Бентли Литтл, Глория

Глава восемнадцатая

Глория проснулась поздно, так как Бенни не ворвался в дом, умоляя о завтраке, как он обычно делал, и когда она проверила его после посещения ванной, намереваясь разбудить его, она обнаружила его лежащим на кровати, с откинутыми до пят одеялами, с широко открытыми глазами. Его глаза всегда были открыты, когда она входила в его комнату, но обычно он не спал и улыбался ей. В этот раз, однако, его лицо было застывшим, рот онемевшым, и у нее перехватило дыхание, когда она с ужасом осознала, что Бенни не дышит. Ее мальчик умер где-то ночью. Снова.

Крик, вырвавшийся из ее уст, был достаточно громким, чтобы разбудить весь район. Она упала на него и зарыдала. Это была инстинктивная реакция, первобытный вопль ее разбитого сердца. Она снова потеряла сына, и ощущение его холодной кожи на ее щеке прожгло бездонную дыру в центре ее существа. Она взяла его руку в свою, обняла и сжала ее.

В какой-то момент она села, вытирая слезы со слезящихся глаз. Практичность взяла верх над эмоциями, и, как бы ни было ей стыдно за эти мысли, Глория задумалась о том, как она собирается сообщить о его смерти. С точки зрения всего мира, его не существовало, и если она позвонит в 911 и объяснит, что произошло, он внезапно попадет в поле зрения властей. Глория ничего не знала о протоколе вскрытия, но предполагала, что когда судмедэксперт попытается выяснить, почему и как он умер, будут сняты отпечатки пальцев для идентификации. Как только эти отпечатки окажутся в картотеке, они, вероятно, будут автоматически сопоставлены с отпечатками убийцы, убившего Майрона и Джин. И поскольку будет ясно, что Бенни жил с ней, она будет причастна к их смерти.

Все это было кошмаром, и Глория только начала обдумывать возможные сценарии, как услышала стук в дверь. Ее инстинктивной реакцией было притвориться, что ее нет дома, но она знала, что ее крики наверняка напугали соседей. Один или несколько из них, вероятно, вызвали полицию, и, скорее всего, это был либо полицейский, либо обеспокоенный гражданин, который пытался проверить ее и убедиться, что с ней все в порядке.

Стук повторился.

Ей пришлось открыть дверь.

— Мамочка! — произнес девичий голос.

Джин?!

Онемев, Глория прошла через гостиную. Ей хотелось верить, что она неправильно определила голос и вообразила, что он сказал, но она знала, что это Джин, и открыла дверь, и это была она.

За исключением того, что Джин было четыре года, столько же, сколько ей было, когда утонул Бенни. На ней даже был тот же купальник, что и в тот день. И она держала за руку женщину намного старше себя.

Это была бабушка Глории.

Которая была мертва уже двадцать с лишним лет.

— Бабушка? — поразилась Глория. Ее голос стал звонкий и раздражающий.

Бабушка окинула ее презрительным взглядом, который пронзил ее до глубины души и который она прекрасно помнила, хотя он не обращался к ней с тех пор, как она была младшеклассницей.

— Нам придется стоять здесь вечно, — сказала она с укором, — или ты нас впустишь?

****

Глория чувствовала себя как Алиса в Стране чудес или в Зазеркалье, застрявшая в безумном мире, где все бессмысленно. Она была потрясена и удивлена, обнаружив на пороге свою давно умершую бабушку и младшую версию своей умершей дочери, но не испытывала ни доверия, ни недоверия, потому что она уже проходила через это раньше, а ее воскресший сын лежал мертвым в комнате дальше по коридору.

Только он не был ее сыном в привычном значении этого слова. Он был восставшим из мертвых. Который...

...исчез!

Когда она оставила бабушку и Джин в гостиной, чтобы проверить его, его тела не было, как и одежды. Спальня выглядела так, как будто в ней никто не жил много лет.

У Глории болела голова, и она чувствовала, как кровь стучит в висках в такт ускоренному биению сердца. Она на мгновение уставилась на пустую кровать Бенни, а затем ворвалась обратно в гостиную.

— Что здесь происходит? — потребовала она объяснений.

Она адресовала этот вопрос своей бабушке, но ответила Джин.

— Мы будем жить с тобой. Здорово, правда?

В дверь снова постучали, на этот раз громче и с большей силой. Приехала полиция. Кто-то явно вызвал наряд, услышав ее крик, и хотя Глория не слышала сирен, двое полицейских в форме стояли на крыльце, когда она открыла дверь. Оба были довольно молодыми, ее ровесниками, как она догадалась, оба латиноамериканцы, хотя разговаривал более высокий и тяжелый из них. Он встретил ее взгляд, его глаза были плоскими и нечитаемыми.

— Здесь все в порядке, мэм? Мы получили сообщение о криках, доносящихся из этого дома.

— Все в порядке, — сказала она ему и немного вымученно улыбнулась.

— Значит, криков не было?

— Были. Но не преступные! Это была я. Я просто... удивилась, — сказала Глория. — Я не видела свою бабушку много лет...

— Десятилетия, — сказала старушка, появившись у нее за спиной.

— ...и для меня было шоком обнаружить ее на моем крыльце, когда я открыла дверь, — закончила фразу Глория.

Офицеры скептически посмотрели друг на друга.

— Вы не возражаете, если мы войдем, мэм?

Глория отошла в сторону.

— Разумеется нет.

Она провела их через весь дом и даже в гараж, пока они окончательно не убедились, что она ничего не скрывает и ничего плохого не происходит.

— Извините за беспокойство, — сказал полицейский покрупнее. — Служба, мэм.

Она не смогла удержаться и быстро проговорила:

— Что ж, в следующий раз, когда я вновь обнаружу давно потерянного члена семьи, я сделаю это тихо и постараюсь не показывать никаких эмоций, чтобы моим соседям не пришлось вызывать полицию.

Оба офицера выглядели смущенными.

На этот раз заговорил более низкорослый офицер.

— Нам очень жаль, — сказал он. — Извините за беспокойство. Хорошего дня.

Его извинения казались более реальными, менее обязательными, и он кивнул в сторону ее бабушки и Джин.

— Вам тоже.

Глория подождала, пока они вернутся по подъездной дорожке и сядут в патрульную машину, прежде чем закрыть дверь.

— Так что вы двое здесь делаете? — спросила она, повернувшись лицом к гостям. Возможно, это ее бабушка и ее дочь, но она чувствовала себя совершенно отчужденной от них обеих. Как будто семейная связь, которую они когда-то разделяли, была разорвана, и теперь они были незнакомцами, встретившимися впервые.

— Это ты нам расскажи, — ответила бабушка.

— Это бессмысленно, — сказала ей Глория.

Джин пожала плечами.

— Мы приехали сюда, чтобы жить с тобой. Ты не рада?

— Но откуда вы приехали? Как вы сюда попали? Вы оба... Вы должны были быть... Вы мертвы.

— Уже нет, — сказала Джин.

Она улыбнулась, и эта улыбка заставила Глорию вздрогнуть. Она ясно вспомнила, как ее дочь стояла перед ней на пляже в таком же купальном костюме, в то время как в воде позади нее Бенни был опрокинут волной и утонул.

Ее бабушка шагнула вперед и положила костлявую руку на плечо Глории. Она помнила ощущение пергамента на этой морщинистой коже, сильный запах духов "Табу".

— Утро вечера мудренее.

— Я не лягу спать, пока не узнаю, что происходит! — закричала Глория, но быстро опомнившись, перешла на громкий шепот, — Мне нужно знать, что здесь происходит.

— Тебе нужно отдохнуть. — Осторожно бабушка вывела ее из гостиной в сторону спальни. Старушка, казалось, уже знала расположение дома.

— Я тоже устала, — сказала Джин, зевая.

— Я приготовлю кровать в комнате для гостей, — сказала ей бабушка Глории. — Ты можешь спать со мной.

Хотя она не согласилась, Глория больше не сопротивлялась. Она устала, поняла она, и маленькая логическая часть ее разума надеялась, что это либо сон, либо плод переутомления, и что если она ляжет спать, то утром все вернется на круги своя. Позволив проводить себя в спальню, она подумала, что есть что-то приятное в том, что бабушка снова вернулась, что-то успокаивающее в том, что в доме есть пожилой любящий ее человек.

Было приятно, что ее дочь тоже вернулась.

Бабушка поцеловала ее в лоб.

— Сладких снов, — сказала она. Так она всегда говорила, когда Глория оставалась на ночь в ее доме. — Теперь поцелуй свою мамочку на ночь, — сказала она Джин.

Девочка встала на цыпочки, поджав губы, и, улыбаясь, Глория наклонилась и подставила свою щеку. Ее дочь поцеловала ее, а затем она поцеловала свою дочь в ответ.

— Спокойной ночи, милая. — сказала она.

— Я уложу ее в постельку, не волнуйся, — предложила бабушка. Она обняла Джин и направила ее к двери. — Увидимся утром.

Глория присела на край матраса, чувствуя усталость. Обычно она снимала обувь в гостиной и оставляла ее под кофейным столиком, но она не собиралась тратить силы на обратный путь. Она сняла туфли и носки, затолкав их ногой под кровать, затем встала и сняла брюки и рубашку, бросив их на стоящий рядом стул. Ночь была теплой, и вместо того, чтобы подойти к комоду за пижамой, она спустила плед и легла на кровать в нижнем белье. Простыня была прохладной на ее коже, и она закрыла глаза.