Араб у трона короля

Глава 21

Без плотин Волга имела более шустрое течение, но плоскодонные джонки, заполненные грузом и людьми под «жвак», на косых парусах и вёслах упорно тащились вверх, несмотря на встречные волны и ливневые потоки. Волга в конце осени 1540 года не лучшее место для путешествия по воде.

Изредка налетали порывы мелкого крупчатого снега и льняные паруса деревенели. Однако, их «плоская» конструкция позволяла пользоваться ими и в таких условиях, когда простые паруса перестают «работать».

Казанский хан не ожидал, нас в это время и просчитался.

Во-первых, сначала наши транспорты завезли отряды ногайцев с самим Шейх-Мамаем, и он поставил своё стойбище в устье Камы, официальной границы Ногайского и Казанского ханств. Вместе с ногайцами прибыли и наши сапёрные бригады, которые очень быстро в узком месте реки возвели понтонную переправу и небольшую крепость, собрав её из заготовленных заранее деталей.

По этой переправе ногайцы «незаметно перетекли» на сторону Казани и стали разорять прилегающие к городу территории, запасаясь фуражом, припасами и пленными, которых отправляли вниз по Волге, чтобы не тратить на них припасы.

Татары воспротивились ногайскому «беспределу», но поначалу не приняли ногаев в серьёзный расчёт и попытались решить проблему малым войском. Тысяч в пять. Войско было полностью уничтожено. Около трёх тысяч татар взято в плен. Мы не жалели ни лошадей, ни всадников. Немногие казанцы вернулись в Казань. А конину отправили в котлы да в коптильни.

Тяжело противостоять эшелонированной перекрёстной окопной обороне, куда конные ногаи заманили татар, и защититься от пищалей и двадцатифунтовых пушек-картечниц.

После залпа, произведённого над головами первых двух эшелонов, над окопами на встречу казанской коннице поднялись пики, довершившие начатое мушкетёрами и пушкарями.

Ногайская конница, перескочив обратно через узкие окопы, ударила в спины убегающим татарам.

Больше Казанцы боевых вылазок не совершали. По нашим сведениям, у них оставалось в городе около шести тысяч жителей взрослого мужского населения и около десяти тысяч воинов.

Ногаи осадили Казань с севера и начали зачищать северные территории. Северные удмурты и марийцы с конца пятнадцатого века были подданными России, а ближние к Казани народы, подданными татар. Вот с ними и вели «разъяснительную работу» ногаи Шейх-Мамая.

Наши войска разместились с юга. Корабли встали по-над правым берегом реки Казанки в устье за левым берегом Волги, в затишке большого мыса. Казань же стояла не на Волге, а на левом берегу реки Казанки, километрах в двенадцати от её устья. Крутой левый берег, на котором стояла крепость, возвышался над рекой метров на тридцать. Вдоль восточной стены крепости, имелся ров с водой, соединявшийся с какой-то узкой речушкой, впадавшей в Казанку с востока.

— Как тут добьёшь? — Мучил меня вопросами Санчес. — Надо заходить с севера.

— Там тоже несколько проток и стариц, сын. Надо бить с противоположной стороны реки.

Иногда я позволял себе так обращаться к нему, чтобы умерить его волнение. Санчес был усыновлён мной ещё в двенадцатом году и сейчас был официальным наследником всего нашего «хозяйства».

— У нас нет пушек большого калибра.

— Зато у нас много пироксилина. Думаю, надо копать.

— Мы копаем. Под покровом ночи скоты высаживаются на крутом берегу и вгрызаются в землю от самой воды. Накрываются маскировочной сетью и продолжают работать посменно. Татары, вероятно слыша звуки подкопов, сбрасывают со стен огненные бочки со смолой и обстреливают берег картечью. Убитых, раненых нет. Земля вывозится на противоположный берег паромными баржами, но скоро река встанет.

— Тогда на время прервёмся. Как хорошо встанет, так продолжим. Главное — хорошо укрепить туннели и не допустить их обрушения татарами со стороны крепости. Они копают контртуннели?

Санчес кивнул.

— Два раза взрывали, но наши крепёжные арки выдерживали.

— А помнишь, как вы меня убеждали, что единообразие помешает развитию производства? А как уже все привыкли к единым размерам и чертежам…

— Да, Питер. Так гораздо понятнее, что ждать в итоге. Но когда это было? А ты всё вспоминаешь.

— О таких вещах не грех и напомнить. И надо уже подрывать. Тот отдельный туннель с северо-западной стороны Казанки, где самый крутой склон и стены крепости нависают над ним. И попробовать сразу штурмовать. Только не подставьте бойцов под обвал. А не обрушатся стены, штурмовать не надо, не рискуйте. Копайте дальше.

— Я помню, отец. Мы уже собираем штурмовую бригаду на той стороне Казанки. По нашим расчетам реку должно перекрыть осыпью после взрыва. После обрушения стены, обстрел шрапнелью и штурм.

— Ну, да, ну, да… Пироксилина не жалейте с противоположного берега тоже взорвите. Чтобы реку точно засыпало. И предварительно взорвите туннель на входе. И, чтобы вверх ударило, сделайте вертикальный тоннель.

Бочки с пироксилином взорвались в ограниченном пространстве туннеля гулко и мощно. Практически одновременно со взрывом батарея нарезных скорострельных двадцатифунтовок, изготовленных по новейшей технологии наплавления укрепляющих колец вокруг относительно тонкого стального ствола, выбросила первую порцию новейших снарядов, снабжённых капсюлями-детонаторами прямого действия.

Пироксилиновая начинка снарядов взорвалась бы и от простого удара о стену, но мы всё же рассчитывали на то, что стена обрушится и куда попадёт снаряд, неизвестно. Ожидания наши оправдались и снаряды, не найдя препятствие, улетели значительно дальше стены и их взрывы мы не увидели, а услышали.

— Шрапнель, — скомандовал Санчес.

Снова многоголосо громыхнуло, но тут мы увидели разрывы снарядов, выбрасывающих, вместе с огнём, рой четырёхсантиметровых оперённых железных стрелок. Пробивная способность таких «гвоздиков» была поразительная. При скорости полёта снаряда около трёхсот метров в секунду стрелки неглубоко пробивали двухмиллиметровую сталь среднего рыцарского доспеха. Но мы надеялись, что казанцы таких доспехов не имели.

Оползень хоть и перекрыл русло, но переправляться по нему без заготовленных заранее «трапов» было бы несподручно. Да и при подъёме на обрушившийся склон, трапы, передаваемые с конца в перёд и вставляемые друг в друга, выстраивались в виде множества, хоть и узких, но дорожек.

Перед самым штурмом пушкари залпом разрывных гранат закончили артподготовку, и десантно-штурмовой отряд ворвался в крепость.

К чести защитников крепости надо признать, что штурмующих встретил рой стрел, полетевший с уцелевших стен, залпы пищалей со всех сторон и наспех сооружённый щитовой невысокий частокол, хоть и разбитый кое-где гранатами.

Я не упустил возможности понаблюдать за штурмом в непосредственной близости и мы с Санчесом и десятью многоопытными индейцами тупи прокрались к правому уцелевшему участку крепости примерно метрах в трёхстах от пролома и, с помощью верёвок с четырёхпалыми якорями, взобрались на семиметровую стену.

Сразу за прямыми зубцами стены никого из обороняющихся не было, но буквально в нескольких метрах слева тусклым блеском множества доспехов играл молодой месяц. Защитники крепости толпились и сталкивались, и не могли слышать нас в звоне и скрежете своих доспехов.

Мы же не обременяли себя железом. Наши доспехи из бизоньей кожи по прочности не уступали металлическим, но, снабжённые каучуковыми уплотнителями и соединителями, «гремели» значительно тише. Хотя по весу так же были тяжелы, как и стальные.

Совсем недалеко от нас, метрах в пяти справа, виднелась круглая башня, куда мы и стали прокрадываться, стараясь не раскачивать деревянный помост, в чём преуспели.

В башне так же осторожно поднялись на следующий уровень и застали следующую картину: пушкари, почти свесившись между зубьев, смотрели как раз туда, откуда мы только что пришли, но нас видимо не заметили, потому, что внимание на нас не обращали. И мы не стали искушать судьбу, а как можно быстрее выбрались наверх и напали на них.

На две пушки, сориентированных вдоль стены, их было человек восемь и вскоре они были обезоружены. Мои индейцы не обладали богатырским телосложением, но мастерски владели дубинками, а ни касок, ни каких-либо доспехов у канониров не было. Удар дубинкой между лопаток, выводил из строя любого крепыша, даже Донга, который как-то проспорил три банана одному из тупи.

Обезоружив, обездвижив и перетащив пушкарей на противоположную сторону башни, Санчес с подручными попытались перенацелить орудия в гущу воинов, однако конструкция башни не позволяла опустить дуло слишком низко.

— Что же делать?! — Спросил он.

— Так в чём проблема, Санчес? Палите на противоположный огрызок стены. До него, как раз метров двести.

— А эти? — Санчес ткнул рукой на толпившихся под нами татар. — Они же все кинутся на нас.

— Поставьте растяжку на лестницу и противопехотную направленную мину. С остальными разберёмся.

— Тогда может и на переходе? У нас их десять…

— Действительно… Пару установите прямо на стене в направлении перехода и выведите вытяжку наверх. Как полезут — дёрнем. Там их дохрена. Человек триста. Хотя в темноте не посчитать. Потом ещё рванём. Остальные на лестнице лягут. И с противоположной стороны башни поставьте. Побегут же и оттуда. На взрывы-то… Только не разнесите саму башню.

— Они ж направленного…

Я махнул рукой и Санчес понял, что сейчас не до разговоров.

Пока мы устанавливали минные ловушки, в городе шло нешуточное сражение. Защитников было очень много и даже павшие, они защищали город своими телами. Наш десант не смог сразу проскочить в центр города и завяз между разрушенных стен и забаррикадированных узких улочек.

Пора было вмешаться. И мы вмешались залпом наших ружей. Теперь у нас были не кремневые, капсюльные курки. Это были те же, но модернизированные пищали, только с более надёжным запальным механизмом. Не надо было сыпать порох на полку, заправлять кремень. Надел капсюль на рожок. Нажал на курок, молоточек ударил по капсюлю, тот взорвался, и не только поджёг порох, но и создал необходимое давление для быстрого взрыва. Кстати, пороха бездымного, изготовленного из нитрата целлюлозы.

Мы сумели сделать ещё один залп, когда Санчес подорвал первую мину. После нашего третьего залпа, толпа, сбрасывая со стены убитых и раненых, снова рванулась к башне и рвануло ещё один раз. Защитники снова отступили. Мы выстрелили снова, и они снова бросились вперёд. Тогда Санчес дёрнул за верёвку и сработала вторая мина, закреплённая на стене башни. Остатки воинства побежали от башни в сторону обломанного края и исчезли в темноте. Мы их не видели и стрелять смысла не было.

— От той башни бегут с факелами, — сказал Катак, — один из немногих индонезийцев, прижившихся в суровом европейском климате. Ему даже нравилась снежная и морозная зима. И ему нравилось тепло одеваться, в шкуры и меха.

— Рви, — бросил Санчес, и Катак рванул раз, а потом другой.

Огни факелов потухли и раздались стоны и крики о помощи и с этой стороны башни. Эти мины были начинены мелкими осколками чугунного хлама и рвали плоть жестоко.

И тут по нам ударили пушки. С той башни. Сразу три выстрела выбросило пламя дым и ядра.

— Ложись, — успел крикнуть Санчес, и вся наша команда рухнула на каменную площадку. Башня содрогнулась, но зубцы выстояли.

— Они прикрывают группу захвата, — крикнул я. — Катак, что за бортом?

— Невидно ни черта! — Крикнул индонезиец, выглянув за бруствер стены. — Кажется идут! Точно идут. Бегут…

— Рви по готовности.

Катак (Лягушка) «рванул» верёвку. Снова за башней громыхнуло. Кто-то закричал и застонал, а кто-то стонать прекратил. Снова прогремели пушки. По башне полоснуло картечью. Звук рекошетирующих пуль меня бодрил. Извилины в голове начинали суетиться быстрее, кровь кипела от адреналина.

Две минные ловушки, установленные на трапах башни, исключали возможность спуска по ним, а как-то попасть на переход и штурмовать ту башню было необходимо. Они просто не дадут нам подняться. И зачем мы тогда сюда влезли?

— Санчес, стреляйте по ним в промежутках их заряжания, они медленнее… Целых сорок секунд… А я на ту башню.

Закрепив «кошку» на бруствере башни, я перемахнул его и быстро спустился на ближайший «зубец» стены. Моё защитное снаряжение, пара пистолетов и заплечный ранец подвижности мне не добавляли, а отнимали, и тут я понял, что перепрыгнуть на другой «зубец», как планировал раньше, не смогу. Скользнув по верёвке ниже, я наступил на чьё-то, зашевелившееся подо мной тело и оступившись, «опёрся» на него кончиком палаша.

— Вот, чёрт, — выругался я, услышав из-под себя предсмертный стон.

Переступая через руки и ноги, попутно добивая раненых, мы с тремя индейцами тупи пробирались через завал из тел. Они, как бежали, так и полегли. Первая мина висела на бруствере стены метрах в тридцати от «нашей» башни, вторая на самой башне. Поэтому мы маялись метров пятьдесят, пока не стали просто сбрасывать тела в крепость. Однако снизу послышались недовольные возгласы. Стояла кромешная тьма и самих возмущавшихся мы не видели.

До башни добрались взмыленные и, вероятно, все в крови. Индейцы тоже дышали тяжело. Над нами шла артиллерийская и ружейная дуэль, результаты которой нам были не известны. Однако я замечал, что с нашей стороны пушки стреляли чаще.

Вход в башню оказался закрыт массивной дверью, открывавшейся наружу, причём за дверью, я прислушался, кто-то явно находился.

— Ну и что дальше? — Спросил я сам себя. — Тупичок Гоблина… Лезть на башню по стене? Не вариант. Увидят.

Вдруг в нашей башне раздался взрыв. Кто-то лезет к ним… А мы тут. Возвращаться назад? Второго подрыва пока не было. И я понял, как мы «лоханулись»…

Ведь в башне был спуск ещё ниже. Ниже уровня стены… Выход в сам город, наверное. И тут такой же должен быть. Но внизу под стеной кто-то возмущённо орал, когда на них падали трупы. Вот, наверное, и решили подняться, посмотреть.

А мы, тогда, можем спуститься и зайти в башню снизу.

Пришлось снова использовать верёвку.

— Промышленные альпинисты, млять, — бубнил я себе под нос. — Мозги-то закисли, чтобы сразу всё придумать.

Хорошо хоть кожаные перчатки выручали. Руки у меня изнежились за последние годы. Император, епта! Самому ничего делать нельзя, — срамно. Даже зад не подтереть, млять. Азиаты… Не поймут-с.

Я передумал заходить в башню, куда мы двигались, и побежал к «нашей». Ведь там же кто-то прётся наверх! А наверху Санчес.

У входа в башню виднелась небольшая гомонящая толпа, которая в темноте размазывалась, а в дверях башни освещалась двумя факелами. Довольно плотная толпа, надо сказать.

— Много их, — тронул меня за плечо Зелёное Перро.

— Стреляем, налетаем и убегаем в ту башню. Отвлекаем на себя, короче. Понятно?

— Понятно, — шепнули тупи.

— Огонь! — Скомандовал я и выстрелил сам. Выстрелили и тупи.

Я рванулся вперёд и, сделав несколько рубящих ударов, побежал назад к башне, занятой врагом. За собой я услышал недовольные возгласы раненых, ругань, вскрики и топот индейцев. Уже когда мы закрыли за собой ворота, потому что дверьми их назвать не поворачивался язык, сзади прогремели выстрелы.

Нащупав скобы для поперечного запорного бревна я крикнул: — Держи ворота, — а сам ощупал стены.

— Кеманда? (Кто там?) — Крикнули сверху башни.

— Тотарга югары дэрэҗэсе! (Держите верхний уровень!) — крикнул я. — Ногайлар шэхэргэ бэреп керде! (Ногаи прорвались в город!)

— Ногай һәм өстән дә! (Ногаи и наверху тоже!)

— Вот и держите! — Сказал я машинально по-русски и осёкся.

— О! Урус тоже с нами?

— С вами, с вами, — крикнул я. — Чем ворота закрыть?

— Под лестницей бревно! — Крикнули сверху и посветили факелом вниз.

Бревно лежало сразу за лестницей. Тупи вытащили его и заложили в скобы двери, в которую уже ломились татары, а я взбежал по наклонному лестничному трапу.

— Ты кто? — Удивлённо спросил меня татарин, тыча в лицо и факелом, и шипастой палицей.

За эти годы единственное, чем я не прекращал заниматься ежедневно, это работой с двумя палашами. Мои кисти крутанулись одновременно, но в асинхроне.

Сначала у татарина вылетел из левой руки факел и, ударившись о стену, осыпал нас искрами. Потом обвисла на ремне палица, всё ещё сжимаемая перерубленной кистью. Ремешок палиц иногда пристёгивался к плечу, чтобы палицы не потерялись в бою и не мешали, когда нужно было работать другим оружием.

Я уклонился вправо к стене, и наступил на почти погасший огонь. Сзади громыхнуло так, что напрочь заложило уши.

Мимо пролетел безрукий татарин и пара его напарников.

Ткнув правым палашом вдоль стены и кого-то им нащупав (факел совсем погас), я рубанул в том же месте левым.

Индейцы знали, что обходить меня было чревато, поэтому держались позади меня. А я работал только кистевыми и локтевыми движениями. Буквально выковыривая противников. Несколько раз по мне прилетало, но, благодаря активной защите и скорости вращения палашей, не критично, хотя стала неметь левая нога. В бедре…

— Вперёд! — крикнул я, и, отступив назад, сунул левый палаш под правую руку и тронул рукой бедро. Так и есть. Фартук пробил чей-то меч, вероятно задев и ногу. Плохо. Всё ещё только начинается, а я уже ранен. Старею, — подумал я.

Наверху снова замелькали отсветы факела и оказалось, что тупи добивают двоих. Они выучились работать тройками против двух, или двойками против одного. Эффективность была сумасшедшей. Три-четыре, удара и противники падали.

Тройкой хорошо было рубиться против многих в толпе, прикрывая спины и проворачиваясь, передавая одного противника друг другу. В относительной узкости башенного пространства круговерть не получалась, зато система «два на один» работала отлично. Один атаковал верх, другой — низ.

Пять или шесть лежали на трапе в разной степени целостности, но все тяжёлые. Кровь текла по трапу рекой. И моя тоже, кстати.

Подтянув «подпругу» на левой ноге, я перетянул бедро и захромал наверх. Вниз пролетело ещё два тела. У меня имелось целых пятнадцать выстрелов в капсюльном револьвере. Три барабана по пять патронов. Наконец-то сбылась «мечта идиота». С появлением капсюлей, которые вставлялись в барабан со стороны бойка, появились снаряжённые бездымным порохом и пулями барабаны револьверов.

— Пропусти! — крикнул я и просунул руку между Марком и Сэмом. Мы стояли на последнем лестничном «пролёте» и с крыши башни на нас смотрели удивлённые пушкари.

Я выстрелил раз, другой.

— Не стреляйте! — крикнул кто-то из них, а двое повалились прямо на нас.

Громыхнуло где-то вдали. Рой картечин пролетел над люком и крик резко прервался.

Наши, — подумал я и, выглянув наружу, рванул шнур фальшфейера.

Картонная трубка зашипела и вскоре выбросила сноп красного огня. Недолго думая, я, помахав рукой с огнём несколько раз, насадил его на копьё, которое воткнул в деревянную площадку башни.

Темень стояла кромешная. Тонкий месяц скрылся в тучах, защитники города факелов почти не зажигали и яркий огонь над башней горел словно путеводная звезда. Такой же огонь загорелся над башней Санчеса. И над крепостью раздался дружный рёв:

— Алга!

И с той, и с другой стороны стены. Значит на прорыв пошли наши ногаи.