По мере сближения мы успели еще трижды поразить вражеский корабль, из-за чего на нем вспыхнул пожар. Французы не остались в долгу, но их ядра и бомбы лишь бессильно скользнули по броне «Севастополя», а потом наша колонна обрушилась на их короткий строй.
Тем временем мы смогли разглядеть в пороховом дыму и угольной копоти главную цель — броненосную батарею. Теперь я даже смог прочесть надпись на его борту. «Конгрев». Из чего следует, что «Тоннант» или, говоря по-русски, — «Громоподобный», отправился на дно, царство ему небесное! Ну туда ему и дорога, болезному!
Голенко остался верным себе и направил свой броненосец на своего французского собрата. Как поступили остальные, я в тот момент еще не видел, но мой флагман прорезал вражеский строй между уже горящим «Дюкеном» и «Турвилем», дав полный залп с обоих бортов.
Особенно досталось первому из них. Один из снарядов пробил многострадальный «Дюкен» насквозь, проделав в нем продольное отверстие, покалечив по пути полтора десятка человек и до смерти напугав остальных, после чего полетел дальше, так и не разорвавшись. Другой срезал фок-мачту, отчего та обрушилась на палубу, разогнав всю артиллерийскую прислугу. Но главный урон нанес третий, сделав пробоину в носовой оконечности, которую тут же стала захлестывать вода. А вот «Турвиль» отделался на удивление легко. Большинство угодивших в него снарядов просто прошили ему борта, умудрившись не задеть ничего важного.
Как я уже упоминал, Голенко повел свой корабль на таран. Однако капитан «Конгрева» не стал держаться за место в строю и умудрился развернуть броненосец и разойтись с «Первенцем» буквально борт о борт, обменявшись при этом залпами. К счастью для нас и, к сожалению, для французов, их 60-фунтовые пушки оказались заряжены бомбами, большая часть которых просто раскололась о нашу броню, а остальные ушли рикошетами.
А вот Голенко сумел проявить креативность, приказав зарядить свои орудия кованными железными ядрами. И, по крайней мере, часть из них смогли пробиться сквозь 114 мм железные плиты, застряв только в деревянных бортах. Особого урона от этого не случилось, но противнику стало ясно, что наглеть не стоит, поскольку следующий удар защита может и не выдержать. Последний выстрел сделала кормовая нарезная пушка, но выпущенная ей болванка лишь скользнула по французской броне.
Лихачеву повезло куда больше. Флагманский 100-пушечный «Аустерлиц» не стал ломать строй, успев дать по надвигающемуся на него монстру с чудным для иностранного уха названием — «Не тронь меня» три полновесных залпа, получив взамен всего пару попаданий из погонного орудия, не причинивших ему особого вреда. Но расстояние быстро сокращалось, и теперь уже начальник отряда показал своим подчиненным мастер-класс по утоплению супостата посредством удара в корпус.
Тяжелый кованный таран с треском проломил борт француза, войдя в того, как горячий нож входит в сливочное масло. После чего машина русского броненосца отработала назад, и обреченный корабль медленно погрузился в мутные воды Финского залива.
На долю немного отставшего «Петропавловска» достались лишь два винтовых фрегата «Эгле» и «дʼАсса», однако их капитаны не стали играть в героев и поспешили уйти, воспользовавшись своим превосходством в скорости. Все, что оставалось Клокачеву, это немного пострелять им вдогонку.
В результате сложилась немного парадоксальная ситуация. Мы сумели прорезать строй союзников, уничтожив вражеский флагман, а также повредив или разогнав остальные корабли, и теперь перед нами открылось мягкое подбрюшье противника — его транспорты. С другой стороны, счастливо избегнувший тарана «Конгрев» теперь вполне мог напасть на наши парусно-винтовые линкоры и фрегаты, идущие за нами следом.
К счастью, все эти расклады были понятны не только мне. Поэтому Голенко и Лихачев,не сговариваясь, развернули свои корабли и снова пошли на француза, намереваясь напасть на него вдвоем. Мы же с Лисянским занялись «Турвилем», а также начавшим заметно крениться «Дюкеном», и лишь Клокачев повел «Петропавловск» дальше, паля с обоих бортов изо всех орудий.
Французская броненосная батарея оказалась в крайне невыгодном положении, сражаясь в одиночку сразу с двумя противниками. При том, что его пушки были не способны пробить броню русских, а вот ответные удары, судя по уже нанесенным повреждениям, вполне могли стать роковыми.
Однако его капитан Казимир Бераль де Седайж не только бесстрашно принял бой, но и провел его с большим искусством. Хорошо зная о недостатках своего корабля и убедившись в не самых лучших маневренных качествах неприятеля, он постоянно менял курс, не давая своим визави пойти на таран и развивая максимальный огонь, когда те оказывались в опасной близости.
Правда, для хорошо бронированных «Первенца» и «Не тронь меня» его пушки были не опасны, чего не как нельзя было сказать о сложенной из расплющенных рельсов броне «Севастополя». Поэтому, когда мы покончили с «Дюкеном» и отогнали «Турвиль», первое же попадание стоило нам расколотой плиты. К счастью, французы оказались слишком заняты кораблями Лихачева и Голенко, чтобы стрелять еще и в нашу сторону.
— Приготовить динамитную пушку!
— Константин Николаевич, вы уверены? — с явной опаской поинтересовался Лисянский.
— Что мне целый год вокруг этой лоханки крутиться! — огрызнулся я.
Как уже упоминалось, изобретение профессора Барановского нашло себе место между носовой неподвижной башней и нашей рубкой. Механизм заряжания и пуска, а также пара запасных снарядов или, скорее, даже торпед находились внутри под защитой брони. Подвижность ствола, представлявшего из себя тонкостенную бронзовую трубу, была довольно относительной, а потому наводка производилась поворотом корпуса.
После нескольких испытаний было решено отказаться от сжатого воздуха и стрелять паром, для чего от котла провели специальную магистраль. Во время пробных стрельб все выглядело более или менее пристойно. Сейчас же пришло время испытать это стимпанковое чудовище в реальном бою.
Сложившаяся в данный момент обстановка вполне благоприятствовала эксперименту. Наши броненосцы находились вне зоны поражения, да еще и на достаточно приличном расстоянии, чтобы попасть под удар. Занятый противостоянием с ними «Конгрев» отчаянно маневрировал, изображая неуклюжего, как утюг, и толстого, как бегемот, тореадора, которому приходится уворачиваться от рогов сразу двух разъяренных быков. На нас мсье де Седайж не обращал особого внимания. И очень напрасно. Подойдя к противнику примерно на два кабельтова, ставший сам за штурвал Лисянский направил нашу «вундервафлю» на противника и зачем-то перекрестился.
— Стреляйте, ваше высочество! — с трудом выдохнул он.
Бесшумным это оружие точно не было, ибо вместе со снарядом из ствола с диким свистом вырвался целый столб раскаленного пара, который по счастливой случайности никого не обварил. Что же касается выстрела, то мы, можно сказать, почти попали. Правда, тяжелая пятипудовая сигара, не менее половины веса которой составлял динамит, не долетела до вражеского броненосца примерно тридцать саженей и плюхнулась в воду, но не затонула, а весело поскакала к противнику по волнам, как будто была плоским камешком, которые мы все в детстве кидали в воду, считая потом прыжки.
— Раз, два, три, — хором считали мы с Лисянским, наблюдая, как очередное дьявольское и, казалось бы, совершенно бесполезное изобретение несется к кораблю противника.
Добравшийся-таки до вражеского борта снаряд ударил в него и, не проломив броню, застрял в ней исполинским костылем. А спустя еще секунду раздался жуткий взрыв. Такого я, признаться, в этой жизни еще не имел чести лицезреть. Рвануло так мощно, что в небо улетели несколько тяжеленных пластин брони! А в борту «Конгрева» образовалась широченная пробоина, в которую без труда могла бы поместиться телега. Внутрь хлынул поток воды, корабль медленно накренился, а потом и перевернулся, забрав с собою на дно большую часть команды.
Не обошлось, впрочем, и без капли дегтя. Несовершенство запорной арматуры привело к тому, что мы остались без пара, выпустив его сквозь трубу. И пока лишившийся хода флагман качался на волнах, мимо нас стремительно проходили линейные корабли и фрегаты Мофета, торопившиеся принять участие в охоте на оставшиеся без защиты транспорты союзников.
Гибель последнего броненосца из эскадры Пэно окончательно развязала нам руки. После этого немногие сохранившие боеспособность французские корабли разом растеряли весь свой боевой запал и поспешили покинуть поле боя. Впрочем, я их за это не осуждаю. Деревянные корабли все равно ничего не могли нам противопоставить, и потому бегство было лучшим из решений!
Пока мы сражались с «Конгревом», Клокачев на своем «Петропавловске», как нож масло, прошел сквозь ряды вражеских судов снабжения и оказался перед британцами. Кокрейн к этому времени успел выстроить все свои 15 линейных кораблей[38] в две колонны, одну из которых возглавил сам, а вторую поручил Мартину.
Не имея ни малейших иллюзий по поводу боевой устойчивости своих деревянных линкоров в противостоянии с броненосцами, он все же надеялся продержаться до возвращения своих батарей и прикрыть отход транспортов. Ведь если бы нам удалось их уничтожить, кампанию союзникам можно было считать проигранной. Поэтому бой предполагался маневренным, но…
На полтора десятка его вымпелов, среди которых было три 120-пушечника, надвигался один единственный русский корабль, да еще и такой несуразной конструкции, что отступить от него было даже как-то неприлично…
— Этот русский, наверное, сумасшедший! — выразил всеобщее мнение Мак-Кинли.
— Не думаю, — покачал головой сэр Томас.
— С такой скоростью ему не догнать ни нас, ни транспорты. Мы с легкостью от него уйдем….
— Войны не выигрываются успешными отступлениями, джентльмены. Мы будем иметь честь атаковать этого наглеца!
— Но это безумие!
— Отнюдь. Как вы сами сказали, скорость у него не велика. Пушек тоже не так много, а потому мы вполне можем взять его на абордаж!
В общем, Кокрейн не стал маневрировать, а устремился навстречу судьбе. И ровно то же самое сделал угловатый русский броненосец. Зрелище, открывшееся глазам многочисленных зрителей, оказалось поистине эпическим и захватывающим. Ибо Клокачев без колебаний направил свой корабль между двумя трехдечными гигантами «Роял Соверен» и «Роял Альберт», повторив знаменитый маневр Казарского, только теперь русский корабль не убегал от врага, а атаковал его.
Британские линкоры тут же обрушили на дерзкого противника всю мощь своей артиллерии, но броня выдержала, а все промахи и перелеты достались своим же товарищам. Зато ответные залпы 68-фунтовых гладкоствольных пушек и нарезных «баумгартов» произвели на британских кораблях поистине чудовищные разрушения.
На «Соверене» были изрешечен борт гон-дека, выведены из строя добрая половина пушек вместе с прислугой. А один из нарезных снарядов добрался до котельного отделения и разорвался, переломав там все. Хлынувший из расколотого котла пар до смерти обварил троих кочегаров, заставив остальных покинуть трюм. Впрочем, даже если бы они остались, ничего исправить уже было нельзя. «Роял Соверен» лишился хода.
Названному в честь мужа королевы Виктории «Роял Альберту» досталось немногим меньше, но по крайней мере его машины оставались целыми. Однако на этом испытания британцев не закончились. Дело в том, что командовавший «Петропавловском» Клокачев очень хотел испытать собственное «изобретение».
Таран, по его мнению, был грубостью, уместной лишь в самом крайнем случае. А вот прячущаяся за броней шестовая мина на поворотном шарнире, это изящно! Конечно, лучше было испробовать новую систему на какой-нибудь броненосной батарее союзников, но их здесь не было, а вот многопушечные линейные корабли противника как раз наличествовали.
Резко, насколько это было возможно на таком неуклюжем корабле, развернувшись, он попытался подойти к британскому трехдечнику с кормы. Капитан «Роял Альберта», естественно, решил, что его собираются взять на таран. А поскольку он вовсе не разделял оптимизма адмирала Кокрейна, немедленно приказал прибавить ход, чтобы держаться от этого сумасшедшего русского как можно дальше. В общем и целом, его намерение увенчалось успехом, «Петропавловск» не смог угнаться за своим противником, зато теперь рядом с ним выросла громадина «Марлборо».
Третий английский 120-пушечник неотвратимо надвигался на русского, как божье наказание на закоренелого грешника. Артиллерия была готова к стрельбе, а абордажные команды из морской пехоты ждали команды к высадке. Казалось еще немного, и странную пирамиду неуклюжего русского броненосца захлестнет волна солдат в красных мундирах. И тогда никакое мужество не избавит обнаглевшего противника от плена.
Собственно, так наверняка бы и случилось, если бы не очередное коварное изобретение русских варваров. Никто не заметил, как из внезапно открывшегося люка высунулся шест, на конце которого крепилась «Динамитная мина образца 1854 года». К сожалению, шарнир, предназначенный для опускания оной под воду, не сработал, но управлявшие «адской машиной» моряки не растерялись и сунули свой гостинец прямо в порт вражеского корабля, после чего тут же замкнули цепь.
Раздавшийся после этого взрыв разворотил «Мальборо» борт. Сотрясение корпуса было так велико, что почти полтора десятка приготовившихся к высадке на неприятельский корабль англичан рухнули вниз, насмерть разбившись об защищенные железными плитами борта. Еще столько же попадало с мачт, убившись уже о собственную палубу или утонув в море. Остальные оказались в такой панике, что и думать забыли об абордаже.
Несмотря на то, что изуродованный линкор продолжал держаться на плаву и вроде бы не собирался тонуть, случившееся со всей очевидностью показало остальным британцам, что идея с захватом русского корабля оказалась не самой удачной.
Тем временем раздосадованный неудачей своего изобретения Клокачев добрался до минеров и обнаружил, что большая часть из них контужена близким разрывом. Но если не считать этого прискорбного обстоятельства, сам «Петропавловск» не пострадал и был готов продолжать бой.
— Ладно, так тоже можно, — вздохнул неудавшийся изобретатель и приказал двигаться дальше.
Пробившийся в центр вражеской эскадры «Петропавловск» вел себя, как слон в посудной лавке. По его броне то и дело молотили неприятельские ядра и бомбы. Ответные залпы следовали одни за другим, нанося противнику тяжкие повреждения. В принципе, теперь Клокачев был готов и для тарана, но англичане держались настороже, не подпуская к себе оказавшегося столь опасным противника. А между тем, сделанная из рельсов броня постепенно сдавала. Несколько плит уже успели лопнуть, и следующее же попадание могло привести к пробитию.
Как ни странно, но спасли «Петропавловск» корабли Мофета. Набросившиеся на транспорты винтовые линкоры и фрегаты его отряда мгновенно переключили внимание британцев на нового противника, который к тому же был им по силам. Что же касается обнаглевшего русского берсерка, то пусть им занимаются броненосные батареи. Благо, те уже начали возвращаться.