Астийский эдельвейс

— Пустяки! Только сейчас я… Впрочем, вот что, сегодня вечером, часов в шесть по вашему времени… Кстати, вы не забыли перевести стрелки?

— Ровно на четыре часа.

— Так вот, сегодня вечером я приглашаю вас погулять у озера. Приезжайте к арочному зданию у водоспуска. Знаете?

— Да, я там был.

— Фуникул1р — сектор «Озеро», шестая клавиша слева. Там я расскажу, чем была вызвана тревога. А сейчас мне необходимо отключиться. Всего вам доброго.

Изображение исчезло. Перед Максимом вновь была холодная каменная стена.

4.

— Так знаете, что было причиной сегодняшней тревоги? — сказала Миона, когда они встретились у арочного здания. — Это ваши земляки задали работу Киберу. Вчера с Земли стартовала ракета в сторону Венеры.

— Что вы говорите! Это же замечательно, просто здорово!

— Да, я рада за вас. Но трасса ракеты пересекла траекторию звездолета.

— Могло произойти столкновение?

— Нет, до столкновения было далеко. Но, проходя в достаточной близости от корабля, ракета могла обнаружить его своими приборами, что, как вы понимаете, ни в коем случае не входит в наши планы. Пришлось уступить ей дорогу… Я не стала этого рассказывать по каналу ближней связи, чтобы не привлечь случайно внимания мамы.

— Она все еще не знает о моем присутствии на корабле?

— Вас это очень тревожит?

— Не то чтобы очень…

— Мне и самой неприятно, Максим. Но еще два дня. Только два дня! Тогда я сама ей все скажу. Не печальтесь об этом, пожалуйста. Лучше взгляните сюда, на этот поток. Вы обратили внимание на скульптурную фигуру, там, наверху?

— Да, я сразу понял, что здесь ваши соотечественники спускались на чем-то вроде лыж.

— Верно. Только эти «лыжи» больше сходны с земными судами на воздушной подушке. И молодые люди не просто спускались на них, а неслись с ужасающей быстротой. Я видела это в иллюзионории. Удивительной красоты зрелище! И, должно быть, ни с чем не сравнимое ощущение. На огромной скорости они вырывались прямо в море и уносились далеко-далеко, вплоть до… Видите, вот там, под Риго, словно белая пена?

— Да. Что это, остров или какое-нибудь сооружение? Кстати, я давно собираюсь спросить, почему на корабле так много каменных построек. Ведь это такая тяжесть! А для космического корабля…

— А космический корабль в вашем понимании должен быть воплощением лёгкости? Но это потому, что вы не научились еще управлять силами гравитации. Для нас проблемы массы не существует. Так же, как и проблемы энергии. Иначе нас не было бы здесь. Что же касается камня, то он красивее металла… Впрочем, там, в море, нет никаких сооружений. Там просто отмель. Но сплошь заросшая цветами. Их называют аулоро. Все их стебли и листья под водой. На поверхности лишь бутоны. Но какие бутоны! Белые, как ваш снег, и хрупкие, как стекло. А стебли алые. Словом, это удивительно красивый цветок. Здесь, ка корабле он растет лишь на той отмели. Я никогда не держала его в руках, даже не видела вблизи. Вернее, видела только в иллюзионории. Дело в том, что отмель Аулоро отделяется от берега очень сильным течением, а никакого другого пути туда нет.

— Как же так получилось? Сломалось что-нибудь?

— Нет, все это специально сделано. В прежние времена наши молодые мужчины считали за честь достичь на «лыжах» такой скорости, чтобы прорваться сквозь течение и возвратиться к берегу с цветами аулоро. Здесь их встречали как героев. А они дарили цветы своим подругам. Славный, чудесный ритуал! Как я хотела бы жить в то время.

— Но как они преодолевали течение на обратном пути? — заинтересовался Максим.

— Тут есть один секрет. Как только нога человека коснется отмели, течение автоматически отключается. На две-три минуты. За это время можно нарвать цветов и выйти из зоны течения.

— Интересно. А девушки ждали их тут, у арки?

— Да. В такой день вся эта площадь у фонтана была заполнена людьми. А они поднимались с цветами вот здесь, по тропинке, что идет вдоль водоспуска… Жаль, что я не могу еще показать вам этого. Но как только меня подключат к Киберу…

— Постойте, вы ведь и сейчас соединены с Кибером через элемент связи. И даже я… — Максим похлопал себя по виску.

— Ах, это? — она коснулась родинки на шее. — Это совсем другое. Это — как колокольчик, что подвешивают у вас в тайге на шею корове…

— Чтобы Кибер мог пасти обладателя такого элемента?

— По крайней мере, мог принять соответствующие меры в случае прямой опасности или информировать тех, кто заботится о таких «обладателях». А полноправный гражданин Системы, вступая в двустороннюю связь с Кибером, в какой-то мере может даже командовать им, просить его что-то сделать…

— Затребовать у него любую информацию?

— Да, в мирах Системы именно так. Но экипажи космических кораблей находятся в несколько ином режиме. То есть возможности у них почтя такие же. Объем знаний нашего Кибера колоссален. Но, как я уже говорила, здесь он всецело подчиняется командиру корабля. И командир может дать ему любой приказ, в том числе и на ущемление некоторых прав, на ограничение объема общедоступной информации.

— Командир корабля, то есть ваша мать?

— Да, сейчас Кибер подчиняется ей.

— Понятно…

— Но в космосе иначе нельзя, Максим.

— Однако сейчас вы не в глубинах космоса.

— А при контакте с чужой планетой тем более. Особенно, если она населена разумными существами.

Эти последние слова хлестнули, как удар пощечины.

— Ну да, Земля для вас всего лишь чужая планета, а я — случайный представитель неких «разумных существ», — проговорил Максим, не скрывая обиды.

— Объективно это так. По крайней мере, для Кибера. И может быть, для мамы.

— А для вас?

— Для меня иначе. И мы еще поговорим об этом. Во всяком случае, я не всегда и не во всем согласна с мамой. Я люблю Землю. Люблю людей Земли. Люблю их искреннюю непосредственность, их красивые чувства. Я больше землянка, чем человек Системы. И это главное, с чем не может примириться мама.

— Вот оно что! Понимаю…

— А сейчас пойдемте, проводите меня до фуникулера.

— Уже?!

— Так надо, Максим. И мы не увидимся теперь целых два дня. У меня будет занята каждая минута. Это очень не просто — подключиться к Киберу. Я даже боюсь немного… Зато через два дня утром вы придете на мой праздник. И познакомитесь с мамой. Доброй ночи, мой друг, — Миона захлопнула фонарь гондолы и мгновенно скрылась из глаз.

Она была явно взволнована и озабочена.

Каково же было Максиму? Оба последующие дня его не покидало чувство тревоги. Было совершенно ясно, что он попал на корабль без ведома и, возможно, против воли старой инопланетянки. Она почему-то не любила его, а может быть, и все человечество Земли. Она даже дочь свою, как видно, тиранила за то, что та благосклонно относилась к землянам. Теперь Максим не сомневался, что это ее деспотизм побудил в свое время Миону молить о помощи, что это она запретила Мионе даже думать о нем, Максиме, и это по ее злой воле он сам чуть не погиб на Зубе Шайтана.

И вот послезавтра, в день своего рождения, Миона, видимо, прямо объявит ей о присутствии Максима на корабле. Объявит потому, что отныне старухе, очевидно, уже нельзя будет безраздельно командовать дочерью, как то было прежде. Но значит ли это, что теперь Миона вольна станет поступать, как ей заблагорассудится? Едва ли.

Скорее всего, старуха начнет хитрить, действовать исподтишка. Она, конечно, не потребует немедленного изгнания Максима с корабля. Зачем ей ссориться с единственной взрослой дочерью? Она постарается сделать так, чтобы он сам покинул звездолет, создаст невыносимые для него условия, заставит служить этой цели всю свою сверхавтоматику.

Ну, что же, он и не станет здесь задерживаться. Единственно, что привлекло бы его на корабле, это те гигантские знания, какими, несомненно, обладают инопланетяне. Как нужны были бы они Земле! Но не очень, похоже, тут расщедрятся на эти знания. Мионе самой будет доступна лишь самая элементарная информация.

Словом, наплевал бы он на старушку вместе со всеми ее роботами и киберами. Но расстаться с Мионой, о которой он мечтал с детства, которую любил и искал всю жизнь — это будет свыше всяких сил. Да, он покинет звездолет хоть сейчас. Только вместе с Мионой. Только с ней вдвоём!

Но как отнесется к этому сама Миона? Захочет ли она уйти с ним? Сможет ли жить на Земле? Ведь он не знает о ней абсолютно ничего. Ни ее вкусов, привычек, ни ее образа жизни. Что, если она лишь внешне похожа на женщину Земли? Что, если у нее совсем иной склад мышления, иные чувства, иная физиология?

Нет, этого не может быть! Она тоже любит его. Он это чувствует. Она любит его давно. Только мать ее до сих пор не давала им соединиться. Но теперь она не разлучит их.

Теперь их не разлучит никто и никогда. И он сразу даст понять это старой инопланетянке. Только как это сделать? Как показать ей, что он любит Миону больше жизни?

Кстати, ко дню её рождения надо бы обязательно приготовить какой-нибудь подарок. Тоже проблема! С Земли он не захватил абсолютно ничего. А все, что можно найти здесь, и без того принадлежит Мионе. Вот если бы он смог достать ветку аулоро! Это, несомненно, доставило бы ей удовольствие. А главное — она сама сказала — именно этот цветок дарили мужчины Агно своим подругам. Только сможет ли он преодолеть проклятое течение? А почему не попробовать?..

И вот, день спустя после разговора с Мионой, он снова пришел на открытую площадку у арочного здания. Море раскрывалось отсюда во всю ширь, и теперь, в свете дня, было отлично видно, как далеко от берега сквозь бирюзовую гладь воды просвечивают пурпурные заросли аудоро. До них было не больше трехсот метров. Но Максим прекрасно видел, как вода близ отмели кипит от бесчисленных бурунов.

Нечего было и думать прорваться сквозь такое течение просто так, без всяких приспособлений.

Впрочем, оставалась одна надежда. Судя по бурунам, течение захватывало лишь поверхностную полосу воды шириной в два-три десятка метров. Следовательно, если нырнуть глубоко вниз, то можно попробовать миновать опасную зону под водой.

Итак, за дело! Он прикинул еще раз расстояние между берегом и отмелью и начал спускаться вниз, к морю. Но тут его ждало новое затруднение. Отмель была слишком далеко, а море штормило. Здесь внизу, с кромки берега, с трудом можно было различить лишь самые макушки цветов, а стоит сойти в воду, исчезнут и они. Как же плыть? Как выдержать на таком расстоянии направление почти в точку?

К счастью, Максим вспомнил, что как раз на отмель нацелен створ озерного водосброса. Это уже кое-что! Он прошел по берегу к самому устью лотка и еще раз выверил направление: ось лотка смотрела прямо на отмель. Тогда он бросился в воду и, не раздумывая больше ни минуты, поплыл по бурному морю.

Плыл Максим не спеша, стараясь не устать, и часто оглядываясь, чтобы как можно точнее выдержать направление. Берег отступал медленно. Ветер дул прямо в лицо. Сильная зыбь заливала рот, слепила глаза. Но Максиму и в голову не приходило отказаться от задуманного. Метр за метром резал он бирюзовые волны, пока не поднялась над ними пышная пена белоснежных аулоро.

А вот и течение. Он почувствовал его сразу, еще до того, как увидел кружево бурунов и услышал предательское шуршание струй. Отмель была совсем рядом. Он мог различать уже отдельные венчики цветов. Итак, будь что будет!

Максим набрал в легкие побольше воздуха и, нырнув прямо вниз, сильно заработал руками и ногами. Тело послушно пошло на глубину.

Через секунду он открыл глаза и глянул вниз. Дно было совсем радом. Ровное, с чистым песком и мелкими камешками, оно оставалось неподвижным. Значит, течение не проникало сюда. Теперь вперед! Еще вперед. Вот дно пошло уже на подъем. Вот что-то краснеет там, вдали. Сделав последний рывок, он свечой пошел вверх и вскоре вынырнул на поверхность.

Море под ним было почти спокойно. Течение осталось позади. И ветер стих. А совсем рядом, всего в нескольких метрах от него высилась над водой гигантская клумба цветов, будто подсвеченная снизу пурпурным заревом.

Ветер покачивал хрупкие, будто из тончайшего фарфора колокольчики, и чудесный запах, напоминающий запах лесных ландышей, плыл над морской гладью, Максим подплыл к самой «клумбе», спустил ногу вниз. Здесь оказалось совсем не глубоко, едва по грудь, и вода была значительно теплее, чем на глубине. Он подошел вплотную к зарослям.

Кусты аулоро напоминали веточки красных кораллов, но были гибки и упруги, а главное, будто светились изнутри.

Он оглянулся назад. Море было без бурунов. Значит, течение прекратилось, Миона была права. Но так будет всего несколько минут!

Быстро выломив несколько веток, Максим, не теряя времени, поплыл обратно к берегу. Настроение у него сразу изменилось. Все-таки он добился своего. Несмотря на всю здешнюю автоматику. Теперь даже встреча со старой инопланетянкой не казалась такой страшной. Но больше всего радовала возможность подарить Мионе аулоро. И все-таки— что-то ждет его завтра?..

5.

И вот это завтра наступило. Оно качалось с неожиданно раннего вызова к экрану ближней связи. Максим только что успел позавтракать, как знакомый аккорд пронесся в вышине, заставив его вздрогнуть от волнения. Он поспешно привел себя в порядок, нажал клавишу в полу. Стена тотчас исчезла, и Миона, счастливая, радостно возбужденная, встала ему навстречу:

— Доброе утро, Максим! Поздравьте меня. Сегодня самый большой праздник в моей жизни. Отныне я полноправный гражданин системы Агно! — она подошла к самому экрану и протянула руки, словно желая передать Максиму часть своей радости.

Трудно было не залюбоваться ею в эту минуту. Трудно представить, чтобы природа могла создать что-то более совершенное и прекрасное. Весь праздничный наряд Мионы состоял из простого белого платья, чуть приталенного зеленым пояском, и небольшой связки изумрудов, стягивающей пышный ворох волос на голове. И это все, если не считать легких туфель, едва скрывающих кончики пальцев на ногах.

Казалось, главное, если не единственное, назначение ее одежды заключалось в том, чтобы как можно меньше скрывать истинную красоту фигуры.

— Я рад за вас, Миона, — сказал Максим, невольно заражаясь ее счастьем.

— Спасибо, Максим. Мне очень дорого ваше участие.

А сейчас садитесь в фуникулер и приезжайте во Дворец командиров. Мы с мамой будем ждать вас.

— Вы все рассказали ей?

— Да.

— И что она?

— Дала хороший урок, как должен держать себя в подобной ситуации истинный гражданин Системы: ни взглядом, ни жестом не показала своего удивления или неудовольствия, не подняла даже глаз от вводной системы Кибера, за которой сидела в тот час. Единственными словами ее были: «Но я смогу уделить землянину лишь очень немного времени». Так что мы ждем вас.

— А ваша мать… Она тоже говорит на русском языке?

— Лучше меня. Как и на большинстве языков Земли. Но не будем терять времени. Я иду во Дворец. До скорой встречи, — она снова протянула к нему руки. Экран погас.

Максим быстро сбежал по лестнице к морю. Ветки аулоро были все там же, где он спрятал их вчера в прибрежных камнях, и стали, кажется, еще богаче и краше Но когда он раздвинул камни, то увидел, что хрупкие кустики уже прицепились ко дну тонкими белыми корешками. Неужели снова губить их? Нет, пусть хоть один останется здесь, в память об этом дне.

Максим осторожно отделил три веточки и вернулся к вилле. Всего минута понадобилась ему на туалет. Еще минута на то, чтобы переодеться в праздничный костюм и занять место в гондоле. Пора! Он попробовал вспомнить две-три фразы из тех, что приготовил вчера, мысленно обращаясь к старушке. Но не смог припомнить ни одного слова и понял, что лучше отдаться на волю обстоятельств.

Гондола взвилась в воздух и уже через несколько секунд скользнула на широкую площадь перед Дворцом командиров.

Он не без робости ступил на белые с золотистыми блестками плиты. С площади к Дворцу вела красивая каменная лестница. Над ней вздымалась колоннада обширного портала.

Максим поднялся по гладким золотисто-белым ступеням и остановился меж колонн. В глубине портала, как всюду на корабле, не было видно ни дверей, ни окон, но всю переднюю стену здания занимал гигантский барельеф мужской фигуры, сжимающей в ладони массивный зеленовато-белый шар, вокруг которого вращалось несколько мелких бирюзовых шариков. То было, видимо, символическое изображение системы Агно.

Торжественная тишина и отсутствие всякого движения невольно заставляли замедлить шаги. Но стоило Максиму пройти линию колонн, как вся стена перед ним исчезла, открыв огромный круглый зал, размеры которого трудно было оценить, поскольку освещалась лишь центральная его часть.

Свет падал сверху, очевидно, из круглого окна в кровле здания, но почему-то не рассеивался, а стоял в виде огромной световой колонны, отчего стены зала тонули в густом мраке.

Не увидев никого из хозяев, Максим подошел к столбу света и ступил на освещенную часть пола. Тотчас мощные музыкальные аккорды раздались где-то в вышине помещения, а через секунду будто гигантские окна раскрылись в крыше здания: лавина света залила огромный зал, осветив его белые стены с массивными параллелепидальнымк пилонами из прозрачного золотисто-розового камня и высокий сводчатый потолок цвета здешнего неба. Зал был абсолютно пуст. Ни единой статуи, барельефа или картины, ни каких-либо люстр или канделябров.

Идеально чистые стены. Идеально чистый потолок. Можно было лишь гадать, как освещается этот удивительный холл.

Максим обвел взглядом странное помещение, не представляя, откуда могут появиться хозяйки дворца, и даже вздрогнул от неожиданности: они были уже перед ним — две прекрасные молодые женщины с одинаково вскинутыми руками ладонями вперед и чуть запрокинутыми вверх лицами.

Одна из них была Миона. А другая…

Не раз и не два пытался Максим представить себе старшую инопланетянку, рисуя ее в воображении то сравнительно молодой, ко уже увядшей, надломленной невзгодами женщиной, то гордой, сильной, могучей душой и телом амазонкой, то даже дряхлой, согбенной старухой. Но то, что он увидел в действительности, просто не укладывалось в сознании. Такому невозможно было поверить. Перед ним стояли два совершенно одинаковых юных создания. И не знай он Мионы, не было бы никакой возможности решить, кто из них мать, кто дочь. Одинаковы были их черты лица, рост, фигуры. Одинаковы были позы, цвет волос и глаз. Одинаковы были свежесть, обаяние, женственность.

Разница виделась лишь в одежде. Если Миона была все в том же белом платье, платье старшей инопланетянки было густо-синим, цвета индиго, стянутым по талии поясом из золотисто-рубиновых камней. Такие же камни, сцепленные тонкой вязью бриллиантов, сдерживали пышный узел ее прически.

Максим сделал шаг вперед, молча поклонился. Женщины опустили руки. Музыка смолкла. Мать Мионы приблизилась к Максиму, коснулась его плеча:

— Дорогой землянин! Мы рады приветствовать вас от имени старших братьев по разуму из далекой системы Агно.

Мы счастливы предложить вам гостеприимство на борту галактического корабля Ао Тэо Ларра, являющего собой частицу всех шести планет Системы. Вы будете иметь возможность пользоваться всеми благами нашей цивилизации и познакомиться со всеми накопленными Системой знаниями, за исключением тех, какие могут принести вред слишком несовершенной цивилизации Земли. Мы сделаем все, чтобы ваше пребывание здесь было приятным и полезным. Вы сможете оставаться у нас столько, сколько найдете нужным. Но достаточно будет малейшего вашего желания, чтобы мы возвратили вас на родную планету. Я сама, к сожалению, не смогу уделить вам много времени. Но моя дочь значительно свободнее меня. Она познакомит вас с кораблем, научит пользоваться нашими источниками информации. Ваше пребывание здесь не будет регламентировано никакими ограничениями, кроме тех, какие налагает на всех нас Главное кибернетическое устройство корабля.

Однако, когда вы захотите покинуть нас, я буду просить вас выполнить три непременных условия: вы не возьмете на Землю ни одного предмета внеземного происхождения, вы сохраните в тайне нахождение звездолёта на орбите, вам не будет разрешено повторное возвращение на корабль.

С моей дочерью вы знакомы. Ваше имя мне известно. Меня зовут Этана. Мы всегда будем рады оказаться вам полезными, — закончила она с улыбкой, отходя к Мионе, и Максим понял, что разница между ними отнюдь не ограничивается одеждой. Если Миона, радостно взволнованная, счастливая, чуть смущенная, напоминала нежный, только что распустившийся цветок, сотканный из одного солнечного цвета, то Этана, столь же юная, цветущая, столь лее непостижимо прекрасная, как и ее дочь, казалась высеченной из глыбы сверкающего льда. И в улыбке ее, безукоризненно вежливой, даже благожелательной, даже обворожительной, был холод космических глубин, загадочных и беспощадных.

Но это ледяное «радушие» вернуло Максиму уверенность в себе:

— К сожалению, я меньше, чем кто-либо, могу претендовать на право говорить от имени всего человечества, — сказал он, глядя прямо в глаза гордой инопланетянке. — Но прошу вас верить, что и нашей «слишком несовершенной» цивилизации не чуждо чувство благородства и достоинства.

— Высота цивилизации измеряется не глубиной чувств, а могуществом разума, — холодно возразила Этана.

— Мне кажется, это не совсем так… — возразил Максим.

— Вы полагаете? — насмешливо улыбнулась инопланетянка.

— Да. И, возможно, смогу убедить вас в этом.

— Вы — нас?! — Казалось, ледяная метель взметнулась в глазах Этаны.

Но и Максимом овладел уже знакомый прилив упрямой злости:

— Да, вас. Если вы найдете время выслушать меня.

— Вы считаете, это что-то добавит к тому, что я уже знаю о Земле и ее обитателях?

— Я надеюсь на это.

— Любопытно… Но вы, наверное, слышали, что сегодня у нас праздник?

— Да, и потому я позволю себе, по нашему земному обычаю, поздравить Миону и подарить ей в этот день то, что, кажется, доставит ей хоть небольшую радость. — Он подошел к Мионе и, поцеловав ее в щеку, подал цветущие ветки аулоро.

— Аулоро! — воскликнула Миона, вся вспыхнув от смущения и радости. — Спасибо, Максим, — прошептала она чуть слышно, прижимая к груди подарок.

Этана снисходительно улыбнулась. Но Максим успел заметить, что ей едва удалось скрыть удивление и досаду, видимо, она не ожидала ничего подобного. Впрочем, это продолжалось доли секунды. В следующее мгновение она обратилась к нему с прежней ледяной улыбкой:

— А^теперь, по обычаю нашей Системы, я попрошу вас пройти к дереву мудрости и принять участие в ритуале, который по традиции совершается у нас, когда молодой человек становится гражданином Системы.

Они вышли через противоположную стену здания в сад и остановились у невысокого дерева с крупными розовато-коричневыми плодами. Миона сорвала один из них.

— Плод дерева мудрости, — сказала Этана, — может сорвать лишь совершеннолетний гражданин Системы и оделить им только самых близких ему друзей.

Миона снова порозовела от смущения. Но тут же разломила плод на три части и подала одну из них матери, другую Максиму.

Максим надкусил плод. Он оказался вяжущим и горьким, точно яблоко-дичок, но стоило проглотить его, как мозг начал работать как-то особенно чётко, мысли приобрели небывалую законченность и ясность.

Несколько минут прошло в молчании. Глаза Этаны чуть смягчились, на миг в них мелькнуло что-то похожее на грусть. Она подошла к Мионе и положила ладони ей на голову:

— Отныне мы равны, Миона. Во всем без исключения. Сегодня утром ты в последний раз назвала меня мамой, а я тебя дочкой. Теперь ты пойдешь своим путем. Будь счастлива, Миона!

— Благодарю тебя, Этана.

Две женщины на мгновенье прижались лицами друг к другу, и Этана быстро отошла от дочери:

— Прощайте, друзья. Теперь я должна покинуть вас обоих и заняться неотложными делами. — Она протянула к ним руки ладошками вперед и скрылась за деревьями сада.

Миона подняла на Максима огромные, наполненные слезами глаза, смущённо улыбнулась:

— А сейчас я приглашаю вас к себе, Максим, — сказала она, по-прежнему прижимая к груди цветущие ветки аулоро.

Они вышли из сада, спустились с дворцового холма, поросшего с этой стороны густым лесом. Миона молчала, лишь время от времени бросая на Максима смущеннорадостные взгляды. Он тоже не говорил ни слова, все еще под впечатлением встречи со старшей инопланетянкой.

Впрочем, путь оказался недлинным. Лес скоро расступился, открыв широкую поляну с небольшой красивой виллой из желто-белого камня.

— Это и есть моё гнездышко, — сказала Миона, пропуская.

Максима в уютный внутренний дворик. — Видите, сколько здесь всего земного. Вот ваши гладиолусы, пионы, даже куст жасмина. Здесь, на корабле, есть цветы и с других планет, привезенные в Систему нашими астронавтами. Кстати, аулоро тоже не наш. Но какая это прелесть! — она склонилась над небольшим бассейном и бережно укрепила там ярко-алые ветки чужанина. — Пусть растет и напоминает о вас. Вы доставили мне такую радость! — она встала.

— А теперь позавтракаем, как это принято у вас на Земле. Пройдемте сюда, — Миона провела Максима в небольшое помещение овальной формы, сплошь задрапированное белой шелковистой тканью. Несколько вазонов с цветами стояло здесь вдоль стен, Массивный клавишный инструмент возвышался слева у входа. А в центре комнаты стоял, круглый стол, уставленный незнакомыми Максиму яствами в красивой золотисто-розовой посуде.

— Садитесь, Максим. Я нарочно устроила все это немного по-земному. Но угощать вас буду только нашими блюдами. Согласны?

Он устроился в удобном мягком кресле. Она села напротив:

— Мы не пьем напитков вроде ваших вин. Но у нас есть много тонизирующих плодов и ягод… Нет, это не то, что плоды дерева мудрости! — рассмеялась Миона. — Там большую роль играет ритуальная сторона. А попробуйте вот это…

Сочная мякоть крупных янтарных ягод в самом деле действовала подобно вину: чувства обострялись, исчезала скованность, все начинало казаться более легким, доступным. Но мозг продолжал оставаться ясным, даже, пожалуй, яснее обычного.

Миона тоже проглотила несколько ягод. Глаза ее заблестели ярче. Она встала и пересела ближе к Максиму:

— Максим, милый! Пусть вас не расстраивает холодность Этаны. Так принято там, в мирах Системы. Я сама цепенею, когда вижу это в иллюзионории. Но сегодня, сейчас, я хочу, чтобы ничто не омрачало вашего настроения. Скушайте вот это, — она пододвинула к нему вазочку с тонко нарезанными дольками какого-то фрукта, взяла кусочек себе.

Так они просидели с полчаса. Потом Мионка встала и подошла к музыкальному инструменту:

— Я сыграю вам ту звездную симфонию, которую вы слышали давно-давно на Лысой гриве. Хотите? Тогда садитесь вот сюда, — она усадила его в кресло возле инструмента и села за клавиши.

Максим не сводил с нее глаз. Миона взяла несколько нот.

И сразу исчезло всё — стены, цветы, праздничный стол.

Мощные, непередаваемой красоты аккорды, переплетаясь с волнами чудесного запаха астийского эдельвейса и непрерывно меняющимся освещением комнаты, разом унесли его в далекое детство, и он будто снова увидел яркие, чуть подрагивающие в холодной ночи звезды, черный провал озерной котловины, радужное кольцо света в кромешной темноте. Но теперь сверх всего этого, затмевая и ночь, и звезды, и тьму, и вспышки света, затмевая все на свете, сияли зелеными сполохами глаза той, что сидела сейчас перед ним, управляя этой волшебной аромато-светомузыкой. В ней одной воплотился сейчас для него весь мир, вся вселенная, свет всех звезд, дыхание всего живого.

Но вот звуки смолкли. Миона, бледная, с высоко вздымающейся грудью и широко раскрытыми глазами, положила руки на колени и опустила голову к клавишам. Максим встал, подошел к ней сзади, осторожно коснулся губами ее волос:

— Миона…

— Максим, — прошептала она, ещё больше опуская голову на грудь.

— Я хотел сказать, Миона, что всю жизнь, с той самой ночи, на Лысой гриве, я любил только вас одну…

— Я знала это, Максим. Знала всегда. Знала, еще не понимая, что это значит. Знала одна. И все это время… Столько лет! Ждала этой минуты. — Она подняла голову, порывисто встала, обернулась к Максиму и прижалась лицом к его лицу…

6.

— Видите, как это кошмарно далеко — от нашей звезды до вашего Солнца, — сказала Миона, выключая экран, где только что проектировался гигантский завиток Галактики.

— Как же вы оказались на Земле? И остались вдвоем с матерью? — спросил Максим.

— Сейчас вы увидите и это. — Миона провела его в дальний угол комнаты, где в пол была вделана небольшая площадка из голубого гофрированного металла, и указала на нее—: Встанем сюда. И постарайтесь не терять равновесия. Будем спускаться.

Действительно, едва они ступили на площадку, как та, дрогнув, пошла вниз и плавно опустила их в большой круглый зал.

Зал этот располагался, видимо, где-то глубоко в недрах корабля и напоминал огромный полый шар. Здесь все было черным. Черным, будто покрытым густым слоем сажи, был вогнутый, без единого шва или трещины пол. Черными были идеально гладкие сферические стены. Черным был высокий сводчатый потолок. Лишь небольшой матовый светильник высоко вверху скупо освещал это мрачное пустое помещение.

Впрочем, едва они прошли в середину зала, как свет усилился и снизу поднялись два глубоких мягких кресла.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала Миона, усаживаясь в одно из них. — Только ботинки придется снять… Теперь положите руки на подлокотники и откиньте голову, — она сделала какое-то неуловимое движение, и Максим почувствовал, как руки и ноги сжали тугие эластичные захваты, а на голову опустился тонкий металлический обруч.

— Вот и всё, — продолжала Миона, руки и ноги которой также были стянуты кольцами из серебристого пластика. — Мы с вами в нашем главном иллюзионсрии. В принципе, это нечто подобное земному кинематографу. Там у вас тоже искусственный внешний раздражитель действует на органы чувств человека: зрение и слух. Но можно ведь добавить к этому, скажем, ощущение запаха. Почему бы, сидя в вашем кинотеатре и видя, к примеру, цветущую черемуху, не ощущать одновременно и ее аромат?

— Со временем, видимо, так и будет, — сказал Максим.

— Так вот, наш иллюзионорий действует одновременно на все без исключения органы чувств, включая осязание, ощущения вкуса, словом, все-все. Есть и еще одно отличие. В вашем кино действие развертывается по определенному, заранее составленному сценарию, и действующие лица повторяют все время одни и те же реплики. У нас, в иллюзионории, действующее лицо просто живет, черпая соответствующую информацию из хранилищ Главного кибера. Поэтому при желании вы можете поговорить с ним на любую интересующую вас тему, поспорить, попросить сводить в интересное для вас место, познакомить с нужными вам людьми, реально живущими или жившими в любое отдаленное от нас время.

— А если у Кибера не окажется соответствующих данных?

— Тогда ваш собеседник скажет, что он чего-то не знает, не помнит или не может сделать. Это то, что принято называть у вас документальным фильмом. Но можно настроить иллюзионорий на какой-то вымышленный сценаристом художественный сюжет. В таком случае сам автор закладывает в Кибер соответствующую программу. Возможности такого «фильма» уже. Но и в этом случае вы можете вмешаться в действие так, как вмешались бы в жизнь реально существующих людей. Со всеми вытекающими отсюда последствиями, — улыбнулась Миона. — Так что не вздумайте, к примеру, прыгнуть вниз головой со скалы. Физически с вами ничего не произойдет. Но психика переживет весь комплекс соответствующих эмоций. Впрочем, сейчас я попрошу вас ни во что не вмешиваться. Только смотрите и слушайте. Речевое сопровождение будет синхронно переводиться на русский язык. Я буду с вами. Только не говорите со мной громко. Вы готовы?

— Да.

— Включаю генераторы. Сейчас мы окажемся в центре управления кораблём. Не пугайтесь, пожалуйста.

Светильник погас. На мгновенье зал погрузился в темноту. Только профиль Мионы слабо фосфоресцировал в сплошном мраке. Но вот тьма рассеялась, и Максим увидел, что это уже не прежний зал, а небольшое овальное помещение, сплошь облицованное приборными панелями, где мигали, струились, перескакивали с места на место тысячи разноцветных огоньков. В передней части помещения перед большим светящимся экраном сидел в кресле высокий седой мужчина с тонким чрезвычайно усталым лицом. Сзади, за его спиной, бесшумно двигались два оранжевых робота.

Руки мужчины лежали на клавиатуре приборного щита.

Длинные рычаги роботов то поворачивали различные маховички, то поднимали или опускали тумблеры приборов.

Но не это больше всего удивило Максима. Больше всего поразило его то, что они с Мионой совершенно свободно стояли на полу, словно за секунду перед этим и не было никаких кресел с их кольцами и захватами. А главное, что оба они были снова обуты: Миона в свои обычные туфли, а он в какие-то легкие сандалии из мягкой эластичной ткани.

Все это просто не укладывалось в сознании. Он вопросительно взглянул на Миону, но та сразу взяла его за руку:

— Сядем вот здесь, за этими пилонами, — шепнула она, увлекая Максима в дальний угол помещения. — То, что вы видите, произошло тридцать лет назад. Сейчас глубокая ночь. А в кресле командира корабля, перед экраном, — мой отец.

— Ваш отец?!

— Тише. Смотрите. Смотрите!

Командир поднял голову от пульта, нажал на небольшой рычаг. Экран сразу потемнел, а в центре его, в золотистой россыпи звезд, ясно проступил яркий голубой диск с темными провалами морей, желто-зелеными пятнами материков, причудливыми нагромождениями облаков.

Командир устало откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза рукой. Стало совсем тихо. Лишь какой-то прибор отстукивал ровные промежутки времени, да медленно, очень медленно поворачивался на экране диск планеты.

Но вот командир тряхнул головой, положил руку на одну из клавиш:

— Этана!

Максим вздрогнул. Ведь кроме них троих в помещении не было никого. Но в следующее мгновенье на пульте вспыхнул небольшой экран связи:

— Иду, дорогой. Только уложу Миону.

— Не надо, зайди с ней.

Через минуту в Центр управления вошла Этана, точно такая, какой он видел ее вчера, только очень худая, утомленная, с маленьким ребенком на руках. Командир обернулся к ней:

— Сядь, Этана. Вот она, цель нашего трагического пути, — он указал на голубой диск планеты. — Я выверил все координаты, снял необходимые константы. Это и есть третья планета звезды Гелио, на которую два миллиона лет назад по местному исчислению высадились наши соотечественники. Мы достигли цели. Но какой ценой! Эта чудовищная гравитационная аномалия, сбившая корабль с пути, стала роковой.

Однако дело не только в этом. Я хочу, чтобы Система знала, что главной ошибкой экспедиции было укомплектование корабля слишком пожилыми астронавтами. Конечно, не будь той аномалии, мы все успели бы вернуться в Систему. Но разве можно рассчитывать только на благополучный исход? И вот результат…

Вторая ошибка — и я хочу, чтобы о ней тоже знала Система — заключалась в том, что женщины звездолета, подобно женщинам Системы, не хотели иметь детей естественным, непосредственным образом. Лишь твоя мать оказалась разумным исключением. Иначе уже через несколько часов это замечательное творение разума превратилось бы в мертвый астероид, и Система никогда не узнала бы о результатах экспедиции.

— Через несколько часов?.. Что ты говоришь, дорогой! Тебе нужно просто отдохнуть…

— Нет, Этана, я знаю, что говорю. Иначе не позвал бы вас с дочкой в столь поздний час. Слушай внимательно, что я тебе скажу. Я уже дал Киберу приказ ввести тебя в ранг командира корабля. Датчик командира надо вживить до истечения этих суток…

— Но, дорогой…

— Не перебивай, Этана, время дорого. Итак, о датчике ты не забудешь. Теперь главное: сейчас корабль выведен на самую оптимальную орбиту вокруг планеты, при необходимости Кибер внесет нужные поправки. Защитное поле на максимуме. Все системы приведены в состояние наинизших энергетических уровней. Я уже исследовал физико-химические параметры атмосферы планеты. Они практически такие же, как два миллиона лет назад. Я специально пользуюсь местным исчислением времени, оно теперь ляжет в основу всех расчетов.

Так вот, в нынешней атмосфере лишь чуть меньше углекислоты и больше свободного кислорода, — это естественно. Но я не успел установить наличие или отсутствие разумной жизни. Для этого нужно вывести на более низкие орбиты спутники-ретрансляторы. Этим придется заняться тебе. И последний совет, даже приказ — если на планете не окажется разумных веществ — сажай корабль на планету. Там в спокойной обстановке проведешь все наблюдения, выяснишь по возможности судьбу нашей первой экспедиции, рассчитаешь с Кибером обратный маршрут к Системе. Если же обнаружишь разумную жизнь, то независимо от высоты цивилизации и ее происхождения — ни в коем случае не уходить с орбиты! Только наблюдать. Никаких контактов с цивилизацией. Спуск на планету в челночке лишь в исключительных случаях со всеми правилами предосторожности. Ну, а дальше я полагаюсь на твой ум. И самое главное — береги ее! Вы с ней должны вернуться в Систему. Дай мне взглянуть на нее в последний раз.

— Она спит… — мать осторожно передала девочку командиру.

— Бедная крошка! — он взял ее на руки, прижался лицом к маленькому тельцу, потом передал дочь обратно матери и отвалился в кресле.

— Всё… Прощайте… родные… — он закрыл глаза. Этана опустилась на колени и прильнула к его ногам.

Тысячи огоньков все так же мигали, струились, перескакивали с места на место по бесчисленным панелям и приборам. Гулко отсчитывал ровные промежутки времени бесстрастный метроном. Медленно, очень медленно поворачивался на экране диск чужой планеты…

Максим осторожно перевел дыхание. Жгучий комок подкатил к горлу. Но все уже исчезло. Секунда полной темноты — и снова вспыхнул матовый фонарик, осветив пустой зал иллюзионория.

К удивлению Максима, они с Мионой сидели на прежних местах, в креслах с зажимами. Только лицо Мионы было чуть бледнее обычного, да крупная слеза катилась по щеке, скупо поблескивая в полутьме.

— Вот так мы прибыли на Землю, — сказала она вполголоса, словно самой себе, — и остались одни с Этаной. Обе мы, как видите, родились здесь, на корабле, и знаем о Системе лишь по фильмам, вроде этого. Стоит ли говорить, как трудно, как неизмеримо тяжело было Этане в первые месяцы и годы? Но надо было жить, надо было растить меня, вести наблюдения за планетой.

К Земле были посланы спутники-ретрансляторы, на поверхность планеты спущены различные автоматы, тщательно замаскированные под затих птиц, рыб, насекомых.

Наблюдения велись и в море, и на суше, и в лесах, и в городах. И весь этот гигантский поток информации молниеносно перерабатывался Кибером, который выдавал Этане лишь самые важные, самые необходимые обобщения. Скоро она узнала, что на Земле существует довольно высокая цивилизация похожих на нас людей, и естественно было предположить, что это потомки наших астронавтов, оставшихся здесь, как вы слышали, два миллиона лет назад. Этана очень надеялась на это. Но что ожидало её!

Свет снова погас, и через мгновенье они оказались в знакомом Центре дальней связи. В кресле перед экраном сидела Этана. Максим и Миона расположились в сторонке, за ее спиной. Этана передвинула рычажок на пульте. Экран осветился. И картины Земли, далекой и близкой, поплыли перед их глазами.

Вот потянулись горы — крутые, неприступные, с шапками снегов, голубыми языками ледников, шумными ручьями, бегущими вниз, в долины. Потом пошли равнины — мягкие, чуть всхолмленные, с широкими спокойными реками, тенистыми лесами, бескрайними полями и лугами, где целые стада сытых, чистых, лениво жующих коров и овец медленно двигались по колено в траве к белеющим вдали фермам.

А вот и сами фермы — с красивыми коттеджами, добротными помещениями для скота, складами с зерном, обширными, тщательно ухоженными плантациями и садами.

И снова — поля; луга, дороги, прямые, как стрела, широкие, ровные. Вихрем мчатся по ним машины изящных стремительных форм, ласкающих глаз расцветок. И люди в них — красивые, изысканно одетые, с беззаботными улыбками на лицах. Но…

Что это, там вдали, у обочины дороги? Большая толпа грязных, изможденных людей медленно бредет под жгучим солнцем. Вот они остановились, свернули с дороги и, рассыпавшись по плантации, начали обирать пушистые белоснежные комочки хлопка. Едкий пот на лицах дряхлых стариков. Едкий пот на голых, остро выпирающих лопатках юных женщин, почти девочек. А чуть поодаль стоит и дымит сигарой молодой упитанный мужчина. Он не работает. Он заставляет работать.

Лицо Этаны хмурится. Она нервно вздыхает. А Максиму стыдно. Мучительно стыдно за свою планету, за человечество, за этого трутня, который, так же, как и все земляне, носит гордое звание — Человек Разумный.

Но вот на экране город — величественная панорама сверкающих стеклом и металлом небоскребов, блеск и роскошь фешенебельных кварталов, горы булок, фруктов, колбас, сладостей в зеркальных витринах, целые вороха одежды, обуви, посуды, бытовой техники на прилавках магазинов. И — стайка детишек, худых, бледных, нездоровых, усердно роющихся в мусорных ящиках и жадно поедающих какие-то отбросы.

У Максима становится сухо во рту. Он боится взглянуть на Этану. Но она уже сместила следящую систему звездолета куда-то за город. Теперь на экране целый квартал нарядных домиков. Перед ними великолепные лужайки с цветниками, искусственными бассейнами, дорожками, посыпанными песком.

Из одного домика выходит молодой, элегантно одетый мужчина. С ним красивая женщина, по-видимому, жена, и две девочки, свежие, румяные, в одинаковых голубых платьях с белыми бантами. Мужчина идет к автомобилю и, поцеловав жену и дочерей, садится в машину. Жена улыбается. Девочки машут руками. Машина срывается с места и мчится по автостраде. Затем сворачивает на узкую проселочную дорогу.

Еще несколько минут, и автомобиль останавливается у небольшой группы приземистых строений. Здесь долго проверяют документы. Наконец мужчина выходит из машины и направляется к одному из строений. Войдя внутрь, он облачается в белый халат, вешает на шею полумаску и входит в лифт.

Лифт несет его глубоко под землю. Тут длинные коридоры, белые керамические стены, трубы, провода, плотно закрытые двери, над которыми тревожно мигают красные лампочки.

Мужчина натягивает полумаску на лицо и открывает одну из дверей. За ней обширное помещение, сплошь заставленное приборами, вытяжными шкафами, термостатами. В лаборатории еще двое в таких же халатах и полумасках. Мужчина здоровается с ними и, открыв журнал наблюдений, придвигает к себе микроскоп.

Вдруг дверь открывается, и входит четвертый. На нем тоже халат и полумаска. Но под халатом виден военный мундир. Трое работавших встают. Четвертый нетерпеливо машет рукой:

— Доброе утро, господа. Что нового?

Только что приехавший подходит к военному:

— Есть хорошие новости, шеф. Культура вибриона холеры прошла последние испытания. Техника воспроизводства отработана полностью. Можно запускать в серию.

— Опять холера! — военный не скрывает неудовольствия. — Что в ней проку? Мои агенты в порядке эксперимента завезли ваш хваленый эмбрион в три города известной державы. И что вы думаете? Через два месяца все три очага болезни были локализованы и практически ликвидированы. Вот вам и культура эмбриона! Глупая трата денег. Нам надо не это. Нам нужны возбудители таких болезней, каких не знает человечество, против которых нет никаких средств, с которыми не справится никакая медицина.

— Но, шеф…

— Знаю, что вы хотите сказать. Но это лишь подтверждает ограниченную способность мыслить, господин профессор. Надо искать! Искать всюду! Искать не только в настоящем, но и в прошлом!

— Как в прошлом?

— А вот так! Известно ли вам, что древние гробокопатели, расхитители египетских пирамид часто умирали от страшной, никому не известной болезни?

— Что-то такое я читал.

— А вам надо знать об этом не «что-то такое». Мы располагаем сведениями, что год назад точно такой болезнью заболел французский археолог, производивший раскопки в Египте. Медицина была бессильна спасти его. Возбудителем болезни оказался з-э… вирус-глистоплазмодис…

— Гистоплазмозис, — осторожно поправил профессор.

— Плазмозис так плазмозис! — раздраженно отмахнулся военный. — Какое это имеет значение? Важно, что против него нет никаких лекарств. И стопроцентный смертельный исход! Вот что нам нужно. А не эмбрион холеры или какой-нибудь чумы. Деньги, которые вы получаете, надо отрабатывать честно.

— Я обязательно займусь этой проблемой.

— И немедленно!

Этана схватилась за голову:

— И это люди! Это цивилизация!!!

А Максим больно прикусывает губу, чтобы не закричать от отвращения и гнева. То, что подсмотрели автоматы инопланетян, мало кто знает и средь людей Земли. Страшно подумать, что еще скрывается в этих мрачных подземельях.

Но на экране уже. джунгли. Крохотная деревня из нескольких хижин. Смуглые полуголые люди, мужчины и женщины, заняты нехитрым трудом: чинят одежду, мастерят корзины, пекут на угольях плоды. Рядом играют дети. Весело, с хохотом гоняют но лужайке пустой засушенный орех. Древний старик смотрит на них слезящимися глазами, и улыбка освещает морщинистое лицо.

Вдруг вой и свист послышались в безоблачном небе.

Черные тени самолетов пронеслись над солнечной поляной.

Страшный грохот потряс тишину девственного леса. И все потонуло в клубах дыма и огня…

Когда дым рассеялся, не было уже ни леса, ни хижин.

Лишь мертвые искореженные стволы деревьев, груды дымящейся золы и пепла. И трупы мужчин, женщин, детей…

Только древний старик, каким-то чудом избежавший смерти, как потерянный смотрит на этот хаос разрушения, но на его черном, обезумевшем от ужаса лице никогда уже не появится улыбка…

В это время откуда-то из темноты Центра связи вышла маленькая девочка лет трех в коротком белом платьице с пышными, рассыпавшимися по плечам волосами. То была маленькая Миона. Ока подбежала к матери, прижалась к её ногам.

— Миона, девочка моя! Ты видела? — Этана подхватила ее на руки, прижала к груди, заслонила от экрана. — И эти существа, называющие себя людьми, строят ракеты, космические корабли, пытаются проникнуть в тайну гравитации, собираются лететь к иным мирам, искать контакт с иными цивилизациями! — Этана рывком выключила экран и, не выпуская дочери из рук, выскочила из Центра связи…

Миона включила свет:

— Пора и нам, Максим. Все это слишком мрачно.

Пойдемте на свежий воздух. — Через несколько минут гондола фуникулера подняла их ввысь и перенесла в глубокую бухту на западной стороне острова. Тут Максим еще не бывал. Бухта замыкалась крутыми высокими склонами, сплошь поросшими большими деревьями, напоминающими крымскую сосну. А в верхней части ее, далеко выдвигаясь в море, нависло над водой нечто подобное балкону-беседке из знакомого розовато-белого камня.

Миона прошла в беседку, села на низкую широкую скамью. Максим встал рядом. Он был совершенно обескуражен.

Миона улыбнулась:

— Мы поняли довольно скоро, что Земля поделена на множество совершенно автономных государств. Скоро нам стало также ясно, что все эти государства находятся на разных ступенях общественного и экономического развития. Но тогда Этане, естественно, захотелось остановить внимание прежде всего на самой высокоразвитой стране.

А как её выбрать? Кибер посоветовал взять за основу общий энергетический потенциал государства. Тем более, что эту величину проще всего было установить нашим приборам-разведчикам.

Вскоре такая страна была найдена. Она располагалась на юге Северо-Американского континента и надолго стала объектом самого пристального изучения. Изучалась и сама страна, и ее связи, и взаимоотношения с другими государствами. Но чем больше мы наблюдали за ней, тем больший ужас охватывал Этану. Да вы сами видели…

— Что и говорить… Можно представить, какое мнение о Земле сложилось у нее после таких картин.

— Да, конечно. Но постепенно до ее сознания начала доходить одна любопытная деталь. Оказалось, что эта огромная, богатая, могущественная страна живет в постоянном страхе. Страх пронизывал все стороны ее жизни. И чем более высокое положение занимал гражданин страны, чем большим богатством он владел, тем больший страх был мерилом всех его поступков. Но страх перед чем?

Ответ на этот вопрос и привел к открытию вашей страны, вашей идеологии, вашего образа жизни. И первое время Этане казалось, что ей открылось почти идеальное общество, что здесь, на одной шестой суши вашей планеты, складывается основа истинно прогрессивной цивилизации.

Однако вскоре… Вскоре она поняла, что все лозунги и воззвания вашей так называемой коммунистической партии, все заявления и клятвы ваших вождей — не что иное, как пустое словоблудие, как самая бессовестная ложь. Она увидела, что в то время, как эти вожди и их приближенные купаются в роскоши, люди подвергаются еще более изощрённой эксплуатации, чем народ Северной Америки. Она убедилась, что ваш военно-промышленный комплекс ничуть не в меньшей, а даже в большей степени готовится к истребительной войне, без конца наращивая и ядерное, и химическое, и бактериологическое оружие. Более того, она обнаружила, что ваша властвующая элита систематически, целенаправленно оглупляет народ, всячески лишает его любых достижений культуры.

Стоит ли говорить, что её снова охватил ужас. Вся планета, вся огромная планета фактически была занята лишь одним: изготовлением и накапливанием оружия уничтожения друг друга. Ничего подобного она не слышала ни об одном из миров Галактики. Она готова была немедленно стартовать обратно к Системе. Но у нее был долг — выяснить судьбу первой экспедиции на вашу планету и обеспечить продолжение разумной жизни на Ао Тэо Ларра. А надо вам сказать, что к тому времени наши спутники-ретрансляторы и специальные зонды установили, что именно на территории вашей страны находятся остатки первой экспедиции Системы. К счастью, они оказались в почти безлюдной местности, вдали от крупных городов и военных комплексов, но были погребены под мощным чехлом песчано-галечных грунтов.

Тогда Этана начала спускаться на челночке на поверхность планеты. Главная трудность заключалась в том, чтобы скрыть челночок от людей. Но и здесь природа Сибири пришла нам на помощь. В самой глухой местности, неподалеку от пункта, где, видимо, приземлился первый корабль Системы, наши автоматы-разведчики обнаружили обширное озеро, заключенное в глубокую естественную котловину. Большая глубина озера позволяла полностью погружать в нее челночок, а гигантская котловина не только легко компенсировала любой подъем воды в озере, но и полностью скрывала челночок от случайного наблюдателя в самый опасный для обнаружения момент — взлёта и приземления.

Позднее выяснилось, что озеро, которое Этана назвала Тинто, что означает «гавань», «причал», соединяется подземным туннелем с другим озером, возле которого находилось небольшое селение людей…

— Наш Вормалей? — догадался Максим.

— Да, скоро мы узнали, что селение это зовется Вормалей и что живущие в нем охотники промышляют дичь вплоть до самого Тинто. Нельзя сказать, чтобы нас это очень обрадовало. Но подземный туннель позволял еще лучше регулировать водный режим Тинто во время спуска и подъема челночка, а жители Вормалея, да и расположенного неподалеку Отрадного, показались нам не слишком любопытными. Во всяком случае, даже всезнающий Кибер не смог еще тогда предугадать появление доцента Колесникова, — улыбнулась Миона.

— А вот дядя Степан знал о вас уже тогда, — заметил Максим.

— Так для дяди Степана мы и остались лишь «нечистой силой». Между тем наши автоматы соорудили на дне Тинто удобный причал, построили подсобные помещения, центр связи, перекрыли туннель надежными защитными системами. И мы получили возможность регулярно посещать Землю.

Теперь Этана брала иногда с собой и меня. Сначала ненадолго. Потом все больше, больше, постепенно приучая к атмосфере Земли, ее удивительному перепаду температур, снегу, метелям.

Все это было чрезвычайно интересно. Одно плохо. Здесь шагу нельзя было ступить без биофильтров — и воздух, и вода, и почва просто кишели болезнетворными микроорганизмами. Не укладывалось в сознании, как вы могли жить в столь неблагоустроенном мире. Впрочем, продолжительность жизни на планете говорила сама за себя.

В первые годы я бывала на Земле только с Этаной. Позже она начала отпускать меня одну в сопровождении автоматов. И это было несказанно прекрасно — плавать в леском озере, бродить по дикому лесу, валяться в снегу. Нс однажды летом я увлеклась сверх всякой меры… — Миона остановилась, будто к чему-то прислушиваясь, и встала со скамьи. — Однако это длинная история, а время близится к обеду. К тому же я хотела предложить вам перебраться в новое жилище. По моей просьбе автоматы приготовили другой домик, поменьше, неподалеку от моего. Он и обставлен в земном вкусе, без лишней автоматики.

— Спасибо, Миона. Доставил я вам хлопот! Представляю, как намучились вы со мной в ту ночь…

— В ту ночь?.. Какую ночь вы имеете в виду?

— Ну, ту, пять дней назад, когда подобрали меня под Лахтой.

— Вы ошибаетесь, Максим. Я должна… Я обязана сказать вам… Вы были очень больны тогда. Еще несколько минут, и могло произойти непоправимое. Поэтому я так поспешно, без вашего согласия забрала вас на корабль и… И больше года вы были в состоянии анабиоза…

— Что? Больше года?! — Максиму показалось, что земля уходит у него из-под ног. — Я здесь уже больше года?!

— Да, Максим. И это еще хорошо, что все кончилось так благополучно. Поверьте, мне было очень нелегко. Ведь я не могла просить помощи у Кибера, не могла посоветоваться с Этаной.

— И все это время мучились со мной одна?

— Мне помогали, конечно, автоматы и специальный электронный врач. Но что касается принятия окончательных решений, ответственности и страха, да, страха за вашу жизнь…

— Миона… — Максим почувствовал, как что-то горячее заволакивает грудь, сдавливает горло, мешает говорить. — Миона… Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали?

— Отблагодарить меня… Зачем? Ведь я люблю вас.

Она сказала это так просто, так безыскусственно спокойно, будто иначе и быть не могло. А у него дыхание перехватило от счастья:

— Миона, милая… милая… — он опустился на землю и начал целовать её колени.

— Максим, дорогой, но ведь это… ведь так… Ну, нельзя же так, здесь, сейчас… Пойдемте! Пойдемте, я прошу вас! — Она склонилась к нему и, пригладив его рассыпавшиеся волосы, спрятала в них пылающее лицо…

Через несколько минут они входили в небольшой портик уютного особнячка, действительно мало чем отличающегося от земного коттеджа. Сразу же за прихожей с традиционным зеркалом и гардеробом располагалась небольшая гостиная с круглым столом, креслами, диваном и экраном ближней связи. Оттуда можно было попасть в столовую, спальню, рабочий кабинет. Туалет и гимнастический зал открывались в прихожую. В спальне же Максим увидел наконец самую настоящую кровать с подушками, одеялом, простынями, а в кабинете письменный стол, на котором лежала груда карандашей и стопка бумаги.

Миона лукаво улыбнулась:

— Карандаши и бумага с Земли!

— Разве у вас нельзя изготовить что-то в этом роде?

— Мы не пользуемся ни карандашами, ни бумагой. Но дело не в этом. Если бы нечто подобное сделали наши автоматы, вы не смогли бы вынести свои записи с корабля. Помните предупреждение Этаны?

Только теперь Максим понял, какую услугу оказала ему Миона.

— Спасибо вам большое. Сейчас это самое главное — возможность вести дневник. Что же касается всех запретов Этаны…

— Не надо, милый! — Ладонь Мионы мягко легла ему на лоб, и он почувствовал, будто слабый ток стекает с кончиков ее пальцев, разглаживая набежавшие морщины и снимая поднявшееся было раздражение против старшей инопланетянки…

7.

— Вот он, наш информаторий высшей ступени, — сказала Миона, когда на следующий день они вошли в небольшой зал, всю переднюю стену которого занимал огромный серебристый экран. — Недавно я сама часами просиживала здесь, особенно последние месяцы. Этана строго следила за этим.

Миона нажала несколько клавиш и в зале появились два кресла и тонкий металлический стержень с десятком скользящих по нему колец. Максим в недоумении оглядел диковинный прибор. Миона перехватила его взгляд:

— Обычно здесь не бывает больше ничего. Но для вас я приготовила нечто вроде шпаргалки, — она выдвинула легкую стойку из белой ткани, где сверху вниз шли крупно написанные названия наук, и поставила ее рядом со стержнем, так, что надписи на стойке совместились с кольцами.

— Теперь смотрите. Включив экран, вы поворачиваете по часовой стрелке то кольцо, которое соответствует выбранной вами области знания, к примеру — «биология», и опускаете его по стержню, последовательно совмещая с более мелкими разделами науки, скажем: зоология, ботаника, эволюционный процесс. Кибер подтвердит выбранный раздел, а на экране появится соответствующий текст. После чего вы громким чётким голосом назовете интересующий вас вопрос или проблему. И останется лишь слушать объяснения Кибера.

— А если я что-то не пойму в этих объяснениях или кибер неточно переведет?

— Кибер запрограммирован на русский язык, неточностей у него не бывает. К тому же я ввела в него уровень вашей подготовленности. Так что вы отлично поймете друг друга. Вся необходимая графика, рисунки, формулы будут изображаться на экране. К тому же вы всегда сможете переспросить его. А теперь я покину вас. Всего доброго, мой друг, — Миона прижалась щекой к его щеке и вышла из зала.

Максим подошел к стержню и вернул «Биологию» на место:

— Нет, все эти клетки, ткани — после. Сначала атом! Атомное ядро! — юн поставил раздел «Физика» на строку «Строение вещества» и, услышав голос кибера, попросил:

— Общие представления о строении атома, пожалуйста.

И больше уже не мог оторваться от экрана. Величественно строгая картина мироздания, развернутая кибером, заставила забыть обо всем. Сколько, оказывается, простых, элементарных истин не знали еще люди Земли, как далеки они были от той законченной безукоризненно стройной и удивительно простой модели строения вещества, какую воссоздали ученые Агно! Но каждый новый факт, каждая новая деталь рождали лавину вопросов. Он потерял всякое представление о времени. Он давно уже вскочил с кресла, сбросил пиджак и в сильнейшем возбуждении расхаживал перед экраном, без конца спрашивая, споря, высказывая свои соображения, заставляя доказывать, подтверждать расчетами, как вдруг знакомый аккорд раздался в вышине зала. Он машинально нажал клавишу в полу и, лишь услышав голос Мионы, понял, что она вызывает его к экрану ближней связи.

— Максим! Максим! Да отключите вы этого болтуна!

— Сейчас, Миона, одну секундочку. Я никак не могу понять, как в этой вот схеме…

— Вернетесь вы к схеме! Сначала скажите, вы кушали?

— Нет, а разве..

— Вы сумасшедший, Максим! Отходили ли вы от экрана?

— Нет, но я сейчас поем, честное слово! Я даже не думал, что уже время обеда…

— Время обеда! Сейчас вечер. Взгляните на часы! И немедленно приезжайте ко мне. Будем ужинать вместе. Не хмурьтесь! Завтра с утра опять засядете в эту келью.

Максим не без сожаления выключил экран и вышел к фуникулеру. Тот в считанные секунды доставил его к домику Мионы.

— А теперь я продолжу свой рассказ, — сказала Миона, когда после ужина они вновь прошли в розовую беседку над морем — Вчера я остановилась на том, какую радость доставляли мне прогулки по Земле. Так вот, однажды летом, купаясь в Тинто, я увлеклась сверх всякой меры, проплыла весь подземный туннель — специальные устройства позволяют нам свободно чувствовать себя под водой — и проникла в ваше Вормалеевское озеро. Универсальные автоматы сопровождали меня до самого выхода из туннеля. И там остановились. Они были запрограммированы так, чтобы ни в коем случае не оказаться в поле зрения или слуха человека Земли.

Естественно, я тоже не должна была двигаться дальше. При первом моем шаге из туннеля автоматы дали предупредительный сигнал. Но мною уже овладело какое-то озорное удальство. Микролокатор, укрепленный на купальном костюме, показывал, что поверхность озера пустынна. И я выключила автоматы.

Кошмарная, непростительная беспечность! Я разом лишилась всякой защиты. Но какое захватывающее чувство свободы тотчас овладело мной! Я ринулась на поверхность и принялась плавать по сверкающей глади озера. Помнится, я хлопала по воде ладошками, смеялась, даже пела, как вдруг услышала голос человека. Или увидела его, сейчас уже не помню.

Но это было так неожиданно, так страшно, что я совершенно растерялась. Растерялась настолько, что даже вскрикнула и поплыла почему-то к дальнему берегу, хотя мне, конечно, надо было немедленно уходить на дно. А голос повторился, в нем послышалась угроза и я… потеряла сознание от страха.

Конечно, все это сейчас же было зафиксировано Главным киберсм. Тот поднял тревогу. Потребовал немедленной свободы действий. А он мог сделать многое: мог мгновенно включить выключенные мною автоматы и направить их ко мне, мог срочно поднять с Тинто челночок и перебросить его на Вормалеевское озеро, мог наконец просто послать с корабля аварийный снаряд. Но все это невозможно уже было сделать, потому что ко мне прыгнули вы. Любой вариант моего спасения мог погубить вас и уж, конечно, рассекретить наше пребывание на Земле. И Этана, видя все это, отключила меня от Кибера.

С ужасом смотрела она, что будет дальше. Но к ее удивлению и радости вы, маленький дикарь, каким она, безусловно, вас считала, не только извлекли меня из воды, но и вернули сознание. Главная опасность миновала.

Однако радость радостью, но нельзя же было даже вам, моему спасителю, открыть тайну звездолета Агно. И Этана приказала Киберу усыпить вас.

Теперь я могла спокойно уйти на дно озера. Но Этана заинтересовалась вами. Кибер успел проанализировать ваш мозг, замерить уровень интеллекта и пришел к выводу, что многие показатели вашей психики очень близки нашим.

С таким большим сходством Этана столкнулась впервые.

Вот почему она попросила Кибера вывести один из автоматов на берег — благо все это время там не было ни души — и дать ему указание вживить в ваше тело элемент связи, подобный моему. Так появилась у вас за ухом странная «родинка».

Впрочем, все эти детали я узнала много позже. Мне было предписано сейчас же вернуться в Тинто и немедленно стартовать на корабль.

Однако все, что произошло в тот день, имело для меня значение чрезвычайное. Земля, вокруг которой уже много лет вращался наш корабль, впервые из абстрактного понятия планеты, населенной разумной жизнью, превратилась во вполне конкретный уютный уголок, где живет мальчик, такой же, как я, немного смешной, немного странный, но определенно добрый, с которым можно поиграть, поговорить, побегать вперегонки… И я прямо заявила, что снова хочу к мальчику.

Однако Этана запретила мне даже думать о самостоятельных полетах к Земле, даже говорить об этом. Что же касается моего желания играть с вами, то против этого она не имела абсолютно ничего. Только… не дальше нашего иллюзионория.

Кибер быстро воссоздал ваш образ, жесты, привычки, даже ваш ход мышления, ну, и, конечно, соответствующие ландшафты, запахи, погодные условия. Всего несколько дней понадобилось, чтобы кибер-информатор научил меня русскому языку. И вот я бегала с вами по Кордону, по берегам.

Студеной, ходила по малину, по клюкву, вы показывали мне земных зверей и птиц, а я учила вас гипнозу и самовнушению. Иногда вы дарили мне цветы, а я угощала вас нашими фруктами. А потом… в зале загорался матовый светильник, и все исчезало.

Впрочем, тогда я думала, что так и должно быть. Ведь, хотя мы родились почти одновременно, я была много наивнее вас — мы развиваемся медленнее, чем земляне. Ой, тики! — Дымчато-серый шарик вдруг скатился откуда-то сверху беседки и тотчас вскарабкался на колени Мионы. Она взяла его в руки, погладила по пушистой шерстке:

— Ну, что тебе, тики? Взгляните, Максим, это одно из самых забавных существ нашего маленького мира, — она посадила зверька Максиму на колени, и тот, как ни в чем не бывало, начал обнюхивать его руки. Потом огромные круглые глаза зверька остановились на лице Максима, и он смешно заморгал густыми, длинными, как у человека, ресницами.

— Видите, как он удивлён? — рассмеялась Миона.

Но тики уже спрыгнул с колен Максима и пустился наутёк. Миона проводила его взглядом, чуть слышно вздохнула:

— Но иногда я, действительно, видела вас, Максим. Через Центр дальней связи и спутник-ретранслятор, следящий за районом Вормалея. Чаще всего это было, когда вы попадали в какую-нибудь беду. Тогда по всему кораблю звучал сигнал тревоги: теперь ведь Кибер следил за вами через ваш элемент. В таком случае мы с Этаной бросались в Центр связи.

Кибер мог справиться со всем и без нас, ему сразу было дано указание ограждать вас от любых опасностей с одним, правда, условием, — чтобы все действия по отношению к вам маскировались под естественные природные явления. Но такова была традиция. К тому же, Кибер мог перестараться. Машина остается машиной.

Словом, мы с Этаной бежали в Центр связи, и Этана сама контролировала действия Кибера. Мне, естественно, следовало сидеть не двигаясь, не произнося ни звука. Но как — если бы вы знали! — я переживала за вас! В такие минуты вся Земля казалась мне сплошным скопищем ужасов. До сих пор не могу вспомнить без содрогания, как загнали вас на дерево волки. А эта метель, когда вы заблудились с больной Мариной! Что было бы, если мы не вывели вас к лесной избушке и не направили луч света на окно? Мы могли, конечно, прекратить и снег и ветер. Но это потребовало бы такого мощного воздействия на циклон, что всполошило бы всех ваших синоптиков. Разве могла пойти на это Этана?

Ее больше всего заботило, как бы люди не увидели в действиях Кибера чего-нибудь неестественного, как бы вы сами не догадались, что вам кто-то помогает. Смешно! Ведь я-то хотела совсем другого. Мне почему-то хотелось, чтобы вы, наоборот, знали меня, думали обо мне, хотели меня видеть. Впрочем, Этану это не очень беспокоило: Кибер не мог выполнить ни одного моего желания. И никто, ни Этана, ни я, не вспомнил, что ведь элементы связи, мой и ваш, имеют обратную связь, правда, слабую, на уровне подсознания, но действующую не только через Главный кибер, но и через автономное кибернетическое устройство челночка.

Я поняла это много позже. А тогда… Тогда я просто чувствовала, что вы не забыли обо мне, чувствовала вашу тоску, ваше желание найти меня, чувствовала, что и вы догадываетесь, как много я думаю о вас, с каким волнением слежу за вами. К тому же мне было известно уже, что, подключаясь к системе дальней связи, вы ощущаете запах астийского эдельвейса, а этот запах… — она в смущении замолкла, ласково поглаживая снова забравшегося к ней на колени тики и следя взглядом за одинокой чайкой, вьющейся над бухтой.

— А этот запах? — напомнил Максим.

— Этот запах должен был обязательно напомнить вам обо мне. Потому что в тот день, когда мы узнали друг друга, я только что помыла голову экстрактом ингрезио, а несколько волосинок осталось на вашей руке…

— Вы заметили даже это?

— Я увидела это позже, когда Этана, желая подтвердить мое легкомыслие, показала всю сцену на озере в иллюзионории. Сама она не обратила на это внимания. А мне сразу стало ясно, что теперь никакие старания Кибера не собьют вас с толку.

— Так оно и было, Миона, — сказал Максим. — Больше того, я будто видел вас.

— Видели меня?!

— Да, всякий раз, когда возникал этот запах. Я не только вспоминал о вас. Вы будто являлись мне. Такая добрая, ласковая. И всегда другая. Сначала девочка, потом девушка…

— Если бы знала Этана!

— Она не хотела, чтобы я помнил о вас?

— Она хотела, чтобы о нас не знал никто, ни один житель Земли.

— Зачем же она вживила мне элемент связи? Только чтобы изучать как подопытного кролика?

— О нет! Сейчас я точно знаю, что в отношении вас у нее были далеко идущие планы. Но. Я не утомила вас своим рассказом?

— Нет-кет! Продолжайте, прошу вас!

— Хорошо. Только проводим закат, это так красиво. И погрейте мне руки, что-то совсем закоченели.

В воздухе, действительно, стало прохладнее. Подул ветер. А солнце, как огромный плавящийся изумруд, готово было нырнуть в пылающее море.

Максим поспешил снять пиджак и, набросив на плечи девушке, заключил ее тонкие пальцы в свои большие горячие ладони. Ока теснее прижалась к нему:

— Так вот я и жила в то время. Между иллюзионорием и Центром дальней связи. На много месяцев зал с матовым светильником стал единственной отрадой в моей жизни.

И Этана охотно отпускала меня в этот мир иллюзий, строго следила, чтобы Кибер все время разнообразил наши «встречи». Вы тоже постепенно «взрослели». Менялись наши игры. Сердечнее становились отношения. Но время шло, и я начала понимать, что все это не больше, чем красиво сделанный спектакль.

А мне хотелось видеть вас самого, хотелось ка Землю, к людям. Я умоляла Этану как могла. Однако единственное, чего я добилась, это разрешение вновь посещать в челночке Тинто. Могла я выходить и на берег, если кругом никого не было. Могла плавать в озере. Но подземный туннель был теперь намертво заблокирован Кибером. Зато на челночке был свой Центр связи, свой маленький кибер, и я могла через спутник-ретранслятор наблюдать за районом Вормалея, видеть кордон, Отрадное, все ваши игры, забавы. Теперь я хорошо представляла и Диму, и Марину, и Костю с Федей.

А однажды узнала, что вы собираетесь идти на Тинто. Как взволновало и встревожило меня это ваше намерение! Наверное, я должна была сказать об этом Этане. Но я сохранила это в тайне. Я становилась совсем землянкой.

Все последующие дни я провела в челночке на Тинто.

Я видела, как оставили вас одного товарищи, видела грозу, которую вы пережидали на дереве. И вот мы снова были почти рядом: вы на вершине Лысой гривы, один, на ветру, на холоде, я — в теплом уютном Центре связи челночка. И мне захотелось порадовать вас, хоть чем-нибудь. Я подняла челночок почти к самой поверхности озера, отключила защитное поле и исполнила свою любимую «Звездную симфонию».

Я знала, что вы слышите меня, кибер челночка подключил ваш элемент к системе связи, и вы чувствовали, переживали почти то же, что и я. Это было одно из неучтенных Этаной несовершенств малого корабля: кибер челночка беспрекословно подчинялся его пилоту. Видимо, в норме несовершеннолетний гражданин Системы просто не допускался к пилотированию челночком. Ко не могла же Этана все время держать меня возле себя!

Потом вы спустились к воде. Как мне хотелось выйти к вам навстречу! Однако я нашла в себе силы удержаться от этого. Только тогда, когда, бросив последний взгляд на озеро, вы пошли обратно к Лысой гриве, нервы мои не выдержали, и я, забыв все предосторожности, взметнула челночок в небо.

Это было большой сшибкой. Лишь на другой день, вернувшись на Тинто и отыскав вас через Центр связи, я поняла, что случилось несчастье. Но что могли сделать я и небольшой кибер челночка? Главный кибер нашел бы выход и из такого положения. А я только металась по челночку, ревела, как последняя земная дуреха, и наконец решилась на величайшую глупость: включилась в земную радиосвязь и вызвала к вам вертолет.

Как же мне попало за это от Этаны! Мне снова было запрещено пользоваться челночком. И снова я могла видеть вас только через Главный центр дальней связи. Помню, как страшно было, когда вы забрели в болото. И ничем невозможно помочь! Кибер быстро определил направление, по которому можно выбраться из трясины. Но как подсказать его вам? Этана сориентировала на него ваш элемент связи.

Я знала, что теперь вы ощущаете запах астийского эдельвейса. Он должен был звать вас. Но вы так долго не догадывались об этом! Сколько я ни старалась, вам внушить, сколько мысленно ни молила ползти на этот запах. Но все обошлось. А главное — я поняла, почувствовала, что вы снова вспомнили обо мне.

Потом был Зуб Шайтана. Страшный, кошмарный день восхождения на скалу. Знали бы вы, как всполошилась Этана! Ведь через вершину Зуба проходила линия дальней связи: спутник-ретранслятор — Тинто, там стояли наши усилители. Этана была уверена, что на скалу не поднимется ни один человек. А вы поднялись! Вы сделали то, что не сделал бы, наверное, ни один юноша Системы. Я восторгалась вами. Радовалась за вас. Гордилась вами. И готова была умереть от страха. Ведь надо было еще спуститься с вершины, что в тысячу раз труднее всякого подъема. А вы словно забыли об этом. Но день уже близился к вечеру. И я не выдержала и прямо сказала об этом в передатчик голосовой связи.

О, каким взглядом одарила меня Этана! Она опять, конечно, думала лишь о том, как бы не поразить вас чем-нибудь необыкновенным. Но я уже не обращала на нее внимания.

О какой предосторожности могла идти речь, когда вы были на краю гибели! И страх овладел вами, я видела. Да и могло ли быть иначе? Вам ничего не было видно оттуда сверху.

А стена казалась гладкой, как стекло, только я могла заметить кое-какие неровности. И я начала подавать вам советы. Прямо. Голосовой связью. Этана больше не препятствовала мне. Видимо, ни она, ни ее хваленый Кибер не смогли придумать ничего лучшего. Наконец вы были на земле. А я упала в кресло и расплакалась. То ли оттого, что так долго сдерживала в себе нервное напряжение, то ли оттого, что… — Миона вдруг смолкла и низко склонилась над пушистым тики, сладко дремавшим у нее на коленях.

Максиму захотелось пригладить ее рассыпавшиеся волосы. Но она уже выпрямилась:

— Впрочем, говорить, так все. Мне было очень больно, Максим, от сознания, что вы пошли на такой риск ради Марины. Это было, конечно, страшно глупо с моей стороны. Глупо, непонятно, противно всякой логике! Но так было.

Прежде мне казались равно одинаковыми, что она, что Дима или Костя. И вдруг все переменилось. Теперь мне становилось больно даже тогда, когда я просто видела вас вместе. А это было все чаще и чаще.

Я поделилась с Этаной. Она рассмеялась и сказала, что это свойственно всем людям Земли — в определенном возрасте сближаться друг с другом Но что у вас с Мариной это случайно и временно. Потому что Кибер снял характеристику ее психики, и она оказалась абсолютно несовместимой с вашей.

Я успокоилась. Но ненадолго. Вы все чаще бывали только с ней, вы давали обещания быть с ней всю жизнь. Я поняла, что вы просто не знаете того, что знает Кибер, что людям вообще не дано знать друг о друге. А вы собирались уехать в большой город, там я уж никогда не смогла бы встретиться с вами. Но мне нужно было, обязательно нужно было предупредить вас.

Я сказала об этом Этане. Я просила ее день и ночь. И она согласилась. Но не на встречу. А лишь на новый сеанс в иллюзионории. Вроде наших детских встреч. С той разницей, что теперь вы — не синтетический образ, созданный Кибером, а вы сами — должны были принять в нем участие.

Кибер мог, оказывается, устроить и такое, пользуясь моим и вашим элементами связи. Для этого нужно было только, чтобы вы уснули. Но это было проще всего.

Впрочем, в этом было и большое неудобство. Ведь вы могли принять все за сон, не обратить на мои слова никакого внимания. Нужно было убедить вас, что вы говорили именно со мной. И я решила подарить вам настоящий, живой ингрезио. Сделать это было нетрудно. Я уже говорила, что Землю исследует масса наших автоматов. Один из них и должен был вложить вам в руки цветок.

И вот я пришла в иллюзионорий. Погас свет. Я оказалась на берегу озера. Вы были уже там… Всё остальное вы, наверное, помните?

— Как?! Значит, вас не было на озере?

— Да, мой друг, я была только в вашем сне, смешная и наивная, говорившая по-русски так, как не говорит никто из людей. Разве могли вы всерьез принять мой лепет? Хорошо, что Этана поспешила прервать это «свидание»…

— Да, она, действительно, поспешила. Слишком поспешила… — добавил Максим с горечью. — Как все было бы иначе, как по-иному сложилась вся моя жизнь, если бы вы сказали мне тогда еще хоть два-три слова.

— Но этих слов я и не имела права говорить. Кибер не дал бы мне произнести их. А потом… Я согласна, жизнь ваша сложилась бы по-иному. Но лучше ли, чем она сложилась?

— Я любил вас уже тогда.

— Вы не любили еще меня по-настоящему, Максим. Хотя могли и полюбить. Наверное, могли бы… Но это и было бы самым большим несчастьем. Ведь кем я была тогда? Всего лишь девочкой, подростком. Да и вам нужно было учиться. Вспомните, каким вы были в то время. Этана ни за что не позволила бы нам быть вместе. А без этого…

— Может быть, вы и правы. И все-таки… — Максим невольно вздохнул.

Миона коснулась его лба:

— Не надо жалеть о прошлом, мой друг. Жизнь — это луч, устремленный в бесконечность. Он может и погаснуть. Но вернуться — никогда!

— Да, пожалуй… — согласился Максим. — Ну, а цветок, ваш подарок? Его снова забрали автоматы?

— Конечно. Это было непременным условием Этаны.

— Н-да… Чистая работа! Значит, много их на Земле, этих автоматов, замаскированных под наших животных?

— Да. Сотни, тысячи! Самых разных форм, размеров и назначений. От сравнительно крупных, с чайку, до еле видимых глазом. Вам покажется, что укусил комар, а мы имеем анализ крови. В сверхсекретную лабораторию залетает муха, а мы имеем фотопленку всего, что там есть, включая запись разговора всех сотрудников.

— И все нужные вам предметы, если в дело вступает, скажем… ястреб?

— Да, — простодушно ответила Миона, и Максиму стало ясно, что она понятия не имеет о тех несчастьях, какие преследовали их с Антоном. Значит, все было делом рук Этаны? Видимо, так. Но почему она здесь не боялась риска разоблачения?

— А если один из таких механизмов был бы пойман человеком, поврежден пулей, оказался в ловушке? — спросил Максим.

— Все автоматы окружены защитным полем, в крайнем случае срабатывает их механизм мгновенного самоуничтожения.

— И все-таки можно представить ситуацию, когда такой аппарат мог бы навести на нежелательные для вас умозаключения.

— Например?

— Например? Представьте себе, что какой-то охотник бьет по вашей «птице» из ружья. А затем находит необычно деформированную пулю. Как вы думаете, какие мысли придут ему в голову?

— Но это настолько исключительный случай!

— Хорошо. Представьте другую ситуацию. Специалисты-бионики тщательно снимают и анализируют траекторию полета вашей «птицы» и, естественно, замечают, что никакая живая птица так летать не может.

— Но, согласитесь, для этого нужно иметь какую-то заранее поставленную цель, заранее возникшее подозрение…

— А вы исключаете это?

— В реальной действительности нельзя исключать ничего, даже самой невероятной ситуации. Но мы делаем все, чтобы свести их к минимуму.

— Понятно… — Максим задумался. Миона, безусловно, не имела никакого отношения к пропаже их находок. Видимо, даже не знала о них. Недаром в ее рассказе не было ни слова ни о шестерне, ни об алмазе. Но зачем все это понадобилось.

Этане? Почему она с такой методической последовательностью уничтожала все результаты их трудов? Это могла сказать только она сама. Если ей вообще заблагорассудится говорить на эту тему…

8.

Легкая белоснежная гондола мягко отчалила от берега и, быстро набирая скорость, помчалась по голубовато-зелёной глади озера. Несколько минут Максим и Миона молчали, глядя на проплывающие берега. Потом Миона сказала:

— Вы не сердитесь, что сегодня я не дала вам пойти в информаторий? Ведь нужно иногда и отдохнуть, правда?

— Отдых — вздор. Но ради того, чтобы побыть с вами, можно поступиться чем угодно.

— Слышала бы вас Этана!

— Думаете, ей никто не говорил ничего подобного?

— Такое можно услышать только на Земле. У нас, в наших мирах, сочли бы это за безумие.

— Разве там кет любви?

— Такой, как на Земле, — нет. Неужели вы в самом деле допускаете, что там, в мирах Системы, кто-то стал бы так вот, часами смотреть в глаза любимой? Разве можно столь нерационально растрачивать энергию и время?

— Вы так думаете?

— Я должна была так думать. Так думают все мои соотечественники. А я… Я не думаю, не могу. Вы действуете на меня в тысячу раз сильнее всякого астийского эдельвейса.

Иногда мне бывает просто страшно. И всё-таки… Всё-таки, я не променяю это ни на что. Земля покорила меня. Несмотря на все старания Этаны. В прошлый раз я рассказала вам, как она прервала нашу «встречу» на озере. Это было, конечно, разумнее всего. А мне было так больно покидать вас, так хотелось еще поговорить с вами. И Этана, видимо, желая утешить меня, сказала: «Потерпи немного. Скоро будет для вас обоих сюрприз». Я не придала значения ее словам. Но сюрприз появился очень скоро. Этим сюрпризом оказалась Лара…

— Лара?!

— Да. Я узнала о ней раньше, чем вы. О ней и об Антоне.

И с замиранием сердца ждала вашей первой встречи с Ларой.

— Но кто она, кто?

— Очень хорошая девушка-землянка, близкая вам по душевному складу, по характеру чувств, умственных запросов. И очень похожая на меня. Правда, тут Этана с Кибером кое-что подправили с помощью автоматов.

— Подправили! Разве можно так с людьми? — не удержался Максим.

— Они не сделали ей ничего плохого. Хотя я, конечно, не поступила бы так. Да я и не знала еще тогда всего. Просто любовалась ею и ждала ее встречи с вами. Мне очень хотелось, чтобы вы стали друзьями. Надо вам сказать, у меня никогда не было по отношению к ней такого чувства, как к Марине. Даже наоборот. Я любила ее. Может быть, потому, что представляла на ее месте себя…

— Скажите, Миона, у нее тоже был элемент связи?

— Да. Только Кибер вел его в несколько ином режиме.

Несколько минут прошло в молчании. Гондола скользила уже вдоль другого берега, по солнцу, и Миона прикрыла иллюминаторы плотными светофильтрами:

— И вот, ваша встреча состоялась. Как вы, бедняжка, мучились вопросом, я это или не я! Но вы любили ее, я видела…

— Да, она нравилась мне… Но только потому, что была похожа на вас.

— Я знала это, знала все. Однако трудно сказать, во что вылились бы ваши отношения. Я помню, с каким волнением шли вы к ней на свидание. Но это несчастье с мальчиком на реке… Я преклонялась перед вами за ваш самоотверженный поступок. Но каким горем это обернулось для вас! Вы были в таком отчаянии, что Кибер поднял даже тревогу, а Этана без слов разрешила мне «встретиться» с вами в иллюзионории.

В то утро я хотела рассказать вам все. Я просто устала от игры, затеянной Этаной. Но она снова убрала меня из вашего сна. Может быть, так было лучше. В конце концов ваши недоразумения с Ларой уладились бы сами собой.

Однако случилось так, как не мог предположить никто. Мы не знали, что вас ждет новое испытание. И уж, конечно, не могли предвидеть, что вы покинете и город, и Лару, и снова вернетесь на кордон. Но все произошло именно так, и несколько дней спустя я опять увидела вас на старой вормалеевской дороге.

А дальше… Дальше страшно вспомнить. Эта ваша схватка с хулиганами произошла совершенно неожиданно.

Я была тогда в челночке на Тинто и видела, как они набросились на вас. Все решали считанные секунды. Я немедленно связалась с кораблем. Все остальное сделали Кибер с Этаной. И как всегда с опозданием. Вы были уже ранены ножом.

Но за что? Что толкнуло их на такое преступление? Этот вопрос занимал нас тогда больше всего. Кибер специально проанализировал психику этих и многих других подобных хулиганов. И вот что мы узнали.

Вы, несомненно, понимаете, что человека отличает от животного многое. Жаль, что ваши ученые — биологи и психологи — мало уделяют этому внимания. Между тем, одно из главных отличий заключается в том, что любой человек, любое разумное существо живет не столько настоящим, сколько будущим. Даже если он уже в годах, даже достигнув определенного положения, даже имея все, что хотелось бы иметь от жизни.

Именно эта забота о будущем, эта ответственность за будущее, заставляет человека до конца дней совершенствовать свои знания и умения, свою внешность, свой интеллект. Это, если хотите, один из существеннейших факторов поступательного движения общества. Достаточно, чтобы значительная часть граждан стала жить лишь сегодняшним днем, и общество будет обречено на деградацию.

И вот этот-то опасный симптом оказался доминирующим в психике хулиганствующей молодежи. Не дурное образование и воспитание, хотя и то и другое оставляет желать много лучшего, не грубость и жестокость, хотя всего этого у них больше, чем достаточно, а именно привычка жить сегодняшним днем, привычка не проектировать себя в будущее превращает их почти в животных, толкает на бессмысленные, бесчеловечные поступки.

А ведь это ужасно, мой друг! Разберитесь в этом, когда вернетесь на Землю. Пусть ваши социологи подумают, почему некоторая, пусть небольшая часть молодежи перестала жить будущим, верните им это бесценное качество человека!

Но я отвлеклась, простите. Ведь речь шла о вашем ранении. Оно было серьезным. Очень! Может быть, ваш организм со временем и справился бы с ним. Но мог и не справиться. И нервы мои не выдержали. Я села в аварийный снаряд и, не думая ни о каких последствиях, забыв даже о биофильтрах, вылетела к вам, в тайгу. Я знала, что о вылете аварийного снаряда сейчас же будет известно Киберу и Этане. Знала, что Этана будет вне себя от гнева. Но ничто уже не могло остановить меня. Так в первый и в последний раз я встретилась с вами на Земле.

Но ч^о это была за встреча! Мне, правда, удалось с помощью биотоков восстановить поврежденные ткани. Однако вы еще не пришли в сознание, как Кибер потребовал немедленного возвращения меня в челночок. Противиться было бессмысленно. Они увезли бы меня силой. Пришлось оставить вас в лесу.

Не знаю, что сделала бы Этана за все это. Но я сама прибыла на корабль в полубессознательном состоянии. Достаточно нескольких минут пребывания в вашей атмосфере без биофильтров, чтобы земные микробы свалили меня с ног.

А когда я поправилась и начала просматривать в иллюзионории все, что произошло на Земле за время моей болезни, то первый, кто привлек мое внимание, была Таня. Вот кто мог бы, Максим, стать для вас настоящей подругой, на Земле. Она не была такой красивой и умной, как Лара. Но душа ее, чувства… Трудно представить что-нибудь более чистое и непорочное, более нежное и возвышенное, чем душа и чувства этой девушки. А главное, она была словно специально создана для вас, вы оба будто предназначались друг для друга, как две половинки одного целого.

И как она любила вас! Я была потрясена силой ее чувства. Это было какое-то всесжигающее пламя, какое-то сплошное самопожертвование. Вы были для нее богом. Нет, больше, чем богом. Она боялась даже подойти к вам, смотрела на вас только издали. Но как смотрела! Только видя все это, я поняла, что такое любовь. Любовь землянки. Я на такое чувство — сознаюсь вам, Максим, — просто не способна, — Миона раскрыла иллюминаторы гондолы и долго молчала, глядя на белые струйки пены, рвущиеся из носовой части судна Глаза ее светились печалью:

— Если бы я смогла когда-нибудь отказаться от вас, — сказала она чуть слышно, — то только ради неё.

Максим лишь вздохнул.

— А вы потянулись опять к Марине. Как это было нелепо, противоестественно, неразумно! Неужели только воля матери побуждала вас к этому?

— Вам не понять этого, Миона… Мне было просто жаль ее Вы не знаете этого чувства.

— Нет, почему же. Мне часто было жаль вас, Лару, Антона.

— Это совсем другое. А тут… Я чувствовал себя чем-то обязанным перед ней, ответственным за ее судьбу… Да и мать… Нет, я не смогу этого объяснить…

— Сейчас я, кажется, и сама начинаю понимать этот ваш поступок. Но тогда… Тогда все казалось кошмарным недоразумением. Вас точно лишили рассудка, ввергли в гипнотический сон. Хотелось подойти к вам и сказать: «Максим, проснитесь, что вы делаете!» Так я, наверное, и поступила бы в конце концов. Но Этана больше не хотела о вас слышать. Мне было запрещено выходить на поверхность Земли, а главный иллюзионорий отключен от всех спутников-ретрансляторов. Оставался челночок. Там я проводила многие часы, думая над тем, как спасти вас от Марины. И ничего не могла придумать.

И вот настал день помолвки. Мрачный, дождливый, ветреный день. Казалось, вся природа Земли оплакивает ваше решение. Плакала и я в челночке, на Тинто. И мысленно молила вас выйти к озеру. Как молила! Это не могло не подействовать на обратную связь наших элементов. Вы, видимо, почувствовали мою тоску и пришли под старый кедр. Но что я могла сделать еще? Под руками у меня был только что раскрывшийся бутон астийского эдельвейса. И я послала его с автоматом через туннель. Он-то должен был напомнить обо мне. И в душе вашей проснулось что-то похожее на раскаяние. Проснулось, я знаю!

Но на пригорке снова появилась Марина. Словно чувствовала, что вы боретесь с собой. О, как я не любила ее в эту минуту! Как хотела, чтобы она ушла от вас, оставила вас в покое. Вся моя воля сконцентрировалась на этом. И произошло то, чего я не могла предположить. Обратная связь моего элемента, достигнув небывалой силы, включила какой-то неведомый мне механизм Кибера, и тот как бы вывернул душу Марины наизнанку. Все пороки ее, все низменные побуждения выступили на ее лице и тотчас отразились стократно увеличенными в огромном зеркале, каким стал весь затянутый тучами небосвод. Вот почему закричала она тогда в безумном страхе, а вы содрогнулись от отвращения и ужаса.

Не знаю, чем закончилось бы все это, что еще сделала бы я, забыв себя от гнева. Но тут вмешалась Этана. Она воспламенила астийский эдельвейс и блокировала кибер челночка. Больше я не видела ничего. А вскоре потеряла и всякую связь с вами. Потому что Этана, возмущенная вашей женитьбой, вашим предательством по отношению к Ларе, по отношению ко всему, что мы видели в вас хорошего, отключила ваш элемент связи от Кибера, и вы затерялись, как песчинка, средь миллионов людей Земли…

Перед Максимом словно раскрылся страшный занавес.

Так вот почему отвернулись от него в то время инопланетяне! Он с самого начала предполагал, что причиной была его женитьба на Марине. Но объяснял это лишь тем, что не внял советам Мионы. А на деле все оказалось глубже. Гораздо глубже! Да, он совершил предательство. И не только по отношению к Ларе. Но и по отношению к себе — своим чувствам, своим идеалам, своему «я». А ведь по меркам земной морали он поступил вполне благопристойно, даже благородно, даже гуманно…

— Не грустите, Максим, — прервала его мысли Миона. — Не надо жить прошлым. У вас еще все впереди.

Максим вздохнул:

— От прошлого не уйдёшь. Помните, что сказал ваш отец?

— Таку него действительно не оставалось ничего, кроме прошлого. Да глубин этого озера, — добавила она с мрачной грустью.

— Не понимаю, — сказал Максим, вздрогнув от неясного предчувствия.

— Сейчас поймете, — коротко ответила Миона.

Нажатием кнопки она закрыла иллюминаторы гондолы, и корабль быстро погрузился под воду. Густой зеленый полумрак окружил их со всех сторон. Юркие рыбоподобные существа закружились перед глазами. Однако Максим еле успевал их рассматривать. Судно стремительно уходило на глубину. Вскоре в гондоле стало совсем темно, слабо светились лишь лицо и руки Мионы. Она молча вела корабль дальше к неведомой цели. Молчал и Максим, приготовившись к чему-то совершенно необыкновенному.

Наконец движение замедлилось. Слабый багровый полусвет забрезжил внизу. А еще через минуту огромная светящаяся полусфера встала на их пути. Корабль пошел вдоль нее по спирали вниз. Свет под куполом все усиливался. Неясные очертания громадного сооружения начали проступать сквозь прозрачные стены.

Между тем, корабль почти коснулся дна и медленно вошел в небольшую, примыкающую к куполу камеру. Послышался слабый шум. То невидимые насосы быстро откачивали из камеры воду. Наконец гондола мягко легла на массивные каменные плиты. Иллюминаторы раскрылись. Миона встала и молча протянула ему руку. Лицо юной инопланетянки было бледнее обычного. В глазах застыла скорбь.

Максим, не говоря ни слова, направился за ней. Они вышли из гондолы, подошли к стене купола. Миона коснулась ее рукой, и стена исчезла. Огромное круглое помещение открылось перед ними. А когда глаза Максима привыкли к красноватой полутьме, он увидел, что почти все оно занято гигантской шестигранной пирамидой из черного с золотистыми искорками камня.

Здесь Миона остановилась, протянула руки вперед, низко опустила голову к груди. Несколько секунд прошло в молчании. Максим не сводил глаз с величественно-мрачного монумента. Вершина его терялась в багровом мраке, нижняя же часть была объята красным пламенем, единственным, что освещало этот подводный мавзолей усопших.

Дрожь пробежала по спине Максима, когда он понял, куда привела его инопланетянка. А она снова взяла его за руку и пошла прямо к объятой пламенем стене. Багровые отсветы делали ее лицо неузнаваемым, рука, сжимающая руку Максима, вздрагивала от напряжения.

Страх окончательно овладел Максимом. Однако он словно в оцепенении продолжал идти за Мионой. Вот она уже шагнула в клубящееся пламя. Вот огонь коснулся его собственной руки, но не обжег, а лишь чуть парализовал её.

Вот он уже полностью вступил в бесшумно клокочущий костёр, чувствуя, как все тело точно немеет, становится безжизненным, чужим.

А нижняя часть стены уже исчезла перед ними, будто расплавилась в пламени, и Миона ввела его в узкий коридор, освещенный только заревом бушующего за спиной огня и ведущий, казалось, в бесконечность.

Наконец коридор расширился в небольшую овальную камеру, где было совершенно темно. Лишь сотни продолговатых цилиндриков слабо фосфоресцировали голубым светом на стенах подземелья, да тускло светился в глубине высокий экран. Под каждым цилиндриком размещалась серебристая клавиша и был выбит в стене то ли символ, то ли цифра незнакомых Максиму очертаний. А высоко над головой будто в сполохах фиолетовой люминесценции угадывались контуры парящей женщины с призывно опущенными вниз руками и теплой всепрощающей улыбкой на лице.

Миона выпустила руку Максима и, подойдя к одному из цилиндриков, на миг прижалась к нему лицом, потом нажала клавишу и приблизилась к экрану. Тот осветился сильнее, а в следующее мгновенье знакомый седовласый командир шагнул к ней навстречу, протягивая руки в немом приветствии. Миона также протянула к нему руки, низко опустив голову, и так застыла в скорбном молчании и абсолютной тишине, настолько глубокой, что Максим услышал, как бьется его сердце.

Но вот экран погас. Миона, все так же не говоря ни слова, повернулась и пошла к выходу. Максим поспешил за ней. Через несколько минут коридор вывел их к подножью пирамиды. Здесь они снова пошли через стену пламени и остановились, обернувшись к монументу. Вид его действовал потрясающе. Теперь, после мрака погребальной камеры, света было вполне достаточно, чтобы рассмотреть всю пирамиду. В ней было что-то от космоса. Золотисто-черная громада, возносящаяся из багровых языков огня, воплощала, казалось, саму вечность. Но Миона уже пошла к выходу.

Через несколько минут они прошли в шлюз, сели в гондолу, и корабль понес их на поверхность.

Там уже сгустились сумерки. Мягким зеленоватым сиянием осветился Дворец командиров. Но Максиму всё ещё казалось, что он видит кровавое зарево, просвечивающее сквозь воду. Он не мог оторвать глаз от озера. То же самое было, по-видимому, и с Мионой.

— Вот кто связан только с прошлым, — сказала она, кивнув за корму.

— То был ваш отец? — тихо спросил Максим.

— Мой и Этаны.

— Как?!

— Мы с ней не только мать и дочь, но и сестры по отцу. На галактических кораблях так бывает.

«Так вот почему они так поразительно похожи друг на друга», — подумал Максим, удивленный ее словами. Но вслух лишь сказал:

— Сколько же их там, под пирамидой?

— Около тысячи, — ответила Миона, подавляя вздох. — Весь экипаж корабля. Отец последний. Он был единственным юношей, которого Совет Астронавтики допустил к участию в экспедиции к Земле. За победу во всесистемном состязании будущих космоштурманов. А мать Этаны, моя бабушка, оказалась самой молодой женщиной в экипаже корабля. Она специализировалась по истории, изучала материалы первой экспедиции к Земле. И была очень красивой, красивее Этаны.

— Они любили друг друга?

— Они выполнили долг гражданина Системы. Другие мужчины и женщины, похоже, просто уже не могли иметь детей. Многие из них оказались на дне озера задолго до того, как корабль прибыл в систему Солнца.

— О чем же думали они раньше, когда были достаточно молоды? Почему им не пришла мысль о долге?

— К сожалению, Систему покидают уже взрослые люди с прочно сложившимися привычками и традициями. А в Системе проблема деторождения… Нет, я не смогу объяснить вам этого. Может, Этана когда-нибудь расскажет. Во всяком случае, на мой взгляд, не все ладно в этом отношении в Системе. Впрочем, мне ли судить об этом! Ведь я… Это, наверное, очень дурно. Но я… не смогла бы, пожалуй, полюбить мужчину Системы…

9.

Все последующие дни Максим с утра до вечера не выходил из информатория. Законченно-строгая картина строения вещества все шире и глубже раскрывалась перед ним, заставляя забывать о еде, отдыхе, даже хозяевах корабля, предоставивших ему столь редкую возможность.

Впрочем, старшая из них так и не пожелала встретиться с Максимом.

Что эта, — недоумевал Максим, — чрезмерная занятость или открытое пренебрежение? Неужели ей абсолютно неинтересно поговорить с человеком Земли? Или все дело в том, что он, Максим, лично несимпатичен ей, она не может простить ему ошибок молодости? Был, правда, и третий вариант — их с Антоном раскопки на Студеной и странно-настойчивое противоборство со стороны Этаны. Но тут оставалось еще столько непонятного, что нельзя было делать никаких предположений.

Как бы там ни было, все это угнетало Максима больше, чем он хотел. И трудно сказать, что бы он предпринял в конце концов, если б не пришлось столкнуться с одним чрезвычайно неприятным обстоятельством. Постепенно вникая в сущность строения атома, он, казалось, вплотную подошел к понятию самого интересного, самого интригующего и пока еще не разгаданного на Земле явления, явления гравитации.

И сразу стало ясно, что это особый раздел физики, которого просто нет в списке, идущем вдоль стержня настройки экрана. В то же время между интервалом «Строения атома» и следующим за ним «Термодинамика» оставался значительный промежуток стержня. Но в этом промежутке, очевидно, и размещался раздел «Гравитация», а может, и другие, не менее интересные разделы физики.

Так вот о каких ограничениях говорила Этана! Но почему кольцо не спускается по стержню до конца? Максим поднял его чуть выше и ясно увидел небольшой металлический бугорок, нечто вроде стопора, который ограничивал движение кольца. Вот в чем причина! Прежде, до появления Максима на корабле, этого стопора, конечно, не существовало, он сделан специально для него, землянина, и, безусловно, не Мионой, а по прямому приказу Этаны. Сделан временно. Следовательно, его можно как-то уничтожить.

Пошарив у себя в карманах, Максим достал карандаш и легонько стукнул по бугорку. Тот сразу отвалился.

Вот удача! Максим включил экран и начал торопливо спускать кольцо вниз. По экрану побежали знакомые титры: «Электронная оболочка», «Атомное ядро».. Кибер едва успевал перечислять названия разделов физики. Но вот кольцо прошло через место крепления стопора, и на экране засветилось: «Энергия мезонного поля». Это было уже новое, что Максим до сих пор не видел. Он спустил кольцо еще ниже и, боясь поверить своим глазам, прочел: «Теория гравитации». В сильном волнении он подскочил к экрану и почти прошептал:

— В чем же сущность гравитации? Пожалуйста!

— Гравитация… — начал спокойно все тот же чистый мужской голос. И замолк. А экран вдруг погас. И сейчас же резкий повелительный сигнал ближней связи прорезал наступившую тишину.

Максим нажал клавишу в полу. Перед ним предстала… Этана.

Она поднялась от большого пульта, сплошь занятого бесчисленными щитками, тумблерами, циферблатами, и, не спеша, словно между делом, подошла к экрану. Царственно-надменная голова инопланетянки медленно, как у богини, повернулась в сторону Максима. Руки поднялись в традиционном приветствии:

— Доброе утро, дорогой землянин.

— Здравствуйте… Этана… — совершенно растерялся Максим.

— Простите, я отрываю вас от ваших занятий, — продолжала она со знакомой леденящей улыбкой. — Но мы условились, что вы не сможете познакомиться с некоторыми разделами знаний, которые пойдут лишь во вред вашей несовершенной цивилизации.

— Вернее, вы поставили мне такой ультиматум, — глухо сказал Максим. От его растерянности не осталось и следа. Он готов был пойти на ссору с этим холеным изваянием.

— Если вам хочется говорить в таком тоне… — с прежней улыбкой ответила Этана. — Но, как бы там ни было, я не смогу изменить своего решения. Поэтому сейчас к вам прибудет автомат и восстановит повреждённые ограничители. Это займет всего несколько минут, после чего вы получите возможность продолжать ваши занятия.

Глаза Максима потемнели от сдерживаемого негодования:

— Нет, после этого я не стану продолжать свои занятия, а буду просить вас дать возможность побеседовать с вами.

Она чуть заметно нахмурилась.

— Я знаю, вы очень заняты, — поспешил продолжить Максим. — И все-таки нам необходимо поговорить, Этана.

Она села на прежнее место:

— Хорошо, я вас слушаю.

— Нет, простите, я не привык разговаривать с изображением. Как бы совершенно оно ни было. — Максим сам почувствовал, что хватил через край. Но это, по-видимому, было настолько неожиданно для Этаны, что на мгновенье она словно растерялась:

— Ну, что же, тогда… Я приглашаю вас к себе завтра к одиннадцати часам. Мой автомат проводит вас.

— Благодарю.

Она вновь протянула к нему руки. Экран погас.

Максим вышел из информатория, поднялся к озеру, пошел вдоль берега. Теперь следовало собраться с мыслями, продумать хоть немного предстоящий диалог с этой гордой, несомненно, умной и, по-видимому, коварной женщиной.

Но разве можно представить, как она поведет разговор, может статься, не даст сказать ему и двух слов. И всё-таки такой разговор необходим. Хватит играть в кошки-мышки! Во всяком случае, он не будет в роли просителя. Либо она выслушает его, отнесется как к равному по разуму, снимет все ограничения с пользования информацией, либо… Либо он пошлет ее ко всем чертям! Вернется на Землю!

Максим с откровенной злостью взглянул в сторону Дворца командиров и вдруг увидел Миону. Она подбежала к нему, окинула быстрым встревоженным взглядом:

— Вам плохо, мой друг? Вы чем-то расстроены?

— Устал немного…

— Да, вы слишком переутомлены, сядем здесь на скамеечку, — она мягко коснулась кончиками пальцев его лба, легонько прижалась глазами к щеке. И все в нем — каждый нерв, каждая клеточка тела так и рванулись к ней в порыве безмерной нежности.

Вернуться на Землю! Но, значит, расстаться и с ней? Потерять её навсегда? Нет, это будет выше его сил. А если Этана будет упорствовать? Что делать тогда? Что делать?!

Надо сегодня, сейчас же поговорить с Мионой обо всём. Он взял ее за руки, заглянул в самые глаза:

— Миона, я давно хотел спросить вас. Скажите, если бы что-нибудь случилось здесь, на корабле, и вам пришлось переселиться на Землю, смогли бы вы жить там?

Лицо ее стало очень серьёзным:

— Надо подумать, милый. Во всяком случае… — Но не успела ока закончить, как свет погас, мгновенная ночь опустилась на остров, и мощные раскаты знакомого сигнала потрясли воздух.

Максим вскочил:

— Тревога?

Миона встала, отыскала в темноте его руку:

— Да. Жаль, что мы не успели договорить… Но теперь не до этого. Вон, уже загорается солнце. Значит, времени в обрез. Мне нужно мчаться в свой аварийный пост. Фуникулер здесь рядом. А вам… Вам придется бежать к арочному зданию. Ближе ничего нет. Там в помещении правой башни найдете красную кнопку. Все остальное вам известно. Спешите, мой друг! — Миона прижалась лицом к его щеке и побежала к виднеющейся вдали гондоле.

А солнце снова погасло. Раз, другой. И новый звуковой сигнал прозвучал над островом.

— Максим! Макси-и-им! — в страхе закричала Миона. — Скорее! Это уже не тревога. Это авария! Быстрее в кресло!

Он прибавил ходу, пулей выскочил на дорогу, подбежал к арке. Все! Осталось не больше двух шагов. Он облегченно вздохнул, хотел завернуть за угол, где открывался вход в помещение. Но обернулся назад и оцепенел от ужаса: гондола, которая должна была умчать Миону, стояла на месте. И даже не на месте, а чуть поднявшись над землей, едва отъехав от станции фуникулера.

«Что там произошло? Почему она остановилась?» — он в нетерпении вернулся на дорогу, замахал руками. Гондола продолжала стоять.

«Да что с ней в самом деле? Что она медлит? Неужели вышел из строя какой-нибудь механизм? А вдруг ей самой стало плохо? Вдруг она в обмороке, без сознания?» — И, не раздумывая больше ни секунды, он помчался к фуникулёру.

Вот и гондола. Стоит метрах в ста от станции, и поднялась уже на такую высоту, что с земли не дотянешься.

— Миона, что с вами? Миона! — закричал Максим вне себя от тревоги. В ответ ни звука. А время бежит. Остаются, может быть, считанные секунды.

— Миона! Миона!!!

По-прежнему ни звука. Что же делать? Как помочь ей? Как забраться на такую высоту? Максим лихорадочно переводил глаза с предмета на предмет. Да бот же, вот! Это дерево почти над гондолой. И тонкое, должно согнуться.

Он вмиг вскарабкался к самой вершине, повис на руках и мягко, как на парашюте, спланировал на крышу обтекателя. В гондоле было пусто… Что такое?! Выходит, он ошибся?

Значит, это совсем другая гондола? Значат, Мионз вне опасности. Значит…

Но в это время горизонт круто пошел вниз. Гондола под Максимом затряслась, как в лихорадке. Тело налилось свинцом. И, соскользнув с обтекателя, он рухнул вниз, на землю. Острая боль обожгла плечо и руку. Красные пятна пошли перед глазами. А в следующее мгновенье невыносимая тяжесть навалилась на грудь. Железным обручем сдавило тело. И дыхание остановилось…

10.

Очнулся Максим в постели, от мягкого пощелкивания какого-то прибора. Чувствуя боль и слабость во всем теле, он хотел повернуться на бок, но правая рука не повиновалась ему, он не смог пошевелить даже пальцами. В страхе Максим открыл глаза и увидел, что весь правый бок его заключен в прозрачный колпак, сквозь который проскакивают слабые фиолетовые искорки. В памяти тотчас всплыло все, что произошло на озере. Видимо, это было вчера, потому что в окна светило утреннее солнце, и тени от деревьев вытянулись в сторону домика Мионы.

Он, сколько мог, приподнял голову от подушки, стараясь проникнуть взглядом сквозь плотную стену деревьев. Но все там, в домике, словно застыло в гнетущей неподвижности.

Неужели с ней все-таки что-то случилось? Максим с тоской посмотрел на поврежденную руку. Сердце заныло от страшного предчувствия. Нет, это совершенно невыносимо— лежать здесь в полном неведении. Надо добраться хоть до экрана связи. Он попытался сбросить колпак. Но в это время стена спальни распахнулась, и в комнату вошла… Этана.

Максим приготовился к худшему.

Однако лицо Этапы было непроницаемым. С привычной ледяной улыбкой она подняла руки для приветствия, быстро подошла к постели больного.

— Здравствуйте, Максим, — в голосе ее не было и тени тревоги. Но Максим не верил уже ничему:

— Этана… Ради всего святого! Что с Мионой?

— С Мионой? Миона занята своим обычным делом. Часа через два навестит вас. А что произошло с вами? — она села к изголовью Максима, мельком взглянула на его руку, перевела какой-то рычажок на колпаке. Он невольно нахмурился. Меньше всего хотелось говорить с случившемся с Этаной. И она, видимо, поняла это:

— Если не хотите, не отвечайте. Я вообще могла не беспокоить вас сегодня. Вы сами просили о встрече.

— Ах, да! — вспомнил Максим. — Простите, пожалуйста. Все получилось так нелепо. Я очень хотел поговорить с вами. А вместо этого…

— Потому я и пришла сама. Нам, действительно, пора поговорить. Я не спешила с этим лишь потому, что хотела дать вам возможность освоиться в непривычной обстановке. Но больше откладывать, кажется, ни к чему.

Максим коротко кивнул.

— Итак, почему цивилизация Агно не может поделиться всеми накопленными знаниями с цивилизацией Земли? Вы ведь об этом хотели говорить со мной?

— Да, но сначала…

— Понимаю. Вам хотелось бы изменить мои представления о землянах, о вашей цивилизации?

— Да… — снова смутился Максим, удивленный столь поразительной проницательностью.

— Но прежде чем перейти к такой большой проблеме, как взаимоотношения цивилизаций, мне хотелось бы, как у вас говорят, поставить точки над i в другом, пусть небольшом, но тоже важном вопросе, вопросе взаимоотношения нас с вами, — она окинула Максима быстрым взглядом и, как ему показалось, усмехнулась. — То, как относитесь ко мне вы, я знаю…

— То есть? — насторожился Максим.

— Знаю, можете не сомневаться! — повторила Этана, уже не пряча усмешки. — А вот каково мое отношение к вам, придется сказать мне самой. Я отношусь к вам вполне благожелательно, Максим.

Он недоверчиво поднял на неё глаза. Этана понимающе улыбнулась:

— Да, здесь есть два «но». Во-первых, говоря так, я имею в виду вас как личность, но отнюдь не как представителя несимпатичной мне цивилизации. Во-вторых, действительно, было время, когда я относилась к вам иначе. Позже я объясню причину такой антипатии. Но, повторяю, это было давно. С тех пор изменилось многое. И вы должны знать, что в свое время я была искренне опечалена вашими злоключениями в Ленинграде и вашим недомоганием на Лахтинском поле. Я прекрасно знала о «тайном» полете Мионы за вами и «тайных» заботах ее во время вашей болезни. Смешно бы было, если бы командир не знал, что делается у него на корабле. Все время полета Мионы в Лахту я не выходила из Центра дальней связи. А потом делала все возможное, чтобы восстановить ваше здоровье. Одной Мионе это было бы просто не под силу. Поэтому пусть вас не терзает мысль, что вы оказались на корабле без моего ведома.