится? Никоим образом. Сделать что-то с юбкой мог только тот, кто находился рядом с ней на сцене. То есть Воланж и…я. Идиотизм! Ни я ни Воланж… как там ее зовут, Вера, кажется, этого не делали.

Я незаметно осматриваю пол там, где сидела Лика. Там маленький гвоздик вылез из доски и загнулся, когда кто-то на него наступил. Вот за этот гвоздик, как за крючок, зацепилась ликина юбка. Это безумие. Никто не смог бы это подстроить. Это случайность. И ширма. И призрак. Это цепь случайностей, не более того.

Но это еще страшнее. Человеческие козни раскрыть сложно, но можно. А козни судьбы не просчитаешь наперед.

“— А вот бабушка твоя считала по-другому. — возразил мне мой закадычный недруг.

“— Моя бабушка была настоящей гадалкой. А я…”

“ — Да ты бы хоть попробовала… Таро — не самое сильное твое место, но ты кое-что видишь. Может попытаешься понять хотя бы, каким местом ты это видишь?”

“— Я бы тебе сказала… если бы сама знала. А пока я вижу одно — вчера я почуяла опасность для Лики, а сегодня ее чуть не прибило ширмой.”

“— Опасность для Лики, говоришь? А пострадал Давид. И на сцене была не только Лика…

“— Ну да. Еще Воланж. И я… Ты на что намекаешь?

“ Ни на что. Я всего лишь твой внутренний голос и знаю не больше тебя.

“— Ну и помалкивай тогда!”

Я поднялась с пуфика. Здесь больше нечего высиживать.

Подобрав длинную юбку как можно выше, я спускаюсь со сцены по крутой лестничке с частыми ступеньками, на которые невозможно уверенно поставить ногу, такие они узкие. Не хватало еще одного происшествия!

— Позвольте вам помочь.

Борис Павлович. Я оперлась на его руку и благополучно спустилась со сцены.

— Тина, мы можем сейчас с вами поговорить? Или вам нужно время, чтобы прийти в себя? — спросил он, продолжая держать меня за локоть.

— Нет. Я… в себе.

— Тогда пойдемте ко мне в кабинет. — он кивнул на дверь в стене зала рядом со сценой.

Я пожала плечами, послушно пошла следом. На меня навалилось безразличие к происходящему.

Каргопольский открыл дверь и пропустил меня вперед. Я вошла в крохотное помещение без окон, заставленное старинной мебелью. Письменный стол, два кресла, диван в углу, библиотека во всю стену.

— Располагайтесь, как вам удобно. Воды?

Я помотала головой и рухнула на диван. Борис Павлович пододвинул ближе к дивану посетительское кресло и устроился напротив меня.

— Сильно испугались?

— Я в порядке. — повторила я как заклинание.

— Вы смелая девушка. Некоторое время он пристально смотрел на меня поверх пальцев, сложенных домиком. Я ждала.

— Тина, прошу вас, скажите честно. Вы что-то видели?

Я пожала плечами.

— О чем вы?

— О вашем лице. На нем был написан ужас.

— Конечно. Я очень испугалась за Лику.

— Вы испугались раньше. Я внимательно наблюдал за вами. Шла ваша сцена. Чего вы испугались?

Я молчала, глядя в стену и прикусив губу.

— Вы что-то увидели, но не хотите говорить. Вы боитесь, что вас сочтут сумасшедшей.

Я быстро взглянула на него. Его лицо было серьезно. И более того, мне показалось, он ищет у меня ответа на вопрос, который долго мучает его.

— Я… я не уверена.

— Тина. Не мне вам объяснять, что театр — необыкновенное место. Мистическое. Его пространство наполнено не только придуманными и показными чувствами, но и вполне реальными драмами и… трагедиями. Ни одно событие, ни одна эмоция здесь не исчезает бесследно. Оно остается здесь, кристаллизуется. Время не властно над этими следами. Оно только взращивает их и усиливает… Неудивительно, что сверхчувствительные люди, вроде вас, видят что-то, что недоступно простым смертным. Я сам из числа таких… сверхчувствительных людей.

— Вы… что-то видите? —

Каргопольский печально покачал головой.

— Если бы я только мог… Бог не наградил меня такими способностями.

Но я чувствую. Эта усадьба — мое родовое гнездо. И сам я часть его.

Я приложил немало усилий, чтобы умиротворить нечто, живущее в “Вороньем приюте”. И я ни в коем случае не сочту вас сумасшедшей. Вы можете сказать мне все.

Он наклонился ближе ко мне и, глядя мне в глаза, тихо спросил:

— Вы видели… женщину?

Чуть помедлив, я кивнула.

Каргопольский с видимым облегчением снова откинулся на спинку кресла.

Напряженные морщины у него на лбу разгладились, глаза заблестели.

— Вы сказали — “нечто, живущее здесь”… Вы верите в призрак Марфы Сапожниковой?

Каргопольский молча смотрел на меня.

— Так что же получается? Ее действительно замуровали… ее кости лежат сейчас где-то рядом с нами…

— Ее останков не нашли в ходе восстановительных работ. Но, должен признаться, я не ставил себе такой цели.

— Но… при нашей последней встрече вы говорили, что все это слухи, что бояться нечего… Получается, вы мне соврали?

— А что еще я мог говорить? Ведь ее никто не видел. А слухи… детские страшилки… Их никто не воспринимает всерьез.

— Но вы сами только что признались, что чувствуете “нечто”! Значит… значит вы знали, что здесь творится какая-то чертовщина и не сказали мне!

Я вскочила с дивана.

— Так не честно, Борис Павлович!

— Тина, не сердитесь. Сядьте.

Я села, сердито насупилась.

— Я никак не мог знать о ваших способностях. Я не догадывался о них до сегодняшнего происшествия. Все, что я о вас знал — вы великолепная актриса, эмпат, интуитив и, простите, бога ради, очень… средняя гадалка.

Строго говоря, вы вообще не гадалка. Вы читаете людей, а не карты. Вы улавливаете эмоции. Я не спроста заговорил о них в начале нашей беседы.

Они не исчезают, они проникают в древние стены, в землю… я не знаю, куда. Я не наделен вашими способностями. А вы… похоже, вы читаете не только живых.

Это было похоже на правду. Я сама не догадывалась о своих способностях.

Я и сейчас в них почти не верю.

— Допустим. Вы сейчас сильно преувеличиваете, но допустим. И что дальше?

— Если вдруг вы сможете понять, что мы можем сделать для этой женщины — это будет прекрасно. Мы имеем долги перед мертвыми. Если это Марфа, и если она была убита моим предком… Вы понимаете, что это в первую очередь моя ответственность.

— Но что же я могу сделать?

— Если вдруг… вы сможете понять, чего она хочет? Может она подаст какой-то знак…

— Мне показалось… показалось… Она просила отпустить ее…

— Отпустить? — мне показалось, это слово ошарашило Каргопольского.

Он смотрел на меня непонимающе, потом потер лоб.

В дверь постучали.

— Да! — крикнул Каргопольский. В дверь всунулась голова Анны Сергеевны.

— Я прошу прощенья. Вадим Алексеевич просит напомнить, что вы с ним встречаетесь через десять минут.

Каргопольский поморщился.

— Процедуры. Пора уже это прекращать. — пробормотал он еле слышно, — Иду, Анна Сергеевна. — ответил он громче, не вставая с кресла.

Анна Сергеевна кивнула и скрылась за дверью.

Я поднялась и пошла к выходу, не дожидаясь, пока меня попросят. Если честно, я только и ждала предлога, чтобы свернуть этот странный разговор. Мне вовсе не улыбалось становиться скорой помощью для призраков.

— Прошу прощенья, Тина… Еще только один вопрос.

Я обернулась к нему.

— Волосы у нее рыжие?

— Что?

— У женщины, которую вы видели… были рыжие волосы?

Я помотала головой.

— Темные.

И снова изумленный, непонимающий взгляд.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Я поспешно ретировалась, не дожидаясь продолжения. Мне хотелось побыть одной.

***

Я брела в сторону актерского флигеля и вела невеселый диалог с голосом разума.

— Езжай домой, дура. — твердил он мне, — Ты же видишь, здесь опасно.

— А как же Лика? А как же роль? — слабо трепыхалась я.

— Еще вчера днем ты и знать не знала о Лике. Кто она тебе? А роль… Ты готова рискнуть головой ради сцены?

— Если кто здесь и рискует головой, то Лика. Ей же выпало вчера…

— Ты сама-то себе веришь? Ты прекрасно знаешь, что ты — жук-притворяшка.

— От навозника слышу. Я не могу уехать. Мне машину надо приводить в порядок.

— Вот приводи и катись на ней отсюда.

У меня не было сил ему возражать. Тем более, что он был прав. Почти во всем. Почти. Было что-то, что меня смущало. Не в доводах разума. Что-то, что я заметила при разговоре с Каргопольским. Что он мне наврал? Нет, не то. Я ему уже высказала по этому поводу и с его враньем как раз все ясно.

Что же другое? Я мысленно перебирала наш с ним разговор. И вдруг меня осенило. Тот момент, когда я призналась, что видела призрак! Он обрадовался. Но не просто обрадовался, он словно услышал то, что давно хотел услышать. Он ждал этого от меня. Он за этим меня искал. Значит, дело не в роли. Он искал не актрису, он искал меня!

Тут я по-настоящему разозлилась, причем больше на себя, чем на Каргопольского. Это ж какой надо быть дурой, чтобы поверить его вкрадчивым речам и лживым комплиментам! Он с самого начала имел какие-то тайные планы на мой счет, и сегодня на репетиции понял, что не прогадал.

Я остановилась посреди дорожки. Может вернуться и вытрясти из него душу? Заставить рассказать мне всю правду?

“— Ага, так он тебе и рассказал! Я прямо вижу, как он испугается, заплачет и признается в своих коварных планах! Езжай-ка ты лучше домой.

— А вот фигушки. Никуда я не поеду,

Я буду репетировать маркизу де Мертей и следить за этим… Борисом Павловичем. И, знаешь что? С чего ты взял, что я шарлатанка? Мои предсказания сбываются. И не важно, с помощью чего я их делаю. Может я экстрасенс?

— Ну тогда тебе дорога на первый канал.

— Можешь издеваться сколько влезет. Лике грозит опасность, я чувствую. Я должна присмотреть за ней, а заодно вывести Каргопольского на чистую воду!”

Решение было принято и мне стало легче. У меня даже сил прибавилось. Я взлетела по лестнице к себе на второй этаж, но притормозила перед Ликиной дверью. Может она уже вернулась? Я постучала, и к моей радости, живая, здоровая и вполне довольная жизнью Лика открыла мне дверь.

— Как ты? Как Давид? — спросила я с порога.

— Слава богу, обошлось. Ни переломов, ни трещин. Только ушибы. Вадим сказал, через пару дней будет как новенький.

— Я обязательно зайду к нему.

— К Вадиму?

— К Давиду.

— Лучше завтра, он сейчас спит, наверное.

— Он сильно злится на меня?

— Давид? Что ты, он и злиться-то не умеет. Он сказал — ерунда, с каждым может случиться.

— Он единственный, кто так считает. Все остальные думают, что у меня с головой беда. А монтировщик… Федор, кажется, прямым текстом мне это сказал. Вернее, проорал. Но их можно понять, я это заслужила.

— Ерунда. Федя сам виноват. Плохо ширму закрепил, это все понимают.

Он поэтому и орет. Если бы случилось что-то серьезное, Федя бы за это отвечал. С актрисы какой спрос? оступилась… Ты ни в чем не виновата.

— Да. Но видимо я вела себя неадекватно… — я поежилась, вспомнив женщину, тянущую ко мне руки.

— Тин… — Лика понизила голос, — ты что-то увидела?

Я кивнула.

— Я сразу поняла.

— Ты… тоже что-то видишь?

— Нет. Но я чувствую. Иногда на сцене становится так холодно, что прямо зубы стучат. Потом наступает тишина. Ни одного звука. И дышать очень трудно. Это длится буквально несколько секунд, но кажется, проходит вечность.

— И что же это, по-твоему, такое?

— Это она. Марфа. Я никому об этом не говорю. Но мне кажется… Борис Павлович тоже что-то такое чувствует.

— Почему ты так решила?

— Иногда во время репетиций он замирает иногда, как будто не видит нас и не слышит. И лицо у него такое… как у тебя сегодня. Я поэтому и подумала. Это было страшно?

— Очень. Не хочу рассказывать.

— Понимаю. — Лика деликатно помолчала, — Старая усадьба — это тебе не ЖК “Воронино”. Здесь происходят необъяснимые вещи.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну вот, например моя юбка сегодня. Я прямо почувствовала, как меня кто-то держит.

— Там гвоздик вбит. Ты за него зацепилась.

Лика будто не расслышала моих слов.

— Кенотаф этот… ну, камень. Марфы Сапожниковой… За него постоянно кто-то запинается и падает. Его несколько раз переносили на разные места, и везде та же история. Теперь его положили в таком укромном месте, под деревьями. Захочешь, не споткнешься.

— Я вчера об него споткнулась.

— Вот видишь. Кажется, все такие мелочи, но от этого всего бывает не по себе. А однажды мне показалось, что кто-то зовет какую-то Ольгу. Вроде: “Ольга, ты слышишь меня?” А у нас в труппе нет никакой Ольги.

— А где это произошло?

— Возле пруда, ближе к больничному корпусу.

— Женский голос?

— В том-то и дело, что мужской.

— Может это вообще за оградой?

— Нет-нет, совсем рядом. Я ужасно испугалась.

— А ты узнала голос?

Лика помотала головой. Глаза ее были испуганными.

— Очень глухой голос. Он шел как будто из-под земли.

— Я уверена, все это имеет какое-нибудь простое объяснение. Может и не совсем простое, но без всяких потусторонних штучек. — я хотела успокоить Лику, но мои слова прозвучало не очень убедительно. Должно быть потому, что я сама не до конца в это верила. Прав Каргопольский, что-то здесь такое висит в воздухе, придавая мистическую окраску простым вещам.

— Или вот… — продолжала Лика, снова оставив без внимания мои слова, — ты мне вчера сказала, что мне надо быть осторожней, и вот… если бы не Давид, меня бы прибило этой ширмой!

Я осторожно кивнула. С этим я поспорить не могла. Меня так и подмывало спросить, на кого она гадала? Кто этот человек, который дорог ей и опасен?

Неужели Давид? Не может быть. Он сегодня головой рискнул, чтобы спасти Лику. Он даже не скрывает, что влюблен в нее. А она? Не знаю, не знаю… Но я не решилась спросить ее прямо.

Сегодня ей повезло. Надеюсь, на этом все закончится. Надеюсь, она будет осторожнее. Мне не удалось успокоить Лику, надо хотя бы не напугать ее сильнее.

— Да уж, ширма. Она сильно подмочила мою репутацию.

— Брось. Завтра все забудут.

— Ты так думаешь?

— Слушай! — просияла вдруг Лика, — устрой вечеринку!

— Вечеринку… — опешила я, пытаясь прикинуть, в какую адскую прорву денег влетит мне вечеринка для всей труппы и технических работников.

— Здесь все новенькие устраивают что-то вроде праздника. Да ты не падай в обморок. Чисто символически. Фрукты, нарезки, сладостей немножко.

На напитки все скинутся. Ты со всеми перезнакомишься и все поймут, что ты нормальная… то есть, я хотела сказать… что ты классная. — смущенно улыбнулась Лика, розовея на глазах.

— Лика, ты просто прелесть! — рассмеялась я, — Вот только у меня нет

уверенности, что ко мне кто-нибудь придет.

— Не сомневайся. Здесь так мало развлечений, что все рады хоть какому-нибудь поводу для вечеринки.

— Завтра утром репетиций не будет, и неизвестно, будет ли после обеда… Я слышала, монтировщикам придется целый день работать, будут каждый винтик проверять. — рассуждала я вслух.

— Вот именно. И у тебя будет куча времени, чтобы успеть съездить в Воронин, все купить. Могу тебе помочь.

Лика чуть не прыгала от радости. Видно, здесь действительно очень плохо с развлечениями.

Что ж, это выглядит неплохо. Перезнакомиться со всеми, пообщаться и сгладить безобразное впечатление о себе.

Приглашать каждого по отдельности казалось мне так себе идеей.

Я решила написать объявление о вечеринке и повесить его в театре на доску объявлений. Лика оказалась счастливым обладателем толстого черного маркера, дело оставалось за ватманом. Узнав, что ватман здесь можно раздобыть только у декоратора, того самого, в клетчатой рубашке, я опечалилась. Придется отправляться в логово тигра, ведь где-то там бродит бородато-полосатый Федор, а он едва ли обрадуется встрече со мной. Лика вызвалась меня проводить, но я гордо отказалась.

Пусть все знают, что я никого не боюсь. Выяснив, что клетчатого декоратора зовут Александр, я отправилась в логово тигра.