Бедный Енох

ГЛАВА I.VII

Как раз тогда, когда умер отец, ну, спустя где-то две-три недели, вся моя жизнь вдруг кардинально изменилась.

У меня вдруг возникла сильнейшая необходимость всякий раз, куда-либо отправляясь, заранее хорошенько обдумывать все свои маршруты — и не приведи господи оказаться вблизи какого-нибудь кладбища!

Бледные, почти прозрачные, или не совсем прозрачные, или совсем не прозрачные души умерших блуждали вокруг мест своего упокоения, даже нет — не упокоения (его у них-то как раз-таки и не было!) а захоронения, мыча и завывая что-то, мучаясь, стеклянными глазами в которых кроме вопроса: «что со мной?» — ничего не было, разглядывая, для них, наверное, странных, идущих мимо и их не замечающих живых.

В многоэтажках по подъездам расхаживали мрачные, либо наоборот — чрезмерно энергичные и ехидно-веселые демоны, а ангелы концентрировались ближе к центру города.

И те, и другие, время от времени в разных местах выставляли свои «метки» — огромные камни, либо стелы, некоторые из которых блистали, как молнии, а другие, наоборот, пугали своими мясного цвета «текстурами». «Метки» использовались ангелами и демонами для сбора вместе, но много их там никогда не было — не больше четырех-пяти.

И неприкаянные мертвые, и ангелы, и демоны были, за редким исключением, вполне себе общительными персонажами, если к ним обратиться. До обращения же к ним они не обращали на меня никакого внимания. С ними, конечно, можно было говорить, только при этом следовало учитывать, что все остальные вокруг (люди. Люди!!) не видят того, что видишь ты — и быть осторожным, как бы тебя не упекли куда подальше за разговоры с пустотой.

Сначала я, конечно, думал что сошел с ума и все эти видения — плод моего больного воображения. Но после, сумев-таки преодолев панику взять свою волю в кулак, я, так и не убедив себя в болезненной нереальности происходящего понял, что все это — некая параллельная, не видимая глазам обычных людей реальность, которая вдруг, не понятно зачем или за что — открылась мне.

«Приди в себя», «сконцентрируйся», «перестань выдумывать» — это, и подобная ей лабуда больше не работали. Мои видения никак не прекращались, постепенно превратившись в постоянные, и через месяц после того, как начались — уже не уходили, будучи постоянно со мной, и даже наоборот — какое-то время усиливаясь, представляя мне все более и более четкую «картинку», не смазанную, а такую, будто то, что мне видится — реальность материальная.

Но важно, скажу честно, было другое. Важно было что не смотря на то, что я достаточно быстро сумел адаптироваться и научился делать вид, что ничего не происходит — чтобы другие люди не сочли меня сумасшедшим, тем не менее, всякая встреча с персонажами из другой реальности всегда была для меня столь насыщена непонятно как вдруг входящими в меня сильнейшими эмоциями, явно не моими, а извне, что именно это и представляло для меня самое главное мучение.

Я чувствовал, встречаясь с «параллельными» персонажами, притом сильно, нечто, что было сутью мертвеца ли, ангела или демона.

И если ангельские «эмоциональные вторжения» (как я их назвал) были еще куда ни шло, ангелы, как я вскоре понял, минимально эмоциональные личности, по большому счету простые исполнители не своей воли, то эмоции, окружавшие демонов и мертвецов были настолько мрачными и подавляющими, что могли надолго вывести меня из зыбкого эмоционального равновесия.

Пару раз встретившись с ними в метро я чуть было под поезд не попал, а как-то раз, на улице, забыл куда я иду и еще было дело — как-то забыл какое было время суток.

Попытки держаться подальше от всех этих личностей «не отсюда» помогали слабо — напороться на демона можно было везде и всегда и обычно встреча с ними происходила именно тогда, когда я блуждал по улицам с целью не повстречаться с другим, обходя того за версту.

Мертвецы концентрировались обычно вокруг кладбищ, но и тут были исключения — как-то раз с одним таким я ехал в лифте, так что эта поездка показалось мне просто вечной. И не дай бог было посмотреть ему в глаза, что бы он что-то не заподозрил.

«Метки» ангелов, как я уже говорил, были большие сиятельные камни, либо красивые высокие стелы, которые могли расположиться даже на проезжей части дороги, и обычно никаких эмоций не вызывали.

Демонические же «метки» представляли собой конструкции, странные, сложные, утонченные и красивые одновременно, вдоль и поперек испещренные разными символами, знаками и словами. И если обычные люди проходили эти вещи насквозь не заметив, то мне оказаться внутри такой штуки были почти смерти подобным делом.

Даже одно только разглядывание знаков и надписей на «метках» демонов приводило к глубокому эмоциональному «погружению» в их суть, так что потом отойти от этого тоже было трудно. Тем не менее, разумно описать что и зачем было начертано, мне не представлялось возможным.

Разум мой, не смотря ни на что, оставался пуст, а душа переполнялась чрезмерно сильными негативными явно не моими чувствами, терзаясь и ища успокоения. Кроме разных мелочей — типа догадки, что, например, мертвецы с кладбищ могут медленно «дрейфовать» в сторону своих прижизненных жилищ, особым опытом от этого вторжения в духовный мир я не обогащался.

Да и если бы обогатился — кому нужно знать, что ангелы и демоны тусуют у стел и камней?

Кроме этого, демонов зачастую так окружала музыка, одновременно и манящая и наводящая ужас. Затыкать уши, заслышав ее было бесполезно — музыка была из иного, нежели воздушное, пространства, и проникала сразу в самые печенки. Ею можно было наслаждаться даже, правда тут же приходило понимание, что за этим последует расплата.

Понятное дело, что даже обладая очень сильной волей и выносливостью жить такой жизнью было почти невозможно. У меня все валилось из рук, не стыковалось и не складывалось. Я часто забывал делать то, что обещал и мне в этом не помогали даже подробные записи намечаемых дел.

Кроме этого в моей жизни постоянно стали происходить какие-то несчастья, несуразицы и мелкие, но постоянством своим весьма досаждающие происшествия и поломки.

Под гнетом частых и сильных эмоциональных встрясок мой собственный эмоциональный мир, который, мне казалось, навсегда уже успокоился по причине моего возраста, пришел в движение, раскаляя старые, казалось бы на всегда канувшие в Лету воспоминания об обидах и прочих гадостях.

От этого у меня даже иногда вдруг возникало жуткое желание кому-нибудь отомстить из моего прошлого и я с наслаждением представлял, как бы перерезал этому человеку горло, либо что еще похуже. Притом причина такой ненависти могла быть незначительной. Мне вспоминалось буквально все, что происходило со мной раньше, и при том представлялось в исключительно черном цвете.

Такие вещи находили на меня все чаще и чаще, волнами, и «волны» эти становились все более сильными и продолжительными.

Но, не смотря на все эти неприятности приходилось как-то жить дальше. Но как? Вопросы, связанные с обычной жизнью никто не снимал с повестки дня — мне нужно было зарабатывать деньги, оплачивать квартиру, делать все то, что делают все остальные люди.

Да, но остальные при этом не были сжаты со всех сторон «откровениями» постигшими меня, их жизненные силы не высасывались почти в ноль галлюционгенно-эмоциональным прессингом.

Итак, как-то раз, поняв, что в следующий свой приступ злобно-мстительных воспоминаний либо кого-нибудь зарежу, либо покончу с собой, я решил все-таки действовать:

— Пусть и не понятно что, — но я должен что-то предпринять — сказал я себе.

Поход ко врачам отметался с самого начала — запрут и потом используют это против меня, а на моем «балансе» была квартира, купленная мне мамой на последние ее сбережения.

Помятуя же, что где-то читал про возможность заключения «договора» сами понимаете с кем, я несколько дней провел в выслеживании какого-нибудь демона, чтобы подловить того, пока вокруг нет людей — и спросить его о мною задуманном деле.

Лишь спустя достаточно продолжительное время я вдруг вспомнил, что почему-то в тот момент вариант подобного же обращения к ангелам не рассматривал. Не знаю уж и почему, но я был абсолютно внутренне уверен, что этих ребят заинтересовать не смогу.

Подловив же как-то одного из демонов в переулке в центре, я обратился к нему, странное дело, но даже тут я не забыл об элементарной вежливости, обратившись к нему на «вы».

Что тут с ним произошло! Демон долго кашлял, чертыхался и отплевывался, его морщинистое с позволения сказать лицо исказилось гримасой невероятного удивления, змеиные глаза чуть не вывалились из орбит, после чего он стал длинным и грязным ногтем на пальце своей с позволения сказать руки чесать себе репу. Сам он при этом, так же как и я придерживался элементарной вежливости, называя меня так же на «вы» и «молодым человеком»:

— Чего же вы хотите от меня? — придя в себя спросил меня демон, и тут я заметил, что его «эмоциональное давление» на меня при начале общения вдруг сошло в ноль.

— Я думал о заключении договора, сами понимаете с кем. Мне очень нужна помощь, думаю, чтобы выжить. Сам справиться с проблемой я уже не в силах.

Тогда демон начал улыбаться мне так, будто его погрузили в самую эмоциональную суть сексуального оргазма, отключив мозги. Я подробно рассказал ему, что происходит, не забыв спросить — нельзя ли обойтись в таком деле без заключения каких-то договоров?

Демон изобразил сочувствие и участие, будто он и не был само зло:

— Мда… да, вы правы, молодой человек, такую проблему без договора решить никак не удастся.

Я замялся.

— Другое дело, что вы сможете предложить взамен? Какая оплата?

Я опять не знаю, что и ответить:

— А какая оплата может быть?

— Ну, обычный вариант, конечно, у людей, они же так боятся кого-либо чпукнуть — это их собственная жизнь. Но, как вы, наверное, поняли, можно предложить и чужую жизнь.

Но на убийство я конечно не способен, не смотря ни на что.

— Да — отвечаю я — мне кроме себя предложить некого.

— Ну… тогда вы сами…

Дальше демон быстро, но подробно рассказал мне, что необходимо было сделать:

— Взять коробочку. Лучше всего — из под конфет. Положить туда… как раз две-три…

— Так две или три?

— Не важно, конфеты. Положить туда записку собственноручно написанную, где подробно изложить то, чего вы хотите. Обязательно написать, что вы отдаете взамен. Под запиской поставить свою подпись, либо капнуть на нее капелькой своей крови.

Тут (а я и не заметил) мимо проходят две девушки, гладя на меня насмешливо, после же того, как они немного отдалились, все время на меня оглядываясь, вспрыснув громким и радостным смехом.

— Коробочку закрыть, и окропить чьей-нибудь кровью…

— Своей?

— Нет, чужой. Желательно, чтобы этот кто-то над этой коробочкой и помер бы.

— И чья же это может быть кровь?

— Чтобы на сто процентов сработало — лучше всего человеческая, притом человека, который вам ничего плохого никогда не сделал. Самое оно — поймать какого-нибудь незнакомца. Еще лучше — человека, который вас любит, вам доверяет и делал вам в жизни только добро. Ваше жертвоприношение не должно выглядеть как сведение счетов с вашим врагом.

— Ой…

— Но можно и попроще — например, кошечку зарезать.

— Кошку???

— Тогда тоже сработает. Ну, почти наверняка…

— А нельзя ли, например, хомячка? — я, как дикий обожатель кошек считаю убийство кошки преступлением похуже убийства человека.

— Можно, но все эти мышки, хомячки, и морские свинки стопроцентной гарантии вам не дадут.

— Хорошо, и что потом?

— Потом вам сообщат. Если бы вы были обычным человеком, я бы сказал вам, что лучше бы вам было, чтобы вас проигнорировали, но вы…

Я опять замялся.

— А что во мне такого необычного?

— В первый раз за три тысячи лет ко мне обратился человек! Ну так вот, коробочку эту вам следует зарыть в центре перекрестка какого-нибудь, не важно какого — и дело в шляпе.

Я благодарю демона, и чуть ли не готов пожать ему лапу:

— Да! И не забудьте коробочку какой-нибудь ленточкой обернуть — закончил мое «инструктирование» тот — если она раскроется, а это очень часто бывает, в момент зарывания — дельце не сложится.

Какое-то время после этого разговора я исполнен энтузиазма настолько, что готов асфальт на каком-нибудь московском перекресте раздолбать и туда замуровать коробку с пожеланием — лишь бы все получилось.

Но потом начинаются сомнения. Я отдаю вечную душу — но за что? За избавление от проблем, которые, может, еще и можно было бы решить без всяких там договоров!

Но, все равно, после хорошенько все обмозговав я все-таки прихожу к выводу (особенно после весьма «эмоциональной» встречи на улице с еще одним мертвяком), что все другие возможности исчерпаны.

Итак, как я и думал, самая большая проблема возникает у меня с умерщвлением мышки, купленной мною в зоомагазине. Вначале я долго пытаюсь заставить себя отрезать ей голову, а потом, когда я все же на это решаюсь, мышка — не будь дурой, оказывает мне такое сопротивление, что после того, как мне ее все-таки, упрекая себя в совершении тяжкого убийства и мучаясь совестью удается прикокнуть, крови в квартире оказывается более чем достаточно, приходится даже делать небольшую мокрую уборку.

Весь исцарапанный я даже мажу как коробку, так и лист в коробке дополнительно, кроме крови мыши, своей кровью.

Следующий шаг — это зарывание коробки на перекрестке. Здесь приходится повозиться.

Сначала я еду к маме домой, пока она на работе, забираю у нее ключи от машины и от дачи. Затем, едва начинает темнеть — еду на дачу, и уже там, вдали от людей нахожу подходящий перекресток.

Едва же я торжественно собираюсь зарыть свою коробочку, как оказывается, естественно, что у меня нет при себе лопаты. То есть мне тогда приходится вернуться на дачу (на которой я собирался переночевать после завершения всех этих «дел», и до которой немного до этого не доехал, как свернул к перекрестку проселочных дорог) забрать оттуда лопату, немало провозившись с заржавевшим замком от ворот дачи чтобы на нее попасть, и уже в кромешной ночной тьме вернуться на перекресток, где уже без всякой торжественности, при свете фар наконец зарывается мое такое своеобразное «письмо Деду Морозу».

Тут меня поджидало небольшое разочарование. Ко мне не вышел на перекрестке никакой демон, тем более сам дьявол, я не слышал никаких голосов, короче, ничего такого не произошло, что произвело на бы меня впечатление, будто все, проделанное мною для заключения договора — не напрасно.

Тем не менее, как показалось, эффект был.

Едва я возвращаюсь на дачу, еще даже при подъезде к ней, меня накрывает волна чуть ли не осязаемого спокойствия.

Весь остаток вечера проходит для меня просто чудно — я спокойно и без нервов, не дергаясь, готовлю себе простой ужин, который, когда я сажусь за стол, кажется мне самым вкусным на свете, спокойно, без битя нечаянного посуды, без упавших бутылок — достаю из холодильника полупустой «Кагор» и в полном одиночестве осваиваю его, будто он — самое изысканное вино на земле.

Я вдруг реально начинаю получать удовольствие от того немногого, что у меня есть — простая еда, простое вино, затем — постель, кажущееся мне самой мягкой в мире, и, после всего — сон, настолько тихий и безмятежный, что, кажется, такого сна у меня вообще никогда не было — даже в глубоком детстве.

На следующее утро соседи, которые раньше не обращали на наше семейство никакого внимания — вдруг, неожиданно очень любезно пригласили меня позавтракать с ними. Как я из скромности не отказывался — они настаивали, так что в конце концов меня уломали.

Сидя у них на кухне и поглощая изумительный просто, воздушный, таявший во рту омлет, за разговором, я все пытался узнать у них — по какому такому делу они со мной вдруг захотели общаться, но, как я ни выруливал к этому разговор — у меня ничего не вышло.

В конце концов я спросил их об этом прямо, удивляясь себе, с какой легкостью набрался смелости — но нет, оказалось, что эти милые люди просто решили со мной пообщаться, им так вдруг захотелось, и задних мыслей у них при этом не было.

После этого, выпив две кружки самого прекрасного в мире чаю, я отправился домой.

Пока я выезжал к шоссе, у деревни, находящейся недалеко от нашего дачного поселка я было повстречал мертвеца, бредущего вдоль дороги, но после того как он со всего размаху упал головой об асфальт — понял, что это всего лишь плохо выглядящий очень пьяный молодой человек, и тогда подумав, что пребывая в таком настроении я, если даже и увижу ангелов или демонов — то мне на них будет наплевать, я прибавил газу и переключил радио на веселенькую радиостанцию легкого формата.

В Москве, к моему удивлению, ни ангелов, ни демонов, ни, тем более жалких каких-то мертвяков, бродящих по улицам, не обнаружилось.

А я ведь искал!

Быстро поставив мамину машину на место я заехал к ней домой и выгрузил там обратно все ее ключи, после чего отправился к себе, зарекаясь не ничего ей не сообщать о том, что я ездил на ее машине.

В тот день мне было больше нечем заняться, и остаток дня я провел у телевизора, с наслаждением выкуривая одну за другой сигареты. Около десяти часов вечера зазвонил телефон, и я, не ожидая никаких звонков, пошел в коридор думая, будто мне звонит мама, обнаружившая у себя дома, что я там побывал.

Но это была не мама. Звонили, а я уже и ждать перестал насчет работы, меня приглашали на собеседование.

Голос позвонившей мне девушки был несколько взволнованным, как мне показалось, а по временам даже льстивым, что у меня даже сложилось впечатление, будто она опасается того, что я не соглашусь с ее предложением — она долго расписывала все преимущества работы, мне предлагаемой, престижность организации и прочее.

Неожиданно для себя я стал ей отвечать тоном человека, не очень заинтересованного в этой работе, но в принципе готового подумать. Я отвечал, что в принципе не имею особой нужды в деньгах (и это была ложь наивысшей наглости!), что работа для меня — это прежде всего творчество, что, дескать, мне важен творческий подход и атмосфера на работе — ну и прочую тому подобную лабуду.

Слава богу, не догадался устраивать нарочитые дурацкие проволочки с проведением собеседования!

— К сожалению — сказала мне девушка — мы никак не можем, наверное, отложить нашу с вами встречу, потому как завтра наш начальник уезжает в Екатеринбург, и обратно вернется только через неделю, но вот так получилось, он настаивал на том, чтобы мы как можно быстрее провели собеседования с соискателями…

На это я отвечаю, что, вроде как, пусть мне будет и трудно выкроить назавтра час-другой для такого дела, тем не менее я обещаю быть на месте в назначенное мне время.

Когда же этот разговор заканчивается, я тут же позвонил маме — сообщить радостные новости о моем приглашении на собеседование.

Мама меня поздравляет, но и просит, чтобы я «не дурил» на собеседовании, а приложил максимум усилий для получения этой работы:

— Попробуй произвести на них впечатление — сказала мне мама — оденься, наконец, нормально, брюки — они же у тебя есть! Прими душ, используй дезодорант, туалетную воду — которую я тебе дарила, и, как я видела у тебя раньше, ты ею не пользуешься!

— Мама, — отвечал я — тебя послушать — так я вообще дурно пахнущее животное!

Но мама неумолима: «Я просто хорошо знаю тебя, Андрей, ты всегда все делаешь по-своему». Я объясняю в ей ответ, что меня приглашают на собеседование в издательство, очень такое контркультурное, где, как мне представляется, нужно выглядеть очень неформально, чтобы сойти за своего:

— Помнишь, я хотел себе серьгу сделать, но ты меня отговорила?

— Андрюш, ты пойми, делать серьгу взрослому мужику, которому уже за тридцать — это выставлять себя дураком! Я понимаю — в восемнадцать лет, когда еще ветер в жопе…

— А вот я думаю, что сейчас мне эта серьга как раз-таки и пригодилась бы! Наверняка в этом издательстве все мужики носят!

— Они что — педики, что ли? — мамина категоричность бьет, как всегда, наповал (если с серьгой — то гомосексуалист).

— Ну почему же сразу — педики? Если с серьгой — то сразу педик?

— Но меня это смущает! А что, если они там и вправду — гомосексуалисты? И ты будешь с ними работать?

— Да какое мне дело до их ориентации? Я же туда иду не за ориентацией их наблюдать, а деньги зарабатывать!

— Это-то конечно же оно так — но вдруг… так сказать… кто-то из них будет воспринимать тебя как… ты у нас мальчик красивый.

Короче — стена непробиваемая. Сказав мне напоследок, что вроде как радостная новость ее теперь вводит в беспокойство, мама начинает закругляться с разговором и мы прощаемся.

Я вешаю трубку в некоем раздражении, которое, впрочем, очень скоро проходит, быстро поглощаясь все пребывающим во мне чувством спокойствия и умиротворения.

На следующий день все идет просто как по маслу: на собеседовании в издательстве оказывается, что никаких других претендентов на предложенное мне место нет, то есть я тут такой один единственный.

Главный редактор — человек, которого девушка, звонившая мне называла «начальником» — вдруг оказался весьма хорошо предрасположенным ко мне человеком, и, особо не рассуждая, взял меня на работу, так и не дослушав мои рассказы о том где и как я раньше работал.

А я ведь только разошелся!

Назначив мне вполне нормальную зарплату, которой по моим расчетам должно было хватить чтобы оплачивать квартиру и покупать еще что-то поесть, главный редактор удалился, сказав, что ему уже нужно поспешать на поезд в Екатеринбург, и тогда один из сотрудников издательства меня поводил по офису, показывая и рассказывая мне что здесь да как, после чего пригласил пить чай на кухню:

— Вот так мы и живем! — сказал он мне отхлебывая из чашки — стараемся сеять разумное, ну и прочая хрень.

Чувствуя, что лед еще не сломан я произношу хвалебную речь в адрес издательства, которое, впрочем, немного знал по книгам в магазинах. Оно, это издательство мне и вправду казалось не плохим, особенно же мне нравились всегда выделяющиеся на общем фоне оформленные в радикально каком-то левацком духе обложки книг этого издательства.

После этого обстановка становится еще более теплой, и уже более дружеским тоном мы с этим товарищем какое-то время беседуем, сидя у его компьютером — потому как он мне вдруг захотел показать кое-что, как ему представлялось, интересненькое из интернета о политике.

На одном из стеллажей в офисе я нашел интересную книгу, напечатанную до сих пор мне неизвестным издательством «Тьма Inc.».

«Книга пророка Еноха» — гласит большая красная надпись на абсолютно черном глянцевом фоне обложки.

— Заинтересовался? — неожиданно подойдя ко мне из-за спины вдруг спросил меня тот самый молодой человек, который знакомил себя с издательством — возьми себе! Не знаю, как эта книженция к нам попала!

— Издательство интересное — отвечаю я — никогда раньше о нем не слышал!

— Да? Ну и что? Сколько их ежегодно, десятки, а может, сотни — появляется и исчезает без следа?

Я кладу книжку себе в сумку.

Еще какое-то время мы знакомимся со всеми остальными работниками издательства, с теми, кто на месте присутствует, после чего довольно-таки тепло прощаемся — и я ухожу восвояси.

Скажу честно, в издательстве мне очень понравилось — многочисленные стеллажи с книгами производили впечатление, будто издательство — некий интеллектуальный центр, в котором сходились, встречались и боролись друг с другом множество человеческих идей, страстей и переживаний.

Информация, притом интересная, будто стекала с полок, обволакивая, как дым, все вокруг. Казалось, будто еще чуть-чуть — и в стенах откроется дверь в иной, залитый светом идеальный мир, мир, где все устроено разумно, где процветает человеколюбие и благая воля, мир, где каждому есть место…

«Найти бы и мне в этом мире себе местечко» — подумал я тогда, закрывая за собой дверь офиса — «хотя бы маленькое такое, где-нибудь на отшибе, без претензий и притязаний, но обязательно здесь, но обязательно здесь, здесь, где сходятся потоки идеальной энергии чистого человеческого ума и гуманизма».

Через какое-то время я начинаю работу, все время подмечая, что дела идут хорошо, как никогда, а многочисленные проблемы удивительным образом разрешаются зачастую как будто сами собой.

Уже через месяц все эти события, такие как нелепое зарывание какой-то глупой коробочки в землю на пересечении грунтовых дорог, так и всё, что предшествовало этому, начинают забываться, так, будто этого со мной и не происходило.

«Мышку только жалко» — искренне говил я сам себе, постепенно начиная думать, будто все то, что со мной происходило казалось бы совсем недавно — странные мои видения и прочее, тому подобное — было вдруг куда-то девшейся моей болезнью, которая теперь, не понятно куда ушла:

«Но все же просто!» — говорил я сам себе, более себя успокаивая, нежели стремясь разобраться в сути дела — «да, я видел какие-то галлюцинации, мои эмоции бурлили — но потом, после некоей кульминации, обозначившийся в виде обряда с коробочкой — все это отступило и ушло в небытие. Я был болен, уверен в этом, хотя и к чести своей мог бы сказать, что с болезнью справился. Во мне копились эмоции, после чего, выплеснувшись — они иссякли».

Какое-то время я пытаюсь начать читать подаренную мне в издательстве книгу, но долгое время дальше первой главы чтение мое не идет:

В конце концов, решив, что текст явно пока не для моих мозгов, я на какое-то время книгу откладываю.

Со временем уже даже поверив в то, что все произошедшее со мной было болезнью (все эти галлюцинации с бесами и ангелами и прочая), но она отступила, и даже может быть навсегда, я, придумывая некую свою перспективу развития на дальнейшее, окончательно успокоился.

Жизнь вернулась в нормальное русло, и прежде всего о нормальности ее течения говорило то, что различные позитивные ощущения, которые были у меня по разным, зачастую незначительным поводам — постепенно стали уходить, вытесняемые чувствам полноценности и уверенности в себе.

Через неделю, после того когда я как раз первый раз шел на свое новое рабочее место, на перекресте, на переходе через дорогу — меня окликнули. Странное дело, но неожиданно подошедший ко мне человек совершенно был мне незнаком. Более того, сам он, судя по его взгляду, видел меня впервые, а то, что он мне говорил, будто бы он сам из себя, как клещами, вытягивал силой воли:

— Ваша просьба принята — сказал мне этот странный прохожий, которого тогда я видел первый и последний раз в своей жизни.

— Что вы говорите? — будто не расслышав, стал переспрашивать его я, и только тогда, когда он, резко вдруг повернувшись ко мне спиной зашагал прочь, я как будто понял, что он мне сказал.

Немного помявшись и потоптавшись на месте я было бросился вдогонку за этим незнакомцем, но он, незадолго до этого свернув за угол рядом стоящего дома — исчез. Просто как будто испарился.

Тогда присвистнув от удивления, я вернулся на перекресток.