Аквилон. Маг воды

Глава 1

— Чего не понимаешь, офицер⁈ — гаркнул капитан, пожилой мужик с красной от постоянного ветра мордой. — Я ходил этим маршрутом, когда твой папаша еще твою мамашу… в смысле, не был с ней знаком!

— Я понимаю только то, что предписание гласит доставить заключённого по северному рукаву, — перебил его конвоир, поджав губы так, будто лизнул лимон. — И мне нет дела до того, что вы там считаете!

Я стоял на палубе, опираясь на перила, и от нечего делать наблюдал, как конвоир — тощий обер-майор с неизменно кислой физиономией — спорил с капитаном баржи. Скулы у обоих побелели, а руки то и дело дёргались к поясам, где у одного висел уставной револьвер, а у другого — потёртые, ножны с абордажным тесаком.

С самого отплытия они так и не могли решить, кто на судне главный, оттого собачились по любому поводу. Правда то и дело бросали в мою сторону опасливые взгляды.

Вот и сейчас, когда спор зашел в тупик, они оба зыркнули на меня. Я ответил им радостной улыбкой. Хотел еще рукой помахать, но мешали адамантиновые кандалы на запастьях.

Но и улыбки оказалось достаточно. Капитан и конвоир от неё вздрогнули, зависли на пару минут и продолжили спор.

— Не пойду я северным в это время года! — взревел капитан. — Сели на мель — и кранты всем. Неделю можем проторчать пока сдёрнут. Тем более я уже курс проложил!

— Как проложили, так и переложите? — издевательски хмыкнул конвоир. — Ваша обязанность — исполнять, а не рассуждать.

Капитан побагровел, словно вот-вот хватит его удар, но в последний момент сдержался.

— Коли так хочешь по северному, — процедил он сквозь зубы, — то пиши бумагу, что полностью берёшь на себя ответственность за перевозку! Лично буду свидетелем, как подпишешь.

Конвоир замер, что-то прикидывая в уме. Взять на себя ответственность — это далеко не то же самое, что её требовать от других.

Особенно когда имеешь дело с опасным арестантом вроде меня. Я бы и сам на их месте боялся. На допросе мне сообщили, что я раскидал два звена боевых магов, прибывших меня задержать.

Жаль, что я сам этого не помню.

Пожалуй, самым чётким воспоминанием была плотина. Огромная стена из бетона и стали, сдерживающая колоссальное давление воды. И трещина в этой стене, которая стремительно превращалась в разлом.

В памяти всплыл внезапный поток, хлынувший из трещины, и собственные руки, странным образом управляющие этой водой. Я помнил, как прикрывал отступление людей, направляя потоки в сторону от улиц, пока не потерял сознание.

А очнулся уже в тюремной камере.

На суде узнал, что это меня обвиняют в разрушениях. Нашлись десятки свидетелей, которые видели, как я стою напротив плотины, «колдую» и потоки воды огибают меня, словно живые.

Это посчитали достаточным доказательством, так что последовало обвинение. Применение запрещённых практик. По крайней мере, причинение «умышленного вреда» мне не смогли приписать. Только опасные эксперименты, повлекшие за собой разрушения.

Ну и неподчинение при аресте в довесок. Так что приговор меня скорее обрадовал. Не тюремный срок, а ссылка в Озёрный край, на самые задворки империи.

В конвоиры мне выделили обер-майора Себастьяна Юдковского — нервного типа с вечно поджатыми губами, словно он только что съел кислое яблоко.

Относился он ко мне со смесью высокомерия и страха. И глубоко въевшиеся инстинкты «вертухая» его не обманывали. Я действительно был опасен.

Ведь появившаяся во мне сила никуда не делась. Она то бурлила внутри как поток, то едва шептала как горный ручей. Вот только договориться с ней пока не получалось.

Особенно раздражали её адамантиновые кандалы. Думаю, я без труда мол бы их сейчас разорвать, к ужасу своего конвоира. Но я решил «не светить» свои способности. «Затихариться».

Я мысленно усмехнулся. Непривычный лексикон для аристократа. Но две недели перед судом в Следственной тюрьме здорово пополнили мой словарный запас.

Поначалу тамошние наивные обитатели решили надо мной покуражиться. Мой облик их не впечатлил. Долговязый, худой, с виду самый обычный студент. Они даже не поняли, что я одарённый.

Идиоты-тюремщики закинули меня в самую обычную камеру. Во-первых я был без сознания. Во-вторых: «Что может сделать „водник“ в каменном каземате? Ведь это самый слабый маг». Тьфу!

Хотя тела напавших на меня заключённых состояли в основном из жидкости, с ней я поделать ничего не мог. Таковы ограничения моей магии, я не могу влиять на живые организмы.

Зато на их влажной от постоянной тюремной сырости одежде воды было достаточно. Так чтобы я мог вскипятить её одним движением бровей.

Вой стоял такой, что сбежалось половина тюрьмы. Моих бывших сокамерников унесли в лазарет, а меня пересадили в одиночную камеру. Точнее камера была большая, просто сидел я там один.

Правда время от времени ко мне подсаживали разных болтливых деятелей.

Даже такой далекий от криминального мира человек, как я, догадался, что их единственная цель — выведать что за магию я использовал.

В ответ я от нечего делать выучил блатной жаргон и манеру поведения. Хоть какое-то развлечение..

И вот сейчас мне это пригодилось. Несмотря на пробудившуюся магию, я решил «прикинуться ветошью», и на все подозрительные взгляды своего конвоира только лучезарно улыбался.

— Бумагу, так бумагу, — буркнул штабс-капитан, завершая разговор. — У меня инструкции. Перестраивайте маршрут.

Капитан, сплюнув за борт, направился к штурвалу, а конвоир, заметив моё внимание, подошел и криво усмехнулся.

— Как путешествие, Аквилон? Не видеть вам больше столицы, как своих ушей! Там куда мы плывем, нет ничего кроме болот, комаров, да гадюк. Привыкайте!

Обер-майор в полной мере наслаждался возможностью поглумиться над аристократом, оказавшимся в столь неприглядном положении.

Я медленно перевёл взгляд на него, не произнося ни слова. В эти дни я обнаружил, что молчание пугает людей сильнее любых угроз. Особенно когда смотришь прямо, не моргая. Откуда в моей голове родилась такая информация — я сам не знал, но успешно её использовал.

Конвоир выдержал несколько секунд, затем отвернулся и поспешно удалился в сторону капитанской рубки, бормоча что-то о сумасшедших магах.

Баржа отчалила от столичного речного вокзала всего час назад.

«Серебряная чайка» считалась довольно крупной по меркам речного флота — массивное тридцатиметровое судно с широким плоским днищем и потертыми тёмными бортами. В носовой части возвышалась двухэтажная надстройка с капитанской рубкой, защищенной медными молниеотводами, а по центру баржи — единственная мачта с небольшим треугольным парусом, который использовался скорее как дань традиции, чем для реальной тяги.

Основной движущей силой служил «русалочий камень» — магический артефакт, установленный под килем, который буквально притягивал воду перед баржей и выталкивал позади, позволяя судну двигаться даже против течения. Капитан управлял им через медную панель с рычагами и кристаллическими индикаторами, размещённую в рубке.

Всё это магическое великолепие обслуживала команда из двенадцати человек — от седобородого механика, единственного, кто понимал все тонкости работы «русалочьего камня», до неопытных юнцов-матросов, которые только драили металлические детали такелажа, и выполняли функции в духе «подай-принеси».

Когда баржа сделала первую остановку у небольшой пристани, я остался стоять у борта, наблюдая, как суетится команда. Судно пришвартовали к покосившемуся деревянному причалу, по которому тут же забегали матросы, перетаскивая какие-то ящики.

Мой дорожный саквояж находилась среди вещей, сложенных неподалёку от главной мачты. После отправки в ссылку мне позволили взять с собой совсем немного личных вещей. Наследие Аквилонов, некогда могущественного рода, свелось к паре смен одежды, нескольким книгам и шкатулке с единственной фамильной ценностью — серебряным перстнем с каплей воды, заключённой внутри камня.

Один из матросов, приземистый мужичок с кривыми ногами, сплюнул на палубу и бесцеремонно расстегнул саквояж, став копаться внутри. Даже со своего места я видел, как жадно блеснули его глаза при виде простой, но явно дорогой шкатулки

— Эй, ты! — окликнул я его. — Не стоит.

Матрос вздрогнул, но тут же криво усмехнулся.

— Чаво не стоит, барин? Приказано проверить вещи на… это… запрещённые предметы.

Он подмигнул кому-то из своих товарищей и снова склонился над шкатулкой, бормоча себе под нос.

— Ишь ты, красивая какая… серебришко небось…

Его грязные пальцы уже поглаживали крышку, выискивая замок. Я не собирался терять единственную ценную вещь, напоминающую о родовом наследии.

Но помня о том, что на мне есть кандалы, якобы блокирующие магию, пришлось быть осторожным.

Сконцентрировавшись, я собрал тонкую плёнку воды прямо под ногами матроса. Искусство было не в том, чтобы создать воду из ничего — это требовало слишком много энергии недоступной мне сейчас из за наручников.

Искусство было в том, чтобы собрать имеющуюся влагу, сконденсировать то, что уже есть.

Матрос поставил шкатулку на ящик рядом с моим саквояжем.

Щёлк! Замок открылся, и в этот момент я позволил воде стать скользкой лужицей под его ногами.

— Бляха-муха! — только и успел выкрикнуть матрос, когда его ноги внезапно поехали в разные стороны.

Взмахнув руками как мельница крыльями в хороший ветреный день, матрос с грохотом плюхнулся на зад.

Но на этом его неприятности не закончились. Он покатился к борту, едва не перевалившись через него в узкую тёмную щель между баржей и причалом.

— Держи его, лешего! — заорал кто-то из команды, и двое матросов бросились к товарищу, хватая его за руки.

Неспешным шагом я подошел к шкатулке. Спокойным движением захлопнул её и положил обратно в саквояж.

— Вот неуклюжий, — с ледяным спокойствием произнёс я. — Чуть мою вещь не утопил.

— Да я не… я только посмотреть хотел! — пытался оправдаться матрос, которого уже успели вытащить из опасной щели.

— Чуть не убился, дурень! — рявкнул на него боцман, подоспевший к месту происшествия. — А ну пшёл отсюда, пока капитан не прознал!

Матрос, бросив на меня испуганный взгляд, поспешно ретировался. Я заметил, как трое его товарищей перешёптываются, косясь в мою сторону с явным подозрением. Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться — слух о том, что со мной лучше не связываться, разойдётся среди команды в считанные минуты.

— Полагаю, осмотр закончен? — я подхватил свой саквояж, неловко держа его скованными руками.

Никто даже не попытался ни остановить меня, ни помочь. Все отводили взгляды.

— Ты это… извиняй его, господин, — нехотя буркнул боцман, поглядывая на меня с опаской. — Бестолочь он у нас. Недавно на барже служит.

— Бестолочь, — согласился я. — Стоило бы проучить его.

— Так накажем, обязательно накажем! — торопливо заверил боцман и, бросив ещё один настороженный взгляд, тоже поспешил удалиться.

Конвоир, до этого наблюдавший за происшествием со стороны, мрачно подошёл ко мне.

— Вам бы лучше пройти в каюту, господин Аквилон, — сказал он таким тоном, будто ему приходилось ломать себя, чтобы говорить вежливо. — Во избежание… дальнейших инцидентов.

— Как скажете, — я склонил голову в демонстративном подчинении, отчего офицер ещё больше помрачнел.

В тесной каюте, куда меня отвёл раздражённый конвоир, было душно и пахло рыбой. Тонкая перегородка отделяла меня от грузового отсека, и через неё доносились приглушённые голоса матросов, ругавшихся друг с другом по вопросу размещения каких-то бочек.

Судно не было предназначено для перевозки пассажиров. Я тут был единственным, да и то с непонятным статусом. Не арестант, таковым полагалась охрана, а ссыльный.

Въезд в столицу, а также в другие крупные города Империи мне был теперь запрещён. Единственный конвоир должен был доставить меня до места назначения, а после вернуться обратно.

Я устроился на узкой койке, прислонившись спиной к стене, и открыл шкатулку. На тёмно-синем бархате лежал перстень — главное сокровище рода Аквилонов. Ажурная серебряная оправа окружала прозрачный кристалл, внутри которого переливалась живая капля воды. Она словно пульсировала в такт моему сердцебиению.

Странная вещица. Я помнил, что она всегда была у меня, с самого детства. Но лишь теперь, после случившегося с плотиной, начинал понимать её истинное значение.

В голове всплыли образы прошедшей недели. Треск плотины, паника толпы, и внезапное пробуждение — будто что-то дремавшее внутри внезапно очнулось. Я видел, как вода, эта стихия, которая должна была принести разрушение, внезапно подчинилась мне. Моим рукам, моей воле.

Водные маги считались слабейшими из всех. Что за величие в способности отыскать колодец или оросить поле?

Таких как я чуть ли не с рождения приписывали к министерству Земледелия. Поднимать целину на окраинах обитаемого мира.

И только сейчас я ощутил в своей родовой стихии нечто могучее. Я не просто чувствовал воду, но мог управлять ей.

Я спас людей — тех, кого считал нужным спасти. Направил потоки в обход жилых кварталов. А потом… обвинение в «применении запрещённых практик». Чушь какая. Кому помешало то, что я спас жизни?

— А вы бы предпочли, чтобы все утонули? — спросил я тогда напрямую.

Обвинитель осёкся, поджал губы.

— Дело не в том, что вы сделали, господин Аквилон, а в том, КАК вы это сделали. Использование запрещённых техник карается…

Я не дал ему закончить, рассмеявшись прямо в лицо. Запрещённых техник? Да я понятия не имел, что делаю! Просто вытянул руки и почувствовал, как вода слушается, подчиняется. Словно я всегда умел это делать, просто забыл на время.

С каждым часом я вспоминал всё больше — не конкретные события, а знания, навыки, умение понимать людей и управлять ими.

За окном быстро темнело — день угасал. Баржа мерно покачивалась, продвигаясь вглубь речной системы. Набрав ход она стала устойчивее, и уже не раздражала, а скорее убаюкивала своим ровным движением.

Убрав перстень обратно в шкатулку, я прилёг на жёсткую койку, прикрыв глаза.

Передо мной раскрывались новые возможности. Каждая капля воды в реке пела для меня, рассказывала истории. Я чувствовал, что где-то в глубине сознания скрыто нечто большее — воспоминания о прошлой жизни, о могуществе, которое прежде было моим.

Вместо того, чтобы горевать об отчислении из Академии и вынужденном отъезде из столицы, я чувствовал азарт и предвкушение.

Озёрный край, что за странное место для ссылки мага воды? Я никогда не был в тех местах, хотя знал что род Аквилонов происходит оттуда.

С этими мыслями я провалился в чуткий сон, продолжая даже сквозь дремоту ощущать каждую каплю воды вокруг себя.

Я проснулся внезапно, как от толчка. Что-то было не так. Баржа почти перестала двигаться, хотя продолжала слегка раскачиваться на волнах. За переборкой послышались встревоженные голоса.

— Капитан велел сбросить ход, — доносился чей-то приглушённый голос.

— Тьфу ты! — выругался другой. — Что стряслось то?

— Сам поди спроси его. Только он на взводе после той перепалки с офицериком.

Меня это уже заинтересовало всерьёз. Я вынул из шкатулки перстень и повесил его на шею на цепочке, спрятав под рубашкой. Затем осторожно вышел из каюты.

Палуба была пуста, лишь у капитанской рубки стояли трое — капитан баржи, мой конвоир и рулевой. Они о чём-то ожесточённо спорили, не обращая внимания на окружающее.

Я подошёл к борту и взглянул на воду. И тут же почувствовал, как перстень на груди нагрелся, а капля внутри него начала пульсировать и тянуться в определённом направлении. В ту же сторону, куда двигалась баржа.

Река вокруг нас расширилась, образуя небольшой плёс с удивительно спокойной водой. Слишком спокойной. На её поверхности не было даже лёгкой ряби, несмотря на вечерний ветерок. А вода… Она пенилась странным образом, словно внутри неё что-то кипело.

— Что за дьявольщина, — пробормотал я, наклоняясь ниже и вглядываясь в странные пузырьки, поднимающиеся из глубины.

— Эй, Аквилон! Назад в каюту! — рявкнул Юдковский, заметив меня у борта.

— Что здесь происходит? — спросил я, но уже в следующую секунду понял, что мне не ответят.

Лицо капитана баржи вдруг посерело, глаза расширились от ужаса.

— Мёртвый плёс… — прошептал он. — Только не это! Живо, полный назад! — заорал он рулевому.

Мёртвый плёс раскинулся перед нами неестественно гладким зеркалом, его чернильная поверхность не отражала ни звёзд, ни облаков, словно поглощала свет.

Вода застыла неподвижно, как будто время здесь остановилось — лишь по краям, где заканчивалась зона странной тишины, плескались обычные речные волны, словно боясь пересечь невидимую границу.

— Но капитан, — дрожащим голосом ответил молодой парень за штурвалом, — мы уже в самой середине, назад не успеем! Течение…

— Какое, к дьяволу, течение⁈ — вскричал капитан. — Здесь никогда не бывает течения!

Вода вокруг баржи становилась всё темнее, приобретая неестественный чернильный оттенок. Я ощущал присутствие чего-то опасного в глубине, что вызвало у меня не страх, а скорее расчётливый интерес и странное чувство узнавания.

— Вы нарочно завели нас сюда! — капитан заорал обернулся к обер-майору, — Для этого был нужен северный рукав⁈

— Я не сумасшедший! — тот вцепился в фальшборт побелевшими пальцами, глядя за борт, — я сам понятия не имел…

Его ответ заглушил громкий плеск.

Живая чёрная плеть вырвалась из воды с противным чавкающим звуком, обвиваясь вокруг мачты. Она была похожа не на щупальце осьминога, а скорее на живую маслянистую жидкость, собранную в конечность.

— Все наверх! Бей тварь! — заорал капитан, но было уже поздно.

Второе и третье щупальца вырвались с противоположного борта, хватая и утаскивая с палубы застигнутых врасплох матросов.

Не обращая внимания на панику, я приблизился к своему конвоиру. Внутри я ощутил невероятную уверенность в собственных силах. Словно моими действиями сейчас руководил кто-то другой. Сильный и опытный, который точно знал, как поступить.

Он выхватил револьвер, но его руки нервно тряслись. Прицел прыгал между мной и ближайшим щупальцем, словно не решаясь выбрать цель.

— Не нравится, когда планы рушатся, обер-майор? — негромко спросил я, подойдя почти вплотную. — Про такой исход событий вас не предупредили?

— Заткнись, Аквилон! — прошипел он, направляя револьвер мне в грудь. — Одно движение и…

— Ключ, — спокойно сказал я. — Отдайте ключ от наручников, и, возможно, сможете спастись.