Араб у трона короля

Глава 7

— Как у нас с переселенцами, Санчес?

— За весь период в Бразилию отправили двадцать две тысячи пятьсот восемьдесят три человека. Из них: кузнецов — триста тридцать восемь, прядильщиц — три тысячи восемьсот одиннадцать, ткачей — сто семьдесят четыре, кожевенников — двести пятьдесят два, рудокопов — триста восемнадцать, каменщиков — восемьсот девятнадцать, строителей…

— Понятно-понятно. Важна общая цифра. Значит — двадцать две тысячи.

— А что, сэр?

— Магельянш пишет, что доволен ими. Большинство он расселил в семидесяти милях от Кабо Фрио на берегу небольшой лагуны, крестьян отдал индейцам в деревни, восполнить забранных нами.

— А переселенцы? Недовольные есть? — Усмехнулся Санчес?

— Вроде, недовольных нет. Продолжайте вербовать желающих переселиться. Книги переписи дублируете? — Спросил я Мандар Саха.

— Дублируем, сэр.

— К нашим комиссарам вопросы есть?

— Нет, сэр. Ваши индейцы абсолютно неподкупны и аккуратны. Даже у моего отца таких переписчиков не было, а уж он рубил головы каждому третьему.

— Хорошо… Санчес! Продолжаем обработку населения. При транспортировке отделяете добровольцев от тех, кого задержали за бродяжничество и особенно от разбойников.

— Так и делаем, сэр.

— Мигель! Случаи сокрытия доходов выявляем?

— Так точно, сэр. Проверяем поданные комиссарам декларации. Количество «хищников» из года в год не уменьшается. Это, фактически, одни и те же имена и гильдии.

— Список злодеев мне на стол

Я встал с полатей, плеснул на себя водички, хлебнул квасу из стоящей на полу бадейки.

— Ну, что? Плеснём ещё? Выдержите? — Спросил я.

— Выдержим, сэр, — ответил за всех Санчес. — А не выдержим, убежим.

— И то…

Пар с каменки выстрелил в потолок.

Метрах в тридцати от дома, чуть ниже по склону холма, начинался пруд, куда вел, сразу от бани, деревянный жёлоб, сбитый из плотно пригнанных полированных эвкалиптовых досок.

Пруд, берег которого укреплялся тем же эвкалиптом, был частью канала, соединявшего реку Тайберн с Темзой и впадавшего в неё значительно ниже острова Торни.

Широкий и, главное, глубокий канал, шедший строго с запада на восток, собирал воду из лесных болот. Все водостоки перед сливом в канал имели глубокие отстойники. В двух первых скапливался ил и гумус, шедший на удобрение монастырских садов и огородов, третий, наполненный песком, сдерживаемым мелкоячеистой сетью, сплетённой из кокосового волокна, фильтровал воду до кристальной чистоты.

Высаживаемые в большом количестве саженцы цветного эвкалипта, перевезённого мной из Филиппин в Бразилию, и прекрасно там прижившегося, здесь, в Англии, за сезон давали прирост до трёх метров. Сначала мы спиливали «карандаши» и утепляли «пеньки» на зиму.

Весной из оставшейся на корню части ствола взрастала новая поросль, которая за лето вырастала до двух метров. Её мы тоже укрывали на зиму. На третий год мы попробовали оставить пятиметровые деревья на зимовать, не укрывая. Зима оказалась тёплой и бесснежной. И вот сейчас мы сидели за столом под разноцветными стволами восьмиметровых цветущих красавцев.

— На следующий год попробуем высадить семена, — сказал я, показывая на цветы.

— Ловко у вас получается, сэр, — сказал Мигель, надкусывая варёную «в мундире» картофелину, — с растениями обходиться. И потат у вас получился гораздо крупнее индейского, и маис.

— Жаль, что при королевском дворе, нет ни потата, ни маиса, ни огурцов с помидорами. Жестокий вы, сэр, — покачал головой Санчес.

— Разговорчики, в строю, — пробубнил я сквозь хруст солёного огурца и замахнул перцовой настойки.

— Как вы эту гадость пьёте?! — Поморщился Саха.

— И не говори, — сказал я, выдохнув огненно-перечный жар. — Токма здоровья для.

Мигель с Санчесом тоже поморщились.

— Какие новости из Московии? — Спросил я Мигеля.

— Российско-Английская компания обменивается купцами «сам на сам». Товары возят на наших судах. Таможенный акциз не берём. Английские купцы туда везут, в основном, тонкое широкое сукно и овчину. Наши негоцианты скупают здесь и везут в Московию: стекло, зеркала, железо, медь, олово, свинец, а так же под шумок, везут и бразильские товары: широкое хлопчатое полотно, серу, пряности, потат и маис.

— Нормандцы не пытаются взять мзду за проход караванов?

— Уже нет, сэр, но император Карл Пятый, по слухам, подбивает Франциска напасть на Англию. Недоволен, что помогаем русам.

— А в самой Московии, что?

— Царица Елена здорова. Глинские в фаворе.

— Да-а-а… Историю не изменить! — Сказал я, сокрушаясь. — Крути не крути…

Мои собутыльники недоумённо переглянулись друг с другом.

— А с наследником у царя, так и не получается?

— Не получается, — подтвердил Мигель.

— Думаю, и не получится, пока Елена не приживет наследника на стороне. «Пустопорожние» сыны Ивановы, похоже.

И снова мои компаньоны переглянулись. Они привыкли, что я иногда «заговариваюсь».

— Ну, да и Бог с ними. Нам детей не крестить. Мигель, усиль работу по выявлению недовольства в церкви. Не скупись на агентурный аппарат. Мы начинаем изъятие монастырских земель. Нам надо точно знать кто на этом попытается расколоть нашу церковь. Не брезгуй провокациями. Но всех недовольных изымайте из общества и в Бразилию с пометкой: «к индейцам в рабство». Даже не заморачивайтесь узнавать инициаторов. Всё уже ясно.

— Монахов вербовать в переселенцы?

— Только готовых себя прокормить. Напоминаю цель: не даём развиваться Англии. Задачи прежние — выводим ресурсы за пределы островов.

Я обвёл сидящих за столом уставшим взглядом.

— Всё, работаем, товарищи!

Откровенно говоря, мы бы вывозили из Англии и сырьё, т. е. — руды и шерсть, но ещё Генрих Седьмой повысил вывозную пошлину на шерсть до четверти стоимости товара, а на руду, до шестой части. Шерсть и сукно мне было не интересно, а вот металлы и руды — да. Правда, железо в Англии делали дрянное, и мало. Шло оно на изготовление простых «кухонных» ножей и мы скупали их. Так же скупалось вся доступная медь, бронза и олово. Британские литейщики научились лить латунь, скупали и её. Мы скупали материальные ресурсы и распределяли их по нашим «базам».

— Питер, — вы знаете, какой у меня личный долг? — Спросил Генрих.

— Конечно, ваше величество.

— Папа Генрих оставил мне семьсот четыре тысячи залоговых обязательств и я добавил шестьсот. Но это свои внутренние облигации, а есть и внешние займы.

— Перед венецианцами? — Спросил я.

— Антверпенскими купцами.

— А! — Махнул я рукой. — Это одно и то же.

— В столе лежат.

Генрих показал на прикроватный винный стол.

— Сколько там?

Генрих поморщился.

— Миллион двести.

Я не удивился.

— Сколько кредиторов?

— Пятнадцать.

— Сроки погашения?

— Ещё есть время.

Я подошёл к столу, налил себе вина и прикинул, сколько дров лежит в казначействе. Ведь сейчас королевские долговые расписки представляли собой деревянные, разломанные вдоль, короткие доски, на которые казначейства выдавало натуральные деньги. Золота было мало. Оно почти не ходило в обороте, а оседало либо в кубышках аристократии, либо купцов, либо переплавлялось ювелирами на украшения.

— Я всё ломаю голову, Питер, как у вас вытянуть пару миллионов?

— Столько у меня здесь нет, ваше величество. Да и вы, вероятно, не посчитали сумму моих, вложенных в казну, субсидий?

— Вы правы, Питер, не посчитал. Но ведь мы с вами сочтёмся, не правда ли? — Генрих засмеялся.

— Сочтёмся, ваше величество.

— Можете забрать себе Йоркшир.

— Как скажете, ваше величество. Тогда предлагаю изъять монастырские земли в Йорке и продать их мне. А я обещаю платить вам со всего шира по двести тысяч налогов. Ежегодно.

— Вы не много на себя берёте? — Спросил Генрих. — Там рядом шотландцы. У нас с ними, прямо скажем, не очень добрососедские отношения.

— Я заселю шир патагонцами. Температуры в Йорке схожие, а воды значительно больше. В Америке они лам пасут, здесь будут пасти овец.

— Сговорились, Питер, — обрадовался король. — Пишем купчую?

— Пишем, ваше величество.

Патагонцам, в отличие от индейцев тупи и гурами, нравилось в Англии. Особенно если жить не в Лондоне. Да и кому понравиться жить на болоте? Темза меня раздражала. До того вида к которому я привык, ей было ещё сильно далеко. Река заливала низкие болотистые берега и воняла словно открытый канализационный сток.

Забегая вперёд скажу, что патагонцы, а их мы ввезли одиннадцать тысяч триста пятьдесят человек, обжили Йоркшир быстро и основательно. Им не нужны были большие, в смысле — высокие, дома. Они строили что-то типа каменных землянок с деревянной крышей, крытой дёрном.

Коренные жители шира, увидев почти трёхметровых новосёлов, быстро съехали, записавшись переселенцами в Бразилию. А если учесть то, что патагонцам для охраны овец не нужны были собаки, и, вставши на четвереньки, они становились похожи на громадных оборотней, то в Йоркшир забыли дорогу и шотландцы.

Причём, в целом цивилизацию «дикие» индейцы восприняли очень спокойно, и уверенно пользовались всеми предметами быта, инструментами и одеждой.

А «тупи», прошедшие нашу школу, и мой домашний «университет» в Португалии, вполне себе выглядели и вели себя цивилизованно. Имена при крещении они взяли очень похожие на их родные. Например, Леуну Керук (Рычащий медведь) звучало как Леон Керк.

Леуну Керук, управляющий Лондонским отделением казначейства Ост-Индской Компании, услышав стук в дверь, вложил в приходно-расходную книгу закладку и закрыл её.

— К вам сэр Генри Куртене, маркиз Эксетер, второй граф Девона, — сообщил секретарь. Вы позволите?

— Да-да! Я жду. Проводите, пожалуйста, — сказал Керук и, выйдя из-за стола, шагнул навстречу посетителю.

В кабинет вошёл маркиз — высокий, рыжеволосый и высокомерный. Без приветствия он обрушил на управляющего гневную тираду, смысл которой заключался в том, что он возмущён тем, что ему отказали в получении ссуды.

— Я брат короля, — в конце концов почти выплюнул граф Девона.

— Прошу меня правильно понять, — любезным, но решительным тоном произнёс Керук. — Внутренние правила не позволяют мне выдавать ссуду без государственной гарантии или обеспечения.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — глядя свысока, сказал Куртене. — Залог? Это вы хотите отнять у меня имущество?

— Не отнять, а обеспечить возврат займа. Сумма слишком большая. Мы должны быть уверенны…

— Вы должны быть «не уверенны», а счастливы, что я беру у вас ссуду. Я наследник престола… И в любой момент, хоть завтра, могу стать королём. Смотрите не пожалейте потом.

— Прошу меня извинить, господин, но ваш статус не позволяет вам претендовать на наши льготы. Если бы вы были наследником, казначейство компании, безусловно, выдало бы вам ссуду без обеспечения. К моему сожалению, это не так.

— Вы пожалеете, ничтожный… — Маркиз не смог найти продолжения фразы. — И очень скоро.

— Вынужден сообщить вам неприятную новость. Скорее всего ничего серьёзного, однако… Я обязан доложить.

— О чём вы, Питер?

— Ваш брат маркиз Эксетер прилюдно называет себя наследником престола, готовящимся стать королём Англии.

— Интересно… Где это он так выразился?

— В кабинете управляющего казначейства Ост-Индской компании.

— В вашей компании? — Удивился король. — Что он там делал? Тоже пытался взять ссуду?

— Пытался, ваше величество, но не хотел закладывать имущество и ему отказали.

— Отказали?! Генриху?! О, Боже! Я представляю, в какой он был ярости! Ваши безумно низкие проценты, Питер, сводят всех с ума. Он явно вышел из себя и хотел напугать вашего управляющего.

— Это так, ваше величество, — согласился я. — Однако, получив докладную записку от управляющего с приложенным текстом их беседы, заверенным двумя свидетелями и королевским нотариусом, мы взяли вашего брата под наблюдение и получили достоверные сведения, что он переписывается с ещё одним «наследником».

Генрих с интересом посмотрел на меня, чуть склонив голову на бок.

— С Реджинальдом Поулом[6].

— О! С этим лживым защитником католицизма?!

— Наши люди выяснили, что брат Реджинальда Джеффри месяц назад тайно приезжал в Лондон для того, чтобы сообщить недовольным епископам о подготовке Святым Престолом восстания. Восстание готовится в Корнуоле. А в Девоне готовится восстание за признание за маркизом Эксетером статуса наследника короля.

В королевских покоях стоял двухтумбовый резной стол со столешницей, обтянутой зелёным сукном, сделанный из мной любимого бразильского полированного эвкалипта. Стул с высокой гнутой мягкой спинкой с мягкими подлокотниками очень нравился Генриху. Вся мебель в королевских покоях была изготовлена на бразильской мебельной мануфактуре и составляла единый гарнитур.

Мы его так и называли «Королевские Покои Генриха VIII». Были малые, средние и большие «королевские покои». Этот был «большой». Гарнитуры расходились по замкам баронов и графов как горячие пирожки.

Сейчас мы разрабатывали дизайн «Королевские Покои Франциск I» и «Королевские Покои Карл V».

— Это вы называете: «ничего серьёзного»? — Спросил Генрих, насупив брови и нервно ощупывая пальцами резьбу подлокотника. — Да это настоящий заговор! Положите сообщения информаторов мне на стол. И… Раз уж мы заговорили… Много недовольных нашей церковной реформой?

— Много, ваше величество. Тут, — я показал на папку с бумагами, — донесение о переписке жены маркиза с Элизабет Бартон — монахиней, публично обвиняющей вас в прелюбодеянии и предрекающей вашу скорую смерть. В одном из писем, Гертруда Блаунт сообщает, что маркиз тоже поддерживает Бартон.

— Даже так? Беда. Что же им не ймётся? Видимо, серого кобеля не отмоешь до бела.

— Но и доходы от продажи монастырских земель пополнили нашу казну в два раза, по сравнению с предыдущим годом.

— Нас втягивают в войну с Франциском. Говорят, что он ведёт переговоры с Османами. А он просит нас поддержать его в войне с Карлом.

— Если у него будет поддержка османов, зачем ему мы? Османы преградили нам путь к Тавриде и Азову, перекрыв Дарданеллы и Босфор ещё в двадцать шестом году. Мы даже не смогли исполнить «то» дело. Мне пришлось вернуться ни с чем.

— Да-да. Крутит что-то Франциск.

— Я предполагаю, что он хочет столкнуть нас с османами.

— Но мы ему не верим?! — Рассмеялся Генрих. — Мы никому не верим. Как хорошо, Питер, что вам не нужны деньги и вы не толкаете меня на войну.

— Мне нужны деньги и я знаю, что мне придётся раскошелится на войну, поэтому я и отговариваю вас, ваше величество, — я тоже позволил себе слегка рассмеяться.

Хоть за пять лет мы и стали близки с Генрихом, но вольностей я себе не позволял. Моя дочь вышла замуж в Португалии за сына нашего родового соперника и дальнего родственника. Брат не оставил наследников и замок Аленкер вместе с городом и графским титулом отошёл мне. Я не мог отдать его дочери в приданное, так как этот титул передаётся только по мужской линии. Это родовое наследие.

Король в благодарность, что мы легко отказались от «его руки», подарил Кристине Саутгемптон — небольшой городок в Винчестере, имевший статус графства.

Теперь зять Мигель стал английским графом. Правда по жене.

Саутгемптонский порт приходил в упадок. Отсюда ещё вывозили шерсть и кожу, а взамен ввозили вино из Аквитании. Для Плантагенетов это был мост, соединяющий их французские владения с Англией.

Но сейчас порт умирал из-за отсутствия нормального транспортного сообщения с Лондоном. Болота, сэр.

Вместе с городом-портом нашей семье отошёл и родовой дом Тюдоров, недавно перестроенный мэром из развалин небольшого замка.

Мэр и купец Джон Дотри сам в этом доме жить не решился, восстанавливал его для Генриха VII, сильно расстроился, не увидев в Генрихе VIII желания его посещать, и с удовольствием передал его нам. Расходы за строительство я ему компенсировал вместо короля.

Джон Дотри занимался снабжением судов и торговлей сукном. Для меня это было самое то. Мои запросы в «снабжении» были огромны. Особенно меня интересовали бронзовые и латунные корабельные элементы, канаты и паруса. Флот у меня был приличный.

Я сам иногда отдавал ему излишки своей продукции. Среди корабелов очень ценились наши ванты, сплетённые из кокосового волокна. Они не набирали воды, а потому не утяжеляли корабль. Также прекрасно продавались связанные из этого же материала кранцы. Они прекрасно плавали и не намокали.

Мы даже стали делать кранцы в виде плоских матрасов, которые можно было использовать как плавсредства при кораблекрушении. Очень полезная оказалась вещь и при абордажах. Не всякий мушкетный заряд пробивал такой «щит».

Из кокоса мы выжимали масло методом горячего прессования, из масла варили мыло, поэтому кокосового волокна-койра у нас было много.

В свою бытность американским «зоологом-экологом» я насмотрелся на островах всяких разных кустарных фабрик и технологий получения всевозможной продукции. От плетения кресел и канатов, до получения нефтепродуктов из гудрона. И вынужден был это записывать и зарисовывать. Поэтому технологии помнил досконально и передал свои знания Хуяну и тот, постепенно, захватил власть на всех Островах Пряностей.