Это было, конечно, чудо. Самое большое чудо, на какое он мог рассчитывать. Видимо, его спас огромный пузырь воздуха, скопившийся в шлюзе. Но как помочь теперь Этане? Как вызволить ее из водяного плена? Максим опустил голову в воду, стараясь рассмотреть сигнальные огни злополучного купола и тотчас снова похолодел от страха, получив удар в голову чем-то твердым. С опаской поднял он глаза, боясь столкнуться с новым кошмаром. Однако на этот раз судьба решила сыграть с ним шутку совсем иного рода.

На черных волнах прямо над головой Максима беззвучно покачивался тороид гравилёта, и наглухо закрытая гондола его, черная, зловеще поблескивающая в свете звезд, без всяких признаков жизни, казалась призраком чужого мира.

Максим инстинктивно отпрянул в сторону. Но тут же спохватился. Так это… Так это их с Этаной гравилёт вынырнул вслед за ним из разрушенного шлюза и носится теперь по воле волн. Вот удача!

Через несколько минут Максим снова был в теплом, напоенном удушливыми запахами полумраке питомника.

Он быстро набросил на себя оставленную здесь одежду и кинулся к Этане.

Но что это? Почему так трудно дышать? Он пошел медленнее, расстегнул ворот рубахи. И вдруг понял: это растения, сразу, как погас свет, перестали выделять кислород, и питомник заполнился губительным углекислым газом.

Что же там с Этаной? Скорее к ней! Он снова побежал бегом, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви, на сильное головокружение, от которого мутилось сознание.

Но вот и Этана. Все в той же позе, на том же бугорке.

Он склонился над ней:

— Этана! Да проснитесь же, Этана!

Она медленно раскрыла глаза, с трудом подняла голову:

— Это вы, Максим?.. Но почему так кружится голова? О, углекислый газ! Ну, ясно: погас свет. Вам, наверное, тоже дурно? Что же придумать, что придумать?! — Она попыталась встать и снова опустилась на траву.

Максим присел с ней рядом:

— Ничего не надо придумывать, Этана, я всё сделал.

— Что сделали?

— Перевел гравилёт на второй шлюз.

— Как?!

— После расскажу. Все после! А теперь бежим! Скорее! Иначе задохнёмся в этой ловушке.

— Да-да. — Этана заставила себя встать, сделала два шага, но тут же покачнулась и упала на руки Максиму.

— Этана, вам очень плохо? Этана… — он поднял ее и понес к шлюзу. Благо было совсем недалеко. Но густо разросшиеся ветви цеплялись за одежду, царапали лицо, руки, в висках стучало, оранжевые круги вились перед глазами. Лишь собрав всю волю, добрался Максим до шлюза и усадив Этану в гравилёт, вывел его на поверхность океана.

Здесь была глубокая ночь. И черные волны катились под чужим небом. Но что теперь было до них, когда можно было дышать, и дышать чистым воздухом, наслаждаясь безопасностью и покоем.

Этана с минуту не двигалась была в глубоком забытьи. Но вот глаза ее раскрылись, она огляделась по сторонам:

— Максим, где мы?

— Не знаю. В воздухе, над океаном. И живы. Чего ещё!

— А почему вы без пиджака, в изодранной рубахе?! И… у вас всё лицо в крови!

— Чепуха! Пиджак я подостлал под вас, чтобы удобнее было спать, там он и остался. А изодранная рубаха и кровь… Эти ваши цветочки могут, оказывается, и царапаться, если продираться через них не очень осторожно. Кстати, и ваше платье…

Этана окинула себя быстрым взглядом, на миг задумалась. И вдруг поняла все:

— Так вы действительно смогли перебросить гравилёт, а затем вынесли меня из купола?

— Что оставалось делать?..

— Максим!.. — Этана мгновенье смотрела на него так, словно впервые увидела. И вдруг все сметающая волна нежности взметнулась в глазах инопланетянки. — Максим, дорогой, милый… — она обвила руками его шею и крепко прижалась лицом к его лицу.

Максим осторожно отстранился от неё, снял с плеч ее руки:

— Не нужно так, Этана…

Она вздрогнула, мгновенно побледнела и как-то сникла:

— Простите, пожалуйста. Я всё ещё не оправилась от отравления. Сейчас это пройдет. — Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза руками. А когда снова открыла их, перед Максимом была прежняя Этана — холодная и неприступная, как льды горных вершин.

— Сейчас я сориентируюсь. — Она взглянула на небо, сделала несколько движений рукой перед экраном. Гравилёт плавно развернулся и пулей помчался сквозь ночную темень.

Больше они не произнесли ни слова. Несколько минут спустя аппарат опустился на знакомую крышу дома. Этана спрыгнула на каменные плиты. Максим последовал за ней.

Красно-оранжевое зарево поднялось далеко над морем. То всходил Церо. Но Этана словно не замечала этого. Она быстро подошла к парапету крыши, нажала на клавишу. Гравилёт поднялся и исчез в черном небе…

И сразу все пропало. Мгновенье полной темноты. Сильное головокружение. И матовый светильник зажегся у них над головой, осветив большой круглый зал и два кресла, в которых сидели они с Этаной.

— Так это лишь иллюзионорий! — невольно вздохнул Максим.

— А вы как думали?

— Я просто ни о чем не думал. Все было настолько естественно. Видимо, с непривычки…

Этана покачала головой:

— Нет, так бывает всегда, со всеми. Иначе какой смысл… — она говорила с трудом, словно взбираясь на гору, сидела бледная, осунувшаяся, да и Максим был как выжатый лимон.

Медленно, с большим трудом поднялись они с кресел. Медленно вышли из зала. Наконец лифт поднял их в овальную гостиную. Этана в изнеможении опустилась на диван.

Максим сел рядом. Голова у него кружилась, все тело болело, словно изломанное безжалостной машиной.

Этана нажала клавишу в стене, и в комнату вкатился робот. Он поставил перед ними столик с фруктами. Этана взяла один из них, разломила на части, положила дольку в рот:

— Это надо съесть, Максим.

Он машинально последовал ее примеру. Головокружение начало проходить. Он взглянул на Этану. Она продолжала сидеть неподвижно, опустив глаза в пол, словно в забытьи, отламывая крохотные дольки плода и отправляя их в рот:

— Что вы ничего не скажете, Максим?

— Я до сих пор не могу поверить…

— В возможности нашей техники?

— В то, какой были вы, Этана.

Она чуть порозовела. Потом побледнела, гордо выпрямилась, сверкнула знакомой ледяной улыбкой:

— Так то был иллюзионорий. Всего лишь иллюзионорий!

Вся кровь бросилась в лицо Максиму. Он встал:

— Я понял вас, Этана. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — она пожала плечами и протянула к нему руки. Он молча поклонился и, не оглядываясь, пошел к выходу.

Снаружи было прохладно. Глухая ночь опустилась на остров. Оба спутника, видимо, зашли за горизонт. Черным провалом зияло внизу неподвижно застывшее озеро. Черной громадой высился над площадью Дворец командиров.

— Всего лишь иллюзионорий… — Максим усмехнулся и, отыскав знакомую тропинку, пошел вниз по склону.

Вот и домик Мионы. Максим пошел тише, боясь разбудить спящую девушку. Однако не успел он поравняться с входом во внутренний дворик, как милый светящийся профиль мелькнул в темноте и тихий встревоженный шепот нарушил тишину ночи:

— Максим! Что с вами? Где вы пропадали?

— Миона?.. — он шагнул ей навстречу, взял в руки холодные вздрагивающие пальцы. — Этана показывала мне Систему Агно.

— В иллюзионории? Так поздно?

— Там случилось, видимо, не запланированное ею происшествие. Но все обошлось благополучно.

— Однако, вы устали, конечно? Я знаю, это страшно утомляет.

— Устал, Миона. И как-то не по себе мне после этого сеанса. Завтра все расскажу. А сейчас… Доброй ночи, дорогая. Вам тоже пора спать. — Он хотел поцеловать ее пальцы. Но она отняла руки:

— Доброй ночи, Максим… А я… — она хотела добавить что-то ещё, но неожиданно повернулась и побежала к себе.

Максим пошел дальше, к своему дому. Здесь было как-то особенно тихо и тоскливо. Не раздеваясь и не включая света, он сел в кресло и закрыл глаза:

— Всего лишь иллюзионорий… Чёрт знает что!

Вдруг сигнал ближней связи, робкий, еле слышный, раздался в тишине. Он нажал клавишу в полу. Перед ним стояла Миона. Она, видимо, уже приготовилась спать. Волосы рассыпались у неё по плечам. Легкий пушистый халатик еле скрывал упруго вздымающуюся грудь.

— Вы не спите, Максим? — сказала она чуть слышно, с дрожью в голосе.

— Нет, не сплю. Что-нибудь случилось?

— Зайдите ко мне. Пожалуйста…

— Иду, Миона.

Экран погас. Он вскочил с кресла и чуть не бегом помчался обратно к домику Мионы.

Она встретила его у входа в спальню, бледная, растерянная, с глазами, полными слез.

— Миона, милая, что с вами?

Она лишь всхлипнула и спрятала голову у него на груди.

— Я обидел вас? Вы недовольны тем, что я…

— Нет, Максим, нет! Но я… Я впервые не могу выразить свои мысли словами. Я не знаю, как это говорится, как делается на Земле. Я… мне… Максим, вы действительно хотите стать моим… мужем? — он почувствовал, как вся она вспыхнула, задрожала от волнения.

— Да. Да! Я люблю вас больше жизни. Я…

Она прижалась лицом к его лицу:

— Нет-нет! Больше не говорите ничего. Я хочу стать вашей женой. Сегодня… Сейчас… Сию минуту…


14.

Этот вызов был больше чем странным. Максим не встал еще с постели, за окном стояла почти ночь, когда прозвучал сигнал ближней связи, и на экране появилась Этана:

— Простите, пожалуйста, Максим. Мне нужно видеть вас. Немедленно! Я жду вас в овальной гостиной, — быстро проговорила инопланетянка, экран погас.

Максим наскоро оделся и в сильной тревоге поспешил во Дворец командиров. Утро едва начиналось. Небо было совсем черным. Только в восточной части его, далеко за морем, показалась бледная, чуть розоватая полоска. Максим ускорил шаги. Что мог значить столь ранний вызов? Он чуть не бегом поднялся во Дворец. Этана ждала его в гостиной, нервно прохаживаясь меж столом и диваном. Вопреки обыкновению, она была в плотном спортивном костюме, волосы ее гладко зачесаны, лицо выражало явную тревогу.

— Вы не хотели бы побывать в открытом космосе? — неожиданно спросила она после обычного приветствия.

— Это там, во Дворце астронавтов? — догадался Максим.

— О нет! Я говорю о настоящем космосе. И не о прогулке в нем, а об очень сложной операции, которую надо произвести на обшивке корабля.

— Там что-нибудь случилось?

— Да, несколько минут назад корабль столкнулся с небольшим космическим телом. Защитное поле уничтожило его. Но взрыв астероида нарушил положение одной из антенн дальней связи. Будь то любое другое повреждение, его немедленно исправили бы автоматы. Но в данном случае дело осложняется тем, что антенны слишком чувствительны к любому постороннему полю. Поэтому использование наших универсальных автоматов с их мощными силовыми полями абсолютно исключено. Кибер предложил создать особые, чисто механические автоматы и начал соответствующие разработки. Но это потребует слишком много времени. Между тем, мы лишились связи со многими ретрансляторами и челночными кораблями. Боюсь, могут быть серьезные осложнения. Остается одно: выйти в космос и исправить повреждение вручную. Кибер считает, что достаточно повернуть антенну вокруг оси. Но у меня просто не хватит сил. Поэтому я вынуждена просить вас пройти со мной…

— Всё ясно. Пойдемте, я сделаю, что нужно.

— Но я не сказала еще об одном обстоятельстве. В силу той же чувствительности антенны, мы не сможем воспользоваться магнитными башмаками. Значит, есть риск оторваться от оболочки корабля. Риск небольшой. Масса корабля настолько велика, что не даст вам уйти далеко. И все-таки…

— Так разве я не смогу привязаться к чему-нибудь?

— Только к моему скафандру.

— Ну, если мы будем связаны одной веревочкой… — рассмеялся Максим.

— Не шутите, Максим. Всё это очень серьезно. Ведь есть ещё одна реальная опасность…

— О ней вы расскажете, когда вернемся.

— Но я хочу, чтобы вы знали уже сейчас…

— Сейчас мне нужно знать только, что и как я должен делать, — твердо ответил Максим.

— Хорошо. Во всяком случае, Кибер будет следить за каждым нашим шагом, — сказала Этана, направляясь к выходу.

— Поедем фуникулёром?

— Нет, в подобных ситуациях мы пользуемся другой системой передвижения, — она провела Максима в зал вводной системы Кибера и открыла небольшую нишу в стене. В ней оказалась прозрачная яйцевидная капсула, которая сейчас же распалась на две половинки.

— Нам нужно как-то уместиться здесь вдвоем, — сказала Этана. — Это вас не очень стеснит?

Максим невольно улыбнулся:

— Не будем терять время, Этана, — он шагнул в капсулу, прижался к задней стенке. Инопланетянка встала рядом.

Капсула тотчас замкнулась, и они полетели куда-то вниз. Или взвились вверх. На миг Максим потерял всякую ориентировку в пространстве. Но через какие-то доли секунды все вернулось на место, капсула разомкнулась. Этана соскочила на пол:

— Все, приехали. Мы в камере шлюза.

Максим огляделся. В камере их ждало два робота с металлическими скафандрами в рычагах-захватах. Один из них приблизился к Этане, другой к Максиму. Этана развела руки в стороны, с улыбкой кивнула землянину:

— Сделайте так же, Максим, и отдайтесь на волю автомату.

Максим приподнял руки вверх и тотчас взлетел к потолку, подхваченный под мышки мягкими эластичными захватами, выдвинувшимися из спинки робота. После этого автомат просто вставил его в скафандр, как вставляют руку в перчатку, и опустил на голову прозрачный шлем.

В ушах послышался голос Этаны:

— Вы слышите меня, Максим?

— Да, очень хорошо.

— Это автономная линия связи между нашими скафандрами. Вам удобно в нём?

Максим подвигал руками и ногами, сделал несколько шагов по шлюзу. Было, действительно, очень удобно. Скафандр, заключенный в сплошную оболочку из гладкого синевато-черного металла, внутри был выстлан слоем мягкого эластичного материала и совершенно не стеснял движений. Максим кивнул Этане.

— Тогда подготовьтесь к выходу, — сказала инопланетянка. — Сейчас автоматы откачают воздух из шлюза, и платформа, на которой мы стоим, поднимет нас прямо в космос.

Роботы исчезли за стеной. Шлюз совершенно опустел. Этана подошла к Максиму и пристегнула к его скафандру тонкий серебристый тросик, тянущийся от ее талии. В тот же миг свет погас. В большом проеме над головой показались звезды. А пол шлюза медленно пошел вверх.

Максим постарался унять предательскую дрожь в коленях. Ему показалось, что леденящее дыхание космоса уже сковало плечи и постепенно захватывает все тело. Но в ушах снова послышался голос Этаны:

— Спокойнее, Максим, спокойнее! Скафандр абсолютно надежен. Главное — никаких резких движений. И все будет хорошо.

Подъем платформы замедлился. Наконец она дрогнула и остановилась. Максим огляделся кругом. Теперь звезды были со всех сторон. Лишь огромный черный провал, уходящий прямо из-под ног, означал очертания гигантского корабля. И полнейшая неподвижность! Все словно застыло в сплошном вязком мраке. А этот черный провал… Не было, казалось, никакой силы, которая заставила бы Максима сделать хоть один шаг в зияющую бездну.

Однако под шлемом опять зазвучал голос Этаны:

— Вы молодец, Максим! Другие при первом выходе в космос цепенеют от страха. Но — повторяю! — никаких резких движений! Сейчас я включу фонарь, и вы пойдете за мной — медленно, шаркающими шагами, не поднимая ног от оболочки.

Действительно, рядом вспыхнул свет. Совсем рядом! А он так боялся, что Этана ушла далеко вперед. Теперь он смог даже различить ее — скафандр инопланетянки затенял часть звездной сферы. И тонкий луч протянулся от него в кромешную темноту — плотный, не рассеивающийся, как длинный светящийся канат.

Но вот луч качнулся и двинулся вперед. Максим осторожно выставил ногу. Подошва скользнула по гладкой твердой поверхности. Это немного успокоило. Он передвинул вторую ногу уже увереннее, дальше.

— Не торопитесь, Максим, не торопитесь! Это совсем недалеко, — продолжала подбадривать Этана, направляя фонарь так, чтобы луч скользил по обшивке корабля.

Максим пошел увереннее. Главное было убедиться, что под ногами прочная твердь. А луч уже выхватил из тьмы ажурное металлическое сооружение, напоминающее широкую полую чашу.

— Вот и антенна! — сказала Этана, обводя ее лучом. — Теперь можно двигаться быстрее. Только по-прежнему не поднимайте ног от оболочки и никаких резких движений!

Несколько минут они шли молча. Наконец луч уперся в решетчатую преграду. Этана остановилась. Максим ухватился за верхний обрез антенны. Она доходила ему до пояса, но была, видимо, очень широкой и массивной.

— Стойте так, Максим, и ничего не делайте, — сказала Этана. — Я установлю переносный экран связи.

Луч скользнул вниз, заплясал по обшивке корабля, выхватил из тьмы белый плоский ящичек и руки Этаны.

Максим огляделся по сторонам. Теперь, когда он крепко держался за край ажурной чаши, страх окончательно прошел, и можно было взглянуть на обступивший его космос.

Это было ни на что не похожее, ни с чем не сравнимое зрелище: беспредельная сажистая чернота и бессчетная уйма непривычно мелких, абсолютно неподвижных, ослепительно ярких звезд. К сожалению, не было видно ни Земли, ни Солнца, ни Луны. Они оставались по другую сторону корабля. Но тем суровее, тем бесконечнее были эти леденящие душу глубины пространства. Лишь Млечный путь, замкнувшийся почти в сплошное кольцо, напоминал о существовании Галактики — крохотного островка средь безмерных пространств Вселенной.

— Начнём, Максим, — снова раздался под шлемом голос Этаны. — Сейчас вы попытаетесь медленно, очень медленно вращать эту чашу от меня вправо.

— Только и всего!

Максим нажал на обод антенны, стараясь повернуть ее так, как сказала Этана. Но не тут-то было! Антенна словно спаялась с корпусом корабля. Он напряг мускулы, нажал сильнее. Снова никакого результата. Тогда, упершись в обшивку ногами, он навалился на обод всем телом, потянул его изо всех сил и… сорвался в бездонную черноту. Металлические перчатки скафандра соскользнули с гладкой кромки антенны, а толчок был так силен, что он, подобно камню, выпущенному из пращи, полетел в открытый космос.

Вначале Максим не понял, что произошло. Все свершилось слишком быстро. А когда понял, сердце зашлось от ужаса, и холодный пот залил лицо и руки. Случилось непоправимое — трос, соединяющий его с Этаной, оборвался, и он остался один на один с бескрайним космосом. Звезды мелькали теперь и над ним, и под ним — со всех сторон, а черная громада корабля отвалила в сторону и с катастрофической быстротой уходила в глубины пространства. Максим замахал руками и ногами, стараясь остановить свой губительный полет, и вдруг услышал голос инопланетянки:

— Максим, Максим, откликнитесь! Вы слышите меня?

— Да, но что толку…

— Не бойтесь, Максим! Ничего страшного не произошло. Прижмите ноги и руки к туловищу. Сейчас я подтяну вас к себе.

— А разве трос не оборвался?

— Что вы! Это совершенно исключено. Я держу вас. Только не двигайтесь. Иначе мне трудно справиться с тросом.

Страх немного прошёл. Максим попытался вновь отыскать глазами контуры корабля и вдруг увидел… голубую звезду. Ту самую голубую звезду, которая столько раз будоражила его воображение на Земле и о которой он так ничего до сих пор не узнал. Теперь она сияла в бездонной черноте и была в сотни раз ярче всех других звезд, а под шлемом скафандра вдруг все явственнее, все сильнее начал ощущаться запах астийского эдельвейса. Что все это значит?

— Этана! Этана! — закричал Максим, стараясь не терять из виду загадочный феномен. — Что там за звезда, такая яркая, голубовато-фиолетовая? Вы видите?

— Голубая звезда? А-а, понимаю. Кибер подключил вас к системе дальней связи, ведь вы уже за пределами корабля.

— Как за пределами корабля? — вновь похолодел от страха Максим. — Звезда — это корабль?

— Нет, звезда — это явление кажущееся. Она, как и запах ингрезио, возникает на направлении, откуда идут импульсы сигналов дальней связи Но вы можете ориентироваться по ней, особенно, если когда-нибудь окажетесь на большом удалении от корабля, скажем, на Земле.

— Вот оно что!

— А сейчас я подтягиваю вас. Спокойнее! Спокойнее!

Он почувствовал легкий рывок и понял, что падает обратно на корабль.

«Фу, черт! И надо было так растеряться!» Через секунду «звезда» исчезла, и он снова увидел под собой черный зияющий провал. Лишь одна-единственная звездочка слабо мерцала в нем, это несомненно был фонарик Этаны. Теперь он стремительно приближался к Максиму. Все быстрее, быстрее. И вдруг… промчался мимо, ушел вверх. А он продолжал падать в провал. Значит, это вовсе не корабль!

Но в ушах снова зазвучал голос Этаны. На этот раз Максим уловил в нем скрытое волнение:

— Вы развили слишком большую силу инерции. Она оторвала меня от корабля. Сейчас я над вами. Но вы вот-вот достигнете обшивки звездолета. Постарайтесь распластаться на его поверхности, чтобы удержаться на месте. И не двигайтесь. Только не двигайтесь! Я скажу, когда можно будет тянуть меня к себе.

Действительно, через мгновенье он коснулся твердой оболочки корабля. Но не гладкой поверхности, а какой-то решетчатой перегородки. Так это антенна! — догадался Максим, цепляясь за нее руками. И сразу страх пропал.

— Этана! — крикнул он, стараясь отыскать ее фонарик среди звезд. — Я ухватился за антенну. Сейчас подтяну вас к себе.

— Вы молодец, Максим! Только не тяните сильно. Достаточно самого незначительного рывка. Вот и все. Я лечу к вам.

Через секунду луч фонарика снова заплясал в ажурном переплете антенны, а под шлемом послышался усталый голос Этаны:

— Хватит, Максим. Не будем больше рисковать. Я так и предполагала, что ее трудно будет сдвинуть с места. Пойдёмте!

— Как пойдемте? Так ничего и не сделав? Нет! Попробуем ещё.

— А если снова сорвётесь?

— Вы снова подтянете меня. Кстати, в случае чего, сразу хватайтесь за антенну.

— Не в этом дело, меня страшат метеориты. Ведь защитное поле отключено. А наши скафандры…

— Знаю. И все-таки, попробуем еще. Включайте экран!

Этана опять склонилась над переносным экраном:

— Я готова.

Максим ухватился за обод антенны, навалился на него всем корпусом. Рра-аз… Еще раз… Кажется, пошло…

Пошло!

— Стоп! Стойте, Максим! Э-эх, перестарались…

— Ничего, повернем в другую сторону. Та-а-ак…

Этана замерла над экраном:

— Стоп! Отлично! Отлично, Максим! Сейчас я проверю фиксирующее устройство. Все! Можно идти к шлюзу…

Полчаса спустя фуникулер доставил их обратно во дворец. Этана провела Максима в овальную гостиную и, коротко извинившись, пошла переодеться. Максим сейчас же повалился на диван. Только теперь он почувствовал, как сильно устал и проголодался. А на столе, как назло, — одни вазы с цветами.

— Вот порядочки! — мысленно чертыхнулся Максим. — Хоть бы фруктик завалящий какой! Жди теперь, когда наведет красоту эта космическая модница! — Его даже поташнивало от голода. Мысль, что надо сидеть тут и неизвестно зачем ждать Этану, была невыносима. Но не успел он наградить инопланетянку еще полдюжиной не очень лестных эпитетов, как стена распахнулась, и она сама, свежая, как росистый цветок, безукоризненно одетая и причесанная, счастливо улыбающаяся и оттого вдвойне прекрасная, появилась перед Максимом:

— Простите, что заставила вас ждать, мой друг. И позвольте пригласить сегодня в мои личные апартаменты.

— Спасибо, Этана, но…

— Это не приказ командира, а просьба женщины, — сказала она, сверкнув ослепительной улыбкой и, не оборачиваясь, пошла из гостиной. Максиму ничего не оставалось, как последовать за ней.

Они прошли мимо Главного пульта вводной системы Кибера, миновали несколько пустых, красиво отделанных комнат и остановились в небольшом круглом зале, сплошь задрапированном голубовато-зеленой материей. Драпировка эта, легкая, почти воздушная, все время колыхалась, как под ветром, отчего вся комната будто тонула в волнах аквамаринового газа. Посреди комнаты возвышался стол, сплошь уставленный всевозможными яствами. Возле него стояло два кресла. Этана села в одно из них, жестом указала Максиму на второе:

— Садитесь, Максим. Ешьте. И слушайте. Вы оказали неоценимую услугу звездолёту Ао Тэо Ларра и вправе ждать от меня слов самой искренней благодарности. Но у нас в Системе не принято это. Поэтому я лучше, как говорят земляне, исповедуюсь перед вами.

Нет, речь идет не о каких-то раскаяниях или оправданиях. Всё, что делалось и делается мною, я по-прежнему считаю единственно возможным и верным. Но пришло время объяснить кое-какие из моих поступков. Иначе в отношениях между мной и вами всегда сохранится оттенок недоверия и фальши и мы никогда не сможем стать настоящими друзьями, а я искренне желала бы этого. — Этана помолчала, съела несколько кусочков розового крема, пододвинула Максиму вазу с «пьянящими» фруктами.

Он поблагодарил ее кивком головы:

— Я слушаю вас, Этана.

— Но прежде мне хотелось бы задать вам один вопрос: что вы «поняли» прошлый раз, после нашего сеанса в иллюзионории, когда уходили от меня гордый и разгневанный?

— Мне стало ясно, что все это было специально подстроено вами, видимо, из желания проверить меня…

Она покачала головой:

— Вы ошибаетесь, мой друг. Во-первых, в иллюзионории ничего нельзя «подстроить». В этом его величайшее достоинство и… величайшее проклятье. Во-вторых, зачем мне что-то проверять? Я знаю вас с ваших детских лет и, надеюсь, не хуже, чем вы сами. То, что произошло в подводном питомнике, только подтвердило моё мнение о вас и переполнило меня чувством самой искренней признательности. Слишком горячей признательности…

Этана снова помолчала:

— А почему я обидела вас той ночью? Так вы и сами могли бы догадаться. Кроме того, что я командир галактического корабля, я еще и… просто женщина. И хватит об этом!

А теперь послушайте мою исповедь. Вы, очевидно, уже знаете, что корабль Ао Тэо Ларра не случайно оказался в системе Солнца. Еще два миллиона лет назад по вашему исчислению астронавты Агно открыли Землю — планету, биосфера которой удивительно напоминала биосферу наших миров. Открыли и остались здесь вследствие аварии корабля. Корабль этот, конечно, нельзя даже сравнивать с Ао Тэо Ларра. Он был немногим больше челночка. В нем не было ни Кибера, ни универсальных автоматов. Можно только удивляться, как он достиг столь отдаленной части Галактики. Впрочем, это могло быть следствием чистой случайности. Перед ним ведь не стояла задача выйти в определенную точку пространства. И вопрос ещё, смогли ли бы астронавты вернуться в Систему, даже избегнув аварии корабля. Но факт остается фактом — они посадили корабль на Землю в районе известной вам сопки Дальней, где, будучи погребенными под мощным чехлом позднейших геологических образований, он оставался до самого последнего времени…

— Так вот почему там молнии били в одну точку! — вспомнил Максим.

— Да, и можно только удивляться, что это не навело землян-ученых на мысль покопаться в этой точке. Но не будем судить их строго, как и Платова, который немного ошибся в своих предположениях: астронавты не отправили корабль на родину, а остались вместе с ним. Но все имеющиеся у них запасы энергии были потрачены на импульсное излучение в сторону системы Агно. Так много лет спустя Система узнала о Земле и участи звездолета Ао Рио Эмико.

Естественно поэтому, что главной задачей, поставленной перед экипажем Ао Тэо Ларра, была задача выяснить, как сложилась судьба оставшихся астронавтов. Их было немного. Но они остались на планете, где можно было жить, где можно было дать начало» новой цивилизации…

— И что же вы узнали? — спросил Максим, сгорая от нетерпения.

— К сожалению, полет Ао Тэо Ларра сложился трагически, вы слышали об этом. Но я выполнила свой долг. Я разыскала остатки корабля, изучила Землю и землян и твердо установила, что земляне не имеют никакого отношения к нашим астронавтам, хотя общность путей эволюции, давшей разумные существа почти идентичные нам, заставила меня долго сомневаться в своих умозаключениях.

— А теперь вы уверены в своих выводах?

— Абсолютно. Последние данные, полученные в ходе изучения молекулярной структуры мозга землян, окончательно подтвердили, что вы ведете свою родословную от древних обезьян Земли. Впрочем, Платов в конце концов пришел к такому же выводу. Единственное, что могли сделать каши соотечественники, это существенно ускорить процесс очеловечивания обезьян…

— И они сделали это?

— Я не могу сказать, сделали они это или нет. Я бы не стала этого делать. Но такая возможность у них была. И изображение на известной вам алмазной гемме говорит, как будто, в пользу именно такого предположения, как и необычайно сжатые сроки превращения обезьяны в человека и некоторые особенности вашего мышления и ваших мировоззрений. Рассуждения Платова о некоторых особенностях психики землян далеко не беспочвенны.

— Но что значит «существенно ускорить»? Имеете ли вы в виду только перестройку генетического кода или то, что Платов в свое время понимал под передачей первой искры разума?

— Астронавты Ао Рио Эмико могли сделать и то и другое. Однако — повторяю — я не смогла выяснить, как они воспользовались своими знаниями, как не смогла восстановить и образ их жизни на Земле. Ясно только, что они не оставили на вашей планете устойчивого потомства, скорее всего, их погубили микроорганизмы Земли.

— Простите, Этана, ещё один вопрос. Вы, по-видимому, достаточно хорошо изучили поверхность Земли, разыскивая остатки Ао Рио Эмико. Не встретилось ли вам следов других инопланетных экспедиций?

— Нет, не встретилось.

— Неужели кроме вас никто никогда не высаживался на Земле?

— Я не торопилась бы со столь категоричным утверждением. Ведь поиски Ао Рио Эмико велись очень целенаправленно. Соответствующие автоматы были запрограммированы исключительно на молекулярные структуры Агно. Они и не могли обнаружить остатков иных экспедиций. Больше того, мне кажется, в споре с Платовым вы были принципиально не правы. Ясно, что те циклопические сооружения и всякого рода «навигационные знаки», о которых рассказывал Антон, были воздвигнуты самими землянами и имели, по-видимому, чисто ритуальное значение. Но откуда такой ритуал? Откуда та космическая тематика наскальной живописи и барельефов надгробных плит, которая не находит пока никаких объяснений? Все это вполне могло быть отзвуком реальных событий, связанных с посещением Земли гостями из космоса. Не лишены здравого смысла и высказывания Платова относительно истоков первичных религиозных представлений людей Земли. Кстати, «всемогущий и всевидящий» бог землян, без ведома которого ни у одного человека «волос с головы не упадет», очень напоминает Главного кибера Системы.

— Так, может, это и есть отголоски тех первичных элементов разума, которые привнесли в мозг обезьян астронавты Ао Рио Эмико?

— Это маловероятно. Хотя и… не исключено. Но не об этом сейчас речь. Выполнив первую свою задачу, я должна была решить и вторую — возвратить Ао Тэо Ларра в Систему и сообщить ей о результатах своих поисков. А это очень непростая проблема. Космические рейсы таят столько неожиданностей, что никто не сможет сказать, сколько времени потребуется для нашего обратного пути — годы или столетия. Поэтому прежде всего я должна была позаботиться об элементарном продолжении нашего рода, иначе говоря, о человеке, который дал бы жизнь сыну Мионы.

Однако это тоже было нелегкой задачей. Генетический код землян оказался засоренным всякого рода аномалиями, что неизбежно отражалось либо на их здоровье, либо на характере психики. Я перебрала огромное количество людей, прежде чем случайно не натолкнулась на вас. Нет, вы не представляли идеально устраивавшего нас человека. Скажем, тот же Платов по своим психическим показателям был бы несравненно предпочтительнее вас, если бы не его слишком ограниченный жизненный ресурс. И тем не менее вы выгодно отличались от своих соотечественников. К тому же Миона сразу заинтересовалась вами, даже привязалась к вам. Словом, я решила остановить свой выбор на вас. То, что вы взрослели быстрее, чем сна, было не так страшно, это можно было уладить. Однако жизнь оказалась сложнее моих расчетов. И все началось со злополучной шестерни…

— Простите, я перебью вас, Этана. Что значит «ограниченный жизненный ресурс Антона»? Вы знали, что он обречен?

— Да, мы знали, что серьезные нарушения генетического кода, которые у него имелись, рано приведут к трагическому концу.

— И вы ничего не могли для него сделать?

— Когда мы узнали его, было уже поздно.

— Значит, и у вас эта болезнь неизлечима?

— У нас просто нет ее. Те изменения в генетическом коде, которые впоследствии выливаются в болезнь, легко исправить на первых стадиях развития ребенка, что и делается в Системе. Но мы снова отвлеклись от темы нашего разговора. Так вот о шестерне. Как вы, наверное, уже догадались, то была деталь Ао Рио Эмико. К сожалению, Кибер слишком поздно установил, что она побывала в руках компетентных людей. Пришлось срочно изымать ее из вашего тайника. Это не составило для наших автоматов никакого труда, и я полагала, что этим все и завершится. Обычно дети легко мирятся с такими потерями.

Однако один из геологов проявил слишком большую активность и заразил вас стремлением разгадать тайну исчезнувшей детали. Дело осложнилось находкой бриллиантовой геммы. Она была сделана руками наших астронавтов и, конечно, не могла не заинтересовать Крайнова, давно уже охотившегося за странными находками в астийских слоях.

Пришлось дать задание одному из автоматов уничтожить и гемму. Вы спросите, почему я не смогла оставить эти вещи у вас в руках? Не только потому, что они неизбежно привели бы людей к открытию пребывания на Земле наших предшественников и, следовательно, позволили допустить возможность нахождения в окрестностях Земли инопланетных кораблей. Главное же потому, что, изучив состав этих предметов, вы получили бы ключ к отысканию Ао Тэо Ларра на орбите, смогли запрограммировать ваши поисковые ракеты так же, как мы программировали автоматы, ведущие поиски Ао Рио Эмико.

Словом, пришлось мне ограбить вас, Максим. Но все эти неприятности были еще не так страшны. Значительно более сложные проблемы возникли предо мной, когда вы стали взрослым, когда для вас пришла пора выбирать подругу жизни или, как говорят земляне, жениться. Ведь мне было очень не безразлично, кто станет вашей женой. Женщина, особенно у вас, оказывает слишком большое влияние на психику мужчины. К тому же вы не должны были забывать Мионы. Больше того, вы должны были постепенно привыкнуть к ней, её образу…

— Как мало вы смыслите в любви, Этана!

— В любви землян?

— Просто в любви.

— У меня не было времени особенно разбираться в этом… Но не будем отвлекаться, Максим. Так вот, мне казалось, что вы должны привыкнуть к образу Мионы. И я позаботилась о своего рода макете…

— Вы считаете, что поступили гуманно? — перебил ее Максим.

— Я считаю, что поступила разумно, ничего не отнимая ни у Лары, ни у вас.

— Но позвольте, а если бы мы с Ларой поженились?

— Я на это и рассчитывала.

— А потом? Потом вы просто выбросили бы ее из игры?

— Совсем не так. Вы были бы счастливы некоторое время… А потом Лара сама «ушла бы из игры». И тогда вас ничего бы уже не удерживало на Земле. Зато Миона к тому времени стала взрослой…

— Но как это понимать, «Лара сама ушла бы из игры»?

— Очень просто. У неё так же, как у Антона…

— Что?! Лара тоже обречена?

— Что поделаешь…

— Но вы знали об этом! А если бы у нас были дети?

— У вас не было бы детей.

— То есть?

— Я позаботилась бы об этом.

— Но это… Это чудовищный произвол!

— Это было бы единственно разумным решением. Потому что у детей Лары генетический код должен нарушаться в геометрической прогрессии. Кстати, у ее дочери…

— Как? И ее дочь?! Не надо, не продолжайте! Все это ужасно! Ужасно!!!

— На Земле слишком много ужасного.

— Но что толку, что вы без конца только констатируете это? Уж в этой-то страшной трагедии вы могли бы нам помочь!

— Вы сами давно справились бы с ней, если бы хоть десятую часть тех средств, какие тратите на создание оружия, обратили на благо человека. К тому же, разве мало людей умирает и от других болезней. Ваш сын, например…

— Вы и его не могли спасти? — не удержался Максим от вопроса, который мучил его всегда.

— Я могла бы сказать, что даже не знала о его болезни. Ведь вы с вашим элементом связи были в то время в Ленинграде. Но я не использую этой лазейки. Да, я знала о болезни вашего сына и могла бы его спасти. Но не сделала этого сознательно. Нет, не потому, что тогда мы не имели бы морального права взять вас на корабль. А потому, что он не унаследовал ни одной вашей черты. Зато черты матери были доведены у него до крайности. Вы даже не представляете, сколько горя принес бы он вам, став взрослым человеком.

Максим встал:

— Простите, Этана, я… Я вынужден покинуть вас.

Она пожала плечами:

— Очень жаль, что мы не смогли понять друг друга…


15.

Прошло два месяца. Для Максима они пролетели как одно мгновенье. Каждый день, с утра до вечера, забывая о времени, не выходил он из информатория, все глубже и глубже вникая в тайны строения вещества. Однако им не было конца. Всякий решенный вопрос рождал лавину новых. На место любой разобранной проблемы вставал десяток других. А надо было еще связать все это в единую систему, осмыслить в свете привычных земных представлений, занести для памяти в дневник.

Дня не хватало. Случалось, он до глубокой ночи не выключал экрана, даже обедал перед ним. А когда в информаторий вкатывали роботы, производившие с наступлением темноты профилактический осмотр корабля, он, не обращая на них внимания, торопился тут же на месте сделать краткие записи в дневнике. Тогда к нему приезжала Миона, мягко, но решительно поднимала от бумаг и, несмотря ни на какие возражения, увозила с собой.

Они вместе ехали в ее домик или забирались в какойнибудь укромный уголок, ужинали там на открытом воздухе, потом бродили по бесконечным тропинкам, молча, тесно прижавшись друг к другу, или купались при свете Церо в черной с красными бликами воде озера, потом садились в гондолу и медленно, будто паря в воздухе, плыли над спящим островом. В такие минуты Максим забывал обо всём. Мысли его были заняты лишь Мионой. Любовь к ней завладела всем его существом, казалась всесильной, нескончаемой, как вечность.

С Этаной он больше не встречался. Она не приглашала его к себе. Лишь изредка удавалось видеть инопланетянку на площади, у Дворца командиров, где она сидела, неподвижная, как изваяние, видимо, вконец окаменевшая от уединения с автоматами и не замечавшая не только его.

Максима, но и всего окружающего, что жило и радовалось жизни под аквамариновым небом. Да и была ли у нее душа?! Душа женщины, которая могла бы любить, радоваться, страдать? Последний разговор с Этаной после выхода в космос заставил Максима серьезно усомниться в этом. Но тем удивительнее было то, свидетелем чего он оказался сегодня.

Он увидел ее случайно, рано утром, поднимаясь по дорожке от моря, и вначале принял за Миону. Но скоро понял, что ошибся. Этана шла со стороны Дворца командиров по направлению к беседке под обрывом, однако, не доходя до поворота, за которым стоял Максим, свернула к.

Дворцу астронавтов и скрылась за его колоннами. Это заинтересовало Максима. Зачем понадобилось ей одной идти в это пустое гигантское здание, предназначенное исключительно для массовых празднеств?

Движимый любопытством, он также свернул к Дворцу и встал за обступившими его деревьями. Этана не заставила себя долго ждать. Не прошло и десяти минут, как она снова показалась в портале Дворца с большой охапкой… астийских эдельвейсов.

Этана и астийские эдельвейсы! Можно ли было представить что-нибудь более несовместимое? Теперь Максим не спускал с нее глаз. Этана сошла по ступеням Дворца и медленно, не оглядываясь, направилась по тропинке вниз по склону. Максим незаметно последовал за ней. Она шла, глубоко задумавшись, время от времени склоняя лицо к роскошному букету и, видимо, не спешила, хотя шла куда-то, безусловно, с определенной целью.

Наконец она свернула в узкую тенистую аллейку и остановилась под большим, в два обхвата, деревом. Скачала Максим не обратил на него особого внимания. Мало ли на острове всяких диковинных деревьев. И лишь когда Этана, молча склонившись перед гигантским стволом, положила к его подножью цветы, а сама села на стоящую неподалеку скамеечку, он поднял глаза кверху и увидел, что дерево это было давно погибшим, стояло сухой безжизненной громадой.

Что все это могло значить? Почему роботы, не пропускавшие ни одной сухой веточки, до сих пор не спилили, не выкорчевали его? И почему именно к нему, к этому дереву, принесла Этана цветы и теперь сидела под ним, грустная и задумчивая, какой он не видел ее никогда.

Между тем, Этана провела рукой по лбу, словно снимая какие-то невидимые путы, и закрыла лицо ладонями. А когда отняла их, Максим увидел, что по щеке у нее катится крупная слеза…

Всё это было настолько невероятным, так не укладывалось в сложившиеся у него представления, что словно какая-то сила толкнула его к Этане, и он, сам не замечая того, вышел из-за укрывавших его зарослей.

Этана подняла голову. Максим хотел сейчас же скрыться за деревьями. Но инопланетянка уже заметила его, чуть привстала со скамьи, протянула к нему руки:

— Добрый день, Максим. Я рада вас видеть. Сядьте, посидите со мной, если не очень спешите.

— Здравствуйте, Этана, — ответил Максим, отказываясь верить своим глазам. Женщины, живой, милой женщины, какую он только что увидел здесь, точно не бывало. Перед ним снова была гордая, высокомерная инопланетянка, ни одно чувство которой не выходило из-под контроля разума. Прежняя непроницаемая маска словно замкнула ее в невидимую бронь, прежняя ледяная улыбка будто припорошила инеем прекрасное лицо.

— Сядьте, сядьте! Я давно не видела вас. Хотя… ждала, что вы заглянете ко мне.

— Хорошенькое дело — зайти к вам. Легче пройти сквозь стальную стену, чем проникнуть в ваши апартаменты, — попытался отшутиться Максим.

— Не хитрите, дружок! Вам прекрасно известно, что достаточно нажать клавишу, чтобы вызвать меня к экрану связи. Но я не в обиде на вас, знаю, что у вас нет лишнего времени. Я сама только иногда могу выбрать час-другой, чтобы посидеть здесь.

— А почему здесь? Простите, что я задаю такой вопрос, но… — замялся Максим, поднимая глаза к сухим веткам дерева.

— Вас интересует, почему мне дорого это камилло? Я отвечу вам. Когда-то оно было любимым деревом командира, отца Мионы. Он любил сидеть под ним в редкие часы отдыха, особенно, когда мы остались на корабле вдвоем. Поэтому я и сохранила его как память. А сегодня… Сегодня годовщина его смерти. Вот почему вы видите эти цветы. И меня здесь в этот ранний час… — она чуть заметно вздохнула, опустила глаза к земле, и Максим снова увидел милую, страдающую от одиночества женщину.

— Простите, Этана, я…

Но она вдруг рассмеялась нервным смехом:

— Дорогой друг! Конечно, это смешно! И вы можете издеваться надо мной, сколько угодно. Цветы к мертвому дереву! Никто и никогда во всей системе Агно не сделал бы такой глупости. Но то в Системе! А знаете ли вы, что значит всю жизнь — всю жизнь! — провести в отчаянном единоборстве с враждебным космосом? Что значит отправить на дно озера последнего близкого человека и остаться одной, совсем одной с крохотным ребенком на руках над чужой безжалостной планетой? Что значит утратить всякую связь со своими мирами и затеряться, как песчинка, в немыслимой дали от Родины? И все это время — только бездушные автоматы и металлический голос Кибера…

— Я могу представить это, Этана, — тихо сказал Максим.

— Ничего вы не можете представить! Иначе не ушли бы от меня в то утро, когда я пригласила вас на завтрак. Может быть, у вас, в вашей цивилизации, в людях Земли и есть что-то такое, чего не хватает нам и что я просто недопонимала, недооценивала до сих пор. Но я делаю все, чтобы понять это. Я только и занята тем, что пытаюсь постичь сущность вашей психики, ваших взаимоотношений, вашего сложного «я».

А вы? Вы хоть раз захотели понять меня? Понять нашу жизнь, нашу цивилизацию? Вы хоть раз попытались осмыслить мои действия, мои взгляды? Все, о чем я рассказала вам в прошлый раз, вы сочли просто чудовищным, не стоящим того, чтобы даже попробовать разобраться в мотивах моих поступков и моих умозаключениях. Но ведь я человек совсем другого мира. Почему вы не хотели сделать даже малейшей скидки на это?

— Простите, Этана. Я был несправедлив по отношению к вам. Это было в высшей степени невежливо и жестоко — прервать вашу «исповедь».

— Это было просто нежелание видеть во мне человека, женщину, мать. Хотя бы и другого мира.

— Может быть, и так. Все это время, вплоть до сегодняшнего дня, я не мог отделаться от какого-то навязчивого предубеждения против вас.

— Вплоть до сегодняшнего дня? А сегодня?

— А сегодня я увидел… Сегодня мне хотелось бы искренне извиниться перед вами. И если когда-нибудь вы найдете возможным возобновить тот наш разговор…

— Что же, откровенность за откровенность. В то утро я дала себе слово не говорить больше с вами. А сейчас… Сейчас мне самой хочется продолжить свою «исповедь». Вы никуда не спешите?

— Нет-нет. прошу вас!

Этана коротко вздохнула, откинулась на спинку скамьи.

— На чем же мы остановились? — начала ока после небольшого раздумья. — Да, я, помнится, рассказала о Ларе. Так вот, как я предполагала, вы встретились с Ларой и полюбили ее. Все шло по разработанному мною плану. Все до мельчайших деталей. И вдруг все рухнуло. Вы уехали от Лары, вернулись в Вормалей, женились на Марине. Стоит ли говорить, как это уронило вас в моих глазах. Вы изменили самому главному — здравому рассудку. Я утратила всякий интерес к вам. Муж Марины не мог стать другом Мионы. Я вынуждена была переменить все свои расчеты, хотела даже полностью отключить вас от корабля, уничтожить ваш элемент связи.

Но пегом передумала. Вы не оставили еще мысли о поисках нашего первого звездолета, вы слишком много знали о Мионе, вы были просто опасны для нас. Поэтому я ограничилась тем, что перевела ваш элемент в другой режим работы. Миоеа не знала об этом. Зачем было расстраивать девочку. И без того ей было нелегко. Бедняжка слишком привязалась к вам.

Между тем, вы вернулись в Вормалей. Вместе с Платовым. Специально для поисков остатков корабля. Это была серьезная опасность. Я дала указание Киберу следить за каждым вашим шагом, тщательно проверять каждый найденный вами предмет и непременно изымать все, что имело хоть малейшее отношение к экспедиции Агно. Но вы не останавливались ни переднем. Не примирившись с потерей «крестика Малея», вы спустились на дно Вормалеевского озера и даже забрались в туннель, соединяющий его с Тинто.

Это было прямой угрозой нашей безопасности. В туннеле размещались шлюзовые механизмы, дежурили наши универсальные автоматы. Разве можно было допустить, чтобы вы увидели все это? И без того вы знали слишком много.

Сколько хлопот доставили вы мне в этот день! Особенно, когда гидравлический удар сорвал маску с вашего лица. Пришлось срочно наводить на вас вашего партнера-аквалангиста через элемент связи. И все-таки не обошлось без серьезных травм. Это было очень непросто — не допустить вашего проникновения в туннель и уберечь вас от гибели.

Но поступить иначе я не могла. В противном случае пришлось бы ликвидировать базу на Тинто. Однако тогда это было невозможно: слишком много неясного оставалось в судьбе Ао Рио Эмико. Немало хлопот доставило мне и найденное Таней «рубило». Проникнуть к вам в сейф мои автоматы не могли. Уничтожить же находку вместе с сейфом в ваших жийЫх помещениях было слишком опасно. Пришлось пожертвовать багажным сараем, предварительно пометив сейф радиоактивным крепом. С этим «ястреб» справился успешно. А посланный нами обломок астероида даже у специалистов не вызвал подозрения в преднамеренном уничтожении сейфа.

— Да, это была чистая работа, как и уничтожение контейнера с астийским эдельвейсом, — невольно вздохнул Максим. — А вот во время изъятия у нас конкреции, найденной в шурфе, ваш автомат определенно сплоховал: пуля, пущенная охотником, сплющилась о его поверхность, и я сразу понял, с чем имею дело.

— Я знала это. Но уничтожение вещественных доказательств было важнее ваших умозаключений. Тем более, как я поняла, ваши ученые не очень-то верят словам и не очень спешат менять привычные представления. Однако вы по-прежнему, несмотря ни на что, рвались к намеченной цели. Вас не остановил и гигантский катаклизм, явившийся следствием гравитационного удара, произведенного мной с целью уничтожения последних остатков Ао Рио Эмико.

Можно было только восхищаться вашей целеустремлённостью, если бы она не была направлена против нас. Вы сами заставляли предпринимать по отношению к вам все более жесткие меры. Так и в то время, когда я была в челночке на Тинто и готовилась уже стартовать на корабль, вы пришли туда с магнитофоном и кинокамерой. Я знала, что ночью защитное поле корабля может просвечивать даже сквозь воду озера. Ясно, что вы с вашей наблюдательностью и упорством могли зафиксировать его. Пришлось просить Кибера вызвать ливень над Лысой гривой.

И ведь все это время, несносный вы человек, я должна была следить еще и за вашей безопасностью. Но тут, как нарочно, стало плохо с Мионой. Я уже потом, много позже поняла, что ваши элементы, неведомо для меня и Кибера, связывали вас на уровне подсознания. Видимо, ваши злоключения той ночью и вызвали у нее нервный шок. Пришлось немедленно прервать дождь и у вас на глазах стартовать к кораблю. Я знала, что невероятно ионизированный вследствие грозы воздух, взаимодействуя с защитным полем челночка, даст феерическую картину взлета. Но у меня не осталось иного выхода: в опасности была жизнь Мионы. К тому же, вы знали уже так много, что это мало что могло прибавить.

Зато всё происшедшее на озере могло послужить для вас столь серьёзным предупреждением, что вы покинули бы наконец Вормалей. Однако я снова недооценила вашей воли. Ничто, оказывается, не могло остановить вас на пути к избранной цели. То, что произошло вскоре вслед за тем на Зубе Шайтана, окончательно убедило меня в этом.

— Так разве дело заключалось только в достижении этой цели?

— В чем же ещё?

— Неужели вам ни разу не пришло в голову, что во сто крат более сильным двигателем всех моих поступков была любовь к Мионе, желание найти ее, узнать о ней хоть чтонибудь.

В глазах Этаны мелькнуло что-то похожее на растерянность:

— Любовь к Мионе? Уже тогда?.. Впрочем, сейчас я, наверное, догадалась бы об этом. Но в то время… В то время это просто не укладывалось в моих представлениях. Любить человека, которого почти не знаешь, который столько лет подряд не дает о себе никакой весточки, само существование которого окутано непроницаемой тайной, любить годы и годы, любить несмотря на все удары жизни! Как это странно… И… великолепно.

Этана прикрыла глаза и надолго замолчала, словно вспоминая что-то давно забытое:

— Нет, тогда я была искренне убеждена, что вас влекут лишь загадки необычных находок. Я не сомневаюсь, что и на Зуб Шайтана вы решили забраться только потому, что там размещались усилители нашей дальней связи. Ясно, как важно было для вас завладеть этими приборами или хотя бы сфотографировать их. Тогда вы с полным правом смогли бы поставить вопрос о новой экспедиции в Вормалей.

Но злая ирония заключалась в том, что никаких усилителей на скале уже не было, а наши автоматы приступили к ликвидации базы на Тинто. Предупреждать вас об этом было бессмысленно. Трудности восхождения вас, как и прежде, не пугали. И вот произошло то, за что вы вправе были назвать меня злодейкой.

Да, я знала обо всем, что произошло на скале. Я видела, что вы гибнете, гибнете самой мучительной смертью, и ничего не могла сделать, чтобы облегчить вашу участь. Только… Вот чего мне стоило это «злодейство», — Этана отвела в сторону прическу, и Максим увидел серебристую прядь на виске, за ее маленьким красивым ухом. — Вы можете мне верить или не верить, но все то время, что вы провели на вершине скалы, я ни на секунду не сомкнула глаз и не встала из-за пульта вводной системы Кибера.

А дело заключалось в том, что в то самое время командование ваших ракетных войск в порядке учения выбросило в каких-нибудь сотне километров от Вормалея большой десант и создало базу с массой радаров и прочей электронной техники. В этих условиях я вынуждена была даже убрать с орбиты спутник-ретранслятор, работающий на Вормалей, и лишить сознания улетевшую в челночке Миону, чтобы, возвращаясь с Тинто, она случайно не воспользовалась каким-либо источником излучения. Само наблюдение за скалой сказалось в высшей степени затруднительным. А Кибер, основой всех программ которого была первостепенная забота о сохранности корабля и его экипажа, отказывался даже анализировать возможности вашего спасения.

Единственное, что я могла сделать, это послать к вам аварийный снаряд. Он стоял уже в стартовом шлюзе, в него была заложена вся необходимая программа. И, видимо, в самый последний момент я воспользовалась бы им, несмотря на все возможные последствия. Но любящее сердце Тани опередило меня… А может, и спасло Ао Тэо Ларра от очень больших бед.

— И вы ничего не смогли сделать для нее?

— Я сделала все, что могла. И тем не менее…

— Я сделала все, что могла, — повторила Этана с каким-то особым упорством, словно стараясь убедить в этом себя, и отвела глаза в сторону. — Ну, а дальше… Дальше вы все знаете. Мы расстались с Вормалеем навсегда, а моя недоброжелательность к вам как-то сразу исчезла. Нет, не потому, что я чувствовала себя в чем-то виноватой перед вами, ведь я всегда была прежде всего командиром галактического корабля. А потому, наверное, что поняла: вы, как человек, были неповинны ни в своем, в общем-то похвальном упорстве, ни в тех жизненных ошибках, каких наделали вследствие слишком большого мягкосердечия, или под бременем тех условностей, каких так много еще у людей Земли.

Как бы там ни было, я дала указание Киберу ввести ваш элемент связи в прежний режим и снова стала наблюдать за вами. Не скрою, я уже тогда, в эти последние годы вашей жизни на Земле, пожалела о своем решении разлучить вас с Мионой. Но лишь той ночью, на лахтинском поле, увидела всю глубину ваших чувств к ней и лишь здесь, на корабле, смогла до конца, по-настоящему полюбить и оценить вас. И не только вас. Все человечество, вся цивилизация Земли предстала передо мной в совершенно ином свете.

Тридцать лет по вашему исчислению я всеми доступными мне средствами изучала Землю и землян, и лишь в последние несколько месяцев поняла…

Она вдруг замолчала, словно прислушиваясь к чему-то, и встала с места:

— Простите, Максим, я вынуждена вас оставить. Мне нужно немедленно пройти к пульту вводной системы Кибера.

Он не без сожаления поднялся вслед за ней:

— Но что вы поняли, Этана?

— Это долгий разговор, мой друг. Надеюсь, мы продолжим его, и очень скоро. Я хотела бы, чтобы это было скоро… А впрочем… Можно в двух словах и сейчас, — она чуть помолчала. — Я хотела сказать, что лишь в последнее время поняла: легенда об ингрезио — не просто легенда. А главное, что нечто подобное нужно Системе и ныне.

Риека права. Граждане Агно должны вернуть себе настоящее человеческое счастье. Только цветочки здесь не помогут. Честно говоря, будь это несколько месяцев назад, я бы только посмеялась над вашими рассуждениями относительно помощи высокоразвитой цивилизации со стороны цивилизации примитивной. А сейчас… Сейчас я могу прямо вам сказать, что только вы, ваша цивилизация смогли бы сыграть роль астийского эдельвейса для цивилизации Агно. Нет, мы еще далеки от того вопля отчаяния, какой недавно пришел из космоса. И все-таки… Все-таки только теперь мне стало ясно, как важно, чтобы Ао Тэо Ларра во что бы то ни стало возвратился в Систему. Галактические и внегалактические корабли Агно летят в космос лишь с одной целью — за знаниями. И ничто не пользуется в Системе таким вниманием как знания, привезенные из других миров. Знания же, добытые Ао Тэо Ларра, будут особенно ценными и полезными.

Система должна знать о цивилизации Земли и о тех пороках, какие несет чрезмерное увлечение культом разума. Новый АСТИЙСКИЙ ЭДЕЛЬВЕЙС — вот что привезет АоТэо Ларра цивилизации Агно. Ну, а цветочки, вроде ингрезио… Наивная Риека! Я ведь провела среди них всю жизнь, Максим.

Но лишь знакомство с вами, общение с вами здесь, на корабле, позволили мне почувствовать себя живым человеком, живой женщиной… — Она протянула к нему руки, и Максим почувствовал, как дрогнули у него в ладонях тонкие пальцы инопланетянки…


16.

Эта мысль возникла сразу, без всякой ассоциации с другими, и обожгла как огнем. Максим вдруг понял, что вся его работа в информатории, все знания, какие он здесь получит, будут сплошной бессмыслицей, если он не передаст их людям. И он должен вернуться к ним, помочь им приобретенными знаниями. Это его долг, его святая обязанность.

Но как же Миона? Что будет с их любовью, их счастьем?

И словно в ответ на это в домике, где он, собравшись заняться дневником, с утра не находил себе места, раздался сигнал ближней связи. Миона стояла у самого экрана, с нежной тревогой вглядываясь в глаза Максима:

— Мне хочется видеть тебя, милый.

— Сейчас я иду к тебе.

— Нет, я знаю, ты работаешь. Я сама приду.

Экран погас. Максим захлопнул дневник и зажал лицо руками, чтобы не застонать от нестерпимой душевной боли.

Как любима, как бесконечно дорога была ему эта необыкновенная женщина. Уже больше полгода прошло с тех пор, как они стали близки, но каждый час, каждая минута, проведенная с ней, были полны совершенно особого, непередаваемого захватывающего очарования. Не было случая, чтобы, расставаясь с ней хотя бы ненадолго, он не испытывал боли разлуки, и не было мгновенья, чтобы он не хотел видеть ее вновь и вновь.

Став мужем и женой, они по-прежнему жили каждый в своем домике, лишь время от времени встречаясь где-нибудь в укромном уголке или навещая друг друга на правах гостя.

Так было принято в системе Агно, и Максим не видел нужды менять эту в общем-то неплохую традицию, тем более, что встречи после долгих часов разлуки приносили особенно большую радость.

Так было и сегодня. Не успел погаснуть экран, как все в Максиме так и рванулось навстречу Мионе. Рванулось и сникло под наплывом лютой боли…

Она вошла неслышно, как всегда, остановилась сзади кресла, обвила его шею тонкими прохладными руками, прижалась лицом к щеке. Он обнял ее за талию, хотел усадить к себе на колени. Но она мягко высвободилась и, придвинув любимую скамеечку, уселась неподалеку от кресла:

— Ты работай, работай! А я посижу рядышком, смирненько, как тики, — она спрятала голову ему под руку и замерла, будто перестав дышать.

Он нагнулся к ней, зарылся лицом в ее мягкие пахучие волосы. Время для них остановилось. Наконец она отыскала его руку, тихо шепнула:

— Почему ты не работаешь?

— А ты смогла бы сейчас работать?

Она молча покачала головой, постаралась улыбнуться. Но от Максима не скрылось, что в глазах ее пряталось смятенье. Он легонько приподнял ее за подбородок:

— Что-то случилось, Ми?

— Нет, но я до сих пор не ответила тебе на один вопрос.

Помнишь, ты как-то спросил, смогу ли я жить на Земле?

— Да.

— Так вот, я много думала об этом. И пришла к выводу, что я, наверное, смогла бы жить на Земле. Без большого комфорта, конечно, ни на минуту не расставаясь с биофильтрами, но смогла бы, если бы… Если бы я была одна с тобой… — она вдруг замолчала, порывисто прижалась к нему лицом.

Он молча ждал, боясь поверить своей догадке.

— Но я не буду больше одна, Максим, — послышался наконец ее приглушенный шепот. — У меня будет малышка… Сын… Наш сын, Максим.

— Любимая моя!.. — только и смог вымолвить Максим, покрывая поцелуями ее лицо. Но Миона снова мягко отстранилась от него:

— И вот он, наш сынулька, не сможет жить на Земле, — закончила она с глубокой грустью.

Этим было сказано всё. Это был последний приговор.

Мозг отказывался в него верить. Именно сейчас, узнав эту счастливейшую новость, Максим меньше всего мог представить, что им грозит разлука. Но в глазах Мионы была бесконечная печаль:

— Мы с ним должны остаться на корабле, Максим. А корабль… Корабль улетает, — закончила она прерывающимся голосом.

— Как?! Улетает совсем?

— Да, и раньше, чем я думала. Этана закончила почти все приготовления. А земляне могут обнаружить нас каждую минуту. Тогда придется стартовать немедленно. Видно, придётся нам расстаться, милый…

— Нет! Никогда! — вскричал Максим, вскакивая с места и беря ее на руки, как малое дитя.

— Что нет? Что никогда? — грустно улыбнулась Миона, пряча лицо у него на груди. — Как часто вы, земляне, не хотите взглянуть правде в глаза, понять, что жизнь сурова, что иной она просто не может быть. Нам же с тобой она до сих пор дарила только радости. И я никогда не забуду этого, Максим.

— Нет! Нет! — твердил он словно в исступлении. — Наша любовь должна преодолеть все!

— Наша любовь — только любовь. А жизнь — нечто значительно большее, — сказала Миона тихо, но твердо. И Максим понял, что перед ним уже не девочка, а взрослая женщина системы Агно. — Мы смогли бы остаться вместе лишь при одном условии: если бы ты согласился покинуть Землю и лететь с нами. Но у тебя не хватит на это сил, Максим.

Хотя… Прости, что я выскажу одно немудрёное соображение. На Земле больше трех миллиардов людей. Больше трех миллиардов, Максим! Что будет, если один из них покинет планету? Земля даже не заметит этого. А здесь… Как трудно будет здесь без тебя твоей жене… Твоему сыну… Нет-нет, не отвечай! Не говори ни слова! Такие решения не принимаются мгновенно. У нас еще будет время подумать и поговорить об этом. А сейчас прощай! Любимый мой!.. — она прижалась лицом к его лицу и выскользнула из комнаты. Тут только он почувствовал, что лицо его мокро от слез Мионы.

— Миона! — он бросился за ней следом, настиг ее в прихожей, жадно обхватил за плечи, повернул к себе лицом.

Миона плакала. Плакала впервые за все время, что он видел и знал ее. Плакала, сотрясаясь от рыданий. И это было так противоестественно, так невероятно жестоко, что он едва не проклял себя за то, что даже в мыслях собирался покинуть ее:

— Миона, милая! Я никогда…

Она зажала ему рот ладошкой:

— Я просила тебя, — ничего не говори. Ведь я все чувствую, все знаю. У нас еще будет время принять окончательное решение. А сейчас… Мне надо побыть наедине со своими мыслями. И тебе — тоже.

Больше они к этому разговору не возвращались. А несколько дней спустя, когда вечером, после ужина спустились в иллюзионорий и просмотрели несколько видовых картин из разных уголков Земли, начав с крохотного поселка жалких хижин в долине Замбези и завершив величественными дворцовыми ансамблями на берегах Невы, Миона вдруг сказала:

— Нет, подожди, не вставай. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, с кем хотел бы еще увидеться на Земле. И ты прав— это надо, Максим. Надо и для тебя и для нее. Сейчас ты увидишь Лару. И поговоришь с ней.

— Как?!

— Так же, как я когда-то говорила с тобой. Кибер введет тебя в ее сон. Ведь у нее тоже есть элемент связи. А я поеду к себе.

— Ты не подождешь меня?

— Вам надо побыть вдвоем. Только вдвоем. До свидания, Максим. Сеанс прервется автоматически, когда Лара пробудится ото сна. Тогда ты вызовешь меня к экрану ближней связи. Приготовься, генераторы включаются.

Свет погас. Забрезжил снова. И Максим вошел в небольшую, скромно обставленную комнату, где в свете ночника можно было рассмотреть кровать, небольшой платяной шкаф, стол с раскрытой книгой и пустыми облатками из-под лекарств, два стула, на одном из которых лежала аккуратно свернутая женская одежда.

Лара была в кровати. Худенькая, с тонкими лучиками морщин вокруг глаз, остро выступающими из-под кружев сорочки косточками ключиц и лихорадочным румянцем на щеках, она спала, чуть приоткрыв губы, положив ладошки под голову.

Тихо, очень тихо, боясь разбудить милую больную женщину, подошел Максим к кровати. Но Лара уже проснулась, раскрыла глаза, потянулась к нему, испуганная, обрадованная, смущенная:

— Максим?.. Я знала, что ты придешь. Знала, что разыщешь меня, как бы я от тебя ни пряталась. Знала всегда, боялась этого и ждала. Каждый день, каждый час… Ведь ты один на всей земле по-настоящему близкий мне, любимый человек. Но не в этом дело. Все это время, с тех пор, как мы увиделись в последний раз в Ленинграде, я живу с неискупимой виной перед тобой. Я не знаю точно, в чем эта вина. И так ли она велика, как мне кажется. Но ока давит меня. Мне так надо высказаться перед тобой! Итак, слушай. Сядь сюда, ко мне на кровать и слушай.

Лара чуть приподнялась, надвинула одеяло на грудь, коротко вздохнула:

— Это был самый счастливый день в моей жизни, слышишь, самый счастливый, когда ты нашел меня на берегу Невы. Но ты слишком поздно разыскал меня. Слишком поздно! Нет, дело не в замужестве. Мужа я вычеркнула из жизни много раньше. Но я устала жить одна. Не знаю, поймешь ли ты меня. Я очень устала…

И когда мне встретился один хороший человек, мы подружились, сблизились… Нет, я не любила его. Да он и не требовал этого. Он был много старше меня. Он просто помогал мне жить. И получилось так, что, когда ты разыскал меня, я ждала от него ребёнка. Все это, конечно, можно было ещё исправить.

Я пошла бы на всё. Но многое зависело от тебя. Я собиралась рассказать тебе всё. И всё было бы так, как захотел ты. Но в тот первый день я не хотела омрачать твою радость. А потом… Потом это кошмарное несчастье. Я думала, не перенесу такого удара. Нет, это не громкие слова. Я не суеверна. Но два таких страшных совпадения… Помнишь наш разговор в читальном зале? Как я была счастлива тогда услышать твое первое полупризнание. И в тот же день ты узнал о смерти отца. Потом наша встреча в Ленинграде. И снова несчастье — с твоим сыном. И я… Может быть, это было глупо. Но я дала себе слово больше не видеть тебя.

Оборвать все. Оборвать навсегда. И я уехала к этому человеку. Счастлива ли была я в эти последние годы? Смешно задавать такой вопрос. Но без этого человека я вообще не смогла бы жить. Вскоре умер мой отец, а через два месяца мы похоронили дочку. Да, Максим, я не смогла её спасти…

Сынишка же родился мёртвым. Мне нельзя было, оказывается, иметь детей. Я и сама безнадежно больна. Дни мои сочтены, Максим… Но я говорю, кажется, совсем не то, что нужно. Я хотела только, чтобы ты понял, почему я спряталась от тебя. Ведь знала, ты будешь искать меня, знала, что оставляю тебя в кошмарном состоянии. А уехала к другому… — она закрыла глаза рукой и судорожно вздохнула, стараясь унять душившие ее рыдания. Кое-как ей удалось это, она снова заговорила, но так тихо, что Максим еле улавливал ее прерывистый шепот:

— Вспоминала ли я тебя все это время? Да, часто, очень часто. Ты поцеловал меня один лишь раз. И это был вообще единственный ПОЦЕЛУЙ в моей жизни. Но если бы ты разыскал меня снова, я бы сказала: нет! Нет, Максим, поздно. Жизнь идет по каким-то своим сложным и непонятным законам, и ломать их нельзя. В жизни далеко не все можно исправить, даже если представляется для этого возможность. Поэтому — не разыскивай больше меня, не пытайся встретиться с бедной Ларой. Как бы я этого ни хотела. Сколько бы этого ни ждала. Пойми меня! Ты видишь, я скова одна, совсем одна. И снова плачу. Смотрю на тебя и плачу. И буду плакать еще не раз. Так же горько, так же безутешно. И все-таки, прощай, прощай навсегда! И не сердись на меня, если сможешь…

— Лара, что ты говоришь! Ведь я сам… — он осторожно взял в руки ее худые, вздрагивающие пальцы…

И всё исчезло.

Холодный свет матового светильника залил огромный зал, мягко разомкнулись захваты на руках и ногах, легко соскользнул с головы подхваченный длинным рычажком блестящий обруч, кресло само ушло под пол.

Максим поднялся на лифте вверх и долго стоял перед экраном связи, не в силах нажать на кнопку вызова Мионы.

Наконец рука его легла на знакомую клавишу. Миона подошла к самому экрану:

— Не будем сегодня встречаться, Максим. У меня очень много работы. Да и тебе стоит побыть одному. Доброй ночи, милый.

— Доброй ночи, Ми.

Экран погас. Максим вышел на свежий воздух и, не разбирая дороги, прямо через лес, пошел вниз, к морю…


17.

В этот день он оказался здесь случайно, решил сократить дорогу к морю и, лишь увидев сидящую в задумчивости Этану, понял, что попал на аллейку с засохшим камилло.

Следовало свернуть, конечно, в сторону. Однако Этана уже заметила его:

— Рада вас видеть, Максим. Садитесь, прошу вас.

Пришлось подойти ближе. Однако не успел он сделать и шагу, как земля под ногами качнулась. Он вопросительно взглянул на Этану.

— Это челночный рудовоз. С Луны или с Марса. Они всегда так причаливают. Да вы садитесь, садитесь!

Максим направился к скамье. Но вдруг взглянул случайно на гигантское дерево, высившееся над инопланетянкой, и вмиг застыл от ужаса. Нет, тот отвратительный треск, который словно вспорол ему мозг, он услышал позже, много позже. Сначала он увидел лишь, как громадный ствол почему-то накренился и, приняв совершенно неестественное положение, начал падать на них с Этаной. Только после этого в сознание ворвался треск, и он понял, что видит смерть.

— Этана! — закричал Максим.

Но она не поняла его. Да если б и поняла! Бесчисленные автоматы давно отучили ее от мгновенной реакции на опасность. Мозг же Максима работал, как высокочастотный генератор. Дерево шло так, что Этану накрывал ствол, а его самого — густой шатер сучьев. Он мог ещё отскочить в сторону, чтобы уйти от центральной части кроны. Для Этаны это было исключено. Он мог успеть подбежать к ней, стащить ее со скамьи. Но тогда оба оказались бы под стволом— времени на то, чтобы выскользнуть из-под него, не оставалось. Он мог наконец сильно толкнуть Этану вперёд. В этом был шанс на спасение. Один из тысячи! Но все же шанс.

И Максим, не раздумывая ни секунды, в стремительном прыжке, оттолкнувшись всей силой своих ног и распластавшись над землей, как делают иногда волейболисты, беря трудный мяч, бросился вперед и обеими руками, вытянув их как можно дальше, — толкнул Этану вперед.

В последнее мгновенье он успел ещё увидеть ее расширившиеся от удивления глаза и поднявшиеся для защиты руки. Но толчок был так силён, что она кубарем покатилась вниз по склону. А он перелетел по инерции через скамью и, зацепившись за нее ногами, тяжело упал в колючую траву. В тот же миг вместе с глухим грохотом мозг пронзила острая боль в ногах и бедре, и он провалился в черный, бешено крутящийся омут.

Очнулся Максим в незнакомом белом помещении, под низким прозрачным колпаком. Ноги словно окаменели. Тупая боль сковала всю нижнюю часть тела. И сразу вспомнилось все. Неужели он уже без ног?

От одной этой мысли липкий пот покрыл лицо и руки.

Непроизвольный стон вырвался из груди. Боль сразу усилилась. Но уже в следующее мгновенье откуда-то сзади, из-за головы, потянуло прохладой, запахло свежестью, боль начала стихать. Он попытался дотянуться рукой до колен. Однако что-то тёмное отгородило от него свет, колпак распался на две половинки, и красивое озабоченное лицо.

Этаны склонилось над ним:

— Вам больно, Максим?

Он молча кивнул. Она бережно, еле ощутимым прикосновением пальцев отвела у него со лба влажные волосы:

— Не волнуйтесь, так должно быть. Скоро это пройдет. К счастью, обошлось без осложнений. Повреждения в ногах и бедре были серьёзными. Но все удалось восстановить без малейших отклонений. Регенерация тканей заканчивается. Потерпите, Максим. Я знаю, это трудно, но… — ее мягкая прохладная ладошка легла на лоб, и боль почти прошла.

— Давно я так… под этим колпаком? — спросил он.

— Давно, мой друг. Скоро три месяца.

— О-о! — снова не сдержал стона Максим. — Так, значит, корабль…

— Старт корабля задерживается. Пришлось реконструировать некоторые системы.

— Но три месяца!

— Зато вы снова здоровый человек.

— А как там… на Земле?

— На Земле за это время не произошло ничего существенного. Но позвольте и мне задать один вопрос, — Этана пригладила ему волосы, задержала руку на виске. — Скажите, зачем вы сделали это?

— Сделал что?

— Бросились ради меня навстречу смерти. Ведь я… Ведь мы совершенно чужие люди.

— При чем тут свои или чужие? Я видел, дерево падает прямо на вас. Даже отскочив от скамьи, вы не избежали бы удара стволом. И тогда… Тогда была бессильна бы даже ваша медицина.

— Да, пожалуй. Это вы рассчитали точно. Но как вам не удалось рассчитать, что, бросившись ко мне и потеряв опору под ногами, вы сами лишились всякой возможности избежать удара?

— Я не успел об этом подумать.

— Вы не успели об этом подумать?.. — она покачала головой. — Вы не хотели об этом подумать, странный, так и не понятый мною человек. Но я утомила вас. Вам нужен еще покой и покой.

— Нет, мне уже лучше. И я попросил бы вас… Пусть придет Миона.

— Миона… Она не сможет к вам прийти.

— Неужели она так занята, что даже сейчас…

— Мы поговорим еще о Мионе. А теперь — спать, мой друг.

— Поговорим… О чем? С ней что-нибудь случилось?

— Ничего с ней не случилось. Но вам следует уснуть. Спать! Спать, Максим! — она посмотрела прямо ему в глаза, и он почувствовал, что против своей воли погружается в глубокий сон…

А когда он снова проснулся, то удивлением увидел, что нет уже ни белой комнаты, ни прозрачного колпака, и лежит он в своей постели, но рядом в кресле опять сидит Этана.

Увидев, что Максим проснулся, она подошла к нему:

— Добрый день, Максим. Вот и все! Ткани восстановились. Завтра встанете и будете ходить, как прежде. — Но в голосе инопланетянки чувствовалось что-то недоговоренное.

— Этана, ради всего святого! Прошлый раз вы говорили о Мионе так странно… Где она? Что с ней?

— Да что вы опять разволновались? Миона готовится стать матерью. И по законам Системы пока не сможет видеться с вами. Долго. Несколько месяцев.

— Несколько месяцев?! Но почему? Ведь она моя жена! Мы любим друг друга!

— Я знаю это. Но Миона не женщина Земли. У нас так бывает всегда.

— Но это нелепо, глупо, чудовищно! Я должен ее видеть!

Этана решительно покачала головой:

— Вы не увидите ее, Максим. Я знаю, вам будет трудно. Но есть обстоятельства, переступить которые невозможно. Я сделаю все, чтобы облегчить боль разлуки. Сейчас автомат приготовит вам покушать и включит тонизирующий душ. А мне пора на пульт. Поправляйтесь, мой друг, — она легонько сжала его руку и пошла к выходу. Но на полпути обернулась:

— Я дам указание Киберу: он соединит вас со мной, где бы я ни находилась, можете вызывать меня в любое время дня и ночи.

Инопланетянка вышла. А он соскочил с постели и, несмотря на большую слабость, начал поспешно одеваться:

— Законы Системы… Плевал я на законы Системы! Я должен видеть Миону. Сейчас. Немедленно! — Он толкнул стену и вышел наружу.

Там всё было прежним. Всё так же благоухали на солнце бесчисленные газоны и куртины. Всё также утопал в цветах и зелени маленький домик Мионы. И тот же свежий ветер дул со стороны моря. И так же лениво плыли по небу белоснежные облака.

Да полно, так ли уж непреодолимы запреты Этаны?

В конце концов сама Миона не потерпит этого. Максим не задумываясь поднялся к домику юной инопланетянки Вход в него тотчас раскрылся перед ним. И никаких препятствий не встало на пути. Но комнаты домика были пусты. Не видно было даже личных вещей Мионы, не чувствовалось и запаха любимого ею астийского эдельвейса.

Максим бессильно опустился на пол осиротевшей спальни жены. Ясно, что она давно не живет здесь. Этана упрятала ее за десятью замками. Но не будет же она держать ее взаперти день и ночь. Мионе захочется погулять, подышать свежим воздухом. Может, и сейчас она бродит где-нибудь по острову или сидит в одном из своих любимых уголков.

И Максим, не теряя ни минуты, отправился на поиски.

Но все было тщетно. Мионы не было нигде. Лишь поздно вечером совершенно разбитый и отчаявшийся, еле волоча ноги от усталости, вернулся он в свой домик. И тут же раздался сигнал ближней связи. В безумном волнении бросился Максим к экрану. Перед ним стояла Этана:

— Добрый вечер, Максим. Как вы себя чувствуете? Вам ничего не нужно?

— Благодарю вас, ничего! — он махнул рукой и отвернулся.

Экран погас. Максим, не раздеваясь, упал в постель и сразу погрузился в тревожную полудремоту, которая была ни сном, ни бодрствованием. Временами он будто засыпал, неясные обрывки сновидений начинали тесниться перед ним. Но в следующее мгновенье сон снова оставлял его, и он ворочался с боку на бок, мучительно переживал все случившееся.

Так продолжалось, наверное, до полуночи. Максим хотел уже встать, выйти на воздух, как послышался тихий шорох, и слабый, еле ощутимый запах эдельвейса повеял в темноте.

Он сразу вскочил:

— Миона?..

— Тише, тише, милый! И ляг, как лежал. Я пришла к тебе… — слабый, прерывистый голос любимой звучал как журчание далекого ручейка, и была в нем нескончаемая печаль. — Я пришла к тебе, не могла не прийти… Но это величайшее преступление против законов Системы и самого естества моего.

— Что ты говоришь, Ми?!

— Да, это так, дорогой мой человек. Но разве мы виноваты, что всё закончилось так трагично, ведь мы даже не простились перед разлукой. И ты обещаешь лишь лежать и слушать. Ты обещаешь это, милый! — трепетные пальцы на миг коснулись его лба, частое дыхание обожгло лицо.

Он непроизвольно потянулся к ней руками.

— Нет-нет, ты обещал! Лежи и слушай.

— Но я не вижу тебя, Ми. Почему ты не светишься?

— Так должно быть. Так надо, милый. Ведь скоро я стану матерью. Ты слушай, только слушай. Видишь, мне трудно даже говорить. Я смогу пробыть с тобой очень недолго. А надо сказать так много. Прежде всего — не сердись на Этану: она здесь ни при чем, мне действительно нельзя встречаться с тобой. Теперь самое главное — скоро корабль покинет систему Солнца, раньше, чем мы сможем увидеться, поэтому…

— Миона!

— Что поделаешь, милый… Да, ты уже не увидишь меня. Поэтому я должна, обязательно должна сказать тебе: ты дал мне величайшее счастье, какое только может испытать женщина. Я сохраню воспоминание о нем, как и любовь к тебе, на всю жизнь…

— Зачем ты все это говоришь, Ми? Я не расстанусь с тобой.

— Нет. Нет, Максим, это невозможно. Есть ли радость большая, чем всю жизнь быть с тобой? Но ты… Ты не сможешь жить без Земли. Я знаю, как ты любишь меня Но знаю, что есть и еще большая любовь — любовь к Родине. И как ни страшно, как ни безумно страшно расстаться с тобой, но в тысячу раз страшнее увидеть тебя тоскующим по Земле, раскаивающимся в том, что ты улетел со мной. А так было бы, милый. Поэтому, любя тебя, я не могу даже в мыслях допустить, чтобы ты покинул Землю. Прости меня за то, что я говорила тебе в прошлый раз. Прости и забудь это.

Что же сказать тебе ещё? Да, ты не торопись покидать корабль. Ведь в оставшееся время ты сможешь почерпнуть столько знаний для Земли. А я люблю её, Землю. Я любила её всегда. Но с тех пор, как она дала мне тебя… С тех пор, как я… — голос ее прервался рыданиями. — Ну вот и… всё. Наше время истекло. Прощай, мой дорогой, мой любимый человек! Я знаю, ты не забудешь меня. Прощай… — голос Мионы совсем ослаб. Последние слова она произносила с трудом. И вдруг он почувствовал, как её пылающее, мокрое от слез лицо прижалось к его глазам.

— Миона! — не в силах больше выдержать эту пытку, он вскочил, протянул к ней руки и… проснулся.

Этого следовало ожидать. Она посетила его лишь во сне. Как он сам посетил когда-то Лару. Значит, больше он действительно не увидит ее никогда.

Вконец раздавленный и опустошенный, Максим встал и вышел на свежий воздух. Глухая ночь еще окутывала тьмой безмолвный остров. Чужие звезды с холодным равнодушием мерцали в черном небе. Но кровавый Церо уже поднялся над кромкой леса, и фиолетовые тени побежали по багровой траве.

Максим пересек поляну перед домом и свернул на дорожку к морю. Ночь была прохладной. Или его знобило от всего пережитого. Он вошел в лес, прибавил шагу. Но только было начал спускаться вниз, как черная тень метнулась у него из-под ног и знакомый истерический хохот раздался в зарослях кустов. Он невольно попятился. Огромные синие глаза смотрели оттуда в упор. И был в них точно приговор судьбы…


18.

Все последующие дни остались в памяти как сплошная вереница безликих теней. Максим машинально вставал, машинально проглатывал то, что выставлял на стол бесстрастный автомат, машинально садился в гондолу и ехал в информаторнй. По сторонам и вниз он старался не смотреть.

Вид острова с его красотами вызывал лишь тоску. Только в информатории наедине с кибером-информатором он возвращался к жизни и просиживал там с утра до вечера. Благо, теперь никто не напоминал ему ни о еде, ни об отдыхе, и никто не ждал его, не беспокоился о его настроении. Лишь глубокой ночью возвращался он в свой домик, но и здесь еще работал, заносил в дневник все, что узнал за день, до тех пор, пока мозг окончательно не переставал соображать, а глаза не начинали слипаться от усталости. Тогда он валился в постель и засыпал сном, похожим на обморок.

Так прошел месяц или около того. Максим потерял счет дням, перестал переводить даже стрелки на часах. И, может быть, поэтому вышел однажды из информатория задолго до захода солнца. Но возвращаться уже не хотелось: голова кружилась от утомления, а море так соблазнительно поблескивало вдали, что он решил дать себе отдых, покупаться и поплавать.

Через минуту серпантин дорожки вывел его на открытую поляну, вкруг которой высились огромные деревья, сплошь увитые цветущими лианами. Здесь Максим ещё не бывал.

Деревья, чем-то похожие на ели, имели форму безукоризненных конусов и стояли сплошной стеной, отчего вся поляна напоминала фантастически расцвеченный амфитеатр. Стены этого живого цирка уходили, казалось, к самому небу, а в центре блестело небольшое озерко.

И это озерко, круглое, затененное травой, будто глаз доверчивой птицы, воскресило в памяти тот, другой амфитеатр, где все только начиналось, только угадывалось, как в скрытых глубинах разворачивающегося цветка. Да, это там, на Лысой гриве, он впервые понял, что вступает в большую самостоятельную жизнь. Это там, над лесным озером, он в первый раз почувствовал, что любит Миону, еще не зная, кто она и как он ее найдет. И вот финал…

Максим сел на одну из каменных скамей, что почти скрывались под густыми кронами деревьев, и отдался нахлынувшим воспоминаниям. Два амфитеатра, два мгновенья времени… И между ними — вся сознательная жизнь.

А что сделал, чего добился он за эти годы? Кажется, не в чем упрекнуть себя: учился, работал, не бежал от трудностей. Но для чего? Чтобы найти Миону, стать достойным ее любви и… потерять навсегда? Так неужели вся жизнь оказалась столь бессмысленной и нелепой?

Нет. Нет! Не может быть! Просто смысл жизни больше и сложнее. Конечно, он любил Миону и сделал все возможное, чтобы разыскать ее. Но была еще любовь и цель: он любил Родину и с детских пор хотел принести ей как можно больше пользы. И эти цели переплелись, слились в одно целое. Он бился над разгадкой тайны астийского эдельвейса, чтобы найти Миону. Но ведь это нужно было и чтобы пополнить арсенал знаний Отчизны. Он искал Миону, чтобы отдать ей свою любовь. Но ведь только с ее помощью и можно было решить загадку астийского эдельвейса.

И вот он потерял ее, потерял навсегда. Можно ли представить испытание большее, чем это? Но его ждет Земля, ждет Родина, ей как никогда нужны знания, добытые Максимом. И он вернется к ней. И отдаст людям все, что узнал для них. Отдаст все, кроме счастья тех минут, какие провел с Мионой. Это он оставит себе и сохранит в глубине души своей до конца жизни. А сейчас работать! Работать и работать…

Он отвел в сторону свисавшие над ним лианы, но тут же выпустил их из рук. Перед ним стояла Этана:

— Добрый вечер, Максим. Нег-нет, не вставайте, я сяду с вами.

Он молча подвинулся, давая ей место. Она опустилась на скамью:

— Как вы похудели, мой друг! Как плохо выглядите!

Он только пожал плечами. Она чуть заметно вздохнула:

— Я знаю, вы страдаете, знаю, что вините в этом меня. И оттого, поверьте, мне тяжелее, чем вам.

Он поднял на неё глаза, хотел усмехнуться, ответить какой-нибудь резкостью. Но встретился с ней взглядом и осекся: такой болью было искажено лицо прекрасной инопланетянки:

— Вы уверены, что я ответила вам чёрной неблагодарностью. Вам не хочется, возможно, даже говорить со мной. И всё-таки, я прошу вас, выслушайте меня. Я знаю, что значит любить человека и не быть с ним вместе. Да, теперь я знаю это… Я понимаю также, что некоторые законы Системы кажутся вам бессмысленными, даже жестокими. У вас есть на это основания. Но в данном случае дело не только в законах, хотя все наши законы отражают лишь объективную необходимость. Я не хотела об этом говорить.

Но, наверное, надо было давно сказать вам всё. Поймите, Максим, хотя внешне у нас с вами много общего, мы, тем не менее, сильно отличаемся друг от друга. Наивно было бы ожидать иного. Вы думаете, то был каприз Мионы, что она так долго не могла стать вашей женой? Нет, мой друг, нам пришлось сделать очень многое, чтобы изменить ее физиологию настолько, чтобы в будущем она имела возможность стать матерью вашего ребенка. Нечто подобное происходит и теперь.

Мне трудно объяснить все детали. Но малейший контакт ее с вами в таком положении может привести к гибели и ее и вашего будущего сына. Она сейчас находится в состоянии полного анабиоза. И так будет долго, очень долго. К сожалению, это удел всех наших женщин. Достигнув совершенства во многом другом, мы стали очень ранимы в естественных, само собой разумеющихся у вас на земле актах. Может быть, это следствие какой-то большой ошибки нашей цивилизации. Но что толку копаться теперь в истории. Факт тот, что Миона на несколько месяцев фактически ушла из жизни. Мне жаль и вас и её. Но не хотите же вы гибели Мионы…

— Как можете вы это говорить?!

— Я снова обидела вас? Вы еще не доверяете мне? — в голосе Зтаны послышались слёзы. Лицо ее дрогнуло. В глазах мелькнуло отчаяние.

Но ведь она, действительно, ни в чем не виновата!

Максиму стало стыдно:

— Простите меня, Этана. Я веду себя как последний эгоист. Простите, если можете!

Она подавила вздох:

— Вы не виноваты, мой друг. Мне давно следовало быть с вами более откровенной. Но с тех пор, как вы поселились на корабле, я… Впрочем, это не имеет значения. Важно другое. Что вы делаете с собой, Максим? Неужели не чувствуете, как подтачиваете свое здоровье? Мы можем сделать многое. Но вы истощаете нервную систему. Восстановить ее не в силах никто. Вам нужен отдых. Немедленный! И что-то такое, что заставило бы вас встряхнуться…

— Что вы хотите этим сказать?

— Разве я не достаточно точно выражаюсь на вашем языке? Я могла бы пригласить вас в звездную сферу Дворца астронавтов, показать с помощью иллюзионория поверхность других ваших планет, познакомить кое с чем из внутренней механики корабля. Вы многого еще не видели…

— Спасибо, Этана. Мне, действительно, пора… встряхнуться. Когда вы смогли бы показать мне эту звёздную сферу?

— Да хоть… завтра утром, если не возражаете. И вообще я жду вашего вызова в любое время. Прощайте, мой друг! — она протянула к нему руки и вдруг вспыхнула до корней волос, когда он по обыкновению коснулся губами её пальцев.


Это было не просто страшно. Это было сверх всякого человеческого воображения: черная бездна и сверху и снизу — со всех сторон. Не знаешь даже, летишь вверх или вниз. И где он верх, где низ? Лишь яркие островки созвездий мелькают перед глазами. И всюду, куда ни глянь, эти черные провалы, без дна, без расстояний — бесконечность…

Максим почувствовал, что еще мгновенье, — и дыхание прервётся, остановится сердце, отключится сознание. Последним усилием воли он нащупал на груди приборный щиток и нажал кнопку.

Этана встретила его у самого лифта, понимающе улыбнулась, подала взятые перед этим часы:

— Почти две минуты! Я думала, вы не продержитесь и нескольких секунд. Впрочем… Не в первый раз вы удивляете меня.

— Нет, Этана, — возразил Максим, — не вы, а я должен удивляться бесстрашию ваших космоштурманов. Это предел человеческих возможностей — ориентироваться в таком хаосе тьмы.

— Человеческие возможности в этом смысле не имеют границ, — ответила инопланетянка. — Бы сами не знаете своих возможностей. Когда я вот так же, в первый раз, оказалась в «звёздной сфере», то на шестой секунде потеряла сознание… А в последние месяцы, отрабатывая маршрут к Системе, целые часы проводила здесь. Правда, со мной был Кибер…

— Вы говорите о нем как о живом существе.

— Тоже привычка. Когда всю жизнь живешь в одиночестве, с годами станешь одушевлять и универсальный автомат. Жаль только, что все они ждут моего приказа…

— Жаль?

— Да. Не знаю, поймете ли вы меня, может, это чисто женское. Но иногда мне безумно хочется хоть на день, хоть на час оказаться во власти другой воли. Пусть грубой, даже жестокой, но такой, чтобы она подавила меня, позволила стать просто… женщиной.

Они прошли через огромный, слабо освещенный зал Дворца астронавтов и остановились перед одной из внутренних стен.

— А сейчас я покажу вам нечто совсем противоположное, — сказала Этана, нажимая невидимую кнопку.

Стена тотчас исчезла, и перед ними открылся большой внутренний дворик, сплошь засаженный диковинными растениями.

— Это своего рода музей, — продолжала инопланетянка, осторожно пробираясь через заросли громадных, в рост человека, цветов и крохотных, не более карандаша, деревьев. — Здесь собраны растения всех миров, известных Системе. Здесь же вы увидите и наш ингрезио. Вот он, смотрите!

Клумба астийских эдельвейсов возвышалась в самом центре сада, в окружении целого кольца фонтанов, и, казалось, это от шелеста их струй бежит по цветам живая радуга, создавая неповторимо прекрасный благоухающий калейдоскоп.

Вокруг клумбы, прямо перед фонтанами, под навесом из широких листьев красивых зонтичных растений, напоминающих веерные пальмы, чуть возвышались над землей несколько длинных каменных скамей. Этана опустилась на одну из них, жестом пригласила Максима сесть рядом:

— В последнее время, особенно после несчастья с вами, я часто бываю здесь. И этот запах… Он всегда возвращает меня к мысли, что я прошла в своей жизни мимо чего-то большого и невозвратимого…

— Отчего же невозвратимого? — возразил Максим. — Жизнь у вас еще впереди, Этана. Ведь фактически вы моложе меня.

— Может быть… Но впереди только космос да… Кибер, — сказала инопланетянка с непередаваемой горечью, и Максим впервые ощутил всю глубину одиночества этой изумительной женщины.

— Но ведь космос — это временно, — попытался он утешить ее. — Вы вернётесь в Систему…

— Разве на дне озера, — вздохнула она.

— Ну, зачем вы так, Этана? — он непроизвольно коснулся ее плеча.

Она вздрогнула:

— Максим, ответьте мне на один вопрос. Только откровенно, честно. Мне это очень важно. Очень! Скажите, если бы тогда, под деревом, сидел человек неприятный, несимпатичный вам, или такой, к какому вы относились бы совершенно равнодушно, как, скажем… к камню, вы и тогда не задумываясь бросились бы ему на помощь?

— Нет! — твердо ответил Максим. — Я не машина.

— Значит, вы… Значит, я… несмотря ни на что, все-таки нравлюсь вам?

Он взглянул на неё. Этана всегда была ослепительно красива. Но сейчас, когда в глазах её, вместо привычной ледяной надменности, светились доверчивость и грусть, когда вся она была охвачена неуверенностью, смятением, тоской по любви, — это было чудо женской красоты.

— Почему «всё-таки»? Вы нравитесь мне. Очень!

— Отчего же, в таком случае, вы избегаете меня? Отчего даже сейчас — я чувствую — между нами стена? — прошептала она чуть слышно.

— Потому, что я люблю Миану. Только поэтому…

Она долго молчала, глядя на бегущую по клумбе «радугу» и словно забыв о присутствии Максима. Потом заговорила, тихо, с остановками, будто с трудом подбирая слова:

— Я понимаю… То есть, я должна была бы понять… Но я не женщина Земли. И, может быть, поэтому не в силах объяснить себе, почему сейчас, когда вы не можете быть с Мионой, бы не могли бы… не могли бы хоть почаще видеться со мной? Если бы вы сказали, что я не нравлюсь вам, тогда естественно… А так… Нет, я ничего не понимаю, ничего…

Она опустила голову на грудь, поникла плечами. И столько милой непосредственности, столько искреннего недоумения, растерянности, столько немой мольбы было в ней в эту минуту, что Максим должен был собрать все силы, чтобы не броситься к ее ногам и не начать целовать ей колени.

А запах астийских эдельвейсов пьянил, как крепкое вино, электризовал нервы, расслаблял волю, пронизывал все тело сладостной истомой, отчего хотелось обнять весь мир, всю Вселенную. Максим поспешно встал:

— Этана! Поверьте, я даже в мыслях никогда не смог бы представить женщину, более изумительную, чем вы. Ради вашего счастья, вашего благополучия я, не задумываясь, пошел бы на любые муки. Но… Позвольте мне сейчас уйти?

Она еще ниже опустила голову, закрыла лицо руками:

— Идите, Максим…

День клонился к вечеру, когда лифт вынес их из глубокой шахты после осмотра маршевых гравигенераторов звездолета.

— Сядем отдохнем? — сказала Этана, направляясь к скамье в тени деревьев, что высились на краю знакомой поляны с озерком.

— Пожалуй… — рассеянно ответил Максим, послушно направляясь за инопланетянкой.

Он был не просто поражён. Он был подавлен, потрясён картиной энергетической мощи, которая оказалась упрятанной в недрах корабля. Мозг отказывался верить, что эти циклопические машины сделаны людьми, подобными людям Земли, как отказался бы представить муравья в роли создателя какого-нибудь земного супертанкера, Он не находил слов, не мог подобрать сравнений, чтобы поделиться увиденным. Молчала и Этана, занятая своими мыслями. Наконец она сказала:

— Видите, как это непросто — подчинить себе силы гравитации. Но это еще не все, мой друг. Завтра увидите кое-что поинтереснее. А сейчас, простите, мне пора.

— Всего вам доброго, Этана, — с минуту Максим стоял на месте и смотрел, как она легко и быстро, едва касаясь ногами земли, поднимается вверх по склону, и, только поймав себя на мысли, что любуется ею, поспешил отвести глаза и направиться к информаторию. Однако Этана успела обернуться к нему, обжечь зелеными сполохами. И вдруг лицо ее исказилось от ужаса.

— Максим! — крикнула она нечеловеческим голосом и бросилась назад. А он увидел, что вся поляна вместе с озерком и буйной зеленью вкруг него вдруг как-то странно накренилась и с тихим шуршанием пошла вниз.

Обвал! Максим ухватился за одну из лиан и прыгнул на край образовавшейся воронки. На миг показалось, что вся опасность позади. Но в следующее мгновенье дерево, на котором он висел, начало также клониться вниз, а чуть выше, на тропинке, по какой бежала Этана, образовалась зияющая трещина. Она ширилась на глазах, и вся очерченная ею часть террасы с растущими на ней деревьями-гигантами должна была вот-вот рухнуть в образовавшуюся бездну.

Но Этана, видимо, не замечала этого. Ее взгляд был прикован к Максиму и дереву, на котором он висел. Оно продолжало медленно клониться в сторону провала, и в глазах инопланетянки застыл смертельный ужас.

Но зачем она бежит к нему, что сможет сделать? Дерево пошло вниз быстрее. С треском ломались его корни. Гулко, со свистом рвались упругие стебли лиан. А трещина на тропе становилась все шире и шире. Может, Этана успеет перепрыгнуть через нее. А дальше? Дальше оба они рухнут с этой глыбой вниз. Что она, с ума сошла?

— Стой! Стой, Этана! Ни шагу дальше! — крикнул Максим, стараясь перекричать грохот обвала.

Инопланетянка продолжала бежать, видимо, совсем обезумев от страха.

— Стой! Я приказываю, чёрт возьми! — закричал Максим что было мочи. — Стой, безумная!!!

Это последнее слово точно ударило её по лицу. Она судорожно глотнула воздух и остановилась, заметалась перед трещиной:

— Но ведь это… Это… Вы гибнете… Что мне делать?

— Снаряд! Аварийный снаряд! Что медлит ваш хваленый Кибер?

— Кибер вышел из строя. Оборвалась линия, питающая его. Видите эти обрывки кабелей? О, что же делать? Что делать?!

Максим еле успел рассмотреть торчащие неподалеку от него чёрные жилы проводов, как дерево страшно ухнуло и стремительно пошло вниз. Он едва успел перехватиться на концы кабелей. В тот же миг площадка перед трещиной развалилась на куски и с грохотом устремилась вслед за деревом.

На секунду Максим был ослеплён и оглушён этим новым обвалом. К счастью, он прошел мимо. Видно, кабели, за которые держался Максим, были заключены в какую-то жесткую конструкцию, которая не дала разрушиться этому участку террасы.

Но долго ли он сможет удержаться на этих проводах?

Максим начал ощупывать ногами голую стену обрыва, стараясь найти точку опоры, когда снова услышал голос Этаны:

— Максим! Максим! Как вы там? Вы живы?

Наконец одна нога уперлась в какую-то расселину. Он поднял голову вверх. Этана лежала на самом краю пропасти, с тревогой и надеждой всматриваясь в клубы пыли, поднятые обвалом.

Но вот она увидела его. Глаза зажглись радостью:

— Максим, милый! Держитесь! Только держитесь! Сейчас я что-нибудь придумаю.

— Чего думать. Пошлите автоматы с тросом.

— Без Кибера это почти невозможно — использовать автоматы.

— Опять Кибер! Тогда гравилёт! Неужели у вас здесь нет гравилёта или чего-нибудь в этом роде?

— Гравилёт? Вы молодец, Максим! Как я могла забыть о нём?! Сейчас он будет здесь. Только держитесь. Умоляю вас, держитесь!

Голова Этаны исчезла. Он крепче уперся в расселину ногой, плотнее прижался к обрыву.

Руки совсем онемели. Липкий пот заливал глаза. От едкой пыли першило в горле.

Сколько же так висеть? Сколько он сможет еще продержаться?

И вдруг — свист. Тугой удар воздуха снизу. Максим посмотрел под ноги. Блестящий тороид гравилёта подошел к самому обрыву, гондола его с открытым люком зависла совсем рядом. Но как перебраться в неё?

А от гондолы уже протянулось некое подобие трапа.

Максим опустил на него ноги, ухватился за тонкие перила и через секунду повалился в мягкое кресло машины.

— Максим!.. Как вы? Ушиблись, ранены? Вам очень больно? — лицо Этаны, полное тревоги и страха, склонилось к самым его глазам, руки скользнули по груди, бережно прижались к голове. Он нахмурился:

— Простите, Этана, я… В общем, нагрубил вам. Так получилось…

— Максим, милый! Что вы говорите?.. — она склонилась еще ближе и вдруг прижалась лицом к его лицу.

Этого ещё не хватало! Он попытался отвести лицо в сторону. Но вдруг почувствовал, что все тело инопланетянки сотрясается от беззвучных рыданий…


19.

— Та-ак… Потяни ещё! Ещё немного… Стоп! Сваривай!

Робот мигнул фонариком и тотчас окутал себя облаком синих искр. А Максим выскочил из траншеи, взял в руки переносной телефон:

— Этана?.. Все в порядке, Этана! Включайте генераторы. Сейчас ваш Кибер оживет.

В аппарате раздался не то вздох, не то всхлипывание:

— Если бы так, Максим. Боюсь поверить… Но включаю. Отойдите на всякий случай подальше от траншеи.

— А роботы?

— Автоматам это не страшно.

Максим отошел в сторону и повалился на траву. Во рту у него было сухо, руки горели, все тело ломило от усталости.

Вторые сутки, не разгибая спины, с помощью лишь двух автоматов, срочно перепрограммированных Этаной на голосовое управление, восстанавливал он поврежденную линию питания Кибера.

Работа была адская. Под руками не оказывалось то того, то другого, незнакомый инструмент требовал особой сноровки. А время не ждало. Жизнь на корабле словно замерла.

Величайшее благо, каким казалось сосредоточение всех без исключения функций управления кораблем в руках Кибера, обернулось величайшим бедствием. Враз нарушилась система воздухоснабжения, вышла из строя связь, остановились гондолы фуникулера, перестали действовать даже автоматы, приготовляющие пищу. Этана с трудом отыскивала на деревьях полусозревшие плоды и приносила Максиму, чтобы он мог хоть немного подкрепить силы, не прерывая тяжёлой работы. О более калорийной пище оставалось лишь мечтать.

Сама инопланетянка осунулась, подурнела, забыла и думать о своих туалетах и причёске, в глазах ее поселился плохо скрываемый страх. Максим же с головой ушел в работу. Не обращая внимания на голод и усталость, на кровоточащие мозоли и ссадины, на нестерпимую жару, вдруг установившуюся на корабле, он часами разбирался в сложных схемах коммуникаций, вместе с роботами копал землю, тянул тяжелый кабель, свинчивал изолировочные шины, не переставая при этом подбадривать Этану и даже подшучивать над их незавидным положением.

В конце концов авария оказалась не такая уж страшная: обвалившийся блок не повредил ни одного важного механизма, и не будь оборвана линия питания Кибера, автоматы восстановили бы всё за несколько часов. Но выход из строя Кибера парализовал все. Сотни автоматов застыли в неподвижности, не смея ничего предпринять без указания «шефа». Напрочь заблокированными оказались склады с инструментом, приспособлениями, материалами. Этана же настолько растерялась, что не могла припомнить даже, где что лежит, вернее, до сих пор ей просто незачем было хранить это в памяти, достаточно было обратиться к тому же Киберу.

А тот спал теперь мертвым сном…

Вот почему Максим вынужден был взять всю инициативу на себя и принялся, не теряя ни минуты, восстанавливать разорванную кабельную линию, решив пустить её в обход провала, прямо по поверхности земли.

Больше двух суток продолжалась тяжелая непривычная работа. И вот сварен последний стык. Сейчас Этана включит генераторы, и Кибер оживет. Максим отер с лица пот и потянулся за оставшимися от обеда плодами, чтобы хоть немного утолить жажду, но не успел разыскать их в траве, как кромешная тьма обрушилась на остров, и мощный звуковой сигнал пронзил напряженную тишину.

Максим инстинктивно вскочил. Но уже через секунду вновь засияло солнце, и он не смог удержаться от смеха. Ну, ясно, Кибер поднял тревогу. С чего еще мог он начать, «придя в сознание». А у Этаны — гора с плеч! Сидит, наверное, уже за пультом вводной системы. Сколько всякого рода сверхсрочной информации свалится сейчас ей на голову, сколько проблем потребуют немедленного решения! Достается всё-таки бедняжке. Хорошо еще он, Максим, не успел покинуть корабль до катастрофы. Что бы она стала делать одна?..

Он пошел к траншее, чтобы поблагодарить своих «товарищей». Но тех уж и след простыл. Теперь они подчинялись только Киберу. Максим нагнулся над выемкой, желая ещё раз удостовериться в прочности стыков и… непроизвольно попятился назад. Какая-то властная сила будто приподняла его над землей и мягко отодвинула от траншеи. Между ним и провалом встала сплошная невидимая стена: Кибер обвел опасную зону заградительным полем. А по дорожке к провалу уже двигалась вереница оранжевых «коровок»…

Максим снова усмехнулся. Больше здесь делать нечего.

Он подхватил брошенный еще вчера пиджак и устало побрел в сторону своего домика. Впервые за много дней на душе у него было спокойно и легко.

Между тем, Кибер разошелся вовсю. С моря подул свежий прохладный ветер. Высоко над озером показались черные клубящиеся тучи, там, очевидно, шел дождь. А навстречу Максиму двигались все новые и новые вереницы роботов, с трубами, металлическими конструкциями, ящиками материалов, и их фиолетовые фонарики словно приветствовали землянина, возвратившего жизнь этому сложному механизму звездолета.

Вскоре тучи затянули почти все небо. Только здесь, над провалом, где дождь был, естественно, нежелателен, оно по-прежнему сияло чистейшей бирюзой, и низкое заходящее солнце мягко золотило верхушки деревьев.

Максим вышел к станции фуникулёра. Мокрая, еще не обсохшая от дождя гондола, видимо, только что примчалась сверху и, казалось, принесла с собой свежесть грозовых облаков. Он открыл кабину, сел в мягкое удобное кресло, надвинул обтекатель. На нем также блестели капли дождя, и в каждой из них отражалось маленькое зеленоватое солнце.

Такие же капли падали сейчас, наверное, и в воду озера. Оно кипело от них тонкими фонтанчиками брызг. А по берегам его так же, как много дней назад, влажно блестел розовый пружинящий песок. Но никто уже не подбежит к нему гам, не крикнет: «Догони, Максим!» И пальцы, нацелившиеся было на сектор «Озеро», скользнули по щитку вниз…

Через несколько минут он опустился к вилле с чайкой и высадился у куста сирени. Куст был в цвету, и щемящий аромат Земли плыл в тихом предвечернем воздухе чужого мира. Он подошел к нему вплотную, зарылся лицом в тяжелые махровые кисти. Потом открыл дверь и прошел прямо в столовую.

Здесь все было прежним. Сохранились даже сделанные Мионой надписи на русском языке. Он сел за стол, попросил стакан соку.

— Будь здорова, Ми!

В ответ лишь глухой шум прибоя.

Он медленно ел, уминая все подряд, что выставит перед ним автомат. Потом долго сидел, уронив голову на руки, отдавшись воспоминаниям, какие набегали и гасли, как шумящий за стенами прибой, и в каких не было уже прежней боли, а была лишь большая, глубокая печаль.

Потом, уже засыпая на ходу, он прошел в шестигранную гостиную, кое-как разделся и, бросив одежду прямо на пол, повалился на голую кушетку. Но уснуть не успел. Входная стена виллы вдруг раскрылась, и в комнату вкатил оранжевый автомат. Волна густого, до боли знакомого аромата будто накрыла Максима с головой. Он невольно приподнялся. Робот подплыл к самой кушетке и вывалил перед ним целую охапку астийских эдельвейсов.

Внутри автомата что-то щелкнуло:

— Командир корабля желает землянину доброй ночи и просит принять эти цветы.

— Спасибо, старина. Передай командиру — спасибо! Или постой! — Максим соскочил с кушетки и, выбравшись наружу, выломал несколько веток сирени:

— Возьми это, передай командиру и скажи, что землянин искренне желает ему большого настоящего счастья.

Робот послушно подхватил цветы, и через секунду фонарик его скрылся за поворотом серпантина. Максим сел на верхнюю ступеньку лестницы и, поёживаясь от ночного ветерка, долго ещё смотрел на белеющий во тьме куст разросшегося аулоро…

А наутро, едва он успел искупаться в море и привести себя в порядок, к нему снова вплыл оранжевый автомат:

— Командир просит землянина пройти к нему. Если землянин не очень занят.

Максим натянул рубаху, поспешно пригладил волосы:

— Я готов.

— Тогда следуйте за мной! — отчеканил робот.

К удивлению Максима, на этот раз автомат повел его совсем в другую часть Дворца и остановился в просторном зале, сплошь задрапированном голубовато-зеленой тканью. Максим знал уже, что так оформлялись личные апартаменты Этаны.

— Командир ждет землянина за этой стеной, — коротко доложил автомат.

Максим чуть помедлил, стараясь сообразить, чем вызвано столь раннее приглашение, но, так ничего и не придумав, осторожно коснулся стены. Та тотчас разомкнулась, открыв небольшую полузатемнённую комнату, где в глубоком алькове, слабо освещенном зеленоватым светом, под воздушно-лёгким, будто вспененным покрывалом лежала Этана.

Но что это? Лицо инопланетянки было бледным, осунувшимся, пышные волосы рассыпались по изголовью, в глазах застыло плохо скрываемое страдание.

— Этана, что с вами?

Она с трудом приподняла голову, постаралась улыбнуться:

— Подойдите ко мне, Максим, и сядьте вот здесь, поближе. Да не пугайтесь, мой друг! Просто переволновалась сверх меры. Всё пройдет. Электронный врач уже осматривал меня. Ничего страшного. Но необходимо время. А надо срочно произвести одну операцию, какую автоматам не доверишь. Вы уж простите, что я скова беспокою вас.

— О чем говорить, Этана! Я сделаю всё, что нужно.

— Нужно вот что, Максим… Нужно пройти к пульту вводной системы Кибера и перевести его в автономный режим, то есть такой, как если бы корабль оказался без командира. Это делается в исключительных случаях. Но сегодня придется сделать: несколько дней я не смогу подняться с постели. Так вот, слушайте, — Этана подробно объяснила, как и что нужно сделать, и тихо добавила — А потом зайдите ко мне. Пожалуйста…

— Зайду, Этана. Обязательно зайду! — Максим осторожно отёр ей со лба капельки пота и вышел из комнаты.

А когда, сделав всё, что следовало, вернулся в спальню инопланетянки, то увидел, что она спит, свернувшись калачиком, положив ладошки под голову, точно так, как тогда, в подводной оранжерее, и беспомощно-детская улыбка точно так же играет на её губах.

Максим хотел выйти из комнаты, но едва коснулся стены, как Этана открыла глаза:

— Вы уже вернулись, Максим? Все сделали?

— Все, как вы сказали.

— Спасибо вам. А теперь позавтракаем вместе. Там через две комнаты — мой «официант». Выберите что-нибудь по своему вкусу. И принесите сюда. Не будем вызывать автоматы.

Максим принес завтрак, помог Этане поесть. Она благодарно улыбнулась:

— Спасибо, мой друг. Мне уже много-много легче. И я хотела бы поговорить с вами. Нам давно следовало обсудить один вопрос. Да как-то не представлялось удобного случая… Через несколько ваших месяцев Ао Тэо Ларра вынужден будет покинуть систему Солнца и взять курс к родным мирам…

— Я знаю это.

— И я хотела бы предложить вам… Хотела бы просить вас не покидать корабль, лететь с нами. Я уже не говорю, насколько важным для вас должно быть благополучие вашей юной жены и сына. Но во сто крат важнее, чтобы знания о цивилизации Земли стали достоянием системы Агно и других разумных миров. А без вас… Признаюсь честно, без вас я боюсь выходить в космос.

Загрузка...