Бес сознания

Глава 17

Та-а-ак! Значит, теперь мне предстоит гонка с другими легионерами. Задача усложняется, но зато она крайне понятна: нужно поднажать, понять, что это за цифры и отыскать Легата в числе первых.

Ясно-понятно.

То, что теперь я самостоятельно могу выбрать одержимого — однозначно круто. Теперь я смогу приглядывать за всеми. Интересно, смогу ли я переключаться между ними, как например, между телеканалами? Если да, то это будет очень замечательно и даже полезно.

А еще меня интересует время. Со временем здесь вообще неясно. Система выкидывает меня то через два дня, а то через несколько месяцев. Такое едва ли меня устраивает.

— Ну, скверная система, — громыхаю я вслух демоническим голосом, — давай уже мне одержимого!

И тут же вспыхивает огненное окно:

«Выбор одержимого:

№ 1

№ 2

№ 3

№ 4

Выйти из одержимого».

Угу, здорово.

Выбираю Семена, потому что переживаю за него больше всего. Пятой точкой чувствую, что ему грозит опасность. Да и способность сопряжения у меня с ним как раз подходящая, для того чтобы искать Легата.

«Выбор принят! Перенос в одержимого № 4. Прежде чем приступить, выберите время и дату».

Ага, вот как все легко разрешилось. Замечательно! Сегодня система меня радует как никогда.

Теперь высвечивается календарь на месяц август, ярким кругом горит третье число. По всей видимости, сегодняшнее. Не без досады отмечаю, что с момента, когда я был в Саньке, прошло два месяца. А когда в Семене, вообще неясно. Но судя по тому, что я еще здесь, с Семеном все в порядке.

Хотя факт, что пока меня нет в одержимом, он может ненароком откинуться, меня изрядно напрягает. Но теперь, конечно, я могу за ними присматривать.

И, разумеется, я выбираю сегодняшнюю дату. Третье августа. Жду.

Тьма рассеивается. Я оказываюсь в привычном месте — в квартире Семена. Уже вечер, он валяется на диване и смотрит голографическое кино. Грохочут динамики, он смотрит фильм, судя по всему, фантастический боевик: накачанный мужик в космическом скафандре стреляет из плазменного бластера по каким-то мелким черным чудовищам. Спецэффекты здесь, честно говоря, так себе.

Но главное, ничто не намекает на то, что Семен в опасности. Ну и славно. Значит, займусь поиском легата.

Так-с, цифры.

«50867-12-14»

Чем они могут быть? Координатами? Номером телефона? Адресом?

В общем-то: да чем угодно. Может, эти цифры вообще нужно подставить под буквы и получить слово, а может еще какая ерунда.

Придется проверять все варианты.

Забираю у Семы контроль. Начинается обратный отсчёт часового таймера.

Я включаю пэку. Первым делом просто ввожу цифры в инфосеть. Выскакивает куча вариантов: каких-то справок, адресов, сайтов с разнообразным контентом. Слишком много всего, не объединённого ничем общим. Нет, вряд ли здесь есть то что мне надо.

Значит, надо попробовать позвонить.

Выбираю контакты Семена, ищу строку, где можно добавить новый контакт. Ввожу число.

«Номера не существует» — высвечивается на экране.

Черт!

И больше всего злит, что это может быть какой-то, мать его, ребус, который нужно решить. А я их терпеть не могу.

Так, мне нужна помощь зала.

Как я уже убедился, с Семеном все в порядке и значит, можно на время оставить его одного. Ставлю на паузу «Контроль разума», убеждаюсь, что Сему не слишком удивил поиск в инфосети странных цифр, а после выхожу.

Теперь выбираю Саню.

Нетерпеливо жду, когда настроится зрение, и пока жду, решаю обратиться к подопечной:

«Привет, Санек. Как дела?»

Тишина. А еще зрение так и не проясняется — как было темно, так и осталось.

Дрыхнет она что ли?

Судя по календарю сейчас восемь вечера. Кого это она так рано завалилась спать?

«Ау! Саня! Ты где?» — мысленно ору я.

Слышу какое-то невнятное мычание. Черт, ну точно дрыхнет. Причем мертвецким сном. Можно, конечно, использовать какую-нибудь способность, чтобы ее разбудить, но решаю не рисковать. Мало ли, вдруг пригодится.

Насколько я понял, теперь у меня способности распределяются на всех одержимых, а не на каждого. И, по всей видимости, они не обновятся, пока не найду Легата.

Ладно, пока Саня спит, можно попробовать вернуться к Семену и еще поискать. Но только я собираюсь это делать, как перед глазами высвечивается тревожная надпись:

«Внимание! Одержимый № 1 один в опасности!»

Без промедления я сразу же переключаюсь на Мишаню.

Слышу какие-то голоса, доносящиеся словно через толщу воды. Кто-то кричит или плачет, пока не могу разобрать.

Проясняется зрение, теперь я вижу. Здесь темно и единственный источник света — тонкая щель перед глазами. Кажется, Мишаня сидит в шкафу. Краем глаза сквозь щель замечаю на стене красные боксерские перчатки. Он все-таки это сделал. Накопил денег и записался в секцию. Меня за него аж от гордости распирать начинает. Вот только, жаль, сейчас как-то не до этого.

Первая мысль, что его алкоголик папаня дебоширит, может, мать избивает, потому мальчишка здесь и прячется. Но как-то не сходится. Мишане не три года, чтобы так делать.

Наконец до меня доносятся более-менее внятная фраза.

— Его здесь нет! Он в школе! — это явно кричит его мать.

Второй голос мужской, что он говорит, мне неслышно. Но судя по интонации он агрессивен и настроен решительно.

Мишаня же почти не дышит, а сердце ухает так, что вот-вот выскочит из груди.

Так, нужно вытаскивать его отсюда и посмотреть, что там происходит. Или уводить пацана отсюда. Если это за ним пришли, один хрен шкаф, как убежище, едва ли надежен. Здесь нас вмиг найдут.

А еще — что там за утырок такой, что Мишке в шкаф лезть пришлось? Я знаю, он парень неробкий, если все по-честному. Но, одно дело — задиры ровесники, и другое — вооруженный отморозок. Смелость-смелостью, но лезть на рожон это глупость, а не храбрость.

«Я с тобой, не дрейфь. Я тебя в обиду не дам», — мысленно говорю я, только жаль, что он меня не слышит.

Я осторожно приоткрываю дверцу шкафа. Мишаня испуганно вздрагивает и отнимает руку левой рукой. Я повторяю жест, стучу легонечко по дверце, указываю направление, пытаюсь намекнуть ему, что надо выходить.

Мишка, кажется, понимает, что я вернулся. Но неистово мотает головой, мол, нет, не выйду. И тихим шепотом произносит:

— Он папу убил.

Да вашу ж мать! Что это за ублюдок там такой? Нет, так точно не пойдет, надо Мишаню вытаскивать и поскорее.

Я с силой распахиваю дверцу, плохо смазанные петли на дверце громко скрипят, а я готовлюсь в любой миг активировать пламенеющий трезубец.

— Зачем ты это сделал? — чуть ли не плача тянет Мишаня и вжимается спиной в шкаф. Открытая дверца и впрямь очень громко проскрипела.

Там за стеной вмиг становится тише.

— Он там? — слышится отчетливый мужской голос. — Говори, сука!

— Не трогайте его, пожалуйста, он просто ребенок! Он никому ничего не сделал, — отчаянно орет мать, но ее крик как-то резко прекращается.

Неестественно резко.

Мишаня всхлипывает. Я легонько хлопаю его несколько раз по щеке. Хорошо бы было выгнать его из этого шкафа, но уже поздно — слышится топот, приближающийся к нам.

Активирую огненный трезубец.

В комнату влетает низкорослый рыжий парень слегка за двадцать. В руке у него окровавленный нож. А еще он светится. Очередной гребаный светляк!

Рыжий вскидывает нож и несется на Мишаню. Я направляю на него трезубец и врубаю на полную мощь.

Мишка орет как резанный, в тот миг как воспламенившийся светляк еще в движении замертво падает в шкаф.

Мгновенно загорается одежда в шкафу. Мишка опрометью оттуда выскакивает и несется прочь. Останавливается на кухне — резко, словно спотыкается на полушаге.

На полу, распластавшись в луже крови, лежит его мать.

Да чтоб вас там всех! Ублюдские воины света! На хрен было убивать родителей пацана?! И вообще, едва ли мне нравится эта тенденция. Сначала Семен, теперь Мишка — они ведь явно нацелились на моих подопечных, а значит, и на меня.

— Ма-а! — несмелым дрожащим голосом зовет ее Мишка, делая шаг вперед.

Я вижу, сколько здесь крови, вижу ее стеклянный безжизненный взгляд, уставленный в потолок. Шансов на то, что она выжила — нет. Но Мишаня не понимает, или просто отказывается понимать.

Мишка резко срывается с места, бросается к матери, трясет ее:

— Мама, мамочка, — голос надрывается, переходит на плачь.

Я очень хочу ему помочь и успокоить. Но не знаю как. Да даже если бы и мог… Нельзя такое успокоить. Только что он потерял родного человека. Это боль теперь с ним навсегда. Я знаю не понаслышке.

Но что-то делать все равно нужно. Нельзя оставлять его здесь вот так: одного с кучей трупов в квартире. А еще сюда уже тянет дымом, по всей видимости, шкаф вовсю горит. Нужно вызывать пожарных и милицию.

Я хлопаю Мишку по плечу, он не реагирует. Хлопаю сильнее, беру за воротник футболки, тащу и как бы намекаю, чтобы он вставал. Но он только сильнее цепляется за труп матери, вжимается лицом в ее плечо и начинает трястись от плача.

Нужно что-то делать. Иначе он тут попросту задохнется от дыма.

За волосы я поднимаю Мишкину голову, поворачиваю в сторону прихожей, которую уже заполонил дым. Стучу ему по лбу, мол, не тупи.

Мишка всхлипывает, вскакивает и срывается с места. Бегом она выскакивает из квартиры.

На лестничной клетке стоит старушка в розовом халате, перепугано жмет тощие сухие руки к груди.

— Миша, что у вас случилось? — взволнованно спрашивает она.

— Маму и папу убили, — шмыгает Мишаня носом и утирает его кулаком. — И пожар у нас.

Старушка выпучивает глаза, торопливо хватается за пэку и начинает звонить в экстренные службы, попутно подталкивая Мишаню к лестнице.

— Иди, мой мальчик, нужно скорее на улицу выходить. И соседям стучи, кричи, пусть выходят.

Не дожидаясь реакции Миши, она сама начинает тарабанить в соседскую дверь и орать: «Пожар».

Миша никуда не стучит и не пытается предупредить соседей. Он просто не спеша, где-то даже заторможено спускается и выходит на улицу. У парня явно шок.

Он садится на скамейку, утыкается лицом в ладони, и сидит так до тех пор, пока не слышится вой приближающихся сирен. Затем он резко вскакивает, бросает быстрый взгляд на милицейскую машину и со всех ног начинает убегать.

Зачем?

Что происходит, я плохо понимаю. Мишка просто улепетывает куда глаза глядят. То ли это из-за шока, то ли на это есть действительно весомая причина, просто я о ней не знаю. Хотя, может и правильно. Если на него объявили охоту эти светляки, где гарантия, что они его не достанут, к примеру, в отделении милиции? А может, его и вовсе отправят в детский дом? Я не знаю, есть ли у него другие родственники, которые бы смогли взять опеку над ним, но мне больше всего не хочется, чтобы Мишаню отправили в детский дом.

Но с другой стороны, я не могу допустить, чтобы он шатался по улице беспризорником и попал в итоге к лутумам. Нужно что-то делать.

Перед глазами вспыхивает надпись:

«Легионер № 817 выполнил задание и получил звание Иммуна. Поспеши, легионер, осталось 12 мест».

Ну, что тут еще блин началось?! Этого мне только не хватало!

Я хлопаю Мишку по плечу, намекая, чтобы тот остановился.

— Нет, — отвечает он, — я не пойду в сиротский приют. Не хочу.

Значит, все же я был прав. Никто над Мишаней не возьмет опеку.

Я поднимаю его левую руку и открываю чат в пэку. Пишу адрес, внизу подписываю — езжай туда. Да, система запретила мне с ним общаться, но один хрен, нужно что-то делать. Какое-то время жду, когда система выкатит штраф, или что-то вроде того, но она этого не делает. Прокатило — и отлично.

Мишаня останавливается и читает, то что я написал.

— Это же другая республика, как я туда доберусь? — грустным голосом интересуется он. — У меня нет денег.

М-да, это конечно проблема.

Я хотел отправить Мишку к Сане, потому что она единственная, кому я смогу объяснить, что произошло и что пацаненка надо на время спрятать. А еще она мне должна. Но без денег это сделать будет трудно. Не пешком же ему идти в Краснодар? Да и улице уже вечер и вот-вот наступит ночь.

Зато ближайший подопечный находится здесь в Ростове и у меня есть над ним контроль. Значит, поступим иначе.

Я пишу ему адрес Смена.

— Это другой конец города, — грустно говорит Мишка. — Пока дойду, меня милиция сто раз поймает.

«Значит, жди здесь», — пишу я.

Снова ожидаю, что система выкатит предупреждение, но она опять этого не делает. Неужели запрет на общение с подопечным больше не действует? Ладно, с этим я разберусь позже.

«Посмотри, где ты находишься», — пишу я Мишке.

Он проходит несколько метров и смотрит на табличку на доме.

— Улица Пушкина двенадцать, — читает вслух Мишаня.

«Скоро я тебя заберу», — пишу я и переключаюсь на Семена.

Он уже не смотрит фильм, а стоя у распахнутого холодильника набивает брюхо копченой курицей.

Так, хватит жрать!

Я забираю контроль.

Затем иду в спальню, открываю шкаф и быстро меняю растянутые спортивки на огромные джинсы. В коридоре на крючке нахожу ключи от квартиры, здесь же есть и ключи от машины с брелоком от сигнализации. Замечательно, значит, поедем на ней. Интересно, что там за транспорт у Семы.

Мы спускаемся на лифте, выходим на улицу, я клацаю брелоком сигнализации, направляя на припаркованные у дома автомобили. Но ни одна из них не откликается.

Вот же зараза!

Я возвращаю Семену контроль в надежде, что он поможет. Подопечный стоит несколько секунд и растерянно таращится на ключи от машины.

— Что это со мной? — тихо спрашивает он сам себя.

Да, сложно мне придется. Даже когда я заберу Мишку и привезу к Семену, он не будет понимать, что происходит. Нужно придумать, как эту проблему решить. Так, попробуем уже проверенный способ. Забираю контроль, включаю пэку и пишу Семену:

«Тебе нужно поехать по адресу Пушкина д.12 и забрать мальчишку Мишу Борщова. Он в большой опасности».

Возвращаю контроль подопечному. Он растерянно пялится на то, что я написал. Затем здесь же в чате пишет:

«Ты кто?»

Я отвечаю:

«Потом объясню. Просто забери парня».

Семен еще несколько секунд стоит в растерянности, затем тяжело вздыхает и разворачивается обратно к подъезду.

Да твою ж мать! Какого черта он возвращается?

Но как следует разозлиться на Сему я не успеваю, потому что он заходит в подъезд, но не возвращается домой, а спускается в подвал, где оказывается подземная парковка.

Вот оно что! М-да уж, так бы я долго его машину на улице искал.

У Семы оказывается синий внедорожник Нива, весьма современный, я бы даже сказал, очень навороченный внедорожник. Он садится, забивает адрес в навигатор, заводит мотор, и мы трогаемся.

Путь длится не больше получаса, вскоре мы приезжаем на место и паркуемся. Мишки нигде не видно.

«Что дальше? Где мальчик?» — пишет мне Семен в пэку.

«Жди», — отвечаю я и переключаюсь на Мишку.

Мишаня оказывается почему-то не на улице, а на каком-то захламленном чердаке. Он сидит и смотрит через маленькое окошко на улицу. Внизу вижу авто Семена.

«Ты зачем ушел?» — пишу я ему.

— Там милиция была, — отвечает он, — наверное, меня ищут. И скоро найдут по пэку.

Да уж, это проблема. По-хорошему так пэку нужно скидывать.

«Оставь пэку здесь и спускайся, — пишу я. — Там внизу тебя ждет синяя Нива».

Мишка послушно делает, то что я велю, и спускается. Я тем временем переключаюсь на Сему и забираю у него контроль.

Мишка выходит, видок у него тот еще. На щеке кровь, на лбу грязь, футболка тоже в грязных пятнах.

Открываю ему дверь на переднем с пассажирской стороны.

— Садись давай, — говорю.

Мишаня послушно садится, затравленно косясь на нас.

— Значит, никакой ты не ангел. Просто сверх.

— Нет, я не сверх. Я кое-что умею, но я похоже и не человек вовсе. Это не мое тело, я его как бы одолжил.

Мишка хмурится, то ли не верит, то ли просто не может понять, но ничего не говорит. Поэтому говорю я:

— Это Семен, он проксима и я за ним тоже приглядываю. На него тоже недавно напали те же люди, которые убили твоих родителей. Ты поживешь пока у него, хотя он еще и сам не в курсе.

Я отдаю Семе контроль. Интересно, что он думает по этому поводу.

— Что за хрень происходит?! — возмущенно вопрошает Сема, смотрит на Мишку.

— Я сам ничего не понимаю, — разводит он руками.

«Поздравляем, легионер! Ты выполнил скрытое задание: Знакомство одержимых № 1 и № 4. Награда за задание: повышение любой огненной способности на 10 сек, а также повышение использования до 2 раз на задание.»

Отлично, повышаю «Пламенеющий трезубец».

— Как ты это делаешь? Ты кто вообще такой? Как ты залез в мою голову? — Семен стучит себя ладонью по лбу, словно это поможет как-то выбить меня из его головы.

Я забираю контроль и объясняю:

— Меня зовут Леонид. Приятно познакомиться. Своего тела у меня нет, я использую ваши и еще двоих людей. Я могу проявляться, точнее, мог, пока что эта возможность недоступна. Правда, боюсь вам мой вид не понравится, но как-нибудь обязательно покажу. Ты спрашиваешь: что происходит? Я и сам пока ни хрена не понимаю. Одно только знаю, что кто-то зачем-то приставил меня за вами приглядывать. И я спас вам обоим жизнь. У меня есть кое-какие способности. Голос, кошмары, а еще я умею сжигать.

Возвращаю контроль.

— Значит, — растерянно произносит Семен, — это ты сжег того человека?

Я не отвечаю. По-моему, тут и так все ясно.

— Что это за люди? Зачем они пытаются нас убить? — спрашивает Сема.

Забираю контроль:

— Даже если бы знал, сказать бы вам не смог. Мне запрещено.

— Кем запрещено?

Я молчу.

— И что нам теперь делать? — вклинивается в разговор Мишаня.

— Пока затаиться. Может быть, даже уехать из города. А еще вам нужно познакомиться с остальными. Это зачем-то необходимо.

— Зачем? — спрашивает Сема, когда я ему возвращаю контроль.

Я забираю контроль, какое-то время мешкаю, потом говорю:

— Не знаю, у все этого есть какой-то смысл. Мне нужно отыскать кое-кого и возможно тогда я получу ответы.

— Может, мы должны спасти мир? — с очень серьёзным видом предполагает Мишаня.

В этот миг двое мужчин в милицейской форме проходят мимо Нивы и заходят в подъезд. В тот самый, где Мишаня прятался. Мишка при их виде заметно напрягается.

— Нужно уезжать отсюда, — говорю я, отдаю контроль Семену, и он заводит мотор, и мы двигаемся с места.

— Это тебя ищут? — обращается Семен к Мише.

В ответ он угрюмо кивает.

— Это точно хорошая идея? — вздыхает Семен, явно адресуя вопрос мне, а после спрашивает Мишу: — Ты же ничего не натворил? Почему у тебя нет пэку?

— Нет, ничего я не делал. Моих родителей убили и хотели убить меня. Но в милицию я не хочу. Меня отдадут в сиротский приют. А там ничего хорошего нет. В семью меня никто не возьмет, я слишком большой, а еще по статистике выпускники приютов в восьмидесяти процентах случаев или становятся лутумами, или преступниками.

— Откуда у тебя такие познания о сиротских домах? — усмехается Сема.

Я и сам, честно говоря, удивлен.

— Во Всезнайке вычитал, — нехотя бубнит Миша. — Батя, когда напивался, грозился отдать меня в приют, потому что из-за моих оценок у нас рейт плохой, — договорив, Мишка отворачивается, утыкаясь взглядом в окно.

— Ясно, — вздыхает Сема, — мой отец тоже тот еще козел. — Затем спохватывается и говорит: — Прости, не подумал, твоего отца ведь теперь больше нет. Мои соболезнования.

— Угу, — Мишка так и не отрывается от окна.

До конца пути я больше не забираю у Семена контроль. Он и сам неплохо справляется: пытается отвлечь Мишаню от грустных мыслей, расспрашивает про меня. Мишка даже слегка веселеет, когда рассказывает про то, как мы наваляли той троице задир. От Мишани же я узнаю, что хулиганы его больше не трогали, наоборот — теперь обходят стороной и всячески избегают. А еще Мишка рассказывает про бокс, про то, что он ходит уже два месяца на секцию, что ему очень нравится. Говорит он об этом с грустью. Видимо, не надеется, что удастся вернуться к спорту.

Когда мы приезжаем в квартиру, Семен усаживает Мишку есть, а сам уходит в ванную. Затем включает воду и строго, и очень серьезно обращается ко мне:

— Кто ты такой и как влез в мою голову? В то, что ты наплел мальчику, я не поверил ни на секунду! Поэтому немедленно отвечай!

Ишь какой грозный. Забираю контроль:

— Хочешь верь, а хочешь не верь, проблемы твои, но я действительно говорю правду. Многое рассказать не могу при всем своем желании. Если вдруг что-то изменится, сразу же объясню. А сейчас у нас и выбора особого нет — мы все повязаны. И еще кто-то пытается нас убить, так что лучше держаться вместе. И я разве многое от тебя прошу? Просто спрячь на время мальчика, а после я что-то придумаю.

— Он не может оставаться у меня долго, — категорично заявляет Семен, как только я возвращаю контроль. — У него нет пэку, его ищет милиция, он главный свидетель. Или может даже подозреваемый. А это уже совсем другой вопрос. Если я укрываю подозреваемого, становлюсь соучастником. Я просто не могу оставить его. Я должен сдать его в отделение. Я не могу нарушать закон.

— Да едрить-мадрить! — возмущаюсь я, забрав контроль. — Что это черт возьми началось? Когда у тебя такое произошло, что-то ты не слишком про закон думал. И милицию не спешил вызывать, а папане позвонил. Все ведь нормально было. Почему ты не можешь его оставить? Кто его у тебя искать вообще будет? У тебя вон в шкафу целая Нарния, можешь его там в случае чего спрятать.

— Нарния? — растерянно вопрошает Семен, явно не понимая, о чем речь. По всей видимости, этого произведения тут не существует.

Семен какое-то время молчит, потом мотает головой и начинает рассуждать вслух:

— Ну хорошо. Допустим, останется он у меня на неделю-две. А дальше что? Он ведь не может просидеть у меня в квартире всю жизнь? Нет, так нельзя. Да и я к такому не готов. И если его не передать системе, его объявят без вести пропавшим и обнулят рейтинг. А восстановиться потом, знаешь ли, очень-очень непросто. Мы же не хотим, чтобы он стал лутумом.

— Слушай, не трынди, а! — возмущенно отбираю контроль. — Я видел ту штуку, что ты создал, которую, кстати, без моей помощи ты бы и не сделал. И я знаю, что той штукой мы потом сможем Мишке нарисовать любой рейтинг.

— Ты что, вообще все видишь, что я делаю? — сердито и одновременно обиженно спрашивает он.

— Нет, не все, только один день видел. Но теперь могу чаще наблюдать. И не только. Могу одалживать твое тело ненадолго.

— Одалживать?! А я, вообще-то, не разрешал использовать мое…

Договорить я ему не даю. Не хрен мне тут устраивать истерики.

— Так, ладно, — говорю. — У меня вообще-то дело есть важное. Цифры пятьдесят восемьдесят шесть семь тире двенадцать тире четырнадцать тебе о чем-нибудь говорят? Если я смогу понять, что это за цифры, я получу тело — настоящее, по всей видимости. А твое оставлю в покое. Почти. Похудеть я тебя все же заставлю. Ну и да, когда у меня будет тело, я заберу Мишу.

— Ничего не понимаю. Это ведь какой-то бред. Мужик в моей голове разговаривает моим голосом, управляет мной… Сжигает людей заживо!

— Так, заканчивай с этими. Ты мужик или впечатлительная дамочка? Цифры, Сема, ци-фры! Подумай, что они могут значить.

— Напиши их, — просит Семен, когда я отдаю контроль.

Я пишу в чате его пэку.

Сема какое-то время думает, затем отвечает:

— Похоже на идентификационный номер личности.

— И-и-и? Как узнать, что это за личность?

— Нужен доступ к идентификатору. А он имеется только у сотрудников внутренних органов или у служащих партийных служб безопасности.

— А вон та штука у тебя в сейфе разве не идентификатор? — иронично интересуюсь я.

— Ну-у-у, — начинает мяться Семен, — я бы предпочел не использовать ее в ближайшие несколько месяцев. Могут засечь.

— А я бы предпочел снова залезть в твой холодильник и снова выкинуть оттуда всю вредную жратву, а потом отправить тебя на пробежку часов эдак на шесть. Или ты сейчас же тащишь свою задницу в шкаф или я у тебя заберу контроль и не отдам до тех пор, пока ты не похудеешь.

И плевать, что я лгу и не могу так надолго забирать у него контроль. Он-то не знает. Я конечно и сам могу посетить его тайное убежище, и, наверное, даже сейф смогу открыть, но как пользоваться тем идентификатором я вообще не представляю.

Тем временем вспыхивает очередная надпись:

«Легионер № 69 выполнил задание и получил звание Иммуна. Поспеши, легионер, осталось 11 мест».

Да ну, понял я, понял! И так делаю все что могу!

— Это ты тогда выкинул еду? — обиженно спрашивает Семен, потом добавляет: — Знаешь, а я бы, может, и не против был, чтобы ты за меня скинул лишний вес. У меня у самого ничего не получается.

— Обойдешься! — отвечаю я.

Семен вздыхает, выключает воду, открывает дверь в ванную, выходит, проверяет Мишку, который с аппетитом уплетает котлеты и таращиться в небольшой монитор на кухне. Смотрит какой-то фильм.

— Ци-и-и-фры! — напоминая я злобно, видя, что Семен уже нацелился на очередной бегемотский перекус.

Семен вздыхает и направляется в спальню к шкафу. По дороге страдальчески бормочет:

— Идем, идем. Я уже понял, что ты все равно не отстанешь.

Мы заходим в шкаф, загорается свет, Сема открывает сейф и достает то устройство. Включает, пыхтит сердито, всячески выражая свое недовольство происходящим.

— Кстати, а где ты взял этот идентификатор? — спрашиваю, потому что мне действительно любопытно.

— Да так. Купил в подполье через инфосеть. Он был мне нужен для моего обнулителя.

— Ага, вот как ты назвал ту штуку. И что ты собираешься с ней делать?

Сема молчит, отвечать явно не очень желает. Он ищет в устройстве какую-то строку, и вводит цифры, которые я написал.

— Не знаю, — наконец прерывает он тишину. — Сначала думал, что с помощью обнулителя смогу изменить мир, уничтожить рейтинги. Но это глупо. Один я ничего не смогу. Да и если он попадет не в те руки, его будут использовать как оружие. А я этого не хочу. Вот, смотри, — вдруг велит Семен, тыкая пальцем в экран идентификатора.

Я смотрю. Там очередные цифры.

— Странно как-то, — тянет Сема, еще несколько раз тыкая пальцем в экран.

— Объясни, — велю я.

— Здесь должны быть личные данные человека. Фамилия, имя-отчество, адрес, место работы, рейтинг и родственники. Но тут только его номер связи.

— Ничего, мне и номер сойдет, — отвечаю, забрав контроль, а потом велю: — давай звони.

Семен несколько секунд мешкает, потом выключает идентификатор и выходит из шкафа, по пути объясняет:

— Я там стены обшил волно-поглотителем. Там сигнал плохо ловит.

Затем он выходит, тут стоит Мишаня, странно глазеет на Сему, вылезшего из шкафа, но ничего на этот счет не говорит, а спрашивает:

— Где туалет?

— Там, — тычет Семен пальцем, затем ждет, когда Мишка уйдет.

После он набирает номер, а я забираю контроль.

На том конце я долго слушаю гудки, наконец-то отвечает мужской голос. Почему-то до жути знакомый голос:

— Да, Бессонов слушает.

Заготовленное приветствие застревает в горле.

— Я вас слушаю. Говорите! — мужик с той стороны начинает раздражаться.

А я, как дурак, молчу и даже не знаю, что ответить. Нет, ну как тут не растеряться, когда тебе на звонок отвечает человек с твоей же фамилией и голосом очень похожим на тот, который у тебя был при жизни?

Хотя нет, я не растерялся, я охренел.