Блаженная (СИ)

ГЛАВА 2. Визитер

— Борис Павлович Каргопольский. — медленно произносит мой незванный гость. И снова его фамилия кажется мне смутно знакомой. И он сам. Будто мы виделись с ним когда-то. Или я видела его во сне и фамилию его слышала там же.

Нет, я в своем уме. Я помню, как он приходил ко мне в гримерку. Но и до гримерки как будто что-то было. А что — не могу вспомнить. Словно дверь в голове захлопывается, когда я пытаюсь об этом думать. Почему-то меня злит это ощущение.

Он тем временем протягивает мне руку через стол и мне ничего не остается, как пожать ее. Рука у него холодная и влажная. Б-р-р-р!

С трудом преодолевая желание вытереть свою руку о бархатную обивку кресла, я натянуто улыбаюсь.

— Я вас помню.

Обычно я любезна и дружелюбна даже с несимпатичными мне посетителями. А этот человек ничего плохого мне не делал, но меня так и подмывает сказать ему какую-нибудь гадость. Он мне неприятен. Его хочется оскорбить и выгнать вон. Рядом с ним я чувствую себя как возле открытой розетки — нельзя, опасно, но так и тянет сунуть туда пальцы.

Опустив подбородок на руки, сложенные домиком, и, не переставая улыбаться, он гипнотизирует меня своими черными дырами, явно наслаждаясь моим смятением.

Я одарила его такой же фальшивой улыбкой. Пока я придумывала какую-нибудь вежливую гадость, он опередил меня:

— Как все изменилось, м-м-м?

Я промолчала. Терпеть не могу подтверждать очевидное.

— Забавная штука жизнь! Еще вчера ты на коне, и рука твоя крепко держит поводья… и вдруг — небольшой камешек на дороге… хлоп! И ты в канаве. И мир понесся дальше, и все, что ты можешь — швырнуть ком грязи ему вслед. — философствовал он, прожигая меня глазами.

— У вас ко мне какое-то дело? Жена изменяет? — прошипела я.

— Жена? Вот уже много лет, как она лишена возможности изменять кому бы то ни было. — равнодушно произнес он.

— Извините. — сухо сказала я.

— Не стоит. Я сам виноват. У меня не так много времени, предлагаю не тратить его на обмен колкостями.

И снова пауза. Я вдруг почувствовала себя гостем в собственном кабинете. Бабушкина колода Таро — мой спасательный круг — лежит передо мной на столе, а я не в состоянии протянуть к ней руку. Вдобавок у меня противно затянуло мышцу где-то глубоко в спине, а я не могла изменить положение в своем удобном и любимом кресле.

Я тихо паниковала, а мой посетитель, казалось, чувствовал себя все более уверенно. Я могла поклясться, что он знает все обо мне, даже про мышцу в спине знает. И ждет, что я начну говорить. Ну уж нет! Не дождешься.

Я повозилась немного на кресле, убедилась в том, что мое тело все еще мое, положила ногу на ногу, руки скрестила на груди. Мышцу в спине отпустило. Могу поклясться, мой гость это почувствовал.

Он подался вперед и облокотился о край стола.

— Я хочу ангажировать к себе на службу одного человека. Мне хотелось бы знать, есть ли у этого начинания… — он приостановился и поднял глаза к потолку, словно выискивая в памяти подходящее слово, — … перспектива! Да, перспектива… и что меня ждет в случае, если этот человек примет мое предложение.

Он смотрел на меня, не мигая и улыбался этой своей фирменной кривой улыбочкой. Что за дурацкая игра? Ясно же как день, что речь идет обо мне. Я сгребла одеревеневшей рукой бабушкину колоду, перемешала. Одна карта выпала из колоды, скользнула на пол.

— Выпавшие карты тоже следует учитывать. — подсказал мне Каргопольский. Вот наглец!

Я подняла карту, положила на стол.

— Восьмерка жезлов… — заметил он, мельком глянув на карту, — …советует принимать решения без промедления. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

— Все верно. — заторможенно проговорила я.

— Кладите карту. — скомандовал он.

Я повиновалась.

— Семерка кубков.

— Хм. Мечтания и заблуждения. — нахмурился Каргопольский, — Нельзя забывать об иллюзорности этого мира. То, что кажется нам прочным и незыблемым, может рухнуть в одночасье, и дай нам бог выбраться из-под обломков наших воздушных замков. Чем дольше избегать прозрения, тем тяжелее последствия. Вам это должно быть хорошо известно.

— Я что-то не понимаю, кто здесь кому гадает… — процедила я сквозь зубы и хлопнула об стол следующей картой. — Принц Мечей. Вы не в состоянии сделать правильный выбор.

— Почему?

— Вам виднее. Может информации не хватает. Может боитесь. А может вам приходится выбирать из двух зол. Так или иначе, вы не знаете, как поступить. Ни на что не можете решиться.

Мне доставляло настоящее удовольствие сообщать ему неприятные новости.

— Позвольте, я сам себе вытяну карту!

— Думаете, вам это поможет? Хорошо, тяните.

Моя растерянность и злость вдруг сменились веселым азартом. Я протянула ему колоду, он вытащил карту, положил на стол.

— Принц Жезлов. Что скажет Дельфийский оракул?

— Оракул думает, что один человек очень хочет над всеми доминировать и все контролировать, — отчеканила я, глядя на него в упор, — Этот человек так упивается своей властью, что не всегда следует голосу разума. Он несется вперед и уверен, что крепко держит вожжи в руках. Но маленького камешка на дороге иногда бывает достаточно, чтобы свернуть шею.

— Ну и нагнали вы, милочка, жути! — Каргопольского, похоже, тоже забавляло происходящее. В нем вдруг появилось что-то мальчишеское — щеки порозовели, волосы растрепались, глаза уже не были похожи на черные дыры. Обычные темные глаза, только весело блестят. Это, наверное, Принц Жезлов так на него подействовал.

— Эта карта может символизировать взросление, переход на новый уровень. — разглагольствовал он, — Если разобраться в себе и сделать верный выбор.

— Интересно, откуда вам это известно? — поинтересовалась я, тасуя колоду.

— О, деточка! Поживите с мое, еще не то узнаете.

— Ну, так или иначе, Принц Жезлов советует вам притормозить и разобраться в своих желаниях. Нужно хорошенько взвесить все “за” и “против” и только после этого действовать.

— Я обдумаю его совет. — пообещал Каргопольский, — И все-таки, мой главный вопрос: будет ли иметь успех мое начинание? Имею ли я шанс получить согласие нужного мне человека?

— Девятка Жезлов. Добрый знак. У вашей ситуации хороший потенциал. — была вынуждена я признать. Подходящий момент для реализации планов. Но все-таки… — я энергично перетасовала колоду. — Узнаем, каков будет исход дела.

— Семерка жезлов. Опасность. — задумчиво произнес Каргопольский.

— И, возможно, серьезная! — подхватила я, — Завистники и недоброжелатели что-то замышляют.

— Но если нам с вами завидуют, значит мы изначально в выигрышном положении! Прямо успех нам не обещают, но шансы хорошие.

— Нам с вами? — притворно удивилась я, — Когда это мы успели объединиться?

— Мы с вами гадаем о нашем общем будущем, вы же не станете делать вид, что не понимаете этого. Семерка жезлов призывает нас идти до конца и ни в коем случае не сдаваться. Шансы на победу велики.

— Слушайте, может хватит? — спросила я, обмахиваясь картами, как веером. Что-то жарко мне стало.

— Да мы, кажется, закончили. — он тщательно пригладил шевелюру и вальяжно откинулся на спинку кресла. — Мне понравилось то, что я увидел и услышал. Звучит обнадеживающе.

— Ну… Как сказать. Я бы на вашем месте трижды подумала.

— Я имел в виду не совсем это. Я ведь пришел не за раскладом, а за тем, кто раскладывает. Вы азартны, хорошо соображаете и вы очень артистичны. Думаю вам это известно. И ваши, весьма эм-м-м… схематичные познания Таро держат вас на плаву благодаря вашим прочим способностям.

Я почувствовала, как краска заливает мое лицо.

— Простите, если обидел, — он прижал холеную руку к тому месту, где у людей бывает сердце, — Увидев вас на сцене год назад, я понял, что вам не место в том болоте… — он сделал небрежный жест куда-то себе за плечо, — …но видеть вас в этом цирке шапито… — еще один небрежный жест, на этот раз в адрес моего рабочего стола, — …не менее прискорбно.

Не столько его слова, сколько этот жест и пренебрежительный тон царапнули мое сердце. Я создавала это пространство с любовью и приложила немалые усилия, чтобы создать достойные, как мне казалось, декорации.

— Я так понимаю, что встреча наша подошла к концу, — надменно сказала я, поднимаясь с кресла, — была рада помочь.

— Вы слышали что-нибудь об усадьбе “Вороний приют?”— спросил он, не двигаясь с места. От удивления я плюхнулась обратно на свое кресло и вытаращила на него глаза.

Слышала ли я о “Вороньем приюте”? Да я, можно сказать, выросла в нем! Остов разрушенной часовни был виден из окна моей комнаты в бабушкином доме. Иногда я пробиралась туда одна, бродила по обломкам наборного паркета, ловила свое отражение в осколках зеркал и представляла себя роскошно одетой дамой 19 века, какой-нибудь графиней, приглашенной на бал.

А усадьба тем временем умирала. Местные жители растаскивали кирпич из ограды, а мы с друзьями обрывали яблоки с замшелых яблонь — чудом уцелевших старожилов графского сада.

— Что-нибудь слышала. — усмехнулась я, — я выросла в тех местах. Дом моей бабушки был в Воронине. Буквально в двух шагах от усадьбы. Я приезжала к ней на лето, до тех пор пока… — я осеклась.

Он смотрел на меня выжидательно. А я молчала. Не его это дело.

— Я слукавил, задавая вам этот вопрос. Я имел честь быть знакомым с вашей бабушкой. И о трагедии мне известно. Примите соболезнования.

Я молча кивнула.

— Серафима Андреевна никогда не упоминала обо мне? — как бы между делом поинтересовался Каргопольский.

— Никогда.

Он едва заметно прищурился. Мне вдруг показалось, что он мне не верит.

— Что вы так смотрите? Честное слово, я о вас от нее не слышала.

— Я вам верю. Но странно… Возможно ваша бабушка мне не симпатизировала.

— Почему вы так думаете?

— Таких, как я не любят в небольших городках. Приехал деньгами трясти!

— Бабушка не была склонна мыслить стереотипами. Может, у нее была другая причина не упоминать о вас?

Каргопольский медлил с ответом.

— Она была необычной женщиной. — произнес он задумчиво. — Ее до сих пор вспоминают с любовью и благодарностью.

— Но… если вы знали мою бабушку, зачем спрашивать меня, знаю ли я “Вороний приют?” — осенило меня.

— Чуточку терпения и вы все поймете. Я не случайно спросил вас о “Вороньем приюте”. Едва ли вы знаете, что произошло с усадьбой после того, как вы покинули эти места.

— Почему же? Знаю. Слышала. За нее долго сражались министерство культуры и академия наук. А потом его вроде выкупил какой-то богатенький Буратино. Говорили, он отвалил обеим конторам по такой сумме, что они быстро успокоились и помирились.

Моя версия событий позабавила Бориса Павловича, он захихикал.

— Буратино… Можно и так сказать. — согласился он, отсмеявшись. — Хотя мне на память приходит… хи-хи… другой литературный герой… Так или иначе, — посерьезнел он, — я и есть тот самый… Буратино.

— Вы?

— Постойте-ка… Каргопольский… Я вспомнила! Ведь это фамилия владельца усадьбы! Неужели вы…

— Его пра-пра-пра… Потомок. Вернуть к жизни родовое гнездо было мечтой нескольких поколений нашей семьи. И вот я ее осуществил. Но главное — театр. Вы знаете, что в усадьбы в девятнадцатом веке был театр? Жемчужина “Вороньего приюта”

Я вспомнила полуразрушенное здание, сгнившие подмостки, останки амфитеатра…

— Крепостной. — сурово уточнила я, — Слышала.

— Он восстановлен! — с гордостью объявил Каргопольский, ничуть не смущенный моим укоризненным взглядом, — И ваш покорный слуга — его режиссер, директор и меценат. — он важно поклонился.

— По старинным рисункам, по материалам местного музея, буквально по крупицам нам удалось воссоздать интерьеры, зрительный зал, сцену. Местные умельцы сумели реконструировать машинерию — двести лет назад театр был передовым в техническом смысле. А костюмерная… Большой театр позавидует. Наша портниха — гений. Моцарт швейной машинки! А какие актеры! Талантливые, яркие ребята, одержимые профессией. Грандиозные планы. Потрясающий репертуар.

Он перевел дух и принялся приводить в порядок растрепавшуюся шевелюру. Под волосами мелькнул побелевший, давний шрам и как будто немного вдавленный участок под ним — след от старой травмы.

И я замерла, пытаясь ухватить смутное, детское воспоминание. Я видела такой же точно шрам… Где? У кого? Нет, не вспомню. Он перехватил мой взгляд, как бы случайно смахнул прядь волос себе на лоб.

— Итак. Мое к вам предложение. Что вы скажете о том, чтобы вернуться в профессию? — Я ведь знаю о ваших злоключениях… — продолжал он, — О вашем триумфальном выступлении в том, с позволения сказать, коллективе… — он поморщился. — И о волчьем билете знаю. А ведь я видел вас на сцене. Я понимаю, чего вы стоите. И тем печальнее видеть одаренную актрису в убогих декорациях. Ваше место на сцене, а не в этом цыганском шатре. — он брезгливо оглядел мой кабинет.

Я насупилась.

— Работаю как могу. — отрезала я.

— Вы можете не так.

Он полез в портфель. Передо мной легла увесистая папка, на первой странице надпись “Опасные связи”

— Уверен, вы с блеском сыграете маркизу де Мертей.

— Мертей… — тут я прочувствовала, что означает выражение “в зобу дыханье сперло”.

— Репетиции уже идут. Не хватает только вас.

Маркиза де Мертей… Я бредила этой ролью, она мне до сих пор снится по ночам. После всего, что случилось со мной я сыграю ее совсем по-другому, чем могла бы пять лет назад, я доросла до нее. Внутри у меня все дрожало от радости. Но…

В голове у меня воцарился страшный сумбур. Вроде все получается гладко, но почему у меня такое чувство, что он чего-то не договаривает? И я не могу вывести его на чистую воду, потому что даже не знаю, за какую ниточку уцепиться.

— Подождите, подождите… А год назад? Вы уже тогда хотели пригласить меня?

— Точно так. Но вы не пожелали со мной говорить. Я понял — не время.

— Вы знали бабушку, — гнула я свое, — значит… значит в прошлом году вы уже знали кто я? Вы искали меня?

Он замялся.

— И да и нет. Мы искали интересную актрису подходящей фактуры. И вот я вижу яркий талант на сцене очень плохого театра. Открываю программку чтобы узнать имя. И вдруг такое совпадение! Актриса, которая практически выросла в моем театре. Да еще и внучка безмерно уважаемой мною женщины. Поверьте, Тина, не стоит искать подвоха там, где его нет.

— И как вы меня нашли? Я в черном списке. Меня даже актерские агентства поудаляли из баз.

— Не все актерские агентства настолько педантичны. — уклончиво ответил он. Разыскать вас оказалось непросто. Но за вас стоило побороться.

“ — Мутный тип этот Каргопольский, не находишь? “ — поинтересовался голос разума.

“— О! Прозрачный проснулся! Ты где был, когда я на стол лезла?”

“— Давай забудем прошлое. Станем снова друзьями. Я ж за тебя волнуюсь!”

“ — У меня теперь новое правило: послушай голос разума и сделай наоборот.”

“ Дурочка ты все-таки. Я, какой-никакой, а голос разума. Рассоришься ты со мной, и что потом?”

— А что потом? — машинально повторила я вслух его последнюю реплику.

— Потом? если все сложится удачно — получите еще роль. Сможете остаться в труппе. Ну а… если не захотите — мало ли что… я смогу замолвить за вас словечко в Питере. У меня там хорошие связи в минкульте. Достаточно прочные, чтобы аннулировать ваш волчий билет.

Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— А зрители? трепыхалась я, — Ни за что не поверю, что местные станут смотреть классику.

— Тут вы почти правы. Но мы и с этим справились. “Вороний приют” всегда полон гостей. Главное здание переделано в апарт-отель. Там сдаются помещения для всяких… коворкингов, ретритов, семинаров, конференций. Мы уверены, в зрителях недостатка не будет. А местные — это дело времени. Подтянутся со временем. Еще из Питера будут ездить!

— “Не было ни гроша, да вдруг алтын”… — пробормотала я, машинально.

— Итак. — важно произнес Каргопольский, — Вы сможете на какое-то время приостановить вашу… практику и быть на репетиции в понедельник в 11 утра?

В его голосе вдруг прозвучали властные, хозяйские нотки. Он нагло рассматривал меня, откинувшись на спинку кресла.

Почему он уверен, что я соглашусь? Или у меня на лбу написано, что я готова на все, лишь бы снова вдохнуть пыль кулис и почувствовать под ногами доски сцены?

— Смогу. Пару дней дадите?

— Боюсь только пара дней у вас и есть. А мое время почти закончилось — он бросил взгляд на часы, — Я так понимаю, мы договорились?

Он протянул мне руку через стол. Помедлив пару секунд, я энергично ее встряхнула. На этот раз она не показалась мне липкой и холодной.

— Доберетесь сами, или вам потребуется… трансфер? — деловито поинтересовался Каргопольский.

— Доберусь. У меня машина.

— Вам будет подготовлена комната в актерском флигеле. Или вы предпочтете жить… в вашем родовом гнезде?

— Нет. нет. Лучше во флигеле.

— Как пожелаете. Ждем вас в воскресенье.

Он направился было к двери, но остановился на полдороге, обернулся ко мне.

— Забыл спросить… Приходилось ли вам слышать о Марфе Сапожниковой?

— О ком?

— О крепостной актрисе, которую якобы замуровали где-то в здании театра.

— А-а-а… припоминаю. Так говорили нам, детям, чтобы мы, дети, держались подальше от развалин и не посворачивали себе шеи.

— Марфа была великой актрисой, хоть и из крепостных. Слухи сопровождают таких людей, как свита короля. Слухи… Со временем они обрастают подробностями, превращаются в страшные истории, потом легенды и начинают жить собственной жизнью. Надеюсь, вас не пугают подобные истории?

— Детские страшилки о привидениях? — фыркнула я, — Очень странный вопрос.

— Вы, возможно, еще не раз услышите о Марфе. Надеюсь, эти слухи вас не обеспокоят. Пока я жив, вас ожидают лишь приятные подарки судьбы. Надеюсь и впоследствии тоже.

— Подарки! — воскликнула я, — Как я могла забыть? Вот голова дырявая!

Я быстро встала, подошла к старинной конторке, распахнула секретер. Порывшись в нем, я выудила футляр малинового бархата.

— Заберите ваш браслет.

— Это ваш браслет. — спокойно ответил Каргопольский, — я не имею привычки хранить у себя чужие украшения.

Старомодный, театральный поклон, и он быстро вышел, оставив меня в полном замешательстве

Я не сразу заметила черный конверт. Каргопольский оставил его посреди разбросанных карт.

Сумма, лежащая в конверте значительно превосходила предполагаемые дорожные расходы и для аванса казалась великоватой.

Он оставил мне гонорар, чтобы не оставлять выбора.