Возле ограды, в свете фонаря
Кружат попарно листья сентября.
Ах, как давно у этих стен
Я сам стоял, стоял и ждал
Тебя, Лили Марлен,
Тебя, Лили Марлен.
Ни сама оригинальная немецкая «Лили Марлен», ни вот эта кривошеевская пародия на неё на русском языке — ни разу не марш, но мы ведь не топаем в такт ногами, а размеренно покачиваемся в «рогатых» сёдлах верхом, так что — сойдёт. Тем более, что мы с Володей опять оторваны от семей, и это навевает соответствующий настрой. А вытянувшаяся по тропе стройной походной колонной наша многочисленная и вооружённая до зубов кавалькада, деловитая и невозмутимая на фоне беспорядочно носящихся взад-вперёд полуголых дикарей-нумидийцев, диктует и окрашивающие его соответствующие ассоциации. Ага, орднунг юбер аллес.
Лупят ураганным, боже помоги!
Я б отдал иванам и шлем, и сапоги!
Только б разрешили мне взамен
Опять стоять, стоять и ждать
Тебя, Лили Марлен,
Тебя, Лили Марлен.
До «рус иванов» нумидийцам далеко, так что хрен мы им с Володей чего отдадим, хоть и способны они в принципе на «ураганный» обстрел дротиками. Да только ведь и наши испанцы в таком деле далеко не профаны, да и дожить надо ещё нападающим до переброски дротиками с нашей охраной, а при нас ведь и лучники ещё есть. Не наши, правда, а кельтские, одолженные Арунтием на эту поездку у дружественного ему олигарха. Наших лучников, а главное — наши луки, нумидийцам показывать не стоит. Пусть лучше видят длинные кельтские, из которых только кельты толком стрелять и умеют. Захотят скопировать и перенять — ну-ну, мы посмотрим и посмеёмся. В умелых же кельтских руках длинный лук страшен, и любой, кто осмелился бы напасть на нас, начал бы нести потери уже издали. Вблизи же испанцы мечут дротики не хуже нумидийцев, а уж в последующей рукопашке — не позавидуешь тому, кто угодит под испанские мечи и фалькаты, и дикари об этом помнят — имели не так давно случай убедиться, гы-гы! Да и не воюем мы сейчас с ними…
Кончатся снаряды, кончится война,
Около ограды в сумерках одна,
Будешь ты стоять у этих стен,
Одна стоять, стоять и ждать
Меня, Лили Марлен,
Меня, Лили Марлен.
Собственно, с ними и Карфаген не воюет. Ну, были небольшие приграничные инциденты, сходу же и улаженные. А так — между Карфагеном и Нумидией мир, дружба, жвачка. По крайней мере — в теории. Масинисса пока ещё не успел «вспомнить» о так и не удовлетворённых территориальных претензиях к Карфагену, а сама Республика связана по рукам и ногам условиями мирного договора с Римом. Но то Республика, а мы-то тут при чём? Мы свой шесток знаем, в большую политику не лезем, а от бандитского налёта отбиться — это ж разве война? О разбойничьих бандах и о том, как с ними следует поступать, в мирном договоре Карфагена с Римом не сказано ни слова. Хвала богам, не докатился ещё античный мир до такого маразма, как защита прав уголовников и ограничение в правах на самооборону для частных лиц. Вот одно «досточтимое» для нас с испанцами и «почтеннейшее» для карфагенских финикийцев частное лицо и посамооборонялось немножко — ага, нашими руками. Ну и у кого какие к нему или к нам претензии?
Есть ли что банальней смерти на войне
И сентиментальней встречи при луне,
Есть ли что круглей твоих колен,
Колен твоих, ich liebe dich,
Моя Лили Марлен,
Моя Лили Марлен.
Наши бабы уж всяко не хуже той «истинной арийки», но увы — даже без всякой войны дела требуют иногда длительных отлучек из дому. Как и сейчас, например. Есть у нашего нанимателя дела и в Нумидии, а теперь в их числе появились и такие, которые лично разруливать надо. А разве может ТАКОЙ человек, даже по дружественной — ага, теоретически — территории, путешествовать без охраны? Даже чисто по статусу — моветон-с. А то, что в этой охране есть и парочка наглых и хитрожопых морд, незадолго до того сплававших в Испанию и немножко там хитрых и тёмных делишек попроворачивавших, так это — ага, чистейшее совпадение. Даже у олигархов не так уж и много людей на службе состоит, и иногда приходится задействовать одних и тех же. Вот и приходится снова отрываться от семьи и тащить нелёгкую и непростую службу олигархического наёмника…
Если я в окопе от страха не умру,
Если снайпер в жопе мне не сделает дыру,
Если я и сам не сдамся в плен,
То буду вновь крутить любовь
С тобой, Лили Марлен,
С тобой, Лили Марлен.
Нам эти военные превратности судьбы в этом вояже едва ли грозят. Умеет наш наниматель делать вчерашних врагов друзьями, и огрёбший от него не так давно изрядных звиздюлей племянник Масиниссы, теперь сопровождающий нас во избежание ненужных никому эксцессов — наглядный тому пример. Впрочем, дружба эта — сугубо частная, на карфагенское государство не распространяющаяся, и прочим подданным Республики толку от неё мало. Но такова уж сложная античная се ля ви. Каждому — своё.
— Ты, Харидем, уже и сам убедился в преимуществах правильно вооружённого и организованного войска, — просвещал Арунтий едущего рядом с ним бывшего именитого пленника, — И твой дядя затеял великое дело. С настоящим правильным войском он справится со всеми своими врагами, воюющими по старинке. А с флотом — будет безраздельно господствовать и на море, — и это наш наниматель произнёс с самым серьёзным и невозмутимым видом — вот что значит олигархическое воспитание!
— Аттставить смех в строю! — прошипел я нашим испанским бойцам, погрозив для верности ещё и кулаком, в который спустя пару мгновений прыснул и сам. Рядом так же давился от с трудом сдерживаемого смеха Володя — что уж тут говорить о большинстве наших вояк? Хоть и по-финикийски изъясняется меж собой начальство, да только и мы ведь с сослуживцами в Карфагене давненько уже обретаемся и язык этот тоже знаем. А этот грозный нумидийский флот — его ведь надо было видеть! Видели-то мы, правда, не весь флот Масиниссы, а только одну из его трирем, но и этого, млять, достаточно!
Ведь что такое трирема? Это нечто длинное, узкое и стремительное на ходу — хрен уйдёшь. Хоть греческая, хоть карфагенская, хоть даже римская. Насмотрелись мы на них в прежних плаваниях, да и в этом видели несколько раз. Ведь на лошадей-то, пригнанных сюда заблаговременно, мы только сегодня пересели, а большую часть пути преодолели морем. Видели по пути, конечно же, и патрулирующие море римские триремы — нормальные, правильные, какими им и полагается быть по идее. Некоторые даже корвусами оборудованы не были, практически не отличаясь от греческих. А может, и были греческими — из подвластных и союзных Риму южноиталийских городов.
Как-то раз — позавчера, не разобравшись, мы с нашими бойцами не на шутку перебздели, да и сам Арунтий озаботился, когда его прогулочную «яхту», на которой мы с ним плыли, нагнала одна из таких не пойми чьих трирем, да ещё и зашла под таким углом, что непонятно — то ли параллельным курсом пройдёт, то ли довернёт таранить нас в бочину. Хоть и не плавают пираты на триремах, а римляне так круто не хулиганят, но мало ли что? В южноиспанских городах мы видели, как ведут себя без строгого начальственного присмотра разнузданные италийские союзнички гордых квиритов, вымещающие собственное неполноправие на тех, кто ещё бесправнее их самих. Что, если и на море такая же хрень творится? Мы с нашими испанцами уже было приготовились к жаркой абордажной схватке, когда в последний момент трирема отвернула и прошла таки параллельным курсом — ага, типа пошутили, млять!
А потом мы увидели приближающуюся с другого боку нормальную римскую трирему — широкую, с многочисленными морпехами на палубе и с абордажным корвусом. Вот и гадай теперь после этого, в самом ли деле шутили римские морские союзнички или только при виде римлян одумались… Наш наниматель им этого, конечно, не спустил, тут же пожаловавшись на их хулиганство начальнику римской триремы и пригрозил жалобой в Совет Ста Четырёх с последующей её переадресовкой в Рим, и римлянину пришлось извиняться и обещать примерно наказать озорников. Вскоре его корабль, вспенив волны всеми тремя ярусами вёсел, рванулся вслед за не в меру шаловливыми союзничками. Вряд ли их ожидало что-то очень уж серьёзное, но ведь и в словесной выволочке приятного мало, да и на послужном списке сказаться может. Так или иначе, есть вещи, которых обезьянам спускать нельзя. Как сказал кто-то из великих, всякая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. А мы с Володей после этого призадумались на предмет вооружения судов, которое позволило бы при необходимости и более радикально пресекать подобные выходки. Что-нибудь вроде пулемёта или огнемёта, что ли? Так, чтоб сперва обескуражить, затем тут же обездвижить, а там уж и спокойно, без спешки, наглядно и доходчиво растолковать, что такое хорошо, а что такое больно. Всем без исключения — от начальника судна и до последнего гребца, дабы Нептун ихний или Посейдон мог заслушать подробные и обстоятельные отчёты от каждого…
А вчера как раз и нумидийскую трирему удостоились чести лицезреть. Млять, умора! На нашей палубе ржали все! Нет, в качестве первенца флота сугубо сухопутной до сих пор державы это изделие нумидийского кораблестроения, возможно, было не столь уж и скверным. Но мы-то ведь сравнивали его не с рыбацкими корытцами и даже не с купеческими гаулами, а с настоящими триремами, которые этот уродец и пыжился изобразить! Короткий — ну не умеют нумидийцы делать сборный киль, а цельного дерева не хватило, широкий, с тупыми плохо обтекаемыми обводами корпуса, высокий, да ещё и с башней, которые даже у римлян только на квинкеремах ставятся. «Скорпиона» мы на ней не заметили ни единого, лучников как-то тоже, и на кой хрен нумидийцам сдалось это громоздкое и тяжёлое сооружение, мы даже не сразу-то и въехали. Потом-то разглядели на ней расфуфыренного начальника, который обозревал с её высоты и подчинённых, и окружающий пейзаж. Обезьяны, млять! Как есть обезьяны! Ну и, само собой, грубое подобие римского абордажного корвуса спереди — видимо, чтоб всё «как у людей» было. Чтобы убедительно нагнать «яхту» Арунтия, идущую себе спокойным ходом, этому нумидийскому угрёбку пришлось задействовать все свои ряды вёсел, а потом наш наниматель, приколовшись, приказал прибавить скорости, и один единственный гребной ярус его прогулочного судна — правда, двойной, то бишь по два гребца на весле — легко сделал это несуразное нумидийское чудо.
Естественно, те из наших бойцов, кто был с нами на палубе, не упустили случая поделиться этим приколом с товарищами, пригнавшими лошадей по суше, так что в кулаки теперь прыскал весь наш отряд. Тесть же мой — продувная бестия — добившись нужного эффекта, тут же подсказал Харидему, что с хорошим греческим кораблестроителем его дядя сможет обзавестись и нормальными триремами, за качество и скорость которых ему не придётся краснеть перед соседями. И сразу предложил спутнику своё посредничество в поиске и найме нужного специалиста, которого на самом деле подыскал и нанял заблаговременно. В результате обрадованный племянник Масиниссы, получивший возможность крупно угодить царственному дяде, мигом стал его преданнейшим другом…
Между тем, соглашаясь на посредничество Харидема в делах с нумидийским царём, Арунтий одним выстрелом убивал сразу нескольких зайцев. Во-первых — получал друга и союзника на сопредельной территории, а значит — спокойствие и безопасность в районе нашей недвижимости. Во-вторых — маскировал своё собственное участие в интриге подставным лицом, сам оставаясь формально в стороне. Ну, усиливается Нумидия, есть такое дело, но при чём же тут один простой карфагенский олигарх? Это всё он, неугомонный нумидиец Харидем, гы-гы! И наконец, в-третьих — это позволяло обойтись без заезда в Цирту к самому Масиниссе, а значит — ознакомиться не с царской показухой для важных иноземных визитёров, а с реальным состоянием нумидийских дел.
Впрочем, реальные дела тоже впечатляли. Это на море нумидийцы ни на что путное толком неспособны, но на привычной твёрдой земле их царь за считанные годы своего правления успел уже немало. Отражая набег сопредельной гопоты, мы наблюдали и били голопузых дикарей. Их и в глубине Нумидии немало, подавляющее большинство, да и не может быть иначе в небогатой стране с низкой общей культурой. Но здесь мы увидели и небольшие пока отряды уже настоящего царского войска — хорошо экипированных профессионалов. Многие в конических шлемах и в кольчугах римского типа — тесть не без труда сдержал ухмылку, опознав в них изделия карфагенских оружейных мастерских.
Мечи в основном с простой рукояткой, но с клинком испанского типа, а кое у кого — и с характерным раздвоенным набалдашником рукояти, тоже выдающим нам с потрохами происхождение оружия — сделано в Карфагене по настоящей римской технологии. Римский меч испанского типа, новейший, ничуть не хуже оригинала — римского, конечно, уж это-то фирма гарантирует. Пожалуй, даже чуток получше и чуток подешевле — для бедной Нумидии фактор решающий. В результате же налоги, содранные Масиниссой со своего несчастного народа, уже начали утекать по большей части в Карфаген. Великодержавная политика — дорогое удовольствие, и не всякому оно по карману. Нумидийцы пока-что ещё полны энтузиазма и стойко терпят «временные» трудности. И ведь в натуре временные — дальше будет ещё хлеще! Это ведь только цветочки, ягодки — впереди…
Основная масса нумидийского войска — не эти оснащённые по высшему разряду профессионалы, а всё то же легковооружённое ополчение — как пешее, так и конное. Но обучением этой массовки Масинисса занялся всерьёз…
— Млять, я хренею! — выпал в осадок Володя, когда мы увидели занятия нумидийских ополченцев, — Ты только погляди, чего творят!
— Мыылять! — ответил я ему.
— Милят! — подтвердили испанцы нашей охраны.
И было отчего. Множество нумидийцев — самых обычных, чуть ли не голопузых — отрабатывало атаку в легионном боевом порядке. Ага, выстроившись манипулами в три линии. Причём, в отличие от римских легионеров, нумидийцы не мелочились — численность триариев, отборных бойцов третьей линии, судя по величине строя их манипулов, не отличалась от манипулов двух первых линий. Вряд ли эти свежеиспечённые нумидийские триарии могли похвастать настоящей римской выучкой, но внешне от прочих они уже отличались, уже имея шлемы, нагрудные бронзовые пекторали и овальные скутумы. Даже мечи на правом боку, на манер римской пехоты. Испанского типа или ксифосы, мы за дальностью расстояния не разглядели — мне не хотелось засвечивать перед дикарями свою подзорную трубу, но судя по остроконечным ножнам — уж всяко не старые римские гладиусы галльского типа. В принципе их экипировка была пока-что на уровне римских гастатов, как и выучка, но соплеменные им гастаты и даже принципы не имели ещё и этого. Обратив внимание на их весьма непрезентабельный вид, Арунтий довольно ухмыльнулся — предстояли немалые военные заказы от нумидийского царя, и изрядная их часть должна была достаться его оружейным мастерским…
Ещё довольнее ухмыльнулся наш наниматель — и тут же свирепо глянул на нас, даже кулаком нам погрозив, дабы мы не вздумали расхохотаться открыто — при виде погоняющих это несчастное человеческое стадо нумидийских центурионов. По римским кольчугам и белым полотняным панцирям греческого типа в них несложно было опознать бывших ливийских ветеранов Бостара, в армии Масиниссы сменивших солдатские копья на центурионские витисы. Уроки, преподанные им их карфагенским командиром напоследок перед дембелем, явно пошли им впрок — прочно зарубив себе на носу аксиому о беспомощности фаланги македонского типа перед римской манипулярной тактикой, эти свежеиспечённые унтера теперь яростно вколачивали означенную аксиому в спины своих нумидийских рекрутов. Вплоть до шагания в ногу, да не просто в ногу, а ещё и слитной поступью, выбивающей пыль из учебно-тренировочного «плаца», от которой добрая половина уже чихала — ага, сено-солома, млять! Прямо как в родной отечественной «непобедимой и легендарной»! Хрен с ней, с боевой выучкой, главное — носок тянуть правильно и топать послаженнее, да погромче. Ага, чтоб красиво выглядело и командованию понравилось. Бесплатный цирк! Не имея ни малейшего понятия о нашем отечественном Петре, царь будущей Великой Нумидии, подобно ему, явно тоже вознамерился «пёрднуть первым».
Увидели мы и занятия нумидийского конного ополчения, тоже выглядевшего непритязательно, но как раз на наших глазах обкатывавшегося слонами. Большинство местных лошадей к запаху и виду слонов привычно и не очень-то их шугается, но Масиниссе требовалось хорошо отлаженное взаимодействие лёгкой кавалерии с «танками». Небольшие отряды конницы проносились буквально рядом с серыми гигантами или двигались между ними в общем боевом порядке, и это не могло не впечатлять. Мой Негр, хоть и сам из бывшего «нумидийского» табуна, пасшегося рядом с местообитанием атласских слонов, не дёргался и не всхрапывал, но всё-же косился в их сторону настороженно. Вот и иди знай, для чего нумидийцы обкатывают свою конницу. То ли с соседней Мавританией воевать собираются, у которой тоже и конница, и слоны, то ли против карфагенской конницы действовать, которая вот уже добрых пять лет слонами не обкатывалась, и ни одна из вновь поступивших туда лошадей к ним не приучена…
А слоны у Масиниссы — уже не те, которых мы наблюдали пару лет назад у стен Кордубы. Нет, вид-то — тот же самый, местный африканский лесной слон из атласских лесов. С виду — обычный африканский, с седловатой спиной, только ухи покруглее, бивни потоньше и попрямее, да сам помельче степного — редко какой до трёх метров в холке дотягивает, а в среднем метра два с половиной. Разница в другом. Там были слоны с одним только погонщиком на шее, явно отловленные недавно и обученные наспех — сей секунд хоть чем-то дыру заткнуть. Здесь же мы наконец увидели — среди таких же точно, пока ещё составлявших большинство — уже и нескольких настоящих боевых, с башенками на спине, в которых находилось по паре стрелков. Может быть — издали не видно — даже и лучников, хотя скорее — метателей дротиков, что для нумидийцев куда привычнее. Глядя на эти уже более-менее полноценные боевые единицы, мой тесть снова довольно ухмыльнулся — снаряжение для этих слонов было изготовлено в карфагенских мастерских по его заказу и с выгодой им перепродано нынешним владельцам. Заодно и карфагенским изготовителям дали и подзаработать, и квалификацию восстановить. Пожалуй, они её скоро ещё и дополнительно повысят, да и заработают нехило — ведь нумидийский царь явно собирается наращивать и модернизировать свою боевую элефантерию. Ну и прекрасно, пусть производители слоновой сбруи тренируются. Как знать, вдруг когда и самим пригодится? По нашей непредсказуемой жизни ни от чего зарекаться не следует…
На следующий день Харидем предложил Арунтию, а значит — и нам, и нашей испанской охране, понаблюдать собственными глазами за процессом повышения нумидийской военной мощи. А если сформулировать попроще и поточнее, то посмотреть охоту на слонов. Ага, сафари — в порядке развлекательной программы. Положены простому карфагенскому олигарху по его статусу экзотические развлечения в деловом вояже — вот ему их принимающая сторона и обеспечивает в лучшем виде. Ведь это только официально нас принимает всего лишь царский племянник, на самом же деле и самому Масиниссе прекрасно известно, с кем общается и сотрудничает Харидем, и все его действия сейчас — с царского ведома и одобрения и фактически — от царского имени и со всеми вытекающими. Просто некоторые вещи для посторонних глаз и ушей не афишируются — никчему. Великие дела сами по себе любят великую славу, но некоторые их мелкие и малозначительные нюансы — наоборот, великую тайну. Ну зачем, спрашивается, великому и могучему Риму знать, что в усилении его главного африканского союзника замешан мирный демилитаризованный Карфаген? Это может огорчить сенат и народ Рима, а разве к лицу огорчать Рим другу и союзнику римского народа Масиниссе? Вот если племянник его непутёвый пошалит сгоряча — это совсем другое дело. Много у царя родственников, где тут уследить за каждым?
Сразу после завтрака к поросшим лесом предгорьям потянулась внушительная охотничья колонна. Даже без нашего отряда — человек пятьдесят примерно — она составляла три сотни пеших загонщиков и обслуги, сотню конных охотников и пару десятков уже прирученных слонопотамов с восседающими на их шеях погонщиками. Как объяснил Харидем, с их помощью будет легче укротить пойманный слоновий молодняк, а затем доставить его в загон, где будущие погонщики займутся его дрессировкой.
Мы, естественно, в охоте не участвовали, а расположились вместе с царским племянником и его охраной на небольшом пригорке возле участка ровной степи, куда загонщики должны были выгнать слонов из леса. На наш холм лесные гиганты вряд ли свернут, будут стремиться или вернуться в заросли, или уйти степью, так что мы, будучи практически в безопасности, имели при этом хороший обзор места самых основных событий и не должны были упустить ни одного интересного момента. Ну, на взгляд Арунтия и Харидема, конечно. Мы с Володей, откровенно говоря, не отказались бы понаблюдать и за тем, как загонщики обнаружат слонов, как обложат, как спугнут и погонят в нужную сторону. Тоже ведь задачка не самая тривиальная. Слону ведь привычные заросли покидать неохота, а что ему те загонщики — жалкие двуногие карлики! Но кто нас спрашивал? Мы — на службе, где поставили — там и стой. И будь доволен, что находишься в числе зрителей, а не в числе разбивающей за холмом бивак обслуги. Часть охраны попала туда и не увидит даже того, что увидим мы, так что по сравнению с этими бедолагами мы в куда лучшем положении. Да и если по простому здравому смыслу рассудить — дело опасное, и дисциплина в нём обязательна. И неважно, что и Харидем, и наш наниматель — ВИП-персоны куда высокопоставленнее распорядителя охот. На охоте командует он, и ему на ней подчиняются все, включая и означенных ВИП-персон. Был бы с нами и сам Масинисса — не удивился бы, если бы подчинялся и он. Орднунг — он ведь завсегда юбер аллес. А раз так — мы ж тоже с понятием. Люди тут вообще-то делом заняты, а не развлечением экскурсантов вроде нас, и нехрен в такой момент путаться у них под ногами. Потом, опосля охоты, поконсультируемся.
Впрочем, вопрос отпал сам собой. Мы не увидели, мы — услыхали. Когда колотят со всей дури в медные или бронзовые листы — тут и дохлый вскочит с перепугу. Прямо как у Ефремова в евонной «На краю Ойкумены». Там мы-то услыхали издали, а каково пришлось тем элефантусам! Тут и густой цепи загонщиков не надо, даже на глаза толстокожим хоботным показываться не надо, надо просто звенеть погромче, да порезче. Ну, ещё в говно слоновое при этом не вступить желательно — когда уже гонишь тех слонопотамов на охотничью засаду. Засада, правда, прямо у нас на глазах разместившаяся, жидковатой выглядит для того ефремовского сценария. Я бы на их месте заранее «противотанковый» рубеж оборудовал — ага, с «ежами» и надолбами как минимум. Володя, тоже прикинув хрен к носу, добавил, что и ров хороший не помешал бы, да ещё и с крутым валом сразу за ним. Ведь как вынесется сейчас перешуганное стадо из лесу — так потопчет же всех на хрен! Обсуждали мы это дело меж собой по-русски, и большинству наших давних сослуживцев даже и переводить на турдетанский не требовалось — так, пару-тройку незнакомых им ещё слов, а чаще и показа жестом за глаза хватало. Но то они, а то тесть!
— Н-ни звизьдьи! — ответил он мне вдруг на корявом, но понятном русском, отчего наши испанцы выпали в осадок, да и мы сами со спецназером недалеко от них в этом отношении ушли…
— Я правильно сказал? — поинтересовался Арунтий уже по-турдетански, расценив наше замешательство по-своему.
— Почти, досточтимый, — сконфуженно пробормотал я, — А в чём я… гм… звижжю?
— У слонов маленькие стада, — просветил нас наниматель, перейдя на финикийский, дабы было понятно и не владеющему турдетанским Харидему, — Редко когда окажется больше десятка. Из них молодых, но не слишком маленьких, подходящих для ловли и обучения, будет два или три, вряд ли больше. Вот их и будут ловить, а остальным дадут уйти.
— Взрослые слоны хуже обучаются, — пояснил нумидиец тоже по-финикийски, — А совсем маленького мать будет защищать до конца, и её тогда придётся убить. Зачем же мы будем рисковать нашими людьми и убивать самок, которые ещё могут принести новых детёнышей? Мы лучше подождём, когда эти подрастут, и возьмём их через несколько лет безо всякого боя со взрослыми.
— А разве они не вступятся за своих подростков? — поинтересовался я.
— Не так, как за маленьких. А их будут продолжать пугать. Если старая самка, которая главная в стаде, будет упорствовать — её убьют. Но чаще стадо и само уходит, когда убедится, что пойманных уже не освободить. Слоны — не очень-то стойкие бойцы…
— Слышь, Макс, я чего-то не догнал — с хрена ли они так уверены, что стадо маленькое? — спросил Володя по-русски, — Сколько ни смотрел про них по ящику — показывали здоровенные стада, под сотню. Ну, несколько десятков минимум. Что за хрень?
— Ну, местным-то виднее. По ящику обычно показывают степных слонов, а эти — лесные, другой подвид. В лесу меньше корма, чем в саванне — большому стаду прокормиться погеморройнее. Оно им надо? Сам ведь знаешь, меньше народу — больше кислороду.
— Но не до такой же степени! Всего десяток — это ж охренеть!
— Я тоже прихренел — думал, больше. Но местным виднее. Наверное, в этих лесах ещё меньше корма, чем в настоящих джунглях…
Потом нам стало не до био-экологических дискуссий — металлический грохот приблизился, а затем затрещали заросли, и на опушку начали выбегать зашуганные им до состояния невменяемости слонопотамы.
Хоть и невелик лесной слон — ну, относительно невелик, по сравнению с его более известным нашим современникам саванновым сородичем, а так — туша и у него впечатляющая. Ведь одно дело на экране элефантуса наблюдать или в цирках всяческих с зоопарками, где они к людям привычные, прикормленные и смирные, а вот так — дикого и ошалевшего, да ещё и в натуре — я бы сказал, что очень сильно на любителя. А ну как моча какому из них в его тупую перепуганную башку ударит, да понесётся прямо на нас! И ведь не один же! Да, начальство оказалось право — прикидочно где-то около десятка. Посчитать точно мы с Володей не удосужились — не до того как-то показалось…
Мы-то думали, что это там, в лесу, загонщики колотят в свои жестяные дребезжалки со всей дури. Но оказалось, что там они колотили вполсилы. Ну, может, в две трети — не в полную, короче. В полную они заколотили только сейчас! Слонопотамы, окончательно ошалев, заметались — даже нас на нашем безопасном расстоянии мандраж пробрал, и как эти снующие между ними нумидийские охотники ухитряются не угодить им под ноги или под шальной хобот — у них надо спрашивать. А они тем временем приступили к ловле. Мне доводилось в своё время читать, как это делалось в Индии и в Бельгийском Конго. Вот так же примерно и нумидийцы действовали, только не в пешем, а в конном исполнении! Бррррр! Мой Негр, хоть и привычен к запаху и виду слонов с самого рождения и с ума не сходит, но под седлом всё-же мелко подрагивает — явно нервничает. Так то с хорошей дистанции, а они там, млять, в зоне непосредственного контакта. Вот что значит обкатка! Но техника работы явно аналогична индийской пешей — заарканить выбранного для отлова слона за ногу — лучше за заднюю, но тут уж как получится — и поскорее к увесистому бревну из числа принесённых и разложенных заранее другой конец прицепить. Если удастся на две или три ноги элефантусу гири эти привесить — ещё лучше. Как раз с тремя молодыми — помельче матёрых и с небольшими ещё бивнями — подростками эти отчаянные сорви-головы такой фокус и проделали. Ну, не всё сами, они арканили, да пешим помощникам свободный конец передавали, а те уж к сучьям брёвен цепляли и вязали. Один споткнулся об натянутую другим слоном чужую верёвку и едва не угодил под ноги мечущейся матёрой слонихе — конным пришлось отвлекать её на себя и уводить в сторону. При этом споткнулась и навернулась со всего маху одна из их лошадей. Всадник успел соскочить и смыться, но его сломавшего или вывихнувшего ногу скакуна разъярённая слонопотамша растоптала в лепёшку.
Тем не менее, опыт охотников сказывался. Не первый раз уже нумидийцы ловили слонов, даже не десятый, надо полагать. Не поручусь за времена флоберовской «Саламбо», автор которой всё-же ни разу не историк, но Сифакс элефантерией уж точно заморачивался и хоть как-то подготовленные кадры Масиниссе в наследство оставил. А тот ещё и от Сципиона часть карфагенских слонов получил — вместе с погонщиками и обслугой, надо думать. Было кому нынешних ловцов хоботных их ремеслу научить, и учёба, похоже, пошла впрок. Трёх заарканенных подростков ловко стреножили, и следовать за убегающим остальным стадом они не могли. Наверное, обошлось бы и в самом деле без серьёзной заварухи, если бы не облажался один из пеших. Какого хрена его понесло к совсем мелкому слонёнку — мёртвый герой-идиот уже не расскажет…
Естественно, дурню пришлось иметь дело с его матёрой мамашей, в которой инстинкт защиты потомства пересилил общий испуг. А разве убежать человеку от слона? Может быть, его бы и спасли конные, если бы в дело не вмешался непонятно как очутившийся среди стада матёрый самец. Этого привлёк отчаянный рёв уже пленённых подростков, и его совершенно не ко времени включившийся инстинкт обязанного защищать своих вожака мог натворить немало бед. Конные отвлеклись на него — умело им занялись, квалифицированно, ловко заарканив, обездвижив точными ударами пик и забросав наконец дротиками. Грамотно завалили, надо отдать им должное, мы с Володей аж прихренели. Но слониха беглеца тем временем догнала и растоптала. А потом напуганное и окончательно деморализованное стадо наконец убежало восвояси, и их, само собой, никто и не думал преследовать. Крысу — и ту без крайней нужды загонять в угол не рекомендуется, а тут слонопотамы! Ага, мелкие лесные, млять!
Таким образом, результатом охоты стал размен — три пойманных молодых слона и один убитый матёрый за одного растоптанного человека и одну растоптанную лошадь. Ушибы, ссадины и пережитый мандраж — не в счёт.
— Не повезло, — прокомментировал Харидем, — Самец всё дело испортил. Обычно они поодиночке и вдали от стад самок с молодняком держатся и в кольцо облавы не попадают, а этот оказался близко и попал. Не повезло…
Пойманных слонов привязали каждого к паре взрослых ручных, специально для этого на охоту и взятых, и пленникам пришлось покорно проследовать с ними в направлении базового охотничьего лагеря, где их быстро отучат дисциплину баловать и порядок хулиганить, а научат быть патриотами и любить родину — Великую Нумидию и её великого царя — ага, в лице назначенного по его повелению погонщика. Наблюдение за этим процессом в нашу «экскурсионную» программу не входило, но скорее всего их там тупо и незатейливо зафиксируют в специальных смирительных стойлах между брёвен и утихомирят голодом или жаждой, как это делают и индусы. Школа-то ведь слонового патриотизма исходно — индийская, и не просто же так погонщиков слонов, давно уже местных, по традиции «индусами» называют. К убитому же самцу начали уже стягиваться вездесущие пятнистые гиены. Наглые — спасу нет. Видимо, частенько им уже доставалась в подобных случаях халявная пожива, и они начали воспринимать её как должное. Но на сей раз на единственную слоновую тушу, не говоря уже о трупе погибшего товарища, у нумидийцев были собственные планы. Падальщикам с помощью копий и дротиков быстро растолковали, что здесь им — не тут.
Самым лакомым в слоновьей туше считается запечённый хобот. Каков он на вкус — это Арунтия надо спрашивать. Хобот достался им с Харидемом, распорядителю охот и самым отличившимся из охотников — по субординации и по заслугам, короче. Ну, это справедливо, тут без обид. Остальным, и нам в их числе, досталась остальная туша — может быть, и не такая вкусная, зато обильная — голодным не остался никто.
— Жестковато, — пожаловался Володя, разжёвывая свою порцию из доставшейся нам с испанцами слоновьей ляжки.
— Да ладно тебе! Зато хоть на зубах чувствуется! — сколько себя помню, мне всегда нравилось жестковатое, а «тающего во рту» я никогда не понимал, — Мясо — оно и в Африке мясо…
Но не на одной только армии базируется военная мощь великих держав. Войско надо оснащать, обучать и кормить, а профессиональное — ещё и должным образом стимулировать. Голый патриотизм ведь вместо масла на хлеб не намажешь. Это с ополчением всё просто — у африканских царьков не забалуешь. Повелит великий и грозный Чака своим зулусам — и со всех подвластных краалей стянутся к нему и вооружённые люди, и припасы для их прокорма. Как вожди краалей всё это обеспечат — то их проблема, великого Чаку ни разу не гребущая. Ну-ка, кто тут у нас не патриот? Ассегай в брюхо, и весь сказ. Так же примерно обстоит дело и у Масиниссы с его пешим и конным ополчением — пусть только попробует кто не явиться, когда горячо любимая родина под знамёна призывает! Но то с подневольным ополченцем, которому велено быть патриотом, и хрен он куда от этого денется. А профессиональный патриотизм ещё и стимулирования требует, и не одним только грозным окриком. Профессионала его ремесло кормить должно, иначе он или сбежит, иди с голоду сдохнет, и хрен ли тогда от него толку? Даже свой, для которого ты — и великий, и грозный, и вообще персональное олицетворение горячо любимой родины. А с чужими и вовсе без звонкой монеты конструктивного разговора не получится — что им твоё величие, если ты скуп или неплатежеспособен? Чем вооружать хотя бы тех профессионалов, когда с собственным нормальным оружейным производством в Нумидии напряжёнка? Только из-за бугра покупать за звонкую монету, будь ты хоть трижды великий и грозный. Как выразился кто-то из больших и уважаемых шишек, для войны нужны три вещи — деньги, деньги и ещё раз деньги. Экономика, короче, должна быть… Нет, я уже всё сказал. Именно — должна быть. Какая — это уже вопрос второй, лишь бы денег при этом на все царские хотелки хватало.
Когда собственное сельское хозяйство примитивно, ремесло едва наметилось, и с нищих подданных много не сдерёшь, но есть многочисленная и подвижная конница и есть более слабые соседи — ход экономической мысли правителя такой страны очевиден. Тем более, что и изобретать-то, собственно, ничего не требуется. И в реальной истории нумидийцы не упускали случая прогуляться в набег на юг — за чёрными рабами. Теперь же великодержавная политика Масиниссы потребовала таких финансовых затрат, что любительские набеги лихой молодёжи подвластных родов покрыть их не могли принципиально. И работорговля стала для Нумидии делом государственной важности — с соответствующим размахом и организацией. Мы со спецназером выпали в осадок, когда увидели многочисленные вереницы бредущих на север к морским портам африканских пленников и четвероногой живности.
— Они же так всю Африку опустошат на хрен! — прифонарел Володя, — Куда они только сбывают такую прорву черномазых?
— В основном — в Карфаген. Ты разве не обратил внимания, как на невольничьем рынке прибавилось негров и насколько они там подешевели? — я-то был в курсе заранее, поскольку этот вариант событий мы с тестем просчитывали.
— Так вроде, по городу-то негров-слуг больше не стало…
— А кому нужны в качестве слуг эти орясины? Их карфагенские перекупщики оптом скупают. Догадываешься, кому перепродают?
— Так, так… Если только для простых и тяжёлых работ… Римлянам, конечно! На рудники?
— Ну а куда ж ещё-то? Мы же турдетан из-под носа у римских работорговцев перехватили, а Миликон ещё и продолжает это славное и полезное дело. А кто-то ведь должен вгрёбывать и дохнуть вместо них на рудниках Нового Карфагена и Кордубы? Почему бы и не эти, раз римляне более рациональной работы организовать не могут?
— Да ясный хрен, пускай лучше эти! Я только вот чего прикидываю — вы с тестем не слишком перемудрили? В реале ведь черномазых в Африке начали вылавливать только где-то с шестнадцатого века. Ну, когда в Америку их возить начали.
— То уже Европа подключилась. А так — арабы их пачками ловить начали, когда халифат ихний образовался. И тоже морили самым идиотским образом. Я вон у Гумилёва в своё время вычитал, как они в Месопотамии пытались засолённые ещё с вавилонских времён почвы восстановить. Прикинь, погнали толпу этих черножопых врукопашную соль с земли в корзины собирать!
— Они что, гребанулись? Её ж вымывать надо, и воды на это хрен напасёшься!
— А хрен ли эти дебилоиды понимали? Увидели соль, въехали, что ни хрена не растёт из-за неё — ну и до чего хватило мозгов додуматься, то и отчебучили.
— И чем кончилось?
— Восстанием зинджей — так они негров называли. Представляешь, сколько их перед тем на этой дурацкой работе передохло? Кто ж такое вытерпит? Их, конечно, в мелкий салат тогда покрошили, но и с этим долбогребизмом потом быстренько завязали.
— Так тогда смотри, чего получается. У нас уже сейчас этих чумазиков вот эти вот нумидийские абреки вылавливают — и хорошо вылавливают, масштабно. До хрена ли после них останется? Арабам-то тех остатков хватит?
— Дык, на всё ж воля Аллаха, милостивого и милосердного, гы-гы! Ты за них сильно переживаешь?
— Да хрен с ними! Но кто-то ведь, помнится, говорил, что историю менять нам нежелательно?
— Говорил, говорю и буду говорить. Историю Средиземноморья, в котором живём мы и будут жить наши потомки. Основные события и основные персоналии должны в идеале оставаться неизменными, дабы всё в основном шло так, как написано у великого Тита Ливия и иже с ним. Чем правильнее будет оставаться наше послезнание — тем лучше для нас и для нашего потомства. Вот скоммуниздили мы, к примеру, у Рима испанских рабов — надо других взамен предоставить, а то ведь хрен его знает, как там та история пойдёт, если римляне испанского металла недополучат. Вот это мы и делаем. А Африка — хрен с ней. На что она повлияет в ближайшее тысячелетие? Арабам меньше чёрных рабов достанется? Ну так меньше роскошествовать будут — ага, скромнее надо быть.
— А если эти всех повыловят? Видишь же сам, как они взялись за это дело.
— Всех хрен повыловят. Те ведь тоже не совсем уж без мозгов. Увидят, что дело — дрянь, прикинут хрен к носу, да сами дальше на юг подадутся — поближе к экваториальным джунглям с их малярией и мухой це-це. Выгонят оттуда бушменоидов и сами обоснуются — подальше от нумидийских ловцов двуногого скота. А заодно, глядишь, и внутренние районы Сахары выжигать под посевы проса и вытаптывать своим скотом станет некому. Гринписа ведь на них нет — пущай уж нумидийцы за него поработают. Им же надо экономическую мощь Великой Нумидии крепить!