Африканский рубеж 9

Глава 21

Предложение о переносе удара было утверждено. Группа Гири выдвинулась в район базы Нджалма заранее, чтобы оценить обстановку на месте и быть готовым наводить нас на цель.

То же самое сделала и вторая группа под руководством Грифа. Им предстояло переплыть реку Сева, а затем разведать обстановку в районе Кенема. Уже потом туда выдвинулись мелкими группами и отряды генералы Байкуде.

Что касается моей авиагруппы, то мы занимались самым важным делом для лётчика — восстановлением сил в горизонтальном положении. К ночи моя «биологическая батарейка» зарядилась на все 100 %, и я уже с трудом мог неподвижно лежать на лавке в грузовой кабине.

Воздух тёплый. Запах керосина, горящих костров и выхлопных газов ещё витает в воздухе. Слышно, как боевики генерала Бакуйде громко общаются, обходя периметр аэродрома. Большая часть уже выдвинулась в джунгли, чтобы на рассвете атаковать базу наёмников в районе Кенема.

Повернувшись на бок, я остановил свой взгляд на защитном шлеме, который лежал на откинутой сидушке рядом со входом в кабину экипажа.

В голове быстро пробежали картинки боевых вылетов, которые видели каждый из хозяев этого вида лётного снаряжения. Каждая царапина и вмятина на нём говорила о годах службы на благо лётчиков. Сколько ему ещё предстоит налетать невозможно представить.

А сейчас в его светофильтре красиво отражается силуэт луны, которая пробивается через открытую сдвижную дверь. Я вновь повернулся на спину, подложил руки под голову и уставился в потолок. Ощущение, что вертолёт тоже спит.

Но не спят наши техники. Вообще не понимаю, когда они спят. Постоянно что-то носят, где-то крутят, куда-то переставляют… Железные люди!

— Надо уже… — услышал я шаги, приближающиеся к вертолёту.

— Тише. Пускай мужики поспят. Успеем проверку сделать, — ответил другой техник, и шаги начали удаляться.

Подняв правую руку на лунный свет, я посмотрел на часы. Стрелки показывали 2:30. Время до запуска ещё есть. Прикрыв глаза, я представил себе иную картину — передо мной всплыла родная река Тверца с той водой, что холодная даже в июле. Будто бы в ней есть крошка снега.

Берега, поросшие ивой и жёлтой травой, над которыми всегда дует тёплый ветер. И именно он разносит тот самый запах рыбы и водорослей.

За зелёными кронами поднимаются башни Борисоглебского монастыря. Купола с отблеском золота не блестят, а дышат стариной.

Рядом со мной Антонина. На ней лёгкое платье, а в руках безымянные полевые цветы.

На секунду я даже слышу колокольный перезвон. Такой лёгкий, звучный, вроде далёкого ветра… но родной.

Я открыл глаза, и вновь увидел тёмный потолок грузовой кабины. Образ Тоси и родной реки постепенно занимает своё законное место в памяти.

— Саныч, ты не спишь? — тихо позвал меня Кузьмич, который лежал на полу, подстелив под себя матрас и несколько курток.

— Нет.

— Я тоже. Закрываю глаза, а в голове цифры, приборы и зелёный лес.

В этот момент Вадик Давыдов смачно всхрапнул и перевернулся на живот. В темноте я увидел, как Кузьмич начал подниматься.

— Сан Саныч, мы сейчас вновь полетим в самое пекло. Может уже расскажешь о себе?

Я улыбнулся и медленно сел на лавку, выгнувшись в спине. Тут же показал Кузьмичу, чтобы он сел рядом со мной.

— Что именно ты хочешь узнать?

— Да мы ж тебя знаем только под именем Сан Саныч.

— Правильно всё. Что не так? — улыбнулся я.

Если честно, я даже не знаю под какой фамилией меня Трачук записал в документах на базе.

— Слушай, командир, ну непохож ты на Сидорова, — посмеялся мой бортовой техник.

Оригинально! На другую фамилию фантазии у Казанова не хватило.

— Зато ты прям похож на Кузьмича!

Вадим Давыдов вновь смачно всхрапнул и открыл глаза.

— Если честно, мужики, у меня уже болезнь начала развиваться от сна на лавке, — сел Вадик, потирая глаза.

— И какая же? — спросил Константин Кузьмич.

— Ну… эта… мигрень, — сумничал Давыдов, поднимая вверх указательный палец.

Бортовой техник и я вновь посмеялись.

— А чего не так⁈ — возмутился Вадик.

— Ничего. Просто мигрень — болезнь аристократическая. А у тебя просто-напросто жбан раскалывается, — ответил я.

К сдвижной двери подбежал Беслан Аркаев, с трудом пытаясь отдышаться.

— Командир, тут… того… говорят пора. Группа в районе города Кенема позиции заняла. Боевики генерала Бакуйде скоро атакуют.

Я взглянул на часы. Немного раньше намеченного срока, но не критично.

— Поднимай всех. Запускаемся, — скомандовал я и начал надевать на себя разгрузку с магазинами.

Кузьмич быстро выскочил из вертолёта и позвал всех техников на подготовку. Вадим широко зевнул, потянулся, медленно встал со скамьи и направился в грузовую кабину. При этом под нос Давыдов напевал какую-то весьма знакомую мелодию.

— Ап! Тарарам! Ап! Им вторит в ответ ДШКа. Ап! И крайний мой вылет когда?

— Мелодия знакомая, а слова чьи? — спросил я, когда Вадим сел в правую чашку, поправляя разгрузку.

— Слова… да так на ум пришли. У меня текст написан где-то в блокноте. Спою как-нибудь.

Я пролез на своё место и начал пристёгиваться.

— Считай это боевой задачей. Хочу услышать эту песню, — ответил я, надевая шлем.

— Да, командир! — громко произнёс Вадим.

Группа начала запускаться. В наушниках начались короткие доклады от пары Ми-24 и моего ведомого.

Двигатели запущены, все проверки произведены, карта контрольных докладов зачитана.

— Проверяем, — произнёс я, взяв с шеи трофейный прицел ночного видения, который мне одолжил Гиря.

Вглядевшись в него, я смог увидеть обстановку за блистером. Световых точек на аэродроме мало, так что ничего мне в глаза не било.

— В работе. Строевой… включён, — произнёс я, и Вадим в этот момент перещёлкнул тумблер включения строевого огня.

— 1-й, наблюдаю, к взлёту готов, — доложил мой ведомый.

— Понял, — ответил я в эфир, готовясь взлетать с места.

— 110-й, парой готов.

Фары все погасили, а из бортовых огней только я оставил у себя включённым строевой огонь в режиме «Тускло».

— Внимание, интервал 10 секунд после отрыва, — скомандовал я, начиная поднимать рычаг шаг-газ.

Ми-8 на долю секунды «присел», а потом стал плавно подниматься. Бетон начинает исчезать, и под ногами остаётся только чернота. Всё шумит, вращается, вибрирует, но всё под контролем.

— Паашли! — произнёс я, отклоняя ручку управления от себя.

Следом взлетел мой ведомый, а за ним и пара Марата Резина.

— Справа в строю, — доложил ведомый, когда мы пролетали над лесным массивом.

— Понял. 50 метров держись от меня, — напомнил я ему об установленном интервале и дистанции.

По стандарту мы летим в строю на 50 метрах интервала и 500 метров дистанции.

— Принял.

Держа курс в направлении Нджалмы, мы начали набирать расчётную высоту.

— 1-й, 300 заняли, — доложил Марат, следуя своей парой за нами.

— Понял. 2-й, занимаем 600, — дал я команду продолжить набор высоты.

Весь полёт проходил над джунглями, которые разрезала река Сева. В столь безоблачную лунную ночь хорошо была видна её голубая полоска. Под лопастями мигали вспышки. И это не огни, а отражения звёзд в мутных заводях.

Давыдов склонился над картой, ведя пальцем по линии маршрута. Бортовой техник Кузьмич смотрел на показания температуры двигателя. А я всё вглядывался в тёмную бездну, следуя в направлении к нашей цели.

— Сколько смотришь, конца всё нет. Одна сплошная тень и луна в роли светильника, — проговорил Давыдов по внутренней связи.

Я молча кивнул, и в этот момент на севере коротко блеснула молния. Секунду всё вокруг стало серо-голубым.

— Красота, — прошептал Кузьмич в микрофон.

Мы всё ближе к Нджалме. Через пару минут будем выходить на связь с группой Гири, которая даст целеуказание.

С каждой минутой становилось жарче. Вентилятор только ещё больше нагонял влажный воздух, а прохлады не давал.

— Две минуты до рубежа выхода на связь, — сказал Давыдов.

— Принял.

Прошли ещё один изгиб реки. Следом очередной отворот от населённых пунктов, чтобы не привлекать внимание.

— Командир, рубеж выхода на связь, — доложил Вадик.

— Гиря, 101-му, — запросил я.

До предполагаемого района местонахождения группы Кирилла оставалось 12 километров. Пора уже получать целеуказание. Хоть какую-нибудь очередь трассерами!

— Гиря, Гиря, 101-му на связь, — снова запросил я.

В ответ тишина. Местность здесь холмистая. Без нормальной наводки с земли можно ударить совсем не туда. Тем более что бить нужно только по базе Блэк Рок и лагерю боевиков. Ведь рядом много деревень, где живут простые люди. Именно их принуждают к рабскому труду по добыче алмазов.

— Гиря, Гиря, 101-му! — громче повторил я.

Снова тишина. Визуально никаких пусков сигнальных ракет не видно. Свет луны неплохо освещал предгорья, но различить, где именно наша цель было сложно.

— Гир… — запросил я, но тут же прекратил. — Вижу цель.

В небольшой низине появились вспышки от разрывов, «пунктиры» от крупнокалиберных пулемётов и трассирующих патронов, а также огонь и взмывшее в один момент вверх пламя.

— 2-й, выходим на боевой. Пеленг левый, — дал я команду ведомому на перестроение, увеличивая при этом скорость.

— Понял.

Глазами я только и успел «уцепиться» за направление стрельбы в сторону холмов. Тут же в том направлении пошла и красная сигнальная ракета.

— Цель вижу. 2-й, работаешь после раскрытия. Интервал 20 секунд.

— Принял. Скорость 160. Высота 600. Работаю «гвоздями», — доложил ведомый, готовясь атаковать после подсвета местности.

— 1-й, 110-й работаю по разрывам.

— Понял, — принял я доклад от Резина.

Ручку управления отклонил от себя, поддерживая высоту полёта рычагом шаг-газ. Скорость начала расти. Теперь на приборе все 200 км/ч.

До места боя совсем немного. Пустим С-8 и они накроют всю площадь. И ракеты не будут разбираться, где свои, а где противник. Если только не подсветить местность.

Скорость на приборе подошла к значению 220 км/ч. Достаточно, чтобы ввести вертолёт в «горку» для нормальной стрельбы.

На пульте управления переключился на стрельбу только с левого борта. Выбрал галетником тип вооружения «НРС». Длинна очереди выставлена.

— Внимание! Манёвр! — дал я команду, и ввёл вертолёт в «горку».

— Огооо! — удивился Давыдов от столь резкого манёвра.

Ручку управления отклонил на себя. Вертолёт резко пошёл в набор. Угол нужно держать не более 15°, чтобы качественно отработать осветительными снарядами.

— 180… 170, — отсчитывал скорость Вадим.

К креслу слегка придавило от такого манёвра, но на Ми-8 сильно не «покрутишься». Надо уже и стрелять.

— Пуск! — командую я и выпускаю вверх несколько реактивных снарядов.

12 осветительных ракет С-8О вышли из блоков, чтобы в достаточной степени осветить район боя.

Вадим отсчитывает время до начала свечения. Через 15–20 секунд должны снаряды осветить достаточную площадь.

— Ухожу… вправо! — отвернул я вертолёт, чтобы уйти с боевого курса ведомого.

Я держу ручку управления, чувствуя вибрацию вертолёта через ладони.

— 101-й, не вижу цель. Направление стрельбы на земле потерял, — сказал ведомый.

— 10! — продолжил отсчитывать секунды после выпуска ракет Вадим.

— Жди 2-й.

Ещё немного, и ведомый выйдет на расчётный рубеж пуска С-8. Конечно, ночью определить расстояние крайне сложно. Так что, надеюсь, что у него хватит опыта отстреляться.

— Разворот… на обратный! — доложил я.

Ручку управления отклонил вправо. Крен на авиагоризонте подошёл к значению 40°. Разворот начал выполнять с большим скольжением, чтобы быстрее встать на обратный курс.

— 17, — громко произнёс в эфир Давыдов, и тут «расцвело».

Начались яркие вспышки. Загорелись те самые факелы от осветительных снарядов. Можно сказать, что «свет над Нджалма включили».

— Вижу цель. Атака! — проговорил ведомый в эфир.

Холмы на несколько секунд стали видны как днём. Я успел различить бетонные строения и чёрные силуэты машин. Теперь внизу всё начало взрываться яркими вспышками.

Наш Ми-8 послушно продолжал манёвр, а вторая «восьмёрка» выходила из атаки, выписывая крутую дугу вправо. За спиной всё ещё вспыхивали новые точки — работала вторая пара. Вдалеке на фоне тьмы пару раз мелькнули трассеры, но, похоже, никто толком не понимал, откуда и по кому стрелять.

Место боя ещё освещалось. У пары Ми-24 будет возможность выполнить пуск по подсвеченным целям.

— Вижу цель! 11-й работаешь за мной, — вышел на связь Резин.

Я всё ещё продолжаю разворот, а Ми-24 уже на боевом курсе. Выравниваю вертолёт и продолжаю лететь в точку начала разворота на боевой курс.

— Пуск! Ухожу влево! — доложил Резин, выпустив большую очередь ракет.

Тут же на земле начались взрывы, а в вверх поднялись столбы пламени.

Следом ещё один заход на подсвет цели. Факелы первой очереди уже отгорели, и нужно было подсвечивать снова.

Теперь и мы могли уже отработать по цели.

— Цель вижу! Атака! — проговариваю я, нажимая на кнопку РС.

Вертолёт колыхнулся, а с блоков вышли ещё несколько ракет. Внизу уже не разрывы, а дикий пожар. Ветер гнал огонь вдоль базы и лагеря боевиков, а в тёплом воздухе дрожали клубы дыма, которые подсвечивались внутренним багровым светом. Там, где секунду назад было тёмное пятно, теперь полыхали все строения.

— Ухожу влево! — доложил я, отклоняя ручку, управления.

Прошло несколько секунд, и погасли факелы от С-8. А в эфире появился знакомый голос.

— 101-й, ответь Гире, — наконец отозвался Кирилл.

— Ответил.

— 101-й, цель поражена. Начинаем зачистку. Спасибо!

— Это всего лишь наша работа, — с улыбкой ответил я.

— И наша! До связи.

Обратный маршрут проходит менее тихо. Никто не решается нарушить молчание. А в это время полосы облаков медленно окрашиваются в персиковый и вишнёвый, будто кто-то положил краску прямо на небо.

Лучи касаются горизонта, и металл фюзеляжа становится тёплым, почти янтарным. Даже кабина наполняется мягким сиянием, и тени от приборов становятся золотыми.

Внизу тоже появляется жизнь. Туман, стелющийся по кронам деревьев, вдруг начинает подсвечиваться. Джунгли похожи на море из расплавленного стекла.

— Что дальше, Саныч? Задача выполнена? — спросил Кузьмич, отклоняясь назад на своей сидушке.

Я передал управление Вадиму, и сам потянулся в кресле.

— Надо спрашивать у нашего начальства. Оно даёт указания. Но одним вылетом вряд ли всё ограничиться, — ответил я.

На подлёте к Бо было видно, что много машин едет в сторону аэропорта. Приблизившись к воздушной гавани города, я увидел, зачем так много людей кооперируются на стоянках.

Похоже, что в сторону Кенема собирается подкрепление из состава бывших боевиков генерала Байкуде.

— Нам даже сесть негде, — ворчал Вадим, выбирая место для посадки.

Руководителя полётами на аэродроме нет, так что мы предоставлены сами себе. Ещё и хаотичное перемещение непонятных лиц на лётном поле не добавляло оптимизма.

— А вот прям на головы и садись, — показал я на место приземления.

Солнце уже поднялось выше, когда впереди показались знакомые контуры посадочной площадки. То самое место, откуда мы и взлетали сегодня.

Подходим к площадке. Лопасти создают воздушный поток, который разметает всё под вертолётом. Люди, присевшие на бетон, тоже разбегаются в стороны, осознавая, что заняли «чужое» место. Пыль поднялась серыми волнами, а сам Ми-8 сел мягко.

Гул медленно стих. Несущий винт остановился, и мы начали выходить из кабины.

— Всё, приехали, — сказал Вадим, снимая шлемофон.

Утреннее солнце начинало ослеплять. Кузьмич потянулся, выпрямляя спину с характерным хрустом:

— Ай, кости мои благодарят тебя, командир, за такую мягкую посадку, — присел бортовой техник на скамью и достал термос с чаем.

Давыдов чесал шею, встряхивая ноги.

— Знаете, мужики, я понял, что ночью в такой местности летают профессионалы.

— Уверен? — поинтересовался я, взяв предложенный стакан чая.

— Конечно. Вот я… эм, то есть, Саныч — профи. Потом уже я профи. Резин неплохой парень. Нормально вообще!

Кузьмич фыркнул, чуть не вылив на ботинок остаток чая из термоса.

— Вообще-то, Вадик, ночью летает тот, кому днём стыдно, — поправил я Давыдова.

— Серьёзно⁈ — удивился он.

— А когда я шутил с тобой.

К вертолёту первым подбегает не кто-нибудь из техников, а Беслан Аркаев. Такой же запыхавшийся, как и всегда.

— Сан Саныч, вас Седой зовёт, — сказал мой подчинённый, и я выбрался из грузовой кабины.

Пока шёл по бетонной стоянке, смотрел как возвращаются после ночных боёв люди генерала Байкуде. Раненных огромное количество, а убитых пока и не оценишь. Пройдя мимо одной из выставленных палаток, я увидел, что прям на жаре проводят какую-то операцию одному из раненных. Вместо анестезии ему дали бутылку виски. Не самое лучшее обезболивающее.

Несколько групп загрузилось в пикапы и рвануло в сторону реки, чтобы переправиться в Кенема. Судя по разговорам, город практически под контролем отрядов Байкуде и наших спецов.

Сергей Викторович Гаранин в это время находился в здании аэропорта. В том самом кабинете Байкуде. У них шло совещание с господином Джулиусом Дио и генералом повстанцев Байкуде.

— Работаете в этом направлении, товарищ бригадир. Пускай Байкуде занимается районом Кенема, — указывал на карте Седой, когда я вошёл в кабинет.

В кабинете было весьма жарко и душно. Такое чувство, что кондиционер никто не включил. Гаранин от постановки задач не отвлекался, продолжая водить указкой по карте.

— И сразу доклад. Нам необходимо быстрее проверить этот район, — закончил разговор Седой и повернулся ко мне.

— Добрый день, Сергей Викторович, — поздоровался я с генералом, пожимая руку.

— Если бы. Рад, что на вашем направлении всё прошло гладко. Техника вся в строю?

— Да, а что-то случилось? — уточнил я, но Дио и Бакуйде пожали плечами.

Седой достал сигарету и закурил.

— Мы потеряли кое-кого. И, если честно, не знаю что ему лучше сейчас — застрелиться или продолжать быть в плену.

На ум приходили разные имена, но такое сравнение могло быть связано с очень важным человеком. Тот, кому в плен попадать нельзя никак.

— Казанов в плену, — произнёс Седой.