Арбалетчики в Вест-Индии

9. Особенности попаданческой навигации

— Египтяне просят увеличить поставки заморских снадобий, — огорошил меня Арунтий при очередном вызове, — Не менее, чем вдвое, и при этом согласны платить прежнюю цену. И настолько охотно согласны, что наверное, и против некоторого увеличения цены особо возражать не будут — если, конечно, я повышу её в разумных пределах. Мимо такого шанса я, как ты сам понимаешь, пройти не могу…

— Куда им столько? Обкуриться и обкайфоваться, что ли? — проворчал я для порядка, — Или у них там эпидемия какая заразная?

— Птолемей Эпифан меняет внутреннюю политику. Он ведь с некоторых пор не просто царь, а настоящий египетский фараон — чувствуешь разницу? Теперь ему по вкусу все исконные египетские традиции, и это значит, что и среди его греческого окружения в моду теперь войдёт всё египетское. В том числе и мумифицирование покойников. Но ведь александрийские греки — элита государства, и простое дешёвое мумифицирование её не устроит. Ей надо всё по высшему разряду, и без наших заморских снадобий при этом не обойтись.

— И при чём тут я, досточтимый? — охватившее меня предчувствие почему-то не показалось мне очень уж заманчивым.

— Ты поразительно догадлив, Максим! — полностью подтвердил моё нехорошее предчувствие тесть, — Если бы это было простой задачей, я бы тебя этим… как правильно на твоём языке? Не навьючивал?

— Не грузил, — машинально поправил я его, — Но я разве моряк? Что я понимаю в мореплавании?

— Ты — человек из мира, в котором те заморские страны хорошо известны, а значит — известны особенности их хозяйства и освоены плавания туда. Люди, понимающие толк в мореплавании и не раз пересекавшие Море Мрака, у меня есть и свои. Есть и люди, умеющие думать над поставленными им задачами. Но пока-что они только подробно и обстоятельно рассказывают мне, почему этого сделать нельзя. А меня разве это интересует? Меня интересует совсем другое — что нужно для того, чтобы это было сделано! У тебя другие знания и другой взгляд на окружающий мир. Ты можешь увидеть и понять что-то такое, чего не видят и не понимают мои горе-мыслители.

— И для этого…

— Да, я хочу, чтобы ты сам побывал там и присмотрелся к местной обстановке. Возможно, ты придумаешь что-то такое, чего не приходит в голову моим людям…

— Да что там такого уж сложного, досточтимый? У тебя ведь Акобал… тьфу… ну, в общем — тот, кому положено — пробовал уже плавать не один раз в сезон, а дважды?

— Я предвидел поворот египетской политики, и мои умные головы просчитали рост потребности египтян в товарах из-за Моря Мрака. Поэтому я заранее озаботился созданием запаса товаров, и то, о чём ты говоришь сейчас — первое, что мы попытались для этого сделать. В прошлый сезон получилось удачно, хоть и нелегко, а в этот мы едва не сгубили Акобала вместе с его опытной командой. Проклятый шторм чуть не утопил судно и попортил добрую половину драгоценного груза! Тебе с твоими друзьями хорошо — есть теперь чем дымить на ваших посиделках, а каково мне! Я мог лишиться единственного человека, на котором держится это важнейшее и прибыльнейшее дело! Я не могу позволить себе такого риска!

— В чём там трудности?

— Если делать один рейс в сезон, как и делали всегда, то трудности невелики. Ну, точнее, они хорошо изучены и преодолимы. Попутные течения, попутные ветры, опыт многих поколений предшественников — всё работает на нас. Но если мы спешим сделать два рейса — выходить в первый рейс приходится слишком рано, когда ещё не окончился период штормов, а на обратном пути оттуда у нас нет попутного ветра. Приходится исхитряться и ходить под боковым — представляешь, как змея ползает? Вот так примерно и приходится, и это ещё в лучшем случае. Бывает так, что ветер вообще непригоден, и тогда приходится идти на вёслах. Представляешь? На «круглой» гауле! А на втором рейсе есть уже попутный ветер, но корабль возвращается из него гораздо позже обычного и опять попадает в проклятый сезон штормов! Вот так мы и едва не потеряли Акобала с его экипажем и судном!

— А один рейс, как и встарь, но не одним, а несколькими кораблями?

— Именно это я и намерен сделать, но люди! На долгом пути корабли неизбежно потеряют друг друга из виду, и я не могу посылать через Море Мрака суда с неподготовленными экипажами, а команда Акобала тоже не бесконечна. Начальником второго судна я поставлю помощника Акобала, старшим кормчим — его второго кормчего, половину его матросов туда переведу — и получу два несплаванных экипажа с половиной новичков. Ну, не совсем новичков — я приказал Фабрицию подыскать умелых, дисциплинированных и надёжных людей из гадесцев и тингисцев, уже плававших по Морю Мрака. Но никто из них ещё ни разу не пересекал его, и я не могу разбавлять экипаж Акобала до бесконечности. Поэтому пока — только два корабля.

— А сами суда усовершенствовать? Всё-таки на одномачтовых гаулах…

— И это уже делается. Акобаловский «Конь Мелькарта» так потрёпан бурей, что едва дотянул до испанского берега и больше не годится для прежних плаваний. Мы строим два новых корабля — побольше, покрепче, двухмачтовых и обитых медным листом вместо свинцового. Дорого, зато надёжно.

— Там ведь не только в обивке днища дело…

— Я понял, о чём ты. Не беспокойся, корабли строятся в Гадесе по образцу тартесских. На здешние финикийские только внешне похожи, а внутри корпус — совсем другой. Глубже и крепче киль, больше шпангоутов, никаких деревянных шпонок, всё на бронзовых гвоздях и заклёпках. Старый «Конь Мелькарта» тоже был не совсем уж обыкновенной гаулой — в Гадесе знают, какие суда нужны для Моря Мрака…

— Так ты, получается, все проблемы решил и сам, досточтимый. Чем тут ещё могу помочь я? — на самом-то деле я уже начал въезжать, но уж очень хотелось отмазаться от полугодовой командировки куда-то к чёрту на рога…

— Я же сказал тебе уже, что корабли неизбежно потеряют друг друга из виду, и им нужно будет как-то находить друг друга в море. А нужно ещё и как-то правильно выходить на пункт назначения. Наши моряки умеют неплохо определять своё положение с севера на юг по солнцу и звёздам, а вот с востока на запад — только очень приблизительно, по опыту прежних плаваний. Так друг друга в открытом море не найти.

— Хорошо, досточтимый, я понял. Раньше весны ты всё равно никого за Море Мрака не пошлёшь, а сейчас ещё зима, и за четверть года мы постараемся что-нибудь придумать, — я и сам уже понимал, что хрен отмажусь, но надежда-то ведь умирает последней…

— Хорошая попытка, — ухмыльнулся Арунтий, демонстрируя прекрасное понимание всех моих самых затаённых мыслей, — Но кто-то должен будет ещё и научить нащих моряков пользоваться тем, что вы придумаете, и это можно сделать только в настоящем плавании. А я позабочусь, чтобы вам не пришлось беспокоиться о ваших семьях. Обещаю тебе, что в присутствии твоего сына на твоём языке будут говорить не меньше, чем на турдетанском. Охранять твой дом и семью будут только те, кто уже говорит по-вашему, и я прикажу им, чтобы только так в вашем доме и говорили.

— Да уж, они наговорят! — буркнул я, представив себе эту солдатскую матерщину с неподражаемым турдетанским акцентом. Ладно я сам, похабник по жизни, но мелкого хотелось всё-же воспитать поприличнее. И ведь получалось по моим прикидкам — ага, пока дражайшему тестю не вздумалось в Америку меня прогулять!

— Ваши семьи будут постоянно общаться между собой, — заверил он меня, — Твоя торговля косской тканью будет расширяться так, как расширялась бы и при тебе. Велия ведь уже разбирается в этом? Я дам ей столько помощников, сколько понадобится, чтобы избавить её от обычной бытовой рутины. Я понимаю, что полгода — долгий срок. Подумай, что ещё может понадобиться и скажи мне — я сделаю всё, что окажется в разумных пределах и в моих силах. Моя дочь и мой внук — не чужие для меня. А ещё — я же прекрасно понимаю, что никто из нас не вечен. На работу с Фабрицием, когда придёт его черёд править кланом, тебя ещё хватит, и я рад, что вы с ним хорошо сработались в Испании. Но с его сыном будет работать уже твой сын, и мне не меньше, чем тебе самому, нужно, чтобы он знал и умел как можно больше из того, что знаешь и умеешь ты. Всё, что нужно для этого от меня — только скажи мне, и я помогу всем, чем смогу…

В общем — отрезал он мне все лазейки, через которые я ещё мог бы хоть как-то извернуться. Если бы он тупо приказывал — я нашёл бы факторы для обоснования нерациональности такого приказа и, скорее всего, убедил бы — не сходу, так где-нибудь за недельку или за две. На крайняк бабы помогли бы — жена с тёщей. Но в том-то и дело, что он не приказывал, даже не просил — он просто объяснил мне расклад, из которого неизбежно вытекало ПРЕДЛАГАЕМОЕ им единственно возможное решение. Какие уж тут факторы и какие тут бабы, когда на его стороне — и здравый смысл, и моя собственная совесть! Ведь чего он для меня не сделал и чего он мне не дал из того, что мне требовалось по делу, а иногда и даже просто хотелось? И в том, что обещает — хрен в чём нагребёт, и не потому даже, что я ему зять — это же Тарквинии, которые помешаны на данном кому бы то ни было слове! О награде даже не спрашиваю — знаю и так, что даст больше, чем хватило бы наглости попросить мне самому. И его это не удивляет — он знает, что я знаю. Ну и как тут отмажешься? Млять, вот это влип!

— В Испании Миликон за полгода не наломает дров?

— Фабриций следит за этим, а в помощь ему я хочу послать туда вашего Валода — там хватит и его знаний, чтобы действовать по вашим планам. Вашего Серга вы и сами последнее время стараетесь не брать на опасные дела…

— Здесь от него гораздо больше пользы, досточтимый.

— Это я уже понял! — тесть ухмыльнулся, — Но и одного тебя тоже посылать за Море Мрака нельзя. Получается, кроме Хула с тобой туда отправлять больше некого. В Египте вы справились и одни, а там с вами будет ещё два полных судовых экипажа. Ты поплывёшь туда как мой представитель, и все они получат мой приказ повиноваться тебе так, как повиновались бы мне самому. Ну, в разумных пределах, конечно — в открытом море всем приказывает только начальник судна, и я сам там повиновался бы ему. А вот на месте — ну, тебе ведь не нужно объяснять, что к советам не раз бывавшего там Акобала следует прислушиваться? Но он будет объяснять тебе обстановку и советовать, а решать и приказывать будешь ты. Ну и своих людей ещё по десятку с Хулом прихватите, — ага, типа подсластил пилюлю!

Я уже собрался было откланяться, когда он нагрузил меня ещё:

— Не спеши, Максим, отдохни во дворе. А то придёшь сейчас домой, начнёшь там… как это правильно? Накрывать меня тремя ярусами?

— Ага, крыть в три этажа…

— Вот именно. Ребёнка напугаешь, Велию расстроишь — зачем это? Отдохни во дворе, успокойся. У меня как раз Мириам гостит — спрашивала о тебе. Поболтайте там с ней, отвлекитесь от проблем…

Млять! Этой-то чего от меня надо? После того, как Арунтий выдал её наконец замуж за одного дружественного олигарха из Утики — по моему же, кстати, совету, учитывая ожидающийся в будущем звиздец Карфагену — я уже было и расслабился насчёт неё. Типа, спровадил наконец-то на хрен, то бишь в хорошие и надёжные руки, дабы не путалась тут под ногами. А то было тут дело в своё время — такое, что в египетскую командировку с удовольствием отсюда слинял! Мириам — старшая дочь моего тестя и босса от его первого брака, у них общая мать с Фабрицием. Но если её брат — нормальный мужик, воспитанный по-этрусски, то эта — финикиянка финикиянкой. Ага, со всеми вытекающими! Тогда была вдовой с мелким довеском — предполагается. что от покойного супружника, но я там со свечой не стоял и ручаться не могу, а натура ейная — ну, своеобразная, скажем так. Сперва пыталась меня с женой Фабриция в койку уложить, и это была та тайная причина, по которой Криула, усмотревшая в этом коварный и весьма недобрый умысел, убедила таки Арунтия спровадить вместе с наследником в Гадес и его супружницу. Это дело тогда параллельно с нашей с Васькиным подготовкой к египетской командировке происходило. Только разрулила тёща — на тот момент ещё будущая, но уже на то согласная — вот эту первую хрень, а эта — с новой аферой, ещё хлеще первой. Вне клана Тарквиниев, спасибо и на том, но уже натуральной уголовщиной попахивающей. Всё пацанёнка своего малолетнего крутым наследничком заделать норовила, для чего стремилась поубирать с его пути препятствия в виде настоящих наследников. Смазлива, неглупа, но стерва ещё та. Короче, слиняли мы с Хренио в Египет, порешали там проблемы босса, возвращаемся с победой и предвкушением достойной награды, особенно я, а тут — млять, опять двадцать пять! Не сумев настропалить меня на свои тёмные делишки и резко зауважав за устойчивость к бабьим манипуляциям — для обезьян такие перепады оценок характерны, вознамерилась вдруг женить меня на себе. Отбрыкался, конечно, но нервов это стоило немалых. В общем — ну её на хрен, эту Мириам, если совсем уж честно.

— Ты совсем забыл меня, Максим! Третий раз уже к отцу заезжаю, пару раз тебя видела, а ты — будто бы весь в каких-то важных и неотложных делах — прямо совсем меня не замечаешь! Обидно, между прочим!

— Я был в самом деле занят, досточтимая, — да, разок попадалась в поле зрения, но ведь и дела же, да и просто — ну её на хрен, а вот что за другой раз — хоть пытайте, хрен вспомню! На службе же, в натуре, не до стерв финикийских!

— Ну, вот, опять досточтимая! Мы ведь с тобой, Максим, совсем иначе уже, помнится, общались! Да и ты ведь давно уже непростой человек и нам не чужой — к чему церемонии между своими? Тебя нельзя надолго в Испанию отправлять — ты там опять дичаешь, хи-хи!

— Мириам, я ведь загружен по службе и по делам вот так! — я чиркнул ладонью по горлу для наглядности.

— Какая служба? Какие дела? Ты же не рядовой солдат, а начальник, большой и уважаемый человек! У тебя теперь свои солдаты есть, а дома и на вилле — рабы!

— Ты считаешь, что начальник свободнее подчинённых ему людей? Если бы! Солдатом я был свободнее! Получил приказ, выполнил его, доложил — и ни о чём больше голова не болит, начальство на то есть! А тут — думай, планируй, принимай решение, командуй… Ошибся, не учёл чего-то — люди погибнуть могут. Свои, не чужие!

— Ты прямо как отец говоришь…

— От мужа ты разве не то же самое слыхала?

— От мужа? Ну, мне как-то и никчему было! Скучные у него какие-то дела! У тебя — интереснее. Вот, поговорила с тобой совсем немного, и уже кое-что новенькое для себя узнала, хи-хи! Ну-ка, Миркан, погуляй пока по саду — нам с дядей Максимом поговорить надо, — и она махнула рукой своей ливийской рабыне, чтоб присмотрела за ребёнком.

Её четырёхлетний примерно пацан побежал по аллее сада, служанка побежала за ним, а довольная Мириам присосалась к кальяну.

— Славный мальчуган, но иногда от него так устаёшь! Да и не покуришь при нём конопли — дурной пример, хи-хи! Сам не хочешь курнуть? Ах, да, я ж и забыла — ты не по этой части. Теперь, я слыхала, ты куришь уже не те гнусные ивовые листья, а отцовскую заморскую траву, от которой ещё сильнее дерёт горло? Это мне тоже трудно понять, но хотя бы уж редкая и престижная диковинка. Видно хоть, что уже остепенился и вышел в люди.

Как и в один из прошлых разов, мне было предложено присесть на скамью, а сама она так и осталась развалившейся на коврике с подушками, только на сей раз на ней не было даже просвечивающей ткани — она её сверху вообще спустила, оставшись лишь в открытом лифе, ничего не закрывавшем, а только поддерживавшем формы. Ну и расположилась относительно скамьи так, что как раз на ейных формах взгляд невольно и фокусируется. Лежит себе непринуждённо в эдаком виде, да чисто символически дорогущим веером из привозных павлиньих перьев обмахивается:

— Жарко! Я бы и эту штуку скинула, да нельзя на виду — всё-таки замужняя женщина уже, неприлично будет, хи-хи! — и снова затянулась кальяном.

Понятия о приличии у неё, конечно, своеобразные, а где она жару нашла — это тоже у неё надо спрашивать. Зима в самом разгаре — хоть и не наша подмосковная и даже не испанская, но сезон дождей как-никак, и облаков хватает — нет того солнцепёка, под которым в натуре изжариться можно. Особенно — ей, местной североафриканке, как раз к этому климату генетически адаптированной и с детства привычной. Но, каждому — своё…

— Я видела вашего с Велией малыша — отличный он у вас получился. Крепенький, здоровый, но спокойный и почти нехлопотный — не то, что мой. Сделал бы и мне такого же, что ли?

Млять! И эта туда же! Юлька то и дело за тем же самым клеится, и хотя пока-что мне ещё удаётся отмазываться занятостью, для неё это уже идея-фикс. Чем ей Серёга в этом качестве не подходит, хрен её поймёшь. Ладно бы ещё больной какой-нибудь был или дурак дураком — так нормальный же абсолютно. Рохля — это да, есть такое дело, ну так когда родоки крутые, и всё по блату достаётся, а самого ни разу не в ежовых рукавицах воспитывали — дело обычное и закономерное. Хрен меня знает, каким бы я сам был, если бы в такой блатной семейке родиться угораздило. Что невезучий — тоже верно. Вместе с оставшимся в нашем прежнем мире блатом там же осталась и обусловленная им везучесть, а природная — ну, я в принципе не склонен так уж прямо с порога отметать версию о факторе генетической предрасположенности ещё и к ней, а туземцы в этом вообще свято уверены, но и абсолютизировать этот фактор тоже смысла не вижу. Жизнь — она сложнее и навороченнее устроена, и к простеньким схемкам её не сведёшь. Но баба есть баба — вбила себе в башку чушь, уверовала в неё, и хрен её теперь переубедишь. Современная образованная баба — чего уж тут тогда от этой финикийской обезьяны требовать? Тоже мне, быка-осеменителя нашли!

— Чем тебя муж для этого дела не устраивает?

— Ему за пятьдесят. Представляешь? Я, конечно, и не ждала, что меня — не первой уже свежести и с ребёнком — возьмёт молодой красавец, но это — слишком! На ложе — ну, для своих лет он не так уж и плох, но много ли удовольствия принадлежать такому?

— Так тебе от него нужно удовольствие или ребёнок?

— Ты не понял, хи-хи! От такого я не хочу ничего! Ну, кроме его богатства и положения в городе, конечно. Ты только представь себе! Он наедается всяких повышающих мужскую силу травок, влазит на меня и имеет как левой ноге захотелось! Я сперва в ужасе, затем — в изумлении, наконец мне это с ним даже начинает нравиться — в кои-то веки! Представляешь? И вот, когда дело близится к развязке, а я уже предвкушаю то, за что и люблю это дело — ему вдруг прохватывает поясницу! И он — ни туда, ни сюда! И ничего ему больше не хочется! Представляешь?

— Прострел? Ну, есть люди гораздо моложе меня, которые этим страдают, а уж для старика — простительно.

— Он тоже страдал этим с молодости — мне рассказала его старая служанка. А ещё он — малорослый недомерок, лысый и пузатый, и у него гнилые зубы. Я не хочу, чтобы такими были и мои дети!

— Ну а вокруг? Соседи там, знакомые…

— Где? В Утике? Это не Карфаген! Это строгий и старомодный город, в котором не очень-то пошалишь в своё удовольствие! Разве только здесь, гостя у отца? А ты не хочешь помочь несчастной женщине!

— Мне не хочется лишних сложностей, Мириам — жизнь и так непроста.

— Да какие сложности! Забудь о прежнем! У меня теперь всё есть, и от тебя мне ничего не надо. Если наша с тобой интрижка вскроется — я пострадаю от этого посильнее, чем ты, и мне этого не хочется.

— В семейном скандале тоже приятного мало.

— Одним больше, одним меньше… Или мне сказали правду? У вас с Велией — что, НА САМОМ ДЕЛЕ всё хорошо? Разве так бывает?

— Бывает. Редко у кого, но бывает. Если выбор делается правильный, и семья создаётся не с кем попало, а с подходящим человеком.

— Где ж их взять, подходящих?

— Это зависит от удачи. Кому-то везёт, кому-то нет. Мне — повезло.

— Ну, хорошо, допустим. Таким счастьем, конечно, не дорожит только глупец, а ты не похож на глупца. Ну а если бы Велия САМА попросила тебя сделать то, о чём я прошу?

— Ты веришь в такое чудо?

— Я не умею так ходить, как ходишь ты, не умею вгонять в оцепенение недругов и отпугивать назойливых мух, собак и попрошаек. Не умею я и двигать взглядом мелкие камешки. Но это — предоставь мне, а сам — подумай над моей просьбой на досуге…

Млять, ещё одна озабоченная! Мало мне Юльки! Тут над нашей текучкой башку ломать, серьёзные проблемы решать, которые, не успеваешь одну разрулить, как две новых наклёвываются, да все важные и срочные, пренебречь собой не позволяющие и отлагательства не терпящие, тесть вон ещё только что подсуропил такое, что впору за башку хвататься, так ещё и эти норовят на елду тебе усесться! Оно-то конечно, это всяко приятнее, чем когда на шею или на башку пытаются взгромоздиться, но нельзя ли как-нибудь ко времени или хотя бы уж по очереди, что ли? Ведь в натуре же катастрофически не до них!

Отделавшись от Мириам сей секунд и вышвырнув её на хрен из башки, я направился наконец-то к себе. Хвала богам, мой дом — моя крепость. И дома, конечно, тоже всем от меня чего-то надо, но этих всех — всего ничего, и это — свои, и просьбы у них в основном такие, что выполнить — раз плюнуть. Ну, иногда два или даже целых три раза плюнуть, главное — практически на автопилоте, не суша мозги над всякой хренью. И потом — это же отдых!

— Ты прав, Волний, — сообщил я под смех Велии и Софонибы лепечущему мне что-то на одному только ему понятном языке карапузу.

Едва полгода оболтусу, только ползает, а речью уже овладевает. То, что пока только своей собственной — вопрос уже второй. Ползает, кстати, тоже не по одной только горизонтали. Обезьянёнок — он ведь обезьянёнок и есть. Думали, посадили его в клетку, так он там и сидеть будет? Ага, щас! Только не мой! Как там в том анекдоте? «Мы сидели два дня, а на третий Соколиный Глаз увидел, что у сарая нет задней стены и крыши.» Тренировали его в висении и раскачивании на ручонках, тренировали — и дотренировались на свою голову. Пару недель назад Софониба в отпаде была, когда этот мелкий исследователь окружающего пространства позаталкивал все подушки в один угол своего решётчатого деревянного манежа-клетки, ухитрился с третьей попытки взгромоздить одну поверх других, вскарабкался со второй попытки на неё и добрался до верха клетки, у которой имелась задняя стенка, но не имелось крыши. Бастулонка застукала его как раз в тот момент, когда он — молча и без малейшей паники — переваливался через верх наружу. Сделать она уже ничего не успевала, да и попросту впала в ступор от изумления, и любой нормальный ребёнок на месте моего спиногрыза в лучшем случае набил бы себе изрядную шишку, а о худшем — и думать-то не хочется. Но этот — ненормальный. Вцепился ручонками в прутья, да так, что не упал, а плавно съехал на пол. И даже не испугался при этом толком, а так, слегка озадачился. Испугались мои бабы и хотели уже заказать рабам моего «завода» крышу к клетке, да тут я как раз вернулся, выслушал их жалобы, поржал и превращать детский манеж в кутузку запретил. Вместо этого купили ещё подушек, да и обложили ими клетку по периметру снаружи. Теперь если и навернётся при форсировании забора — так отделается, как говорится, лёгким испугом. Ну, ещё колец деревянных и шариков к потолочной балке на верёвках подвесили несколько, когда ему обычные погремушки наскучили…

— И в этом я тоже полностью с тобой согласен, — ответил я ему самым серьёзным тоном на очередную тираду его лепета неопределённой языковой принадлежности. Потом спохватился, когда увидел и осознал, что этот ползунок держится за мою ногу СТОЯ, да ещё и примеривается, как бы ему по ней мне на колени вскарабкаться. Пришлось подать ему пальцы, дать за них ухватиться и поработать немножко пассажирским лифтом.

— Он уже и вчера пытался, — заложила мне нашего карапуза Велия.

— У тебя уже приготовлен длинный пояс?

— Давно уже, — и показывает мне «фальшивый хвост», за который нашему отпрыску предстоит держаться, когда он вплотную займётся освоением ходьбы. Дольник — он ведь дурного не посоветует.

Потом она накормила его до состояния лёгкого осоловения и препроводила обратно в клетку. Я прошёл на кухню, уселся рядом с «вытяжкой», представлявшей из себя трубу с несколькими лёгкими пропеллерами вентиляторного типа, самораскручивающимися от естественной тяги и усиливающими её — раньше прямо за столом подымил бы трубкой, а теперь — подальше от мелкого. А едва успел докурить — стук в дверь — пожаловал Серёга, принёсший наконец-то взад мой коммуникатор.

— Заряжен под завязку, — заверил он меня, выкладывая следом и мою флэшку, а за ней и свою, без аппарата один хрен бесполезную, — Побалдей, как нормальный белый человек, пока у нас с Юлькой небольшой творческий перерыв.

— О, вот это дело! Хотя — побалдеешь тут… Ты, кстати, никуда не торопишься? А то оставайся на ужин, заодно и обкашлять надо кое-что…

После обкашливания подвешенной мне тестем проблемы Серёга выпал в осадок и пару минут молча её переваривал поверх ужина. Потом мы покурили, он ещё помозговал и глубокомысленно изрёк:

— Мыылять. Месяца три, говоришь, у нас времени? Ну, не знаю, но если бросить всю прочую хрень, то попробовать успеть можно. В принципе-то приборы не сильно навороченные…

— Какие приборы?

— Ну, во-первых — компас. Я понимаю, что финикийцы без него многие сотни лет обходятся — по солнцу и по звёздам, но с ним-то ведь удобнее. А устроен несложно. Железяку только намагнитить… Так… Где-то у меня было, — он воткнул в аппарат свою флэшку и принялся рыться в её содержимом, — Ага, вот оно! Потереть железную стрелку магнитом. Ты правильно сделал, что магнитный железняк из Испании привёз — какой-никакой, а магнит. Или в магнитном поле Земли — кладёшь стрелку по оси «север-юг» и оставляешь так на несколько дней, а лучше — на месяц. Но это хорошо работает для длинной иглы, которая будет вращаться в миске с водой на поплавке.

— Понял — говно вопрос. Чего ещё надо будет сделать?

— Ну, надо же ещё как-то свои координаты на местности определять — иначе как ты правильный курс выбирать и корректировать будешь, когда тебя то ветром сносит, то течениями? Тут надо секстан или астролябию…

— А нахрена они нужны?

— Широту свою определять по угловой высоте солнца или Полярной звезды. На глазок ведь — сам понимаешь, плюс-минус лапоть определишься. Я понимаю, что и у финикийцев наверняка какая-то приспособа для этого придумана, но явно ведь какая-то грубятина, которой пользоваться неудобно, а точность — средней паршивости. А нахрена ж нам средняя паршивость, когда можно по уму? Зря я, что ли, на форумах альтернативщиков срался как раз в том числе и по вопросу о нормальной попаданческой навигации в лохматых древних временах? Есть у меня тут и эти ништяки… Так, куда ж они заныкались-то? Ага, вот — гляди. Секстан — прошу любить и жаловать.

— Мыылять! — сформулировал я своё мнение о показанном мне самом совершенном из механических навигационных угломеров, — Зеркала, оптика — охренел ты, что ли? В мою трубу глядеть доводилось? Так там — лучшие линзы, какие только удалось сделать без станков. Без оптики никак не обойтись? Так-то ведь, если вдуматься, в основе — обыкновенный транспортир с небольшими прибамбасами…

— Ну, в принципе-то, наверное, можно и без оптики, но точность тогда будет — сам понимаешь. Тогда уж лучше астролябия… Так, сейчас — ага, вот она!

Ага — лучше, называется! Картинка, что он раскрыл, повергла меня в ужас. Нечто раскладное на шарнирах, представлявшее из себя не один, а несколько транспортиров в одном агрегате. Охотно верю, что это прекрасный, нужный и полезный прибор, верю даже, хоть и с трудом, что можно в приемлемые сроки научиться обращаться с ним, но сделать его на коленке — именно как работоспособный прибор, а не как макет-игрушку — увольте! Млять! Так что он там талдычил насчёт секстана? И своё краткое, но ёмкое резюме, и этот вопрос я озвучил вслух, отчего Серёга, взглянув на раскрытую им картинку, въехал и расхохотался, а затем сдвинул захват раскрытого документа ниже:

— Это я тебе навороченную показал, которая и в астрономии использовалась, а вот тут попроще — чисто навигационная, которая тебе и нужна.

— Дык, другое дело! Нахрена ж тогда было меня так пугать, гы-гы! — предложенная мне на сей раз картинка изображала вполне элементарный двойной транспортир с поворотной указкой, да ещё и наглядно показывала, как им пользоваться. С точной градуировкой, ясный хрен, придётся повозиться и тут, но это уж — дело техники.

— Такую — сделаем, не вопрос. Всё или ещё чего-то надо?

— Для определения широты — всё. Угол возвышения Полярной звезды над горизонтом в градусах — как раз и есть твоя широта безо всякого пересчёта. Если по высоте солнца — надо уже пересчитывать, да ещё и от даты зависит — целые таблицы нужны, если быстро определиться надо. В принципе-то и они у меня есть…

— Серёга, не грузи! Ну его на хрен, это солнце! По Полярной звезде буду! Про долготу лучше рассказывай!

— А вот с долготой — одновременно и проще, и сложнее. Определяется через разницу между гринвичским и местным временем и пересчитывается из расчёта оборот в сутки, то бишь 360 градусов за 24 часа. В теории — элементарно, как видишь, но на практике засада в том, что нужен точный хронометр. А он ведь ещё сложнее и навороченнее обычных пружинных часов…

— Так погоди! Маятниковые же с гирькой гораздо проще!

— Макс, ты сам-то понял, чего сказал? Какие в звизду маятниковые? Это же корабль, там же качка!

— Млять, в натуре! Извини, тормознул. Так чего там с тем хренометром?

— А то, что хрен мы его сделаем, этот хронометр Гаррисона. Я даже устройства его в интернете не нашёл, хоть и старательно искал для форумных срачей. Сам Гаррисон его не один десяток лет придумывал, делал и до ума доводил, а мы с тобой — ни разу не часовщики, и времени у нас — полгода.

— До этого Гаррисона как-то обходились?

— Обходились, но хреновенько — с ошибкой до трёх градусов. Матрос-вахтенный переворачивал песочные часы и отбивал «склянки» — как раз с тех пор традиция и пошла. И это всё время надо делать без перерыва, иначе весь труд насмарку. Но деваться некуда — другого способа нет. Надо срочно ваять песочные часы на какой-то точный период времени, ровно укладывающийся в сутки, да экипажи обучать…

— Охренела твоя голова — экипажи обучать? В Гадесе те экипажи, а нас с Васькиным Арунтий туда только незадолго до плавания направит — неделя в лучшем случае на предварительное общение с мореманами у нас будет.

— Тогда без хронометра — жопа.

— Не каркай! Хронометр, хренометр, звиздометр… Вот тебе — чем не хренометр? — я снял с руки и выложил перед ним на стол свой «Ориент».

— Млять, я и забыл, что ты с часами! И батарейка до сих пор не села?

— Серёга, какая в звизду батарейка? Они же механические, пружинные!

— Думаешь, я в них разбираюсь? Да я сам-то часов не носил, на телефоне время смотрел, и почти все мои знакомые тоже! Трое только часы носили — электронные, да ещё у одного только стрелочные были — кварцевые, но тоже на батарейке. А чтоб такую архаику носить — их же, небось, заводить каждый день надо?

— Обижаешь, начальник — сами заводятся! Если носишь весь день — руками ведь хоть как-то, но шевелишь — им хватает.

— Ну, если так… Только погоди, ты же говоришь, что они у тебя пружинные? И что, не звиздят, секунда в секунду ходят?

— Ага, щас! Я тебе что, зять олигарха?

— А кто ты?

— Млять, точно! Но это тут, а там — ни разу. Поэтому на настоящий швейцарский «Роллекс» я там заработать как-то не сподобился. А эти — звиздят, конечно, как и любые нормальные механические часы. За неделю на две минуты вперёд убегают. Ну и хрен ли с того? Буду через семь суток на две минуты взад возвращать — как раз то на то и выйдет. Ну и до какой степени я при этом нагребаться по долготе рискую?

— Ну, если по логике вещей… Триста шестьдесят делим на двадцать четыре… Млять, где у тебя тут куркулятор?

— Ну, ты даёшь, гы-гы! Пятнадцать с утра было! — тут и в столбик считать не надо, в уме — элементарно, и я просто хренею с тех, кто к этому не приучен. И не лень же всякий раз за куркулятором лазить!

— Значит, пятнадцать градусов долготы приходится на час, а один градус…

— На четыре минуты, — подсказал я ему, не дожидаясь, пока он повторит мой подвиг, — И тогда — в худшем случае, если определяться придётся как раз перед самой корректировкой часов — я нагрёбываюсь на полградуса. Градус — берём по максимуму — сто одиннадцать километров, если мне склероз не изменяет. Полградуса — пятьдесят пять с половиной километров.

— Ну да, получается так. Но это же в теории — если ты в самом начале выставил часы ровно в полдень секунда в секунду, а их убегание у тебя за неделю тоже ровно две минуты секунда в секунду.

— Да брось, Серёга, хрень всё это! Наблюдатель засёк полдень по солнечным часам, звякнул в колокол, я снимаю часы с руки, подвожу до 12–00 с поправкой на отсчитанные с момента звонка секунды — максимум на несколько секунд нагребусь. Ну так я ж не на экваторе буду, и реальный градус будет меньше — примерно то на то и выйдет.

— Допустим. Но ведь и полсотни километров — дистанция немалая. Сколько там высота мачты у финикийской гаулы? Ладно, пускай будет десять метров. Горизонт для них по таблице не помню, а искать её или по формуле считать лень, но думаю, что где-то около десятка километров — в пять раз меньше. Горный пик какой-нибудь ты увидишь, а вот низменность вроде кораллового атолла — хрен.

— Это с мачты. Напряги-ка память. Помнишь, когда Акобал нас в самом начале подобрал на берегу и в Гадес вёз, что мы у него на палубе видели?

— Да мало ли чего? У него там до хренища всякой всячины было…

— Среди которой ты не обратил внимания на малый БПЛА.

— Чего, чего?!

— Беспилотный летательный аппарат.

— Млять, Макс, ты табак курил или коноплю? Сам-то понял, чего сказал?

— Понял, не беспокойся. Чёрненький такой, в плетёной из прутьев клетке. Может, даже и говорящий, но я не проверял и спросить как-то не удосужился…

— А, вот ты о чём, гы-гы! Ворон!

— Ага, он самый. Ну и чем он тебе не малый БПЛА? Викинги им тоже охотно пользовались. Если земля по расчётам близко, но её ни хрена не видать, выпускали ворона, он взлетал повыше, засекал землю и летел к ней, а они плыли тупо следом за ним.

— Ну, можно и так — если он точно к земле полетит. А оно ему сильно надо, если он совсем ручной?

— Серёга, если тебя несколько дней продержать в клетке, кормя одной рыбой — как ты поступишь на его месте? Да он после этой настозвиздевшей рыбы любому червяку или кузнечику на суше рад будет!

— Ну, тоже логично…

— Ещё бы! Теперь давай вот что прикинем. Чтобы определять долготу было легче и не нагребаться в навороченных пересчётах, мои часы должны быть выставлены по Гринвичу?

— Ну, не обязательно. Можно по любому месту с точно известной долготой, но тогда — ты прав, придётся пересчитывать. Поэтому — да, лучше всего сразу выставить их по Гринвичу и потом больше с этим не париться.

— Так, а где тут у нас этот грёбаный Гринвич проходит?

— Сейчас глянем, — он принялся рыться в дебрях содержимого своей флэшки, — Ага, вот! — на экране появилась карта побережья Алжира, — Вот, смотри, Мостаганем у самого Гринвича, только чуток восточнее. На глаз — и четверти градуса разницы не будет. Доставай свою карту с финикийскими городами, найдём его — и никаких проблем…

— Мыылять! — вырвалось у нас обоих, когда мы раскрыли местную кожаную карту этого же региона с нанесёнными на неё финикийскими городами-колониями. Хрен нам там, а не Мостаганем! Есть Икосиум на месте современного Алжира-города, есть Иол на месте Шершеля чуть западнее его, Гунугус — ещё немного западнее, есть наконец даже Картена на месте современного Тенеса, но и она заметно восточнее Гринвича, и всё это — «недолёты», а дальше — практически один только Руссадир на месте уже марокканской Мелильи, и это уж очень далёкий «перелёт». Может, и есть что-то финикийское на месте нужного нам Мостаганема, но настолько незначительное, что нанесения на карту не удостоилось. А самим искать — так мелким подробностям береговой линии на современной карте верить нельзя. Изменились они за добрых два тысячелетия — вплоть до полной неузнаваемости. Мыылять!

— На хрен этот грёбаный Алжир! — приговорил я целую страну, — Глянь, в Испании вон тот мыс практически на Гринвиче! Что у нас там за хрень?

— Мыс Нао? Ага — как раз то, что нужно! Сейчас найдём… Так, Дения и Альтеа, обе ещё ближе к Гринвичу, чем тот алжирский Мостаганем. И Юлька как-то говорила, что там какие-то греческие колонии были небольшие — я только названий не запомнил. Их, правда, могли и карфагеняне разрушить, как и Майнаку, когда греков из Испании вытесняли, но и в этом случае развалины там точно отыщутся. Но могли и просто подчинить и налогами обложить — на месте Майнаки они собственный город построили, а возде мыса Нао ничего финикийского не завелось. Скорее всего, стоят себе спокойно на месте, как и стояли…

— Так, значит, туда прошвырнуться? Насколько я там с Гринвичем нагребусь, если буду где-то между ними мерять?

— Да на несколько километров максимум — уж точно в пределах того десятка, что с мачты в море видны. Но только там ведь римская территория…

— Млять! В натуре! Причём, Ближняя Испания, в которой у нас вообще никакого блата нет. В Дальней-то хоть ксива от проквестора преторского немножко помогала, но то — другая провинция с другой администрацией, которая в Ближней Испании никому не указ.

— Угу. А ещё там сейчас «тот самый» Катон, который очень неровно дышит к Карфагену, и совать башку прямо ему в лапы…

— Вот именно — ну его на хрен! А по весне, когда у них уже пересменка будет — могу уже и не успеть…

— Стоп, Макс! Дураки мы с тобой оба! Нахрена нам вообще сдался этот грёбаный Гринвич? Нам нужно просто ЛЮБОЕ место с точно известными координатами! И у нас есть такое буквально под боком! Ну-ка, сейчас… Вот! Читать русским по белому умеешь?

— Так-так… Географические координаты Карфагена: 36 градусов, 51 минута и 40 секунд северной широты и 10 градусов, 19 минут и 54 секунды восточной долготы… Млять! Откуда?! Только не говори, что и этим для форумных срачей обзавёлся!

— Обижаешь, начальник, гы-гы! Я ведь, собираясь в этот отпуск, уже заранее и о следующем отпуске думал! В Турции был, в Египте был, в Испанию как раз вот собирался, а над следующим мозговал — то ли в Грецию куда-нибудь, то ли в Тунис. Ну и обзаводился информацией заранее, в том числе и координаты до кучи — раз указаны, то отчего ж не скачать? У меня и координаты Кадиса есть, если хочешь — тоже сейчас найду. Просто думаю, что в Гадесе тебе будет уже не до того.

— Я тоже так думаю — наверняка, как и в любом серьёзном деле, сюрпризов в последний момент всплывёт столько, что впору будет за башку хвататься. Так, значит — чего мы имеем?

— Ну, на шесть секунд можно смело положить хрен с прибором — это заведомо в пределах 200 метров, а у тебя погрешность замера ну никак не меньшей выйдет. Поэтому спокойно округляем и получаем 10 градусов и 20 минут — одна треть градуса — восточной долготы. Градус долготы у нас — это четыре минуты по часам. Значит — сорок минут плюс одна треть от четырёх…

— Сорок одна минута и двадцать секунд разницы с Гринвичем.

— Точно! И раз долгота восточная — в Гринвиче поддень наступает позже как раз на это время. Соответственно, в полдень здесь ты выставляешь часы не на 12–00, а на 12–41 — 20, и это будет точное гринвичское время.

— Ага… Стоп! А точно? Не наоборот?

— Дык, а чего не так-то?

— В Карфагене полдень РАНЬШЕ, чем в Гринвиче? Мы в Карфагене, и ты мне в КАРФАГЕНСКИЙ полдень предлагаешь выставить ГРИНВИЧСКОЕ время ПОСЛЕ полудня, который там ещё не наступил.

— Млять! Нагребался! Конечно, наоборот — для гринвичского времени в Карфагене разницу вычитаем. Ставишь здесь в полдень…

— 11–18 — 40?

— Ага, как раз их. И вот тогда в гринвичский полдень они у тебя как раз 12–00 и покажут.

— Ну, вроде, теперь всё правильно. Только «здесь» — это где? Ты ведь мне координаты СОВРЕМЕННОГО Карфагена показал?

— Да, пригород Туниса. Но он на месте старого римского Карфагена, а его центр — храмы и общественные здания — строился на месте срытого холма Бирсы, где сейчас цитадель. Кого попало туда не пускают, и меня хрен кто туда пустит, но ты у нас — зять олигарха, а не хрен собачий. И твой тесть — пока-что ещё член Совета Ста Четырёх. Что он тебе, пропуск на Бирсу не выправит?

— Скорее всего — легко. Может быть, даже с храмовыми жрецами тамошними договорится, чтоб на больших и точных храмовых солнечных часах с помощью квалифицированного дежурного жреца местный полдень засечь…