Баба Яга против!

16. Баба Яга сердится

Рассказать ли тебе об устройстве той Вселенной,В которой тебя люблю?

Мельница. Дорога в огонь.

Гоняли чаи в комнате тети Иоланты еще долго. Ваня Дуров совершенно хозяйку квартирную очаровал, историями своими, шуточками да вежливостию безупречною. Яся только посмеивалась, исподтишка рассматривая жениха своего нечаянного. Чаровник. Русые волосы, синие глаза, которые смеются, голос веселый да руки заботливые да... уста сахарные. Придумал же кто такое.

Да и не это все главное. Доброта в нем живет, и мир ему не безразличен, и на людей не плевать. Даже если во вред себе, а все равно старается, чтоб другим тепло да уютно было. Вот за это она его и... полюбила? Наверное, полюбила.

Кошка Мег на коленки к Ивану забралась, да там и развалилась, как давеча в избушке. Тетя Иоланта и это истолковала, как хороший знак:

— А ведь Мег к чужим на колени не идет. Значит, понравился ты ей, Ваня. И за Ясю я спокойна.

— Просто я вам помогаю, — муркнула кошка Мег презрительно и голову на лапы положила да глаза захмурила. — Ну, и пахнет он хорошо. Тридевятым...

Яся и Ванька переглянулись, да смех в ладошках спрятали. Тетя Иоланта поймала этот взгляд и поднялась, хрустнув суставами.

— Оставлю я вас, дело молодое...

Яся подскочила вслед за хозяйкой.

— Тетя Иоланта, да это мы пойдем, что вы!

Любила тетя Иоланта до полночи телевизор смотреть, а в спальне только кровать и стояла. Что она там будет делать сейчас? Нечего менять чужую рутину просто потому, что у тебя тут вдруг любовь случилась!

— А и верно, — поднялся и Ваня, обнял Ясю одной рукою, в щеку поцеловал, — выдался у нас день трудный да долгий. Спасибо за гостеприимство ваше, тетушка, — и снова поклон отвесил. — Добрых снов.

И даже не спрашивал, можно ли ему в комнату Ясину или потом на диване в зале спать. Просто пошел, легко дверь нашел нужную и — все. Вздохнула Яся — осталась она у тети Иоланты. Внутри что-то говорило, будто надо так сделать. Ох уж это вечное внутри, из-за которого вечно страдает бедняга снаружи.

— Ну что, Ясенька... — улыбнулась тетя Иоланта. — Говорила я тебе, что найдешь ты счастье свое.

— Да как-то я... — неловко усмехнулась Яга-Яся, — и не искала.

— А оно всегда приходит неожиданно, — подмигнула тетушка. — Ты когда съезжать решишь, тогда и съезжай.

— А вещи... если что... я не знаю, ну... сможем ли мы вывезти все с собой.

— Ох, люблю ведь я твою комнату, там как в сказке. Что оставишь, то оставишь, Ясенька. За то не переживай.

Тетя Иоланта всегда была великой души квартирной хозяйкой. Даже когда Яся случайно полы застоявшейся в ведре водой помыла и не заметила, что воняет, не ругала. Всегда «как тебе удобно, Ясенька», «не переживай, Ясенька».

Чудо, а не женщина. Если бы бабы Яги были такими. Обняла Яся тетю Иоланту от всей души.

— Спасибо вам, тетушка.

Застеснялась и убежала к себе, дверь закрыла. Нет, эти все разговоры — они душу вытрясают... Изменения — что может быть страшнее?

Иван, заложив руки за спину, рассматривал коллажи фотографий на стенах, а кошка Мег ему экскурсию делала и что знала, рассказывала, чего не знала — выдумывала. Пиджак он бросил на стул, вот и стоял в рубахе, брюках, носках с узором элегантным.

— Вот и вижу я теперь, ясно солнышко, — счастливо посмотрел на барышню нашу измученную Ваня-не-то-дурак-не-то-умный, — что и вправду ты за морями бывала.

— А ты думал, врала? — угрюмо спросила Яга, на кресло садясь да тетрадочкой обмахиваясь.

— Думал, привираешь, — ласково заправил Иван ее короткий волос за ухо и присел напротив, в глаза суженой своей заглядывая. — Устала, ясно солнышко?

— Да не знаю я, что теперь делать, — призналась Яся вслух, собственные руки разглядывая. — С тетей Иолантой, положим, ты договорился, а на работе... службе, то есть, я договорилась, что до конца недели поработаю, им ведь некем заменить меня вот так, сразу... И это если не говорить про то, что я вообще о тебе ничего не знаю почти!

И на него при этом посмотрела, да так сказала, будто он в том виноват. Но не рассердился Иван, хороший он человек был. Понимающий.

— Поспать бы тебе, ясно солнышко. Как нога твоя? Давай посмотрю.

Яся и думать забыла. А ведь хромает, больно, но не до того было. Обезболивающего выпила, пластырь приклеила, да и делала все, что надо. А Иван достал ее ногу из тапочка, пластырь увидел, покрутил пятку так и эдак, рассматривая.

— А это что ж за диво такое?

Рассмеялась Яся, по волосам его русым погладила.

— Спасибо, что нашел меня... — сказала. — Прости, что сразу не рассказала тебе всего. Просто... ну много это было на раз. То ты про Ягу прознал, с Долматом такая история... Не было у меня сил про мир перевернутый рассказывать, а утром — времени не было. Я думала — пойду, Тихомира тебе расскажет, что до вечера отлучилась я, а потом вернусь, и за ужином расскажу... Мне тяжело, знаешь... все эти дела, где говорить надо, решать...

Положил Иван голову ей на колени, слушал ее речи путаные, радовался, как она ласково волосы его перебирает, и ничего в мире не надо ему было. Раньше он дивился, когда о таком кто ему сказывал, а все-таки — поди ж — бывает.

— Много всего случилось. Знаю, что ты того боишься, — молвил он, у ног ее усевшись. — Но держалась ты молодцом, солнышко ясное.

— Это кто ж тебе сказал, что боюсь? — замерла Ясина рука.

— Тихомира. Да бояться не зазорно, Яся. Ты же побеждаешь свой страх.

Не всегда... Но промолчала Яся печально.

А Иван вдруг отнял голову и поднял палец довольно.

— Здесь ведь она! — достал котомку из-под кровати Ясиной, куда он ее припрятал заранее, когда план на балконе с жар-птицей они вымыслили.

А из котомки — теремок-флюгер-флигелек с окошком выбитым.

— Загляни, — протянул Иван Ясе домик лукаво.

— Мой потерянный китайский флюгер, — разулыбалась Яся, взяв теремок в руки. — Что Ольга про душу избушки говорила? Как это возможно?.. И где ты его нашел, Ванька?

— Когда ты ушла, избушка схлопнулась, а в песке остался только флигелек. С двери внешней упал. Посмотри в окошко.

— Больше не стану вешать его снаружи, ни за что... — и Яся послушалась.

Ахнула тут же.

— Это я, Тихомира! — обрадовалась внутри девица светловолосая, к груди руки прижимая. — Яся! А я так боялась, что долго вдалеке от тебя буду, что испарюсь...

— Ну что ты, Мира! Как же ты исчезнешь?

— Так ведь если хозяйки нет, душа дома теряет связь с ней, стареет, умирает... Или душой нового хозяина обрастает... Потому Иван к Горыне и пошел, чтобы меня сберечь.

Не поняла Яся, о чем Тихомира говорит.

— Можно было повесить флигелек-то на каком другом доме, — пояснил Иван, — но тогда Тихомира была бы к другой душе привязана. И перестала бы быть Тихомирой.

— А Кикимора сказала, будто у Горыныча в пещерах подземных есть зеркало, что может тебя отправить, куда попросишь, — продолжила Тихомира, — и Иван туда отправился.

Яся так и ахнула. А она-то, Яга эгоистичная, пусть удивилась и поразилась, что он здесь, но даже не знает, какой ценой!

— Иванушка... — заблестели в глазах ее слезы брильянтовые, — да ты ведь...

— Что?

Иван снова рассматривал ее фотографии, как турист в музее. А теперь оглянулся.

— Что во мне нашел такого? — закусила губу Яся, снова плакать начиная.

Безобразие! Всегда умела сдержаться, а Ивану уже в который раз рубашку сейчас обольет... Он ведь опять ее к груди прижал. Хорошую, современную рубашку... От Армани, наверное. А не тридевятую дырявую. Жар-птица хлама не подарит.

— Ясно солнышко, да что же это такое?.. Послушай... И ты, Тихомира, тоже послушай, что я предлагаю нам сделать: подвесим мы флигелек у той двери, самой главной входной, из которой руки просить можно. Только внутри, чтобы куда не надо не выпал. И будешь ты, Яся, домой через правильную дверь входить и выходить. Домой — значит в избушку, ты поняла? — сказал Иван уже построже, да в лицо ей заглянул, да щеки ее от слез отер.

Яся всхлипнув, кивнула. Пусть он все решает... Вон он какой, он — может. И все в расчет брать умеет. А выходить из избушки в этот мир через подъездную дверь — это, конечно, гениально.

— И доходишь на свою службу, коли так нужно. Но на ночь будешь возвращаться!

— А если... заметит кто... и сопрет? В подъезде-то?

— А мы под лампу замаскируем. Много их у вас тут. И паутиной.

— Фу! — фыркнула Тихомира из своего флигелька. — Ну, ладно, седмицу я потерплю.

— Но ведь буду я тогда бабой Ягой? — спросила Яся. — И... не сможем мы... ну... вместе быть?

— Это только седмицу. Для всех побуду я у тебя мастеровым, пока ты службу служишь, так и быть. А потом мы убежим к синему морю или за море, если надо, построим новый дом, и будет он твой, и перевесим флигелек и Тихомиру туда пустим. И не будешь ты Ягой, а только Ясей, женой моей.

— Дуровой? — засмеялась Яся сквозь слезы.

Потому что так это чудесно, когда кто-то решает твои проблемы... Конечно, оно так и есть — человек сам своими заниматься должен, но когда кто-то приходит, а ты у разбитого корыта, и, вообще, ума не приложишь, как его исправить, а Иван-дурак тебе говорит: я тебе новое выстрогаю да выпилю, я же плотник! То так это хорошо и приятно.

И никакая ты больше не ячейка социальная. А ясно солнышко и жена лучшего в мире дурака.

— Просто. Моей женой, — припечатал Иван.

— Хорошо, — засмеялась Яся.

— И сейчас ты пойдешь домой и выспишься, — наказал Иван. — Приглядишь за ней, Мира?

— А то как же! — обрадовалась Мира. — Я давно обещалась Яге опочивальню сделать.

— А ты это куда ж намылился? — сдвинула брови Яся.

— А мне в Горыне надо вернуться. Под пещерами там остались Серый Волк и Вещий Олег. Горыня воду мутит: он их не тронет, клятвой связан, но вот не выпустить может? Да и Ивану... живую воду я обещался доставить и с тополя его придется снять. Пойдем, Яся, привесим флигелек наш.

Яся засопротивлялась.

— Я с тобой пойду! Против я, чтоб ты сам так рисковал!

— Тебе на службу завтра — это первое, — сказал Иван, ботинки надевая, — а во-вторых — опасно это, мало ли что Горыне в голову придет, — да дверь входную отворил.

А кошка Мег — шмыг! — в эту самую дверь!

— Мег! — взвизгнула Яся как можно тише — потому что у тети Иоланты хоть и затворена дверь, а все равно крики услышит. И сама с ногами больными ловить побежит.

Пока моталась Яся по лестнице за развеселившейся кошкой Мег, Иван флигелек и приладил. Бросила Яся кошку в квартиру, дверь захлопнула. И подошла к Ивану, довольному своей работой.

— Хочешь посмотреть? — предложил он довольно. — Соскучилась, поди, за Тихомирой-то? Давай, Мира, на болота наши...

Отворил дверь, а там — кухня ее чудесная, и камин горит, и Вихря прыгает, и в чулане флигелек зеленым светом из брильянта-алмаза мигает. Запищала Яся от восторга, вбежала внутрь, и давай кружиться, пока на диван не упала.

И стены плясали вместе с нею. Вот так и должно быть, когда домой возвращаешься. Весь мир радуется вместе с тобою, а иначе это все — не дом.

Подбежала Яся к окну, а там — болота.

— Ах, Мира, и вправду дома мы...

Распахнула дверь наружу, а там дождик накрапывает, и влажно, и травами ночь пахнет...

— А оладушек нажарить не хочешь? — спросила Яся Ивана, оборачиваясь.

А Ивана-то тут и не было.

— Не поняла, — нахмурилась Яся, бока подпирая кулаками. — Куда снова он делся? В баню, что ли?

— Он... — робко сказала Мира, — к Горыне отправился, говорил ведь... Через зеркало волшебное...

— Что?! — вскричала Яся, в чулан вбежала, дверь рванула, через подъезд — к тете Иоланте (хорошо, Иван дверь на ключ закрывать не умел), и обнаружила в своей комнате только пустоту и горящие лампы.

На балкон вышла, кричала долго... Но исчез Иван, как и появился, в пустоту. Суженый ее, дурак дуров...

Сжала Яся кулаки, нос сухой совершенно одним из этих кулаков вытерла, сунула окарину со стола в карман, взяла свой каштан в кадке в одну руку, фрукты заморские — в другую, да и вернулась на болота. Вошла в избу, каштан на кухонной тумбе пристроила, где света побольше. Фрукты на стол сгрузила.

— Мира, — сказала она глухо, — холодильную камеру пригодится поставить.

— А это что такое?

— Позже объясню... Ты в план по уровню взаимодействия запиши... Дорогу сама на Калинов мост найдешь?

— На Калинов мост? — удивилась Тихомира. Но быстро поняла замысел хозяйки. — Так... а как же служба твоя?

— До службы моей еще двенадцать часов. Я и из тебя все равно к тете Иоланте попаду, что с болот, что с Калинова моста.

— Рассердится Иван...

— Да хоть триста раз! Если Горыня ему голову откусит, рассержусь ужо я, а это всяко хуже! Где мой нос, брови и парик?

Вихря весело выглянула из чулана. А пестик все предметы вышеназванные наружу-то и выкинул.

— Что потерялось — заново сообразили, — пояснила Мира.

— Вот и отлично, — обрадовалась Яся и усмехнулась мрачно. — Что может быть лучше перед службой, чем бабой Ягой по небу полетать?.. Ну, Мира, чего стоим? Вперед, нельзя Ивана там одного бросать! Тем более, что там он не один, а с кучей других дураков, а мне их из беды выручай, как всегда! Классика жанра...

И понеслась избушка Тихомира по лесам да болотам на ногах своих курьих.

— Проснись, Кики, — ткнул жену в бок Леший, что весь день овражек их домашний осушал, да вот в зеркальце заглянул. — Ягуся вернулась.

Хлопнула ресницами Кикимора, из постели своей из водорослей выглядывая сонно.

— Бежит ее избушка на Калинов мост, лес перед ней расступается, — улыбнулся Леший.

— Девочка наша хорошая! — хлопнула Кики в ладоши. — Зеркальце показывает?

— Так держи зеркальце. Только я бы сам на Калинов мост отправился, вдруг помощь ей нужна, ты же знаешь Змея Горыныча. Все от настрою его зависит.

— И то правда, отец. Давай, собирай манатки... Да зеркальце не забудь. Ох, Царь Морской, делов своей острогой наделал! На что дом теперя похож... Где носки, что я ребяткам-то вязала?