Штурм бездны: Батиплан

Глава 6 "ВЫХОД"

На самом деле всю неделю мы не сидели, сложа руки, а проводили тренировки с новичками, да и сами входили в норму. Часов по шесть в день мы учились работе с воздушными и кислородными аппаратами в специальном бассейне на базе, оставшемся еще от военных. Катя и Борис были у нас инструкторами, а я у них, поначалу, старшим учеником. Но, если говорить честно, Док меня в науке дайвинга очень быстро догнал и перегнал. Он легко освоил не только штатные погружения, но и работу в критических условиях — с неисправным аппаратом, со сменой аппарата под водой, при внезапном повреждении системы дыхания. Причем отрабатывать все эти нештатные ситуации он предлагал сам. Ему было интересно. Но мне показалось, что лихорадочный блеск в глазах бывшего повара был вызван еще и другим — он просто любил рисковать. Ему нравилось, пусть в тренировочном бассейне, подвергать себя самым разным опасностям. И каждый раз, выбираясь на сушу, он заново радовался жизни.

У Ольги с погружениями не пошло сразу. Освоить аппарат она, конечно, освоила, но ей было скучно нырять в унылом однообразном бассейне с серыми железобетонными стенами. Поэтому к дальнейшему совершенствованию навыка в таких условиях она быстро потеряла интерес.

— Все равно при такой системе дыхания глубоко не нырнешь, — заявила она на одной из тренировок. — Да и вообще не понимаю, зачем нырять с аппаратом, когда есть такой корабль, как у нас. Это несерьезно.

В чем-то я с ней был согласен, но причины у меня были другие. Глядя, какие чудеса выполняет под водой Док, я всерьез задумался над тем, что человек, вооруженный соответствующим образом, мог бы превратиться под водой в самостоятельную боевую единицу. При этом у него появился бы ряд преимуществ — почти полная бесшумность передвижения, гораздо меньшая, чем при использовании батиплана, затратность каждого погружения, а также возможность использования целого десанта боевых пловцов, которые совместными усилиями под прикрытием батипланов или другой техники могли бы производить широкомасштабную зачистку акватории от биотехов. В этом был немалый резон хотя бы по аналогии с уже проводившимися боевыми действиями. Какая бы техника ни применялась — танки, артиллерия, авиация, флот, но без пехоты, мотострелков и десантников любая операция все равно заканчивалась провалом. Пехота издревле оставалась основной ударной силой продвижения в боевые порядки противника. И нам придется рано или поздно сформировать нечто подобное. Но Ольга была права — воздушные и газовые аппараты не давали пловцу необходимой мобильности. Они очень сильно ограничивали его и в глубине погружения, и во времени всплытия, поскольку при любом газовом дыхании над дайвером всегда висел призрак кессонной болезни. Но альтернативы не было. Поэтому я временно выкинул эту идею из головы.

Кроме занятий в бассейне мы, по настоянию Бориса, выполняли тренировки внутри батиплана. Мы все учились в кратчайшие сроки занимать места согласно боевому расписанию, а также отрабатывали штатные и нештатные ситуации каждый на своем симуляторе. Как только был готов проект пушки, на заводе подготовили программу для стрелкового симулятора, и Катя отстреливала в день по несколько тысяч гарпунов, поражая цели, описанные в отцовских тетрадках. Информацию, которая содержалась в них, было решено официально именовать Каталогом Вершинского, в честь моего отца. Ольга, которая сама сносно умела программировать на компьютере, взялась создать электронную версию Каталога, чему и посвящала все время, пока мы отмокали в бассейне. Когда же тренировки проходили внутри батиплана, Ольга охотно принимала в них участие в качестве второго пилота. У нее оказалась отменная координация и более чем неплохая реакция. Иногда на симуляторе, например в гонках, она у меня даже выигрывала, особенно когда трасса была сложной, с большим количеством разнообразных препятствий. В конце этих вынужденных десяти дней ожидания я бы мог запросто доверить ей штурвал в свое отсутствие.

Еще все учились стрельбе, даже Саймон. Борис считал, что для любого боевого подразделения обучение огневой подготовке должно быть обязательным, вне зависимости, придется стрелять или нет. Опять же, к моему удивлению, Ольга показала себя отменным стрелком, несмотря на то, что и стойка у нее была никакая, и захват оружия не выдерживал критики. Оказалось, что ее никто никогда этому не учил — природная способность. Врожденная.

Мы же с Катей, по мнению остальных, показывали стрелковые чудеса. Надо сказать, что после появления Ольги наши отношения с Катей усложнились. Она ревновала, хотя никаких причин не было. Я обижался. Из-за этого мы часто ссорились. Получалось, что вся моя вина была только в том, что я привел на базу подругу детства. Мы с Ольгой проводили много времени на симуляторе, отрабатывая пилотскую работу в паре, иногда я учил ее стрелять. На это уходило не так много времени. И никаких видов друг на друга мы не имели. Ну… Она была красивой, спору нет. Она всем на базе нравилась. Даже Док за ней немного ухлестывал. Ольга же принимала знаки внимания от всех, но сама никому шагов навстречу не делала. Мне в том числе. Видимо, душевная травма от недавнего разрыва с любимым человеком была у нее очень сильна. Она была просто веселой, очень компанейской девчонкой и замечательным другом. А то, что красивая, так это давало повод лишь для шутливой галантности. Но и к таким проявлениям Катя относилась очень напряженно. Поэтому я старался снизить все это до минимума, хотя и считал столь высокую степень ревности ненормальной. Мне даже казалось, что если что-то и способно разрушить отношения, так это именно ревность, потому что она делает человека без вины виноватым. Никто не хочет быть виноватым без вины, и начинает подсознательно уходить от того, кто эту вину пытается навесить. А подсознание -- штука сильная. Оно имеет куда больший контроль над всеми системами тела, чем сознание.

Но что бы Катя про нас с Ольгой ни думала, в тире мы с Катей были безупречной парой. На загляденье всем. Мы вешали мишень на четыре канцелярские скрепки. Она брала скорострельный карабин, а я пистолет. Два выстрела делала она, два выстрела я — и мишень падала после точных попаданий в скрепки. Кроме того, мы устраивали дуэльные стрельбы, скоростные стрельбы и стрельбы в затрудненных условиях — в темноте, при мигающем освещении, с имитацией звуков боя. Я учил ее стрелять из неудобных положений, на бегу, с подвески вверх ногами, в прыжке и падении. Катя старалась и делала большие успехи. Хоть она и дулась на меня из-за Ольги, но жадно впитывала все мои уроки. Это радовало. К тому же после стрельб она успокаивалась и надолго забывала свои беспричинные, на мой взгляд, обиды.

И все же, несмотря на то, что мы продолжали спать вместе, что-то неуловимо тонкое между нами надломилось. Меня это не пугало — бояться вроде бы было нечего, но расстраивало. В конце концов, я пришел к выводу, что Катя просто стала меньше мне доверять. Самую малость, но я это чувствовал. В общем, через десять дней, даже без учета смены винтов и установки бортового орудия, мы были готовы к выходу куда больше, чем раньше. Утром одиннадцатого дня Борис объявил всеобщее построение в эллинге. На него прибыли все, кроме Ольги. У нее была привычка опаздывать, но не на построение же!

— Где твоя подопечная? — строго спросил у меня Борис.

— Откуда я знаю? — удивился я такому вопросу. — Мы с ней работаем, а не спим. И она не моя подопечная.

Док коротко прыснул, я глянул на него так, что он вмиг сделался серьезным.

— Ладно, замнем. Но это не дело, Андрей. Если я объявляю построение, все должны быть в строю.

— Я в строю!

— Ты ее привел, по твоей рекомендации ее взяли в команду. Значит, ты за нее в ответе. Это все, что я хотел тебе сказать по этому поводу.

— Она отличный пилот! В чем-то даже лучше меня!

— Это все, что я хотел сказать по этому поводу! — с нажимом повторил Борис. — Начнем без Ольги, раз она не соизволила прибыть вовремя. Значит, так. Первый боевой выход «Кочи» сегодня. Не думаю, что кто-то удивлен. Все этого ожидали. Но я хотел обсудить с вами цель выхода. Вариант первый из двух возможных: выходим проверить корабль, далеко не удаляемся, стреляем во все, что движется. Вариант второй: несмотря на не проверенный в океане батиплан, идем к Рошану, где затоплена баржа с золотом, и забираем остатки. Это даст нам возможность продолжать укреплять материально-техническую базу. Кто что хочет сказать?

— Лучше за золотом, — раздался из ворот эллинга голос Ольги. — Это будет и проверка корабля, и польза. Я как пилот…

— Как второй пилот! — с ходу наехал на нее Борис. — Это раз. Во-вторых, кто позволил опаздывать на построение?!

— Я принимала душ! — резко ответила Ольга. — Я что, должна становиться в строй, не приведя себя в порядок? Не надо перегибать палку! Что за игры в войнушку? Тут все друзья, и никто никому не должен подчиняться в такой форме. Это мое мнение.

— А его кто-то спрашивал, твое мнение? — с недоброй улыбкой спросил Борис. — Я спросил, кто тебе дал право опаздывать?

— Я не обязана отвечать, когда со мной говорят в таком тоне! Я не собака. Я свободный человек, который взялся вам помочь. И именно так попрошу меня воспринимать!

Я заметил, что Борис разозлился всерьез и готов сказать грубость. Передо мной встал выбор, позволить ему это сделать, или нет. Говоря честно, на Ольгу мне было, по большому счету, плевать. Как на женщину, и даже как на человека. Она явно уже не была той подругой детства, которую я помнил, и нередко меня самого коробила от ее болезненного свободолюбия. Но она стала хорошим пилотом. И это для меня было намного важнее каких-то личностных качество. Боевую единицу я был готов терпеть, даже если по-человечески меня бы с души воротило. Ведь дело было не во мне лично, а в Большой Охоте, как таковой. Я понимал то, чего сейчас еще никак не мог воспринять Борис. Нам придется, рано или поздно, создать целую армию охотников, флотилию, даже флот. И мы не сможем к каждому бойцу этого флота относиться с личностных позиций. Мы не сможем принимать в это флот лишь тех, чьи человеческие качества нравятся нам. Я мысли совершенно другими масштабами, чем Борис. Стратегическими. Масштабами Большой Охоты на десятилетия вперед, а не на один тактический выход в океан.

— Борис! — остановил я его. — Мне кажется, она все поняла. От того, что ты повторишь свой вопрос сто раз, она не скажет ничего нового. Она осознала.

Катя сверкнула на меня недобрым взглядом.

— Ладно, — кивнул Борис. — Разрешаю тебе, Ольга, встать в строй. И не хотелось бы иметь с тобой подобные разговоры по поводу дисциплины.

— Если хотите от меня избавиться, я могу уехать прямо сейчас! — с вызовом ответила Ольга. — И не надо меня возить при всех лицом по столу! Я ничего не сделала такого, от чего кто-то мог бы пострадать.

— Стань в строй! — уже сам не выдержав, рявкнул я на нее.

Она нехотя заняла свое место.

— Итак, мне хотелось бы услышать мнение старых членов команды, — уже спокойно сказал Борис.

— Я думаю, надо сначала проверить корабль, — ответила Катя.

— Ты, Андрей?

Я оказался в неловком положении. На самом деле я считал, что следовало сразу идти за золотом. Но если я выскажу это мнение, меня снова обвинят в том, что я принял сторону Ольги. Мне этого совсем не хотелось.

И я вдруг понял, что со всем своим тактическим подходом прав Борис, а не я. Конечно, нам придется создавать флот, мы не сможем брать туда только симпатичных нам людей, но что-то в этом флоте должно всех объединять. Иначе не флот это получится, а сброд. Сброд нам не нужен. Сброд от войска отличает дисциплина и устав. Вот что должно всех объединять, вне зависимости от личных качеств. И если кто-то не соблюдает дисциплину и остав, ему не мосто в охотниках, каким бы хорошим пилотом он ни был.

Я решил, при первом удобном случае, поговорить с Ольгой. И если она не готова, я намеревался отчислить ее из отряда, и Борис бы меня поддержал. Я не хотел, чтобы эта фифа, как называла Ольгу Катя, проложила трещину через нашу команду. А призрак этой трещины я уже чуял.

— Мне все равно, — ответил я. — Как пилот скажу, что мне нужно пройти большое расстояние для проверки всех ходовых систем корабля. Остальное меня не интересует.

— Насколько большое расстояние тебе требуется?

— До Рошана было бы в самый раз. Но сначала надо погонять «Кочу» на разных режимах поближе к базе, чтобы в случае отказа не терять корабль, а иметь возможность вернуть его на сушу и доработать.

— Мнение здравое, — согласился Борис. — Док?

— Я бы за золотишком сходил. Чего зря винтами воду молотить?

«Спасибо, Док!» -- подумал я.

Мне показалось, что он просто меня поддержал. А мпожет, поход к Рошану он посчитал большим риском. Своего мнения у него почти никогда не было. Вообще у нас с ним сложились очень дружеские отношения, так что это могло быть правдой, что он меня поддержал. В любом случае приятно.

— Саймон?

— Я новичок. Мне все равно. Я готов к любому походу.

— Понятно, — удовлетворенно кивнул Борис. — Мое мнение — надо идти за золотом. И, как правильно заметил Андрей, предварительно погоняв батиплан. Значит, так и решим. Выход через два часа. К этому времени всем занять места согласно штатному расписанию. И не опаздывать!

Все начали расходиться. Катя, я видел, была зла на меня. Но я уже устал обижаться на ее придирки. Пусть думает, что хочет. Главное, у меня совесть чиста. Еще не хватало мне нервотрепки перед выходом. И не хватало еще, чтобы кто-то пытался мной манипулировать в своих интересах, навешивая на меня чувство вины.

Догнав Ольгу, я сказал:

— Зря ты стала пререкаться. Да и опаздывать не стоило.

— Я что, зубы не могу почистить после сна? — спросила она.

— Можно было раньше проснуться. Нельзя опаздывать на построение.

— Ну что за бред! — недовольно сказала она. — Мы же не дети, чтобы устраивать разные построения! Мы взрослые люди. Можно было спокойно собраться, как собираются друзья, и поговорить, все решить.

— На боевом корабле должна быть дисциплина. Дисциплина и устав. Это важно.

— Если вам не нравится, как я смотрю на вещи, можете меня уволить, -- твердо сказала она.

И я понял, что это неплохой шанс, чтобы избавиться от нее на накале страстей. Я хотел уж было раскрыть рот, но она не дала мне этого сделать, добавив:

-- И я уйду, что останется делать? Конечно, получается, ради вас я уволилась из лаборатории, теперь фактически останусь без средств к существованию, и от жилья уже отказалась…

— Да никто не собирается тебя выгонять! -- вспылил я. — Уже столько сил было потрачено на твое обучение! И ты отличный пилот.

— Спасибо, Андрей. Меня, кроме тебя, тут никто не поддерживает.

— Зря ты так. Док…

— Это другое. Док за мной ухлестывает. А мне сейчас в этом плане никто не нужен. Женщина во мне умерла, понимаешь? Мне такое пришлось пережить… Ты не представляешь. Мой бывший парень и кинул меня, и унизил… А ты… Ты, Андрей, друг. И я очень это ценю. Правда. Спасибо, что поддержал.

— Ну… — Я немного растаял. — Все же дисциплину надо соблюдать. Не такая она у нас жесткая.

— Ну, нельзя же стричь всех под одну гребенку! — горячо сказала она. — Некоторых людей, я понимаю, надо держать в ежовых рукавицах. Это правда. Они так лучше понимают. Но я не такая. Мной не надо командовать. Я не дура, понимаешь? И не собака. Для меня важна моя личная свобода. Со мной проще поговорить, чем устраивать мне совершенно бесполезный разнос.

— Вот я и говорю с тобой!

— Да, ты единственный… Остальные… Не знаю. Катя меня ненавидит, по-моему.

— Ты ошибаешься. Все к тебе хорошо относятся. А простые правила можно выполнять. Это традиция. Можешь это так воспринимать? К тому же традиция полезная. Она позволяет сконцентрировать силы в нужный момент. Когда некогда объяснять. Вспомни, ты чуть не погибла от пулеметных пуль в машине.

— Все равно я так не могу.

— Ладно, я буду переводить тебе команды Бориса на человеческий язык.

— Только не надо со мной обращаться как с ребенком. Я прекрасно понимаю его команды, но мне не нравится тон.

Я вдруг отчетливо осознал, что она меня бесит. То ли специально, то ли действительно не понимает совершенно элементарных вещей. Элементарных для любого взрослого.

"Она психическая... -- внезапно осенило меня. -- Она перенесла в детстве душевную травму намного большую, чем перенес я. Она умом тронулась, это же ясно! Нет смысла искать в ее действиях какую-то осмысленность и логику. Ее свободолюбие -- это просто мания, ничего больше".

Я был уверен в своей правоте, но пока не представлял, что с этим знанием делать. Опасен ее психоз на корабле? Казалось бы, ответ однозначный. Но во временя моей бурной юности все без исключения мои наставники из среды бандитов были тронутыми на всю голову, и это не мешало им действовать весьма эффективно. Порой мне казалось, что именно психическое заболевание, возможность выйти за грань, недоступную нормальным людям, делало атаманов дней моих суровых более эффективными. А самого меня можно назвать здоровым? Большая Охота, это не мания?

Но я вспомнил, что одним из признаков психического заболевания является отсутствие критики. Если человек задумывается, а не сумасшедший ли он, значит, точно здоров. А вот Ольга была уверена в здравости ее мотиваций. Фактор тревожный.

— Ну, все, успокойся. -- Я решил погасить конфликт, пока не разберусь, что делать. -- Нам надо собраться перед выходом. Не забывай, мы — команда. И мы с тобой, прежде всего, потому что, пока мы в пилотских креслах, мы — пара.

— Не нравится мне это слово. Мы партнеры. Идет? И друзья. Пара -- плохое слово.

— Идет, — улыбнулся я.

Катя в комнате встретила меня молча. Я понял, что лучше с ней сейчас отношения не выяснять. Переругаемся, а нам работать — мне в пилотском кресле, а ей за стрелковым пультом. И от ее, и от моих действий очень скоро будет впрямую зависеть жизнь экипажа и целостность судна. Тут не до личных проблем.

Я молча собрал то, что могло понадобиться в многодневном походе. Зубной магнитник, мыло, бреющий гель, несколько смен белья и одежды.

«Надо будет разработать и пошить для всех униформу, — подумал я, укладывая все это в сумку, — И походные рюкзаки для переноски личных вещей».

Потом вдруг я подумал, что как раз таки с Катей следует объясниться. Иначе в бою обоим будет тяжело.

— Кать… — осторожно позвал я.

— Отвянь, — не оборачиваясь, огрызнулась она.

— У тебя нет поводов злиться. У меня с ней ничего нет. И не будет. Правда. И не было.

— Меня это не волнует. Просто мне не нравится, каким ты становишься после общения с этой фифой. На не мне плевать хотелось с верхушки дерева. Но мне не нравится, как она влияет на тебя. Ты становишься похожим на идиота, у которого слюни до колена отвисли.

— Кать, не надо. Она мне когда-то жизнь спасла. Она тащила меня до гравилета на себе. А я был без сознания. И нас атаковали торпеды. Но она не дрогнула. Она надежный человек.

— Сучка она, — спокойно ответила Катя. — Все мужики от нее на базе с ума сошли. Кроме Бориса, пожалуй. Даже Саймон все реже погибшую жену вспоминает. Вы не замечаете, как она воздействует на вас. Движениями, походкой, феромонами, запахом своим течной сучки.

— Зря ты так жестоко…

— Да делай что хочешь! Мне плевать уже.

— Да почему?! Я тебе изменил с ней?

— Да. Но не физически, а морально. Для меня это важнее. Ты носишься с ней…

— Ей трудно.

— Это тебе так кажется. Она прикидывается дурой, она прикидывается слабой, беззащитной, нуждающейся в сочувствии и помощи. Я это вижу, на меня ее феромоны не действуют. А вы не видите. Даже Борис воспринимает ее выходки серьезно, хотя и в другом ключе, чем ты. Она вас всех попользует, помяни мое слово. Попользует, как ей надо. И ничего никому не оставит взамен. Если будешь продолжать вокруг нее круги нарезать, то, помяни мое слово, кровью будешь харкать.

Хотелось сказать: «Да иди ты!» Но я удержался. Не хотелось ссориться перед боем.

— Хорошо, — ответил я. — Присмотрюсь к ней получше.

— Ты бы лучше ко мне присмотрелся! — окончательно психанула Катя. — Когда мы спали с тобой нормально? Все ночи проводишь на симуляторе, с этой…

— Да не с этой, а просто на симуляторе! Я готовился к выходу… Ну, Кать! Что ты, в самом деле… Успокойся… — Я осторожно погладил ее по голове. — Я тебя очень люблю. И обещаю, буду с Ольгой меньше общаться. Идет?

— Свежо предание… — со вздохом ответила Катя. — Разводит она вас всех. Находит слабости и использует. Тебя ловит на том, что хочешь научить ее и отблагодарить за подвиг из детства. Дока — на том, что он падок на женщин. Саймона — на том, что он до сих пор страдает по погибшей жене. Видела я как-то раз…

— Что? — напрягся я.

— Она в медицинском блоке сидела с Саймоном и гладила его по голове, Очень интимно. Говорила, что любая печаль пройдет, если верить в счастье. Говорила, что он свою женщину еще обязательно встретит. Я хотела взять таблетки от головной боли, но… Вот представь, мне было неудобно зайти!

— Черт…

— Что черт? — глянула на меня Катя.

— Да ничего. То, что ты рассказала, противоречит моим недавним выводам. Мне надо с тобой ими поделиться, и принять решение. Мне, тебе, Борису. Это важно.

Я заметил, как у Кати посветлело в глазах.

-- Сейчас не время для личных разборок, но потом выслушаю. Было бы приятно понять, что у тебя не свернуло чердак, как у остальных, и ты сохранил долю здравомыслия.

-- Не хочу, чтобы ты видела во мне врага.

— Ну, так не веди себя, как враг.

Я заметил, что она смягчилась, и у меня отлегло от сердца. Хотя, с другой стороны… Честно говоря, меня больно кольнула история с Саймоном. Даже с учетом того, что Катя, из нелюбви к Ольге, могла сгустить краски, все равно такой ночной интим меня задел. Хотя с чего бы? Сильно это было похоже на ревность, вот что меня смутило. Но какое право я имел ревновать Ольгу? Мы были просто друзьями. Да, близкими, но меня ни в коей мере не должны были волновать ее сексуальные предпочтения. Но я с удивлением осознал, что они меня волнуют, и волнуют не слабо. Даже сердце в другой режим перешло, более натужно стало работать. Возможно, правее всех как раз Катя. Что если Ольга действительно, просто прикидывается, чтобы получать жалование, пищевое довольствие, бесплатное жилье? Прикидывается подругой для меня, объектом ухаживания для Дока, утешительницей для Саймона. Чтобы все были на ее стороне. Чтобы ее отсюда тупо не выгнали за то, что она-то, на самом деле, пустышка, какой считает ее Катя. Пустышка и паразит, волей случая присосавшийся к нашей команде.

Мне стало не по себе. Если это правда, то именно я приволок в бункер это опасное существо. И тогда Борис сто раз прав, мне за это нести ответственность.

"Но она ведь правда хороший пилот, -- пронеслось у меня в голове. -- Хорошим пилотом невозможно прикинуться".

Через два часа все заняли места согласно штатному расписанию — даже Ольга не опоздала, что приятно меня удивило. Наша с ней задача, до спуска батиплана на воду, состояла в буксировке платформы. Я управлял тягачом, а Ольга, устроившись в дополнительной кабине в задней части платформы, выполняла подруливающие маневры колесами самого прицепа. Задача была непростой. Даже завести платформу в эллинг по пандусу оказалось непросто. Это с учетом того, что я не худший шофер. Но сейчас нам предстоял не обратный путь наружу, а куда более сложный — вниз, в глубину подземелий. Там, на двенадцать уровней ниже эллинга, располагался широкий тоннель, имеющий выход в океан. С тех пор как военные покинули базу, тоннель оставался сухим, и биотехи из океана не могли заплыть в темноту подземелий. Мы, даже когда заняли базу, не сразу нашли это чудо инженерной мысли, а когда нашли, не сразу поняли, что к чему. Только случайно, выискивая место под дальнобойный тир, Катя обнаружила пульт управления насосами, нагнетающими воду. Тогда и стало ясно, как мы будем выходить в океан. Это было гораздо удобнее, чем каждый раз транспортировать батиплан по суше на платформе, а затем спускать на воду.

Я дал самый малый газ, турбины тягача с трудом проворачивали лопатки на столь малых оборотах, но колеса из литого тяжелого эластида тронули прицеп с места. У ворот эллинга я ощутил, что Ольга начала подруливать задними, чтобы обеспечить мне наиболее удобный угол выхода на уходящий вниз пандус. Напарник она, конечно, непревзойденный, тут и говорить нечего. При всех ее недостатках.

На пандус мы выбрались с первого захода, я и не надеялся, что так начнем. Но потом пошли прямые углы переходов между уровнями. Грузовик бы прошел — не заметил, но строители тоннелей и штолен не рассчитывали на такой огромный прицеп, какой пытались протащить мы. На десятом уровне ниже эллинга все же застряли. Намертво. Тягач прошел, а платформа, как ни пыталась Ольга вырулить, притерлась на повороте к обеим стенам обоими бортами. Был бы проход метра на два пошире, протиснулись бы, а так…

Док предложил взрывать бетон. Идея была здравая, но страшно было повредить батиплан.

— Чушь! — уверенно заявил бывший повар. — Торпеды будут взрываться намного сильнее! К тому же под водой компрессия куда разрушительнее, чем на воздухе. Если тут будут хоть какие-то повреждения, то в океан и подавно соваться нельзя.

Этим он Бориса убедил. Бетон был суровый, шестисотой марки, да еще наверняка и армированный. Решили начать подрыв зарядами малой мощности, в пятьдесят-сто граммов тротилового эквивалента. В нашем распоряжении были аммонал и динамит, но Док убедил нас, что скорость детонации динамита больше, а, следовательно, при меньшей мощности он будет лучше крошить бетон. Все быстро сообразили, что, кроме Дока, в подрывном деле никто ничего не смыслит, и он тут же был назначен главным подрывником.

— Ну и кок у нас оказался, — рассмеялся Борис. — Я к камбузу теперь подойти буду бояться.

— Я с самого начала боялся, — ответил я. — Я у него в ресторанчике часто обедал.

Для закладки первого заряда пришлось долбить бетон ультразвуковым перфоратором. Причем на такой мощности, что уши у всех заложило. Но, наконец, я пробил углубление до первого арматурного стержня. Док сказал, что пока хватит. Он снарядил первый заряд детонатором и установил его в лунке.

— Всем отойти за угол, — сказал он. — Уши прикрыть ладонями, рты открыть. А то барабанные перепонки обидятся и покинут вас навсегда.

Все выполнили его рекомендации без пререканий, даже Ольга не скривилась. Через минуту к нам подбежал Док и тоже прикрыл уши руками. Шарахнуло взрывом. У меня внутренности подпрыгнули, а затем болезненно встали на место. По штольне потянуло сквозняком, смешанным с едкой бетонной пылью. Все закашлялись. Док вышел из укрытия первым и осмотрел результат. Бетонный угол сбило взрывом сантиметров на двадцать. Этого было мало, но результат оказался налицо. Арматуру тоже перебило, но не по всей длине.

— Понятно, — кивнул Док. — Надо устанавливать по три заряда. Один будет взрываться в центре, а два других сдетонируют от него вверху и внизу, перебивая арматуру ниже и выше борта платформы. Тогда еще пара взрывов, и можно будет закладывать более мощные заряды без опасения повредить платформу.

— По ушам сильно бьет, — пожаловалась Ольга. — Обшивка батиплана без труда выдерживает взрывы. Может, нам лучше занять места там? Мы ведь Доку ничем не поможем.

— Здраво, — кивнул Борис. — А то оглохнем надолго, и трудно будет общаться во время боя. Всем в шлюз!

Мы заняли места в батиплане. Каждый свое. Мы с Борисом и Ольгой в ходовой рубке, Катя на корме, за недавно оборудованным там новым стрелковым пультом, а Саймон в каюте, которую пришлось переделать в очень компактный медицинский модуль.

Док остался снаружи. Я видел, что индикатор герметичности выходного шлюза мерцает красным — это означало, что люк открыт.

— Разреши включить ходовые мониторы, — сказал я Борису.

— Разрешаю.

Я нажал нужную клавишу, оживив главные ходовые экраны, а также небольшие мониторы заднего и бокового обзора. На них был видно, как Док устанавливает заряды. Он приклеил их скотчем к стене, затем активизировал замедлитель на одном из них и метнулся к люку. Через три секунды индикатор герметичности шлюза замерцал зеленым, а еще через пять мониторы поблекли от яркой вспышки. Звук в этот раз до нас не донесся, мы даже толчка не почувствовали.

— Крепкий корпус, — удовлетворенно заметил Борис.

-- Сплошной многослойный композит, -- довольно ответил я. -- Метров на двести, а то и на триста позволит нам нырнуть.

На экранах сквозняком медленно выдувало из штольни бетонную пыль. Теперь взрыв вырубил стену куда эффективнее — угол отодвинуло от платформы почти на метр. Док выбрался из люка и показал поднятый вверх большой палец. Я уже начал обучать всех языку жестов, придуманному нами в детстве. Он был куда эффективнее дайверского, хоть Кате и Борису было трудно менять привычки.

В этот раз Док отрезал от общего куска вдвое большие заряды, граммов по двести. Закрепил их, активизировал и снова нырнул в шлюз. Через двадцать секунд нас тряхнуло. Не сильно, но ощутимо. На мониторах все заволокло пылью и дымом, сквозняк с вентиляцией не справлялся. Я глянул на приборы и заметил отклонения от нормы.

— Крен на правый борт! — доложил я Борису. — Четыре градуса. Задний тангаж два градуса.

— Платформу повредило, чтоб ее! — пробурчал Борис.

Пыль постепенно рассеивалась. Наконец я увидел, что угол взрывом выгрызло больше, чем на два метра. Это давало возможность провести прицеп через это узкое место. Однако металлическая ферма платформы действительно лопнула, причем ферма силовая, что грозило разрушением всей конструкции.

— Будем варить, — хмуро сказал Борис. — Корпус не пострадал?

— Ни малейших нарушений! — сообщила Ольга.

Я проверил показания кинетических и силовых датчиков. На корпусе действительно взрыв не отразился никак. Это говорило о многом и внушало большие надежды.

Следующий час ушел на сварочные работы. Мы с Борисом и Катей по очереди работали плазменным факелом, пытаясь хоть как-то восстановить силовую ферму. Однако это оказалось задачей почти невыполнимой, поскольку под титаническим весом батиплана лопнувшая конструкция просела, и нам не удалось поднять ее даже домкратом от грузовика. Пришлось сваривать платформу в таком просевшем состоянии, используя в качестве шин и подпорок фрагменты выбитой из стены арматуры. В конце концов, нам это удалось.

— Теперь будьте осторожны на левых поворотах, — предупредил нас с Ольгой Борис. — Крен небольшой, но, учитывая массу корабля, он может сползти с платформы при малейшем центробежном ускорении. Или могут лопнуть наши подпорки. Так что, ребята, ваша и без того непростая задача еще усложняется.

Но он волновался зря. Аккуратно и не спеша мы с Ольгой за час доставили батиплан к затопляемому тоннелю.

— Заезжать в тоннель лучше задом, — прикинула Катя, когда мы все собрались возле тягача. — Во-первых, тогда спасем грузовик. Иначе не сможешь выехать, когда батиплан перекроет пандус, Придется затапливать машину, а жалко. Во-вторых, выходить на корабле из тоннеля лучше задом.

— Это еще почему? — удивился я.

— Потому что пушка у нас на корме, — спокойно ответила Катя. — Кто знает, какую тварь затянет в тоннель вместе с океанской водой?

— Ну ты и умница! — Борис похлопал ее по плечу. — Эх, Андрей… И на фиг ты…

Он глянул на Ольгу и махнул рукой, не договорив. Я зло сверкнул на него глазами. Сговорились они все, что ли? Ничего у нас с Ольгой не было, а все уши уже прожужжали. Идиотизм! По каким таким внешним признакам они могли вообразить себе подобную чушь? Я заподозрил, что дело было вовсе не во внешних признаках, а в собственных представлениях Бориса и Кати, которые они невольно проецировали на ситуацию.

Развернуться и затолкать прицеп задом в тоннель не составляло труда, поскольку прямо перед пандусом имелся удобный Т-образный перекресток с большим разворотным кругом для вагонеток. Я выполнил этот маневр даже без помощи Ольги. Оставив платформу с батипланом в тоннеле, я дождался, пока Борис разнимет сцепку, после чего на самом малом ходу выкатил грузовик на разворотный круг. Пока я был этим занят, Катя и Док освободили крепления, которые удерживали «Кочу», а Ольга открыла шлюз.

— Всем занять места! — скомандовал Борис, — Катя, на пульт управления затоплением!

— Есть!

Я нырнул в люк вслед за Ольгой и занял место в кресле. Док по боевому расписанию должен был находиться в стрелковом комплексе вместе с Катей. На симуляторе он не показал особых снайперских качеств, но отличался зоркостью, вниманием и спокойствием, что теоретически могло сделать из него хорошего корректировщика. Насколько нам вообще был нужен корректировщик — вопрос спорный, поскольку Катя имела все необходимые приборы для обнаружения целей. Но Борис уверял, что во время ожесточенного боя основному стрелку некогда будет смотреть на экраны радаров и сонаров, ему бы с прицелом управиться. Так что в необходимости целеуказания он не сомневался нисколько, ссылаясь на свой боевой опыт.

Саймону было велено не выходить из каюты и находиться все время на связи и в пристегнутом состоянии, чтобы не получить травмы во время маневров. Мы с Ольгой и Борисом пристегнулись к креслам в ходовой рубке — он за капитанским пультом, а мы за штурвалами управления. Оставалось ждать, когда Катя даст команду машинерии тоннеля на отсроченное затопление и тоже займет свое место в корабле.

Она управилась быстро. Я увидел на основных ходовых мониторах, как задвигаются герметичные ворота тоннеля. Затем, минуты через три, красный цвет шлюзового индикатора сменился на зеленый, и Катя доложила, что находится на борту.

— Приготовиться к выходу! — скомандовал Борис. — Стрелкам не расслабляться! Катя права, с водой может затянуть какую-нибудь гадость.

На мониторах заднего вида я увидел стремительно приближающуюся волну с пенными бурунами.

— Тряхнет, — предположила Ольга.

Но нас не тряхнуло, только индикаторы нагрузки на винтовые лопасти показали, насколько сильным напором шарахнуло в батиплан.

— Все агрегаты в норме, — доложил я. — Затопление в штатном режиме.

Очень скоро тоннель залило до самого верха. Я включил задний радар и сонар, предназначенные для движения на реверсе винтов, к тому же после включения бортовых прожекторов на мониторах вполне прилично прорисовались стены.

— К старту готов, — доложил я.

— Старт разрешаю, — кивнул Борис.

Я чуть продул основные балластные цистерны, немного увеличив плавучесть, и мы без проблем оторвались брюхом от платформы.

— Только не гони пока, — предупредил капитан. — Даже если будет такая возможность.

— На реверсе не разгонишься, — пожал я плечами.

— Ну и славно.

Я дал самый малый назад, и мы тронулись с места. Винты тянули мощно, мне сразу понравился и ход корабля, и то, как уверенно он держался в пространстве. Ни крена на старте, ни тангажа. Проектировщики постарались на славу.

— Как себя ведет наша скотинка? — спросил Борис.

— Более чем, — ответил я. — Баланс отличный. При запуске винтов никаких отклонений по осям координат. Точный ход в заданной плоскости. Думаю, что на такой машине можно высший пилотаж показывать. Я на симуляторе кое-что разучил.

— Смотри мне! Не угробь нас на первом же выходе.

— Не дрейфь! — ответил я тем же словечком, которое не раз слышал от него.

Борис улыбнулся, но ничего не сказал. Я дал малый назад, потом средний. Быстрее разгоняться не было смысла. Мы хоть накануне и проезжали на машине до самого конца тоннеля, но все же всегда надо рассчитывать на закон подлости и неожиданные препятствия. Я поглядывал в основном на экран сонара, на нем заранее можно было заметить опасность, буде таковая возникнет.

Мы продвинулись по тоннелю примерно на треть, когда по внутренней связи прозвучал голос Дока:

— Неопределенная цель на радаре! Малоподвижная, не массивная.

— В Каталоге что-нибудь похожее есть? — спросил меня Борис.

Он обратился ко мне не потому, что Каталог составлял мой отец, а потому что знал: я изучил Ольгины записи досконально. К тому же я с ней много общался, а она создавала электронную версию Каталога.

— По параметрам может быть молодая мина. Торпеды малоподвижными не назовешь.

— Опасно?

— При близком контакте.

— Стрелкам. Уничтожить цель! Заодно пушку опробуем в деле.

Через несколько секунд на задних мониторах я увидел шесть метнувшихся в темноту гарпунов, за которыми оставались кавитационные вихри и следы из мельчайших газовых пузырьков.

— Цель поражена, — вскоре произнес Док. — Катя пробила ее двумя гарпунами. Детонации не было.

— Сколько до цели? — спросил Борис.

— Метров семьсот.

— Отличный результат! Андрей, чуть сбавь ход. Хочу посмотреть, что это было и что от него осталось.

Я перешел на самый малый. Батиплан под водой и на винтах вел себя очень устойчиво, что меня очень радовало. Я был готов и к худшему. А тут — фактически идеальный ход. Что будет на маршевых двигателях, не ясно, но на винтах можно и разогнаться прилично, и маневрировать лихо.

Вскоре на экране сонара проявился посторонний предмет. Но под водой любой предмет — цель. Тут не до красот, понятное дело. Я свел оба задних прожектора в одну точку, чтобы высветить пространство получше. На мониторах теперь можно было разглядеть какие-то бурые ошметки в количестве двух штук.

— Точно мина, — определил я, основываясь на рисунках отца. — Совсем молодая, вылупилась неделю назад.

— Гарпунами разрубило, — довольно сообщила Катя. — Полость вскрыло, нитрожир наружу. Значит, о детонации можно сильно не беспокоиться.

— Это можно проверить только опытным путем, — не согласился Борис. — Может быть, раз на раз не приходится. Наверное, стоит эти фрагменты взять на борт. Док? Ты готов выйти?

— Да без вопросов! — бодро ответил кок. — Три минуты дашь снарядиться? Через пять я снаружи.

— Годится, — кивнул капитан. — Стоп машина! Я остановил винты и положил батиплан в дрейф.

Хотя реального дрейфа тут не было по причине отсутствия течений. Док снарядился действительно бодро. Отработали индикаторы прохождения шлюза, и я увидел бывшего повара снаружи. Он брезгливо осмотрел плавающие куски биотеха, подобрал оба и потащил на борт. Когда шлюз прокачало, мы втроем не выдержали и рванули к кессону.

Док снимал аппарат с очень довольным видом.

— Вон ваш трофей, — кивнул он в сторону люка.

Там распластались в луже воды два куска мясистой плоти, покрытой коричневой бородавчатой шкурой.

— Саймон! — позвал в микрофон гарнитуры Борис. — Срочно прибыть к шлюзу!

Через минуту врач уже был на месте.

— Сможешь сделать из этого препарат? — спросил у него Борис.

— Конечно. Но не здесь, на базе.

— Отлично. А до базы сохранить можно?

— Да. У меня в каюте есть ультрафиолетовый излучатель. Он предотвратит разложение. Дней пять у нас есть.

— Отлично. Тогда забирайте это мясо в свое полное распоряжение. А остальным на места! Нас ждет океан!

Никому не пришлось повторять дважды. Бросив последние взгляды на останки первого в истории человечества биотеха, обезвреженного стрелковыми средствами без детонации, мы поспешили заняться каждый своим делом. Пристегиваясь к креслу и пуская батиплан на малый ход, я подумал, что когда-нибудь, может быть, где-нибудь в Европе создадут музей, в котором убитая сегодня мина займет надлежащее ей почетное место. Но для того, чтобы такой музей был создан, нам придется еще немало пролить пота и крови. И своей, и чужой. «Интересно, как его назовут, этот музей? — почти всерьез подумал я, и вспомнил Кочу. — Если от меня это будет зависеть, то пусть бы он назывался музеем подводной охоты. Мы ведь все не столько бойцы, сколько охотники. Охотники за безмозглыми тварями глубины».