Битва за Аресал

Глава 8

Всю оставшуюся дорогу до утеса Сиера ни один из них не произнес ни слова. Мысли Каяры заполоняли раздумья: а правильный ли путь она выбрала? Возможно, она ошибалась, чрезмерно защищая староверов, а, может, ей стоит меньше слушать этого старого прохвоста. Соломон всегда славился своими коварными планами и жестокими интригами. Для него нет ничего святого, кроме победы. А сражался этот старый вампир всегда только за одного себя.

Но и полностью отвергнуть его слова она не могла. Она чувствовала в них некую мудрость, которую Каяре было сложно принять, а еще сложнее ей было с ней смириться.

– Зачем мы пришли сюда, Княже? ― спросил Соломон, когда они подошли к скрытому входу в храм Одара. ― Вы ведь не помолиться сюда пришли?

– И это тоже, ― отвлеченно бросила Каяра, проводя пальцами по древней, скрытой рессе.

– А что еще?

Она посмотрела на него. Соломон как всегда одарил ее дружелюбной улыбкой. Как же сильно ей претила его наигранная вежливость! Когда же он снимет эту маску и покажет все то, что так упорно прячет под ней?

– Я хочу открыть храм.

– Хотите снять печать сокрытия? ― удивился Соломон.

– Да.

– Не боитесь?

– Совет не посмеет навредить храму Одара. Думаю, и жители Триединства не дерзнут посягнуть на нашу святыню.

– Нет, я говорил не о них.

– А о ком? ― Каяра недоумевая посмотрела на него.

– Вы не боитесь гнева Богов? ― с полной серьезностью произнес Соломон.

– Почему Боги должны разгневаться на меня? ― Каяра не видела в своих действиях ничего, чтобы могло перечить законам кодекса и ее веры.

– Вы собираетесь впустить не чистокровных, снять печать, что еще некогда по велению Карах определяла достойных…

– Не путай, ― прервала его Каяра. ― Карах лишь стремилась защитить это место, а не сберечь его только для избранных.

– Как же? ― не унимался Соломон. ― Разве сохранение чистой крови не один из основных принципов старой веры?

– Говоришь так, словно вера не твоя, ― усмехнулась Каяра.

Мышца на его скуле предательски дрогнула. Каяра почувствовала ликование, кажется, и она понемногу начала находить рычаги давления на этого прохвоста.

– Я просто не так выразился, ― быстро взял себя в руки Соломон.

– Не характерно для тебя, ― подметила Каяра.

– Да. Возможно, я не совсем понимаю мудрости кодекса, но это не значит, что я его не люблю всем сердцем. Даже дитя, что волей крови и души, обожает свою мать, не способно понимать ее всецело. Вам должно быть это знакомо, разве нет?

Почему-то при этих словах, она представила Карах, а не Лиргерию, свою родную мать.

– Вижу, что прав, ― улыбнулся Соломон.

– Хорошо, я тебя поняла. Хотя и не могла раньше предположить, что у мудрого Соломона не хватило сил понять кодекс.

– Я хорошо помню каждое слово, записанное в нем, ― он откашлялся (Каяра так и не поняла зачем) и продолжил: ― Храни кровь свою, дарованную Богом и человеком. Не принижай усладой похоти наследие их.

– Верно.

– Тогда объясните мне, какой здесь может быть другой смысл, кроме как хранить чистокровие? Разве смешение с человеком не грех, что карается смертью?

Каяра закончила нащупывать паутину заклятия Карах и отстранилась на мгновение от каменной стены, чтобы еще раз осмотреть незримый для Соломона узор.

– Смешение крови с человеком или жизнь с человеком в мире существ?

– Что? ― удивился Соломон.

Каяра вытянула одну руку вперед, а второй сжала кинжал, что появился перед ней прямо из небольшого черного облака. Соломон сделал осторожный шаг назад, когда она разрезала этим кинжалом свою ладонь.

– Ты прочел мне один из основных заветов, правильно? ― спросила она, выпуская кинжал из рук. Прежде, чем падающий предмет успел коснуться земли, его поглотило черное облако.

– Да, ― стараясь не дышать ответил Соломон. Кровь Ринса хоть и была ядом, но при этом неистово привлекала каждое существо.

– А как звучит свод смертных грехов?

– Да будет каждый казнен, кто преступит запрет. Кровью отмоется грех его, страданиями души вымолит он жизнь потомкам, коли сердца их не поразила его грязь, ― процитировал Соломон, внимательно наблюдая за Каярой.

Она вжала ногти в рану, не давая ей затянуться. Указательный палец на другой руке она обмакивала в собственной крови, словно в краске, вырисовывая потом ею на каменной стене витиеватые узоры.

– Нет, я не об общем положении. Зачти ту часть, которая касается сожития с людьми, ― поправила его Каяра.

Соломон глубоко вздохнул и произнес:

– Не будет тому прощения, кто человека из мира людского приведет в свой дом. Два мира в соитии ― крах обоим.

– И как ты это понимаешь?

– Отношения с людьми запрещены? ― уже с сомнением в голосе ответил он.

– Соломон, ― покосилась на него Каяра. ― Кто по-твоему предки всех существ?

– Боги и люди.

– Ты думаешь, что кровь людей грязь? Она есть в каждом из нас.

– Подождите, вы сейчас говорите, что люди часть нас?

– Люди ― наши истинные прародители. Мы должны почитать их так же, как и Богов. Помнишь? Храни кровь свою, дарованную Богом и человеком?

– А что делать тогда с «Не принижай усладой похоти наследие их»?

– Услада похоти ― это беспорядочные связи. Хранить чистоту крови ― единственный путь выживания наших рас. Чем больше мы теряем в крови божественного, тем ближе мы становимся к человеческому родителю. Это завет призван спасти расы от вымирания.

– Хм, а как же тогда про сожитие?

– Этот мир был создан для людей, как ты знаешь. Именно они привлекли сердца Богов, именно человеческая жизнь заставила Богов ступить на землю. Мы должны знать и помнить, кому этот мир принадлежит по праву.

– А как же мы? Ошибки вселенной? ― нахмурился Соломон.

– Нет, мы наследники крови Богов, обязанные людям за право жить на земле. Мы можем пользоваться благами мира, но не должны вредить людям.

– Вампиры? Корги? Не очень-то мы на защитников рода людского похожи.

– А разве вампиру обязательно убивать свою жертву, дабы утолить жажду? ― Каяра улыбнулась ему.

– А корги?

– Боги оставили их в надежде, что они смогут обуздать свои желания.

– Но они не смогли.

Каяра сделала небольшую паузу. Каменная стена уже полностью покрылась магической рессой, гораздо большей, что была видна изначально. Теперь ей было необходимо проверить, все ли удалось повторить в точности. Эти древние печати-замки требовали особой аккуратности, один миллиметр, вышедший за края, лишал любой возможности на успех.

– Не нам решить, каким расам жить, а каким умереть Соломон. Если они и исчезнут из этого мира, то только по причине собственного вымирания. Как ты помнишь, кодекс хранит запись об еще одном смертном грехе…

– Будет тот казнен, кто яд корга примет, как и обличие его. Не будет прощения ему за убийства и позор, ― процитировал старый вампир.

– Верно.

– Тогда каждый корг приговорен к смерти?

– Когда мы встречаем корга, мы здороваемся и проходим мимо?

– Мы убиваем их, но в то же время мы не бегаем за ними по всему миру?

– Разве этот грех не призывает всех избегать обращений? Убивать всех, кто обратился?

– А что же делать с теми, кто родился коргами? У них прекрасная репродукция!

Она приложила раненную руку центру магического круга, ее кровь начала двигаться по линиям. Рисунок становился все ярче, а его контуры плотнее. Но Соломону, казалось, до этого не было абсолютно никакого дела.

– Каждый рожденный корг, а не обращенный ― слабее своих родителей, ты разве не знал?

Соломон приподнял брови.

– Нет.

– Разница не так заметна, но мы Ринса чувствуем ее в их крови. Рожденные корги ближе к человеческой крови.

– Которую вы не едите?

– Мы можем впитать кровь человека, но вот ни наслаждения, ни сытости нам это не даст.

– Но корги могут обращать себе подобных не только из существ, но и из людей?

– А какие новообращенные сильнее? ― спросила Каяра.

– Из существ, конечно!

Ресса полностью напиталась, теперь ее цвет был близок к черному, подобно пламени клана Ринса, коим она тут же и озарилась, выжигая саму себя. Скала дрогнула и вместо привычной стены появились огромные каменные двери, на фасаде которых был выбит незамысловатый рисунок, изображающий закат уходящего солнца.

– Верно. А из людей слабее, также, как и рожденные корги от самих же коргов.

– Раса, что стремиться назад к человеческим истокам? ― наконец понял Соломон.

– Это была вторая причина, почему коргов не приговорили к смерти вместе с калгалами, ― ответила Каяра, озираясь по сторонам и делая шаг внутрь.

К ее удивлению изменился не только вход в храм отца ее клана, но внутреннее убранство преобразилось, добавляя небольшой оттенок роскоши. К серым угрюмым стенам добавились черные фрески, изображающие историю рождения всех рас существ. Черные факелы приобрели серебряные узоры, а их держатели украсились драгоценными камнями. Каменная статую Одара преобразилась красками, Каяра впервые видела изображение их бога в таком богатом убранстве: в глазах Бога сияли большие изумруды, его волосы были осыпаны серебром, в руках он сжимал огненный меч, сделанный из божественной стали, а на плечах водрузилась багровая мантия. Единственное, что осталось неизменным ― неброский алтарь, расписанный историей зарождения мира на древнем ишрите. Только к алтарю теперь вела черная ковровая дорожка, с вышитой приветственной речью золотыми нитями по краям.

Каяра прошла ближе к алтарю и выставила руку, согнутую в локте, перед собой, а вторую убрала за спину. Она склонила свою голову, устремляя взгляд в пол перед образом божественного отца, и произнесла на древнем языке чистокровных:

– Во славу крови отца моего,

Во славу великого кодекса.

Соломон выполнил почти тот же ритуал, но возле самого входа, опустившись на одно колено:

– Во славу крови Бога Одара,

Во славу великого кодекса.

Каяра улыбнулась статуе своего отца. Впервые она зашла в его обитель и не приклонила колено. Теперь, будучи пробужденной, она была достойна стоять подле его статуи, и в глубине души она надеялась, что когда-нибудь заслужит право войти и в его небесную обитель.

Каяра вплотную подошла к алтарю. Она взяла ритуальный нож, закрепленной на боковой стенке, и крепко сжала его в левой ладони. Кровь закапала в центр священного камня, где было небольшое углубление. В середине появился круг жизни, а от него, словно лучи солнца, расползались линии по всему молитвеннику. Каждая из них вела к одному из факелов. Один за другим они разгорались черным пламенем, пронизанным кровавыми лепестками. Самая толстая линия вела к самой статуе древнего бога, которая, получив свое преподношение, засияла еще ярче.

– Никогда раньше не видел такого красивого храма у Одара, ― восторженно произнес Соломон.

– А где ты бывал?

– Возле гори Нари.

– Ах, да, ― Каяра вспомнила о последнем третьем храме своего великого отца, в котором еще так и не успела побывать. ― Теперь каждый из них преобразился, ― тихо и с упоением добавила Кровавая Княжна.

– А у других Богов так же?

– По-моему храмы Тияры не нуждаются в дополнительном убранстве, ― покосилась на него Каяра.

– Совершенно с вами согласен, Княже, ― поморщился Соломон.

Храмы Богини, что так славилась чрезмерной любовью к красоте, больше напоминали пестрые дворцы, усыпанные дорогими металлами и драгоценными камнями, в них всегда было много света, что позволяло всем украшениям переливаться радугой по стенам, потолку и даже полу. Истинные Боги не были похожи на тех, что были у людей, хотя многие из них и были списаны с настоящих. Как помнит история, Боги ни раз ступали на землю в древние времена и пытались затеряться среди людей, дабы испробовать на вкус их мир. Но удавалось оставаться незаметными им далеко не всегда. Так и рождалось большинство человеческих легенд. Но в отличии от богини любви Афродиты, Тияра хоть и любила многих мужчин, породив на свет без много без малого почти дюжину вальмириев с горячей и страстной кровью, которые и стали отцами первых оборотней, все же имела и еще несколько лик в человеческой истории: лик нимфы за праздные вечера в лесу, да и вообще за любовь к веселью и музыке, за те же самые увлечения немного севернее ее прозвали Дриадой увековечив в одном из королевских садов в виде статуи, а за ревнивый нрав и трепетное отношение к детям в горах ей дали имя Немона, окрестив Богиней семейного очага, хотя и не только. Вспыльчивость тоже всегда являлась отличительной чертой Тияры, хотя для тех мест, почти каждый бог олицетворялся с военным делом.

– Возле входа, вы выполнили ритуал, ― начал Соломон, и Каяра удивленно посмотрела на него.

– Мне казалось, тебя это не особо беспокоило.

– Я был увлечен нашей беседой, не стану спорить, но и за вами с упоением наблюдал.

– Что именно ты хочешь узнать?

– Я видел ранее рессу сокрытия от нечистокровных, но никогда и не думал, что есть еще и печать.

– Они едины.

– Что? ― удивился старый вампир.

– По-другому рессу не поставить и не снять.

– Но я видел, как ведьмы ставили эту рессу, и она не выходила за пределы первоначального круга.

– Этот вариант привязывает магию лишь к заклинателю, здесь же ресса связана с целым родом.

– Ох, как все это сложно. А кто-нибудь кроме вас еще владеет подобной магией?

– Сомневаюсь, ― немного задумавшись ответила Каяра.

– Мы здесь закончили? Или вы бы хотели задержаться?

– У тебя есть какие-то дела?

– Не сказать, что я особо занят, но мне бы хотелось немного погреть уши в замке.

– Погреть уши? ― Каяра удивилась, услышав подобную фразу из его уст.

– Весьма полезное занятие, хочу заметить, ― немного смутился Соломон.

– Иди, ― усмехнулась она. ― Я еще немного помолюсь.

– Хорошо, ― обрадовался он и поспешил удалиться.

Каяра подошла к статуе Одара и провела рукой по краю его каменной мантии.

– Не думаю, что он так спешил только ради сплетен, ― задумчиво сказала она своему молчаливому собеседнику. ― Нужно связать его с собой, но от одной мысли…

Она прикусила нижнюю губу. Соломон не был тем, к кому она могла бы пропитаться симпатией, но отрицать того факта, что он в некоторых моментах мог быть ей полезен, тоже не могла.

Она откинула все прочие мысли в сторону и вновь вернулась к алтарю, склонив голову, Каяра прочла молитву на древнем ишрите:

– Пусть вечная слава и вечная память

В веках не померкнет твоя никогда.

Пусть верным наградой в конце пути станут

Врата обители твоей навсегда.

Врагам же пусть будет наградой расплата –

Кровью грехи свои смыть на земле.

В мире богов им не будет пощады,

Как и от детей твоих на земле.

Прими молитву мою среди прочих,

Внемли словам, что от сердца идут:

Я верю твоим наставлениям прочно,

Сомнения места во мне не найдут.

Кодекс и я едины во мнениях,

Сердцем едины, едина душа.

Прошу у тебя лишь благословенья

И дальше долг нести свой до конца!

Укорив себя за то, что последние дни пропускала столь важную часть посещения первого храма Одара на земле, она посмотрела в сторону скрытого прохода. Да, возможно, именно сейчас это место поможет ей, как и некогда Карах, распутать узлы мыслей и восстановить духовные силы. Немного побыть в одиночестве сейчас не мешало, ведь скоро это станет совсем невозможно.

Каяра подошла ближе к коридору и выставила ладонь перед собой: «Все еще незрим для остальных». Она улыбнулась этой мысли и вступила внутрь. Пройдя по узкому проходу, она очутилась на берегу. Тайное убежище Карах встретило ее ярким полуденным солнцем, что заставило наследницу древней крови сморщить глаза. День никогда не был ее временем, для зорких глаз вальмирии солнечные лучи были подобны иголкам, что нещадно терзали и слепили.

«Побуду тут немного», ― с сожалением подумала Каяра, не желая покидать это место так скоро.

Она встрепенулась, почувствовать чужое присутствие. Но осмотревшись, так и не нашла никого поблизости. Прислушавшись к своим чувствам, Каяра в смятении замерла. Нет, кто-то здесь точно есть, но почему-то ощущения были какими-то иными, словно призрачными, как дежавю.

Неожиданно кто-то крепко схватил ее за плечо и развернул к себе. Перед ней стояла Карах. С ее лба стекали кровавые струи, но раны не было видно. Каяра широко раскрыла глаза, она не могла ни пошевелиться, ни произнести ни слова.

– Пробуди остров! ― закричала на нее прародительница. ― Немедленно! Ты должна!

– Но зачем?

– Он уже близко! Он разрушает все, что нас связывает! Пробуди его!

– Кто он?

Она могла поклясться, что Карах продолжала кричать. Ее губы двигались, но Каяра не могла разобрать ни единого слова. Внезапно острие меча пронзило тело первой Кровавой Княжны, поприветствовав Каяру в сантиметре от ее носа. Она на миг увидела черный силуэт за спиной Карах, но он тут же вместе с ней растворился в пустоте.

– Что произошло? ― в проходе показался перепуганный Володар. Его сердце колотилось так, словно было готово выпрыгнуть из груди.

– Что-то, что даже я не могу объяснить, ― прошептала Каяра и поджала дрожащие губы.

Он подлетел к ней и обнял, осматриваясь по сторонам.

– Здесь кто-то был?

– Карах, ― не веря сама себе, ответила она.

– У тебя было видение? ― недоумевал он.

– Нет, ― она понемногу начала брать себя в руки. ― Нет, это было на яву.

– Что значит на яву?

Она посмотрела в его глаза и тихо прошептала:

– Она схватила меня за плечо, ― Каяра указала на то самое место, где еще недавно ее сжимали цепкие пальцы калгалы. Кожа все еще отдавала легким розовым оттенком.

– Это невозможно!

– Я тоже так думала… но это…

Она посмотрела сквозь возлюбленного, вспоминая окровавленное лицо Карах, а затем и тот самый меч.

– Я должна пробудить остров, ― она посмотрела ему прямо в глаза. ― Я должна слиться с ним как можно скорее!