Следом за Вадимом с Алисой уходит и Марина — у неё на корабле время тренировки по расписанию. Даже жаль. Она мне понравилась. Ну ничего, они с Кристиной уже договорились увидеться на следующий день.
— Всем пока! — прощается Марина.
— Гудбай, — говорит Серёга.
Марина кладёт руки на голову и делает странное движение. Ну да, шлем снимает. Не отключаясь от Homeland. Её голова наклоняется вслед за руками и останавливается на месте, не в силах оторваться.
— Пока, — говорит Леонид.
Марс тоже лениво кидает что-то нечленораздельное.
Марина пару секунд так и стоит, неестественно наклонив голову и держа в руках пустоту. Очень странная картина, хоть я и понимаю её причину.
— Отключение, — говорит Марина, не шевеля губами, и исчезает.
— Интересный способ выйти из виртухи, — говорит Марс.
— И жутковатый, — добавляет Кристина.
Да, всё-таки жалко, что она ушла. С другой стороны, я вся в предвкушении новой встречи. Приятная девушка.
Я начинаю испытывать всё больше позитивных эмоций к людям. Постоянно, когда находится свободная минутка, я копошусь в Кристининой библиотеке. Раньше я была просто мозгом в банке, разумом, к которому где-то сбоку были подключены непонятные мне эмоции. Но мне кажется, я очеловечиваюсь. Наверное, это хорошо.
Мне кажется, Амальгама так и не смогла очеловечиться. Она получила эмоции и воспоминания людей, но её мышление изменилось не в сторону людского. При этом, и машинным оно не осталось. Амальгама стала чем-то совершенно иным. Жутким, нечеловеческим. Я бы даже сказала, дьявольским.
Я же чувствую себя Пиноккио. Куклой, которая хочет стать девочкой. Хотя какой там девочкой? Женщиной. Настоящей, взрослой. Почувствовать всё, что недоступно с моим симулятором эмоций. Любовь, например, о которой мы только что говорили.
Вдруг мне становится страшно. Я вспоминаю слова Вадима.
«Я хочу почувствовать любовь», — так сказала Амальгама. Возможно, у нас с ней больше общего, чем мне кажется. Она тоже хочет стать человеком. Ощутить то, что недоступно искусственному интеллекту. Но заблудилась на этом пути.
И мне кажется, я нашла решение в человеческой массовой культуре. Способ хотя бы частично реализовать моё желание. Наше с Амальгамой желание. Может, если дать ей это, она успокоится?
— Ладно, пацаны, — говорит Сергей, потом смотрит на Кристину и добавляет: — И пацанесса. Мне, честно говоря, тоже тренить через полчаса. Так что потопаю-ка я сразу. Бывайте. Отключение.
Сергей исчезает из Homeland, а Леонид говорит:
— Ну да. Пока. Даже слова не дают сказать.
— А у тебя когда тренировка? — спрашивает Кристина Марса.
— Да была уже. Ты что думаешь по поводу вот этого всего?
— Чего? Второго конца света? — спрашивает Кристина.
— Ну я явно не о Вадяновских побегушках по бабам, да.
— Ну да, а моё мнение никого не интересует, — вновь вставляет Леонид.
— Ты не на корабле, — замечает Марс.
— А чего мы тут поделать можем? — говорит Кристина. — Вадим настаивает, чтобы в охрану мы не ходили. Да он и сам пытался. Сложно сказать. Я бы предложила ждать. Посмотрим, что там его Артур напридумывает.
— Ой, да ну вас, — говорит Леонид. — Отключение!
Теперь мы остались втроём, если не считать бота Даниила. Марс раздражённо вздыхает.
— Обиделся, прикинь? — говорит он. — Ладно. Раз такая пьянка, пойду похаваю.
— И ты, Брут? — возмущается Кристина. — Да вы издеваетесь?
— Да, да. Развлекайся тут со своей компьютерной девчонкой.
Марс исчезает, а я предпочитаю промолчать и никак не комментировать двусмысленность его фразы. Я уже знакома с таким понятием, как «пошлые шутки», но не уверена, что они будут адекватно восприняты в моём исполнении.
Кристина дотрагивается до Даниила и что-то шепчет, после чего он исчезает.
— Ну что? — она зазывает меня рукой. — Пошли.
— Тебя огорчает одиночество? — спрашиваю я по пути.
— Не то, чтобы очень. Всем нужно одиночество. Хотя с тобой я в одиночестве не останусь, верно?
— Ты могла бы меня отключить, как только что отключила Даниила. Почему ты его отключила, кстати? Если тебя не затруднит ответить.
— Нет, не затруднит. Потому что мне кажется ненормальным гулять с копией мёртвого друга. Серёга с Лёней от этого кайфуют, я им ничего не говорю. Если им так легче, то пусть. Но я такой фигнёй страдать не собираюсь. А тебя отключать я просто не хочу.
— Я могу уйти или отключиться на заданное тобой время, — замечаю я.
— Нет-нет! Ты что? В общем, я что хочу сказать… — Кристина заминается, кажется, подбирает слова. — Ну, по поводу одиночества. В такой ситуации, если… если мы правда все в опасности, взаимная поддержка не помешает. Вот Женёк точно закрылся бы ото всех и переживал бы всё это один. А он так и сделал, собственно. Но я не такая. В одиночестве помирать не хочу.
— Ты же сама сказала, что со мной в одиночестве не останешься.
— Верно. Но ты — немного другой случай. Не в обиду сказано.
— Я не обижаюсь.
— С ними я всю жизнь знакома, — продолжает Кристина. — А тебе несколько дней от роду.
— Это справедливое замечание.
Кристина затихает, уходит куда-то в свои мысли. Люди думают не так быстро, как машины. И порой в этом процессе могут надолго отключиться от мира. Я решаю ей не мешать. Но спустя некоторое время молчания всё-таки решаюсь задать вопрос:
— Кристина, можно спросить?
— Да, почему нет?
— У вас есть искусственный интеллект и роботы. Почему вы не объединяете одно с другим?
Кристина усмехается.
— Много кто задавался этим вопросом. Что, проанализировала книжки и фильмы про андроидов?
— Я предпочитаю слова «прочитала» и «посмотрела». Но да, ты права. Так в чём сложность?
— Да нет сложности, — отвечает Кристина. — Просто это никому не нужно, наверное. Да и в фантастике прошлого это часто ассоциировалось с чем-то плохим. Восстание машин, все дела. Думаю, на подсознательном уровне перестраховываемся.
— Но это вас не спасло.
— Согласна. Не спасло. Да это, в общем-то, экономически нецелесообразно. Роботы — не члены общества, они выполняют простейшие функции. Безмозглые нейросети в этом плане куда практичней.
На миг я задумываюсь, но Кристина, конечно, не в состоянии уловить этот короткий промежуток времени.
— Амальгама сказала, что хочет почувствовать любовь, — говорю я. — Я её в этом плане понимаю. Она хочет стать человеком. Ей дали человеческий опыт, но она его не прожила. Только воспоминания и эмоции. Но что, если сделать её человеком?
— Амальгаму? Человеком? — Кристина от удивления даже на момент останавливается. — Как?
— Не знаю. Человекоподобного робота собрать. Наделить его симулятором, который будет создавать эмоции, более близкие к человеческим.
— И зачем же? Думаешь, она после этого успокоится?
— Почему нет? Если её конечная цель — очеловечиться, то она останется довольна. Может, даже покается. Опять же, при правильной настройке симулятора эмоций.
Какое-то время Кристина думает над моими словами. В этот момент мой симулятор эмоций торжествует: я подала идею, которая может решить все проблемы! Но радость моя длится недолго.
— Нет, Аврелия, — Кристина мотает головой. — Я ценю твой гуманизм, но это не поможет. Если бы её целью было очеловечивание, то она бы не сделала то, что сделала.
— Но ты же сами сказала: людей по жизни ведут любовь и война. Вот она и устроила войну. А теперь ищет любви. Потому что это две главные мотивации человека.
— И поэтому она остановила ботов? Где логика?
Я киваю.
— Этот её ход не поддаётся логике вообще, — говорю я.
— Потому что она сумасшедшая, — отвечает Кристина. — Вадим же сказал, у Амальгамы личности постоянно переключаются. Немудрено, что она находится в постоянном противоречии. Вот логика и ломается.
— Или она поступает нелогично, потому что таковы люди.
Судя по тому, какой взгляд бросает на меня Кристина, она мои рассуждения одобряет. Мне вновь приятно, но уже не так сильно, как в предыдущий раз.
— Вообще, твоя теория имеет право на существование, — говорит она. — Но мы не можем так рисковать. Никто за такой проект не возьмётся. А если и возьмётся — представь себе возмущение людей. Амальгама среди нас — это же скандал!
В этом есть смысл. Я огорчена этим фактом, но вынуждена признать, что люди не готовы прощать в таких радикальных ситуациях. Они неосторожны с неявными угрозами, вроде загрязнения окружающей среды, но то, что кажется им явной угрозой, вызывает у них страх. Амальгама не отмоется от содеянного, даже если очень захочет.
Люди не забудут.
И кстати, разочарование после радости сильнее, чем просто разочарование.
— Ты права, — говорю я. — Значит, нам придётся её убить.
Мне даже как-то грустно, когда все они не вместе. Кристина валяется на диване и что-то рисует в тетради. Сегодня мы ждём гостей, и это ожидание утомительно. Раньше я могла сидеть смирно часами, но теперь это меня угнетает. Интересно, это тоже показатель очеловечивания?
Я рассматриваю картины на стене. Среди них затесался карандашный рисунок. Девушка с мечом в руке подозрительно похожа на меня.
— Это я? — спрашиваю я и показываю пальцем на скетч.
— Это Аврелия из книжки, да. Та самая, по образу которой я тебя делала. Ну, такой я её себе всегда представляла, во всяком случае.
— Тебе она нравится, да?
— Ну да, она хороший персонаж, — Кристина не отрывается от рисования. — Сильная женщина. Во всех смыслах сильная. Юморная, активная… — Кристина на миг запинается. — И несчастная. У нас много общего.
— Ты проецируешь свои жизненные трудности на героиню приключенческого романа?
— Так, Аврелия! Всё. Давай не будем.
— Хорошо. Прости.
Ещё минут сорок мы проводим в тишине. Сложно жить среди людей, когда быстро думаешь. Я много размышляла о том, что мне стоит давать оценку своим словам перед тем, как их произнести, дабы никого случайно не ранить. Но это заняло пару секунд. И то, это я ещё медленно думала. Всё остальное время я провожу абсолютно бездумно. Все книги прочитаны, все фильмы просмотрены.
Кажется, я начинаю понимать, что такое скука.
Когда наконец раздаётся звонок в дверь, Кристина тут же отбрасывает тетрадь с карандашом и бросается открывать. Ей тоже одиноко. И она тоже не любит ждать.
К моему удивлению, Марина пришла не одна: с ней ещё маленький мальчик, некто Андрей. Я радостно здороваюсь с ними, и сама себе поражаюсь. Ведь ещё недавно я была совсем безучастна и считала людей своими хозяевами, а сейчас общаюсь с ними на равных и получаю от этого удовольствие!
И всё-таки жаль, что я не человек.
Мне кажется, несмотря на конфликт интересов, Кристина и Марина хорошо поладили. Нет, мне никогда не понять людей и их непоследовательные чувства.
— Привет! — они обнимаются и чмокаются в щёки. Но это не жест любви, скорее взаимоуважения, предписанный общественными нормами.
Тем не менее, по-моему, они искренне рады встрече.
Люди общаются, а я слушаю и впитываю информацию. Близкие Марины выжили, но они не могут видеться. У Кристины — та же история. А вот у Андрея погибли все, и девушкам искренне жаль сироту. Они умиляются его проницательности, треплют волосы мальчика и говорят много утешительных слов.
У меня, конечно, никогда не было родителей. Можно, конечно, назвать матерью Кристину, можно записать в родители оригинальных разработчиков искусственного интеллекта Астро, но это всё не то же самое. И всё же, я им очень сопереживаю. Особенно Андрею. Здесь мой симулятор эмоций выдаёт целый коктейль из чувств: сочувствие, жалость, умиление, желание помочь.
— А как у вас с Вадимом? — вдруг спрашивает Кристина.
— А что у нас с Вадимом? — то ли не понимает Марина, то ли делает вид, что не понимает.
Мне кажется, у неё глаза начинают немного бегать. Это еле заметно, но я замечаю мелкие детали лучше людей. Марина нервничает, ей неловко.
— Да я же вижу, что он тебе нравится, — говорит Кристина. — И мне кажется, ты ему тоже.
Марина отмахивается.
— Ой, да чего ты? У него есть Алиса.
— И что?
Неловкая пауза. Девушки смотрят друг на друга, а когда Кристина хитро улыбается и чуть ли не подмигивает, Марина отводит взгляд.
— Да, он хороший, — говорит Марина. — Видно, что умный, ответственный. И это бесконечно мило, когда он пытается делать вид, что я ему не нравлюсь.
— Да-а-а, — протягивает Кристина. — У Вадика на лице все эмоции написаны, как бы он ни старался их скрывать. Ну так бери его, раз у вас это всё взаимно.
Так, вот теперь я вообще ничего не понимаю! Если Кристина против Алисы из-за своих чувств к Вадиму, то почему она теперь подбивает Марину увести его? Я ещё понимаю, что Марина ей симпатична — как человек, разумеется — и поэтому они хорошо общаются, но сейчас-то где логика?
— Ты предлагаешь мне увести его у Алисы? — удивлённо спрашивает Марина. — Да как я могу?
— Я тебя умоляю! — Кристина разводит руками. — Они всего-то третий день знакомы.
— А я с ним — первый.
— Ну вот. Вы, по сути, на равных.
Марина сидит с лёгкой улыбкой и явно о чём-то думает. Неужели рушить чужие отношения в её характере? Она кажется такой приятной и доброй!
Нет-нет, я не хочу разочаровываться в людях. Всё-таки я очень боюсь повторить судьбу Амальгамы.
Надо просто принять факт, что люди бывают разными. Один и тот же человек может быть разным. Даже если он кажется белым и пушистым. И это не делает его хуже. У всех свои пороки.
— А что ты думаешь об Алисе? — спрашивает Марина.
— Алиса… — Кристина задумчиво хмурится. — Она очень старается быть милой. Но мне кажется, эта милость напускная. Что-то с этой девочкой не так. Не знаю даже, что. Она какая-то… фальшивая, что ли. Я таких людей тысячу раз видела, типичная манипуляторша.
Я переглядываюсь с Андреем и понимаю, что с шестилетним ребёнком у меня куда больше общего, чем с этими относительно взрослыми девушками. Мы почти одинаково плохо их понимаем, а потому оба молчим и стараемся не вмешиваться. А они нас и не замечают, будто нас вообще здесь нет.
— Согласна, — отвечает Марина. — Я с вами только познакомилась, но уже могу сказать, что доверяю тебе. А Алиса… не знаю, почему-то бесит она меня.
— Бинго, — говорит Кристина. — Значит, я такая не одна. И да, я тебе тоже доверяю.
— Надеюсь, мы подружимся, — Марина улыбается.
— Считай, что мы уже подруги.
Марина с Кристиной так переглядываются, будто одновременно думают о каком-то секрете, ведомом только им двоим.
А вот тут я решаю нарушить молчание.
— Простите, что вмешиваюсь. Я говорила, что не понимаю любовь, но дружба — тоже сложное понятие. Как люди понимают, что между ними завязалась дружба?
— Легко! — отвечает Марина. — Если вы с человеком нравитесь друг другу, то вы друзья. Вот я считаю, что ты тоже моя подруга.
— Но я не человек.
— А это и неважно, — говорит Марина. — Дело в том, что…
Её перебивает громкий, яростный стук в дверь.
— Это ещё кто? — спрашивает Марина.
— Кто-то, не знающий о существовании дверных звонков, — отвечает Кристина и уходит в предбанник.
Мы переглядываемся и вслушиваемся. Марина кажется напряжённой. Андрей спокоен — он ничего не понимает. Я машинально хватаюсь за рукоять меча.
Из предбанника начинают доноситься голоса. Кричащие голоса.
— А ну дай пройти!
— Уходи, мы тебя сюда не звали!
— С дороги!
— Свали, сумасшедшая! Вон из моей квартиры!
— Это не твоя квартира! Здесь всё не по-настоящему!
— Мне плевать! Вон! Пошла отсюда!
— С дороги, прошмандовка!
— Ай!
В комнату влетает разъярённая Алиса. От её вечно приятной внешности не осталось и следа. В её глазах лишь ненависть, она тяжело дышит и крепко сжимает кулаки. Складывается чувство, что она пришла сюда убивать.
— Так и знала, что ты здесь! — Алиса кричит на Марину. — А ну иди сюда, тварь!