Баба Яга против!

13. Бой у Калинового моста

И дни летят серой пеленой,Жизнь пуста без нее одной.

Канцлер Ги. История Воршулы.

Долго ли, коротко ли, доставили мавки под руководством Золотой Рыбки лодку с Иваном под Калинов мост. И сказками они пытались молодца развлекать по дороге, и песнями, и красой своей неземной, да только кивал им Иван и о своем думал. Как бы ему Ясю свою увидеть в зеркале волшебном. И что ей сказать. А чего не говорить лучше. И как назад вернуть или до нее как добраться.

— Только Горыныча до ночи не тревожьте, — наказала одна мавка. — Днем он спит, и если разбудить его, в три раза сильнее злится.

Выскочил Иван на берег, котомку за плечом одернул, на плечо энто опустился ему Вещий Олег.

— Улыбнись, Иванушка, радоваться надо, — прокаркал на ухо. — Скоро Ягу найдешь.

— Я думал, врут это все, что ни дня прожить без любимой нельзя. А это правда, Олежка, оказалась. И свет мене не мил, покуда Ясю не найду.

Золотая Рыбка подперла щеку ладошкой, да на смурного Ивана-дурака смотрела.

— Он всегда такой? — спросила у ворона. — Всю дорогу ни слова не сказал, лежал в лодке, в небо смотрел да вздыхал... Рыцарь печального ордена!

— Не-ет, — протянул Ворон. — Он у нас Иван-весельчак всегда был, бабу Ягу смешил.

Бросил Иван котомку под куст, на землю сам опустился, руки под голову положил, а на лицо — шляпу.

Ждать — так ждать. Советов мудрых слушаться стоит. А Калинов мост — мост как мост. И небо — как небо. Зорька вечерняя скоро. Значит, отвечерять надо, прежде, чем с Горынычем разговаривать да в мир подземных пещер спускаться. Силы нужны.

Вот только ни есть, ни пить Ивану не хотелось.

— Лихорадкой любовною такое кличут, — со знанием дела вещал Олег Вещий.

Вздохнул Иван. Лихорадкой, так лихорадкой. Ладони под щеку положил, на бок развернулся да и снова задремал.

И снилось ему, будто снова он с Ясей в речке Смородине купается, и смеется она заливисто, и брызгами радужными земля полнится.

Золотая Рыбка бродила-бродила по берегу, да и затрясла Ивана за башмак:

— Просыпайся, Иван-дурак! Научи меня веночки плести!

Сел Иванушка, глаза протер, испуганно на девицу в платье золотом косится.

— Что?!.

— Веночки, говорю, — надула Золотая Рыбка губки алые. — Все девицы умеют, а я нет...

Хмыкнул Иван-дурак.

— Так у девиц пойди и поучись. Коль отпустил тебя отец, вольна ты идти на все четыре стороны.

— Нет, — возразила ему Золотая Рыбка, — сказала мне мавка, что с тобой судьбу я свою встречу, а коль не ты это, Ивашка-дурашка, то все равно от тебя не отстану... Ой!

Замерла Золотая Рыбка, увидела что-то. Оглянулся и Иван-дурак.

К Калиновому мосту подбегал Серый Волк, а верхом на нем сидел не кто иной, как Иван-царевич, да на руках у него спала Елена Прекрасная.

— Иван-царевич! — воскликнул Иван-дурак.

— Иван-дурак! — удивился и Иван-царевич.

— Что ты здесь делаешь?! — в один и тот же час вопросили.

А Серый Волк затормозил поспешно, и едва не вылетел Иван-царевич со своею невестой носом вперед.

— Ваня! — обрадовался и Волк, да хвостом завилял, да к нашему Ване бросился.

А царевич с королевишной спящею в траву упали.

Запрыгал Волк вокруг Ивана-дурака, хвостом виляя, а Золотая Рыбка смотрела и диву давалась. Вещий Олег пояснил дочери Царя Морского:

— Это друг... то есть, недруг... тезка, в общем, Ивана нашего, дурака.

— Волк?

— Нет, я про царевича. Волк... ну, он Волк.

Подошел Иван-царевич к Ивану-дурак, да Иван-дурак к Иван-царевичу.

— Я за зеркалом волшебным.

— А я за водою живою.

— Умер у тебя кто, царевич?

— Елена... не Еленой Прекрасной оказалась, — вздохнул царевич, а Волк прижал уши да попятился за спину Ивана-дурака. — Что хоронишься, друг ситный? Кого мне подсунул? Рассказывай!

Бедный Волк Серый — делать нечего — признался Ивану-дураку, что далече было в королевство Елены Прекрасной ехать, вот и сообразили они с Вещим Олегом побежать в дом семи богатырей, гроб камнем разбить да царевну выкрасть. А она не спящая оказалась, а мертвая. Правда, все равно ворочается иногда. Значит, надежда не потеряна.

— Видишь? — показал беду свою и любовь Иван-царевич дураку-Ивану. — А я ее больше жизни люблю...

Почесал затылок Иван-дурак под шляпою.

— Двое уже с лихорадкою любовной, — загнула пальцы Золотая Рыбка и вздохнула.

Вещий Олег каркнул из солидарности.

— Только не всегда такая лихорадка хорошо кончается... — вздохнул, про птицу жар вспоминая.

— На привале я и приметил, да Волка говорить заставил. Спросили мы клубочек волшебный, где тут ближе всего живой воды сыскать, вот и привел он нас к Калиновому мосту. А что дальше делать, я не знаю.

— Не тужи, Иван-царевич, — похлопал его по плечу Иван-дурак. — А в уста сахарные целовать пробовал?

— Это если бы он гроб открыл, подействовало бы, — вмешался Волк Серый. — А гроб разбили мы с Олегом. Но не нам же...

— Пробовал, — сказал Иван-царевич да сурово брови сдвинул, на Волка глядя. — Не работает.

Серый Волк потрусил под кустик, где котомка Ивана-дурака лежала. От греха подальше. И увидел Золотую Рыбку.

— А ты кто такая, красавица?

— А я — Золотая Рыбка, — накрутила Рыбка локон волос рыжих на пальчик белый.

Она подумала, а вдруг это Волк — судьба ее, мавками нагаданная? Но Волк только морду на лапы положил и вздохнул громко, трава даже дрогнула. И ворон слетел ему под бок, да голову под крыло положил.

Вздохнула Золотая Рыбка и пошла ромашки искать да венок плести учиться. На царевну мертвую посмотреть да на Ивана-царевича ей не интересно было — они ей точно не судьба.

А оба Ивана сели на бережку, узами одной беды соединенные.

— А тебе по что зеркало волшебное?

— Да я, это... — сколупнул Иван-дурак корочку с царапины на щеке затянувшейся, — суженую ищу. В перевернутый мир она попала. И только зеркало волшебное может дорогу к ней открыть. В пещерах Змея Горыныча оно хранится. Наверное, там и источник воды живой. Спросим. Говорят, со Змеем ночью говорить лучше.

— Поговорим, — кивнул Иван-царевич да на меч руку положил.

— Не мечом, Иван, не мечом. Языком говорить будем. Так правильнее.

— Иван, мы к Змею Горынычу в логово идем! А ты — «говорить»!

— Так мы ж к нему с просьбой. Как можно просить и меч к горлу приставлять?

— У него три горла, сказывают... А кто твоя суженая? Волк говорил, будто ни одна девица тебе не по нраву.

— У бабы Яги... познакомился. Ясей ее зовут. Иные говорят, и двенадцать голов да горл.

— Не видал я у нее в избе девицы.

— Так что ж, думаешь, побыл полчасика и все повидал? Нет, брат... Яся — это солнышко ясное. Кочевряжиться, конечно, она тоже мастерица, да врать, да вредничать, но настоящая она. Не то что девицы здешние бумажные.

Иван-царевич усмехнулся.

— А Елена что ж, тоже бумажная?

— Это ты узнаешь, когда она проснется. Да ее и не Еленой, небось, величают.

— Твоя правда... Но мне она и Еленою нравится.

— Так и за живой водой не ходи. Поставь в гробу на полочку, да днем и ночью любуйся. И слова тебе поперек не скажет.

Тут Иван-царевич в сердцах как даст Ивану-дураку по шее! А Иван-дурак шею потер, да и тому — в лоб! И покатились оба Ивана по земле, и на Калинов мост выкатились.

Задрожала земля вдруг, небо потемнело. Серый Волк да Вещий Олег за кустом спрятались. А Иван-дурак за котомкой метнулся, побежал, на плечо надел, шляпу в траве подобрал. Кто знает, что дальше, а он свой скарб и Тихомиру бросать не может.

Иван-царевич сам на мосту остался, вытащил меч-кладенец, размахивает. Голос дрожит, да кричит он в тучи над мостом сгустившиеся:

— Гости к тебе, Змей Горыныч! Выходи на честный бой!

Иван-дурак снова рукой лицо закрыл.

— Вот и кто из вас дурак, Ваня? — прошептал Волк.

Вздохнул Иван-не-дурак который, поправил котомку и шляпу да к мосту направился.

— Не бойся, Змей Горыныч! С добром мы пришли! Иван, опусти меч.

Иван-царевич в недоумении обратился на товарища.

— Сейчас же, — процедил Иван-дурак.

Засмеялась туча на тысячу голосов. Даже Ивану-не-дураку жутко стало, и волосы под шляпой дыбом встать попытались.

— Ох, два Ивана, не смешите-то меня! Да я вас на одну руку посажу, второй прихлопну, только мокрота и останется!

— Не хвались, змей поганый! И не суди богатыря, на него не посмотрев! — выкрикнул браво Иван-царевич.

— Не смотри на друга моего, Змей Горыныч, не в себе он! Ума от любви несчастной лишился! — крикнул и Иван-дурак.

— Кто бы говорил! — обиделся Иван-царевич. — Сам по суженой сохнешь. Он у тебя, Змей Горыныч, зеркало волшебное украсть хочет! Мало я тебе врезал, Ивашка-дурашка!

— Не украсть, а посмотреть только, Змей! — отскочил вбок от Ивана-царевича Иван-дурак.

Или не-дурак. Тут уж сложно и сказать.

— В перевернутом мире моя Яся, не могу я иначе до нее добраться!

— Это баба Яга, что ль? — спросила туча и рассеялась.

И сидел на Калиновом мосту, во всю ширину его развалясь, большой змей о четырех ногах да с тремя головами. Ничего сверхъестественного.

Так Иван-дурак думал. А вот Иван-царевич побледнел да и сел в траву вместе со своим мечом-кладенцом.

— Беда у нас, Змей Горыныч, — отвесил поклон Иван-дурак каждой голове змея. — У него вот — спит суженая мертвым сном, живой воды ему надобно для нее набрать. А моя... Яга... да откуда знаешь ты?

Все три головы ухмыльнулись весело.

— Так в моем зеркале много чего смотреть можно. Я и поглядываю, чем соседи интересуются. Кикимора, Леший, Царь Морской... Здорово, ребята! Знаешь ты, Иван-дурак, что ты их любимец? И судьбу они тебе строют? Еще с утра на речке Смородине. Тропинки запутывают, речки.

Кикимора ойкнула и от зеркала Царя Морского отпрыгнула.

— Сдал, супостат!

— Так откуда он знал-то... — удивился Царь Морской.

А Леший ничего не сказал. Только подумал, что лучше бы он правда к Кощею пошел, и Кики этого не увидела. Потому что это он Горынычу проговорился про Ивана. И тот сказал, что интересно, поглядит на него в зеркале. И вот оно как вышло.

Кто ж знал, что «поглядеть на» и «приглядеть за» так сильно разнятся?

Сжал кулаки Иван-дурак. Судьбу ему строют?! Он надеялся, что уже вырос из этих игр с богами! А они... еще и привечали, как гостя дорогого... А он для них... просто герой мифа очередного, да?

Иван-царевич тем временем пришел в себя, на ноги встал. На Ивана-дурака смотрит волком, завидует. Ведь дурак всего лишь, а его и Кикимора, и Леший, и Царь Морской любят, вон — даже Змей Горыныч спалить огнем не спешит!

— Дурак ты, Иван! — крикнул он и бросился в охапку.

Но не так прост был дурак наш Иван, присел он вовремя, да под ноги царевичу покатился, так и растянулся тот в траве.

Горыныч на мосту расселся, развеселился, в ладоши зеленые ручонками короткими захлопал.

— Сюда бы еще попкорн... — покручинился он.

И похвалился Вещему Олегу и Серому Волку, пока Иваны дрались:

— Это ведь народ лесной да морской может в зеркальце только на царство Тридевятое смотреть, а у меня в пещерах в разные миры поглядеться можно. Сервис!

— Да ну! — заинтересовался Волк.

— Вот умрешь, на ту сторону Калинова моста перейдешь и узнаешь, — отрезал Змей Горыныч.

— Хватит, Иван! — кричал Иван-дурак царевичу, что все простить не мог себе, что никак не одолеть дурака, который не дурак, а вовсе царевич. — Мы не за этим сюда пришли, помнишь?

Снова уклонился от захвата, подножку ему подставил, да коленом царевичу на спину бросился, руки заломил.

— Тебя Елена дожидается. Тьфу! Не Елена, но царевна. Спросишь, как зовут. А мне к Яге надо.

— Так она Яга? — прохрипел царевич. — Твоя суженая — баба Яга, что ли? Вот точно — дурак!

И рассмеялся обидно. А Иван-дурак за Ясю царевичу еще тумака дал. Руки его отпустил при том, царевич вывернулся, и начался бой при Калиновом мосту по новой.

— Что за шум... ой, и драка есть!

Вышла из лесу к мосту девица прекрасная в платье золотом да с косами красными, в венке кривом из ромашек. Золотая Рыбка была так горда, что смогла наконец сплести веночек!

Так и замер Змей Горыныч, слюнку сглотнув.

— Кто ты... красна девица?..

Ударил хвостом, да и... пригожим молодцем в черном обернулся. Вздрогнула Золотая Рыбка, румянцем заалела, косу снова на пальчик накрутила.

— Золотая Рыбка я... Дочь Царя Морского. Вышла на сушу искать свою судьбу.

— А я Горыня, богатырь, что горами качает.

— И мостом? — игриво уточнила Золотая Рыбка, указывая пальчиком на Калинов мост, что все еще шатался, после того как Горыня в облике толстого Змея на нем сидел.

— Ну... всем, — смутился Горыня. — И я судьбу твою нашел.

Сняла Золотая Рыбка с себя веночек, бросила тому, что судьбой ее назвался, молодец возьми да и поймай, и на волосы свои черные надел. Засмеялась Золотая Рыбка, подбежала к молодцу, в щеку его поцеловала, да в реку Смородину рыбкой нырнула — только блеснула.

— Ивашке моему поможешь? — вынырнула из вод речки черных.

— А который — твой? — указал Горыня на клубок борющихся молодцев.

И тоже обратно Змеем обернулся.

— Тот дурашка, что каждому кусту кланяется. Красный кафтан в мне неинтересен. А я в море воротиться должна, коли счастье свое сыскала.

Подошел Горыня вразвалку, разнял молодцев одним пальцем.

Ивана-царевича в сторону, как Рыбка велела, отставил.

— Ты... тут постой. А то съем. А ты, Ивашка, со мной иди, в зеркало поглядим на Ягу твою.