Бентли Литтл, Глория

Глава двадцать седьмая

Он не стал параноиком, но стал более осторожным.

Бенджамин по-прежнему общался с Лукасом на работе, но, к счастью, они работали в разных отделах и сталкивались друг с другом только на совещаниях, где никто из них не вспоминал о том, что произошло на вечеринке. Теперь, отправляясь куда-то один, даже если это был всего лишь продуктовый магазин, он старался позвонить Глории. Он обязательно сообщал куда идет, звонил или писал смс, когда добирался туда, и снова звонил ей, когда собирался вернуться. Он запирал двери дома, когда был дома, даже в середине дня, чего раньше никогда не делал, и старался избегать подозрительных мест и людей, которые выглядели так, как будто от них могут быть неприятности. Ничего нельзя было поделать с божьими происками — в него могла ударить молния или его могло смыть наводнением, — но Бенджамин принимал все возможные меры предосторожности, чтобы держаться подальше от ситуаций, которые могли стать опасными. Или смертельными.

А вот Глория становилась параноиком. Будучи по природе более тревожной, чем Бенджамин, она видела опасность за каждым углом, боялась, что каждый раз, когда они расстаются, она видит его в последний раз. И самое страшное, что она не видела способа избежать этого события. Она была обречена провести остаток своей жизни в состоянии постоянного волнения. Или до конца его жизни. Потому что единственным возможным концом всего этого, который она могла себе представить, была его смерть.

Тот факт, что больше ничего не происходило, что в течение нескольких дней, а затем и недель все было приятно, хорошо и ровно, только затягивал напряжение и заставлял ее чувствовать себя все более тревожно.

Затем, однажды воскресным утром, она проснулась с сыном и дочерью.

Глория вставала раньше Бенджамина, чтобы приготовить детям завтрак, полностью осознавая, что каждое утро готовит им завтрак, хотя, ложась спать накануне, она знала, что у нее не было детей. Знание обеих реальностей сосуществовало в ее голове одновременно, но Бенджамин, проснувшись, поверил, что у них всегда были дети. Она знала это, потому что спросила его об этом, когда Брэдли и Рут были в другой комнате и смотрели мультфильмы, а он даже не понял ее вопроса. Все утро он смотрел на нее с сомнением, и она с ужасом подумала, не изменилось ли все за ночь настолько, что он перестал осознавать грозящую ему опасность.

Видимо, нет, потому что позже, когда дети играли на заднем дворе, он сказал ей, что завтра утром ему придется встретиться с Лукасом один на один по поводу проекта, который потребует обновления их серверов.

— Я думаю, стоит ли мне поднимать эту тему, — сказал он. — Это первый раз, когда мы останемся вдвоем после вечеринки, и я думаю о том, чтобы встретиться с ним и спросить: "Какого черта?". А может, просто надрать ему задницу.

— Нет! — сказала Глория.

Бенджамин криво улыбнулся.

— Ты думаешь, я не смогу ему навалять?

— Не в этом дело. Это может быть опасно. Я серьезно.

— Не волнуйся, — заверил он ее, и по его голосу она поняла, что он знает, что это не смешно.

— Ты должен встретиться с ним наедине?

— Я мог бы взять Инессу с собой.

— Сделай это.

— На случай, если мне понадобится свидетель?

— Среди прочих причин. Но в идеале не видеться с ним.

— Но я хотел бы с ним встретиться!

Она понимала этот порыв, но она также понимала, что это крайне опасно. Что бы ни пришло за Бенджамином, оно не шутило, и было бы глупо недооценивать его или предоставить ему возможность легко расправиться с ним.

— Ты на работе, — сказала Глория, — и ты обсуждаешь проект. Просто... будь профессионалом. Не привносите в это ничего личного. Так ты будешь в безопасности.

— О, они не уволят и даже не сделают мне выговор за... — До него вдруг дошло. — О.

Она кивнула.

— В такой безопасности.

— Наверное, ты права.

— Я права. У тебя есть не только ты, чтобы думать о себе. У тебя есть я. И ты не умрешь просто так. Только не в мою смену.

— Звучит убедительно.

— Это из какого-то фильма.

— А еще у меня есть дети, — добавил он.

— И дети, — согласилась она.

А про себя задумалась. А что если они присланы чтобы убить Бенджамина? Даже сейчас, когда она думала о них, они все равно не казались достаточно важными, чтобы так повлиять на него.

Они не казались настоящими.

Это было правдой. Конечно, они были, но в другом смысле они не были, по крайней мере, для нее, и хотя было ясно, что Бенджамин считает иначе, Глория не могла найти в себе родительские инстинкты, которыми она должна была обладать.

Рут как-то незаметно вошла в дом, и Глория удивилась, услышав позади себя голос маленькой девочки.

— Мамочка?

Глория обернулась.

— Да, милая?

— Я хочу пить.

Глория улыбнулась своей дочери.

— Конечно. Что бы ты хотела?

В течение следующей недели она не стала ближе к своим детям. Более того, чем больше времени они проводили вместе, она чувствовала себя все более отдаленной от них. Хотя она была с ними каждый день с момента их рождения, родила их, сначала Брэдли, а через год Рут, она в то же время знала о жизни без них, и именно эти воспоминания были более эмоционально правдивыми.

Они были хорошими детьми. Так считали их учителя, так считала женщина, руководившая их детским садом, так считали родители их друзей, так считали соседи, но Глории казалось, что она уловила в поведении Брэдли коварство, тонкую, но заметную тенденцию почти незаметно подрывать авторитет родителей. Когда Бенджамин говорил ему, что пора спать, Брэдли мог сделать вид, что не услышал его, или притвориться непонимающим, делая вид, будто неправильно расслышал слово и не понял наставления. Когда Глория говорила ему что-то сделать, он делал это, но она ловила его на том, что он закатывает глаза — на Рут, если она была рядом, или вообще ни на кого, если он был один. Он не был совсем уж бунтарем. На самом деле, его поведение едва ли можно было назвать озорным. Но он был не совсем вежливым мальчиком, каким притворялся, и Глория это заметила.

И это беспокоило ее.

Это обеспокоило ее еще больше, когда она поняла, что большинство его мелких актов неповиновения были направлены на его отца. Доверчивая душа, каким он был, Бенджамин казался совершенно невежественным. Он так любил обоих детей, что Глория сомневалась, что он заметит какой-либо недостаток у кого-либо из них. Но вскоре в субботу она поливала фикус в гостиной, как вдруг из кухни раздался грохот, и Бенджамин вскрикнул от боли. Сразу же охваченная чувством панического ужаса, Глория бросилась через гостиную на кухню, где увидела своего мужа, лежащего на полу, истекающего кровью среди нагромождения ножей и разбитых тарелок.

— О, Боже! — крикнула она, бросаясь вперед.

Он уже пытался сесть, но на ладони правой руки был длинный порез, и давление на него, когда он пытался оттолкнуться от пола, вызвало у него мучительный крик. Ее ноги скользили по полу — он был покрыт чем-то скользким, — но она выпрямилась, упершись рукой в стойку. Схватив его за руку, она помогла ему встать на ноги, включила холодную воду в раковине и подставила его рану под струю.

— Держи руки там, — сказала она ему. — Я принесу пакет со льдом из морозилки.

Пакета со льдом не было, но был пакет с замороженной овощной сместью, и она вынула его руку из воды и прижала пакет к ней, чтобы остановить кровотечение.

У него были и другие порезы, на той же руке, на другой руке, даже на щеке и подбородке, но они были незначительными по сравнению с раной на ладони, и она надеялась, что ему не придется обращаться в скорую помощь и накладывать швы.

Глория опустила взгляд на пол, приложила руку к скользкой плитке и понюхала пальцы. Оливковое масло. Среди беспорядка она не увидела разбитой бутылки и удивилась, как оливковое масло попало на пол. Кто мог положить ножи на стойку, если уж на то пошло? Тарелки стояли возле раковины, потому что она поставила их туда после завтрака, намереваясь сполоснуть их перед тем, как поставить в посудомоечную машину. Бенджамин, вероятно, вошел, поскользнулся на маслянистой плитке, схватился за стойку и, падая, сбил тарелки на пол. Но ножи? Она насчитала пять штук, всю свою коллекцию. Как они туда попали?

Уголком глаза она заметила Брэдли, стоящего рядом с холодильником. Повернувшись, она увидела, что он спокойно наблюдает за происходящим с полным отсутствием эмоций на лице. Он мог бы быть в шоке, но Глория знала, что это не так. В его нарочито спокойном лице читалась лукавая усмешка, указывающая на то, что, возможно, он знает, как это произошло, и она почувствовала, как по позвоночнику пробежала холодная дрожь, отчего персиковые волосы по всему телу зашевелились.

— Думаю, все в порядке, — сказал Бенджамин, снимая замороженный пакет с раны и возвращая Глорию в реальность. — Рана все еще кровоточит, но не так сильно. Я не думаю, что она настолько глубокая.

— Держи дальше, — сказала ему Глория. — И прижми пакет. Я принесу неоспорин.

Брэдли уже вышел из кухни. Она увидела его в его комнате, когда проносилась мимо, собираясь забрать из ванной пластыри и тюбик неоспорина. Он забирался на свою кровать, и ей показалось, что она услышала его смех.

После этого она начала наблюдать за Брэдли. О, она готовила ему еду, читала сказки на ночь и делала все то, что должна делать мать, но в то же время она внимательно следила за ним, пытаясь понять, не проявляет ли он какого-нибудь... подозрительного поведения. Она ненавидела себя за подобные мысли и чаще всего подозревала, что слишком остро реагирует на происходящее, ошибочно придает значение случайным наблюдениям или даже просто сходит с ума. За все время своего пристального наблюдения она не уловила в действиях Брэдли ничего необычного, ничего даже отдаленно необычного — но всегда оставался шанс, что он может сделать что-то злое.

Поэтому она продолжала тайное наблюдение. Она ничего не могла с собой поделать. Она должна исключить любую возможность и угрозу смерти Бенджамина.

Хотя Глория и Бенджамин должны были по очереди забирать детей из детского сада, эта обязанность обычно ложилась на нее, поскольку она работала ближе к дому и ее график был более гибким. Бенджамин должен был забрать их в тот день, когда она ходила на ежегодную маммографию, но, выйдя из медицинского центра и включив телефон, когда она шла к машине, Глория обнаружила, что он оставил ей срочное сообщение. Из-за чрезвычайного происшествия на работе ему пришлось задержаться в нерабочее время, поэтому он никак не мог приехать вовремя. Он позвонил в школу Монтессори, которая работала в качестве детского сада, и сообщил, что Брэдли и Рут, возможно, придется задержаться. Может ли она забрать их?

Конечно, она могла, и она позвонила, чтобы сказать ему об этом, услышав в его голосе одновременно вину и облегчение.

— Мне жаль, — произнес он. — У меня не было выбора. Мне приказали остаться и доделать проект.

— Не волнуйся, — сказала она ему, но ноющий голос в глубине ее сознания подсказывал ей, что это намеренно, что его заставили задержаться, чтобы... что? Он мог быть в офисе, когда недовольный бывший сотрудник устроил стрельбу? Он мог погибнуть в аварии по дороге домой?

— Будь осторожен, — сказала она ему.

Он понял ее смысл, и она услышала искренность в его голосе, когда он сказал:

— Я буду. Люблю.

— И я.

Она была не единственной мамой, опоздавшей забрать своих детей, и Глория сидела в очереди простаивающих машин на подковообразном подъезде к школе. Когда подошла ее очередь, она подъехала к месту сбора и подождала, пока одна из помощниц откроет заднюю дверь машины и поможет детям сесть, пристегивая их плечевыми ремнями безопасности.

— Спасибо, — сказала Глория женщине. — Извините, что опоздала. Я ценю всю вашу помощь.

Помощница улыбнулся.

— Нет проблем. Они хорошие дети. До свидания, Рут, — сказала она. — До свидания, Брэдли.

— До свидания, мисс Робин! — кричали они.

Дверь закрылась, и Глория выехала на улицу.

— Как прошел день? — спросила она.

В течение следующих нескольких минут они возбужденно переговаривались друг с другом, рассказывая ей об играх, в которые они играли, о закусках и обеде, которые они ели, и о картинах, которые они рисовали пальцами! Все работы, которые высохли — завтра будут отправлены с ними домой.

— Это здорово, — сказала она ободряюще.

Наступила минута молчания.

— Мамочка? — заговорил Брэдли.

— Да?

— Если бы папа умер, ты бы снова вышла замуж?

Глория посмотрела на него в зеркало заднего вида, потрясенная.

— Почему ты задал такой вопрос?

Он невинно пожал плечами.

— Папочка Хью Нго умер, а его мамочка сказала, что больше никогда не выйдет замуж.

Зачем матери обсуждать это со своим сыном? недоумевала Глория. И как это могло всплыть в разговоре между дошкольниками в детском саду?

— Синди Валлес сказала, что если ее папа умрет, то ее мама выйдет замуж за ее дядю!

Глория не верила ничему из этого. Остановившись на красный свет, она внимательно изучила лицо Брэдли в зеркале. Неужели она увидела там ухмылку? Взглянув на Рут, она увидела, что ее дочь рассеянно смотрит в боковое окно, не обращая на них внимания.

— Чтобы ты сделала, если бы папа умер? — спросил Брэдли.

— Папа не умрет.

— Он может, — неожиданно сказала Рут, все еще глядя в окно.

Свет переключился, и Глория проехала перекресток. Ей хотелось остановиться и позвонить Бенджамину, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Ей не нравилось, что он задерживается на работе. Но она заставила себя сохранять спокойствие и вести машину максимально осторожно.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — твердо сказала она.

Однако детям, похоже, было нечего сказать, и после нескольких минут молчания она включила радио, и всю оставшуюся дорогу домой они слушали музыку.

Той ночью в постели, после того как Брэдли и Рут уснули, Глория попыталась донести до Бенджамина, как нервирует его то, что дети говорят о его смерти. Он рассмеялся, сказав, что для маленьких детей совершенно естественно интересоваться такими вещами, это часть взросления.

— Очень скоро они будут спрашивать, откуда берутся дети, — сказал он с улыбкой. — Тебе лучше приготовиться к этому. Почитать литературы, посмотреть пособие.

Но это было больше, чем естественное любопытство, и она не могла заставить его понять странное настроение в машине и флюиды, которые она получала от Брэдли не только сегодня, но и...

С того дня, как он появился.

Это было то, что она не могла заставить его понять и даже не собиралась пытаться объяснить: ее двойственная жизнь, просачивание другой реальности в это существование. Она сама не знала, что это такое и почему это происходит, но что-то внутри нее принимало это, даже признавая его невозможность.

Может быть, она сходила с ума? Возможно. Но как это определить? Если ты псих, то ты не догадываешься об этом.

Утром Глория проснулась раньше Бенджамина, потому что хотела помыть голову. Обычно она делала это ночью, но отложила после того, как попыталась поделиться с мужем нервирующей беседой о смерти, которую она вела с детьми в машине. Она поставила будильник на пятнадцать минут раньше обычного и быстро выключила его, когда он зазвонил, чтобы не разбудить мужа. В хозяйской ванной комнате закончился шампунь (как такое могло случиться?), и она пошла за другой бутылкой в ванную, расположенную в конце коридора.

И чуть не споткнулся о вереницу машинок "Монстр-Трэк", расположенных в центре пола прихожей.

Только потому, что она была босиком, а не в тапочках, и ее большой палец коснулся холодного металла, прежде чем мгновенно отдернуться, она избежала падения по лестнице вниз. Свет в ванной был включен, как всегда, на случай, если кому-то из детей понадобится им воспользоваться посреди ночи, но линия "Монстр-Трэк" начиналась сразу за освещенным прямоугольником, упавшим на пол, который она заметила, только включив свет в прихожей.

На самом деле, маленькие машины располагались строго только перед их спальней.

Из-за двери маленького шкафа на другой стороне коридора доносились знакомые звуки стука. По ее рукам побежали мурашки, и она почти бегом вернулась в спальню, чтобы разбудить Бенджамина, но что-то в этом стуке показалось ей неправильным. Это были не те необъяснимые звуки, которые она слышала в прошлый раз. Они казались более... нормальными. Любопытство победило страх, Глория подошла к узкой двери и открыла ее.

Брэдли сидел в центре обшироного и пустого шкафа. Он переоделся из пижамы в дневную одежду, а в руках у него был оранжевая гоночная машинка "Монстр-Трэк" Он водил машинкой по полу и она ударялась об одну из стенок и отскакивала обратно.

Как долго ты уже не спишь? Знаешь ли ты, который сейчас час? Почему ты одет? Что ты делаешь в шкафу? — вот некоторые из вопросов, которые она хотела задать, но главным было то, что Брэдли специально разложил эти машинки "Монстр-Трэк" перед их дверью. Он знал, что кто-то из них мог споткнуться об эти машинки, и все же намеренно поставил их там.

Брэдли поднял на нее глаза, и она поняла, что он знает, что она знает.

Он улыбнулся ей.

— Убери их, — приказала она, и, все еще улыбаясь, Брэдли поднялся, выбрался из шкафа, небрежно толкнув дверцу и как невчем не бывало принялся собирать разложенные на ступеньках машинки.

— Теперь возвращайся в постель, — сказала она ему, когда он закончил убирать игрушки.

Бенджамин уже встал, разбуженный то ли суматохой, то ли собственным внутренним будильником, и стоял в дверях спальни в одних трусах, зевая.

— Что происходит?

— Мне нужно помыть голову, — сказала она. — Все ложитесь спать. Я разбужу вас, когда закончу.

Ей нужно было побыть одной, чтобы подумать, и как только она убедилась, что Брэдли находится в своей комнате, а Бенджамин счастливо вернулся досыпать, она взяла бутылку с шампунем из ванной в холле и отнесла ее в главную ванную, закрыв дверь.

Что теперь?

Глории показалось, что ее сын активно пытался навредить своим родителям, скорее всего, своему отцу...

Что бы вы сделали, если бы папа умер?

...и она задумалась, стоит ли ей противостоять мальчику или рассказать Бенджамину о случившемся, чтобы они оба могли сесть и обсудить это с ним. Будет ли это иметь какое-то значение?

У нее не было никаких доказательств, поняла Глория, только интерпретация событий, которые можно было легко объяснить другим способом.

Она включила воду в раковине, задвинула пробку на сливе и подставила голову под кран, благодарная за то, что хоть на мгновение ей удалось сосредоточиться на чем-то другом.

В конце концов, она решилась и рассказала Бенджамину, когда дети были вне зоны слышимости, но он не поверил.

— Брэдли? — скептически сказал он. — Это немного параноидально даже для тебя.

Он все еще был согласен с ней в том, что за ним что-то охотится, но отказывался верить, что это может быть его собственный сын, поэтому она не стала настаивать на этом.

В течение следующих нескольких дней она внимательно следила за Брэдли. На самом деле он ничего не делал, но его вопросы и к ней, и к Бенджамину казались целенаправленными, а темы, которые он выбирал для обсуждения, были наполнены гораздо большим смыслом, чем можно было предположить по их поверхностному содержанию. Однажды, забирая его из школы, она услышала конец разговора, который он вел со своим другом Раулем.

— Тебе было бы грустнее, если бы умер твой папа или твоя мама? — спросил Брэдли.

Рауль, потрясенный, не успел ответить, потому что Глория схватила Бредли за руку и потащила прочь:

— Садись в машину. Живо!

— О чем вы двое говорили? — спросила она, когда он был пристегнут.

— Домашнее задание, — соврал он.

В другой раз она застала его за тем, как он объяснял Рут, как работают грабли. Они были на заднем дворе и только что закончили смотреть мультфильмы, так что, скорее всего, они видели, как один персонаж делает это с другим, но когда он положил грабли на землю и осторожно нажал ногой на зубцы, отчего деревянная ручка поднялась вверх, Глория представила, как он подставляет грабли перед порогом их дома, чтобы Бенджамин наступил на них и ударил себя по голове.

В последнее время он, похоже, чаще общался со своей сестрой, и несколько раз Глория заставала их шепчущимися вместе, а затем быстро расходившимися, как только они видели ее. Это заставило ее подозревать не только Брэдли, но и Рут. Они были партнерами, и если он, несомненно, был лидером, то она, похоже, охотно следовала за ним.

Эта возможность не желала уходить, и именно сомнения и неуверенность преследовали ее, перспектива того, что ничего необычного не происходит, и она прыгает на тени, которых даже не было.

Тогда они точно были.

Глории пришлось задержаться после последнего занятия, чтобы проэкзаменовать свою подругу Хонг, у которой случилась семейная неприятность, и она позвонила Бенджамину, чтобы попросить его забрать детей. Летнее время закончилось за неделю до этого, поэтому темнело рано, и к тому времени, когда она приехала домой, уже наступила ночь. Машина Бенджамина была припаркована на подъездной дорожке, когда она подъехала к дому.

Но в доме не горел свет.

Сердце Глории учащенно забилось. В панике она поспешила выйти из машины, оставив пакет с учебниками на пассажирском сиденье и схватив сумочку только потому, что в ней были ключи. Ключи были уже в руке, когда она подошла к входной двери, но оказалось, что они ей не нужны. Дверь была не только не заперта, но и приоткрыта.

Внезапно насторожившись, она толкнула дверь.

— Бенджамин? — позвала она. — Брэдли! Рут!

Она надеялась, что Бенджамин крикнет, что они дома, и объяснит ей, когда выйдет, что произошло отключение электричества или перегорел предохранитель. Она ожидала, что не услышит никакого ответа, что ее крик будет встречен тишиной. К чему она не была готова, так это к тому, что она уловила на самом деле: знакомый стук, который прозвучал невероятно громко в тишине дома и который, как она знала, доносился из странного шкафа в коридоре.

Достав из сумочки телефон, она осталась на месте и позвонила в службу 911. Диспетчер сразу же вышел на связь, и Глория назвала ему свое имя и адрес и сказала, что кто-то проник в ее дом и все еще находится внутри.

— Не входите внутрь. Оставайтесь снаружи, — сказал ей диспетчер. — Наряд будет там через три с половиной минуты.

Это "три с половиной" было обнадеживающе конкретным, и Глория не собиралась заходить внутрь, намереваясь ждать на пороге, где она и была, но внезапно стук прекратился, сменившись голосами Брэдли и Рут, зовущими:

— Мама! Мамочка!

Какие бы подозрения она ни питала к ним, они все равно оставались ее детьми, и в их криках она слышала страх, тревогу и отчаянное желание найти свою мать. Инстинктивно она бросилась в затемненный дом, выкрикивая их имена:

— Брэдли! Рут! — молясь о том, чтобы расчеты полиции оказались точными. Поспешив войти, она щелкнула выключателем сбоку от двери, но, как и ожидалось, свет не зажегся. Все шторы были открыты, и свет уличного фонаря на тротуаре скрашивал темноту, силуэтно очерчивая обстановку передней комнаты.

Глория направлялась прямо в непроглядный мрак кромешной тьмы коридора, когда краем глаза почувствовала движение. Повернув голову и вытянув телефон перед собой, чтобы использовать яркость его экрана как фонарик, она увидела в центре гостиной две маленькие, едва различимые фигуры: Брэдли и Рут. Они стояли лицом к телевизору, а точнее, судя по наклону их голов вверх, к эскизу в рамке над телевизором.

Набросок хижины, в которой Глория видела движущиеся фигуры, написанные карандашом.

— Брэдли! — сказала она, поспешив к ним. — Рут!

Они повернулись к ней, и вблизи она увидела, что оба ухмыляются. Почувствовав внезапный озноб, она спросила

— Где папа?

Не "Ты в порядке?" или "Что ты делаешь в темноте?", а "Где папа?". В животе у нее появилось болезненное чувство ужаса.

Словно в ответ, стук раздался снова. Он определенно доносился из прихожей, и Глория, оставив детей, побежала в темноту, выставив перед собой телефон. Найдя узкую дверцу, она сразу же повернула ручку и распахнула ее. Ее светящийся экран осветил тело Бенджамина в маленьком пространстве. Ведь теперь ОН был просто телом. Окровавленный и безжизненный, он лежал, обмякнув, в центре пустого и странного шкафа, багровые пятна усеивали пол и странный покатый потолок, как будто очень маленький, очень сильный человек держал его за ноги и раскачивал его тело вверх-вниз, разбивая его голову о верхний и нижний периметр шкафа.

В пространстве с ним никого не было.

Голова Бенджамина откинулась в сторону, повернувшись к ней лицом, и в кровавой мессиве его лица Глория увидела неподвижный белый глаз.

Ее крики слились с воем полицейской сирены.