Адвокат вольного города

Глава 1

Когда тебя совсем никто не ждет дома — это плохо и печально, но вот если тебя поджидают перед домом — много хуже. В моём случае — два откровенно криминальных субъекта. Прокурор не даст соврать, это точно будет квалифицироваться, как противоправные действия с целью грабежа. По-хорошему, надо бы бежать, невзирая на больные колени, излишний вес, воспалённый желчный пузырь и тридцать лет кабинетного стажа, плохо совместимого со здоровым образом жизни.

В пятнадцати шагах арка, выходящая на Чкалова. А ведь на Чкалова всегда полно народу, даже ночью… даже в дождь… но от тёмной стены потихоньку отлепляется ещё одна фигура, отрезая путь к отступлению. Вот же продуманные засранцы! Это уже не гоп-стоп ради пары тысяч на дозу. Это теперь даже можно квалифицировать, как противоправные действия, совершаемые группой лиц по предварительному сговору

— Помнишь меня? — дворовый фонарь высвечивает скуластое лицо с глубокими складками на щеках.

Конечно, я его помню. Несколько месяцев назад я по суду отжал у него незавершённую стройку, похоронив миллионы вложенных инвестиций. Но тут он сам виноват. Девяностые годы давно прошли, вседозволенность канула в лету, дела надо вести по закону.

— Боюсь, Вы меня с кем-то спутали, — отвечаю ровным голосом, а затем неожиданно швыряю портфель ему в голову и пускаюсь наутёк. Рывок получился очень далеким от спринтерского, но эффект неожиданности всё же сработал. Мне удалось оббежать растерявшегося подельничка и нырнуть в арку.

Не щадя хлипких тонких кабинетных туфель, мчу прямиком по луже, поднимая за собой шлейф колючих брызг. Затёкшая в обувь осенняя вода громко хлюпает и холодит левую ступню.

Я уже почти вырвался на простор улицы имени легендарного летчика, вот только подельник оказался слишком шустрым. Цепкая рука с силой схватила за плечо и резко развернула. Живот внезапно пронзило острой болью. Такой боли я ещё раньше не испытывал. В отсветах фар потока проносящихся машин вижу, как по сорочке расползается тёмное кровавое пятно.

Ну нет, ребята, я еще не отбегался. Отталкиваю бандита и, зажимая рану ладонью, бегу дальше. Выскакиваю на проезжую часть, слишком поздно заметив близкий свет замызганных в грязи фар. Сильный внезапный удар отправляет мое бренное тело в полёт.

Вижу над собой хмурое осеннее небо. Капля дождя падает на зрачок, но у меня больше нет сил моргнуть. Мир уплывает.

Темнота мягко обволакивает, почти как одеяло. Хорошо, легко, спокойно. Тьма не пустая, в ней кто-то есть. До меня долетают обрывки чужих фраз. Двое о чём-то спорят:

— Можем сделать повторную загрузку по запросу локального куратора.

— Возражаю. Не обосновано.

— Минимальный резонанс, схожесть аутентичности, а энергозатратами можно пренебречь…

Как-то это не похоже на разговор врачей в реанимации.

— Эй, — мой голос оказался неожиданно слаб и приглушён. — А как насчёт моего мнения? У меня ходатайство!

— … видишь, активность позволяет.

— Ну как знаешь. Под твою ответственность.

… повторная загрузка…

Яркий свет снова резко бьёт по глазам. Капля дождя опять попадает прямо в зрачок. Дежа вю какое-то. Моргаю. Резко вдыхаю и сажусь, сердце колотится, как ненормальное.

— Аркашка, вставай, ты чего?

Чьи-то руки вяло пытаются меня поднять. Покачиваясь, неуверенно встаю. Почему сейчас день? Где я? Тот, кто помогал мне подняться, настойчиво потащил куда-то.

— Куда?

— Аркаша, давай уйдём с дороги.

Действительно, я же на проезжей части. Только это точно не асфальт Чкалова, а узкая улочка, выложенная брусчаткой. Вокруг стоят мелковатые двухэтажные кирпичные дома, и вообще всё какое-то старомодное: причёски, одежда… авто какие-то раритетные, воздух необычно резок и свеж.

Как только перешли на тротуар, машина немедленно уезжает, будто так и надо, будто и не было сбитого человека.

— Вы что тут… кино снимаете?

Худой, явно очень испуганный юноша со сползшими на нос нелепыми очками с тревогой всматривается мне в зрачки.

— Аркадий, ты чего⁈ Не узнаешь меня?

Наверно, меня спутали с каким-то похожим актёром второго плана… забавно, что скажут знакомые, когда увидят на экране мой фейс, — известный в городе адвокат решил сняться в художественном историческом фильме…

— Нет. Не узнаю.

— Как же так? — по-моему, худосочный юноша сейчас даже готов в панике заплакать. — Я твой кузен, Филипп…

Забавно… у меня есть кузен по имени Филипп… его никто не звал, он как-то сам прилип… как бы то ни было, без посторонней помощи мне сейчас не обойтись. Позволяю только что приобретённому кузену Филиппу помочь мне дойти до скамейки.

Только теперь, приняв удобное сидячее положение, обращаю внимание, что я тоже одет в подобную старомодную одежду, а главное… главное… щупаю живот в том месте, куда тот шустрый бандюган лихо всадил нож… Раны нет! Ни раны, ни крови, ни шрама. И, чёрт возьми, где моя нажитая годами «трудовая адвокатская мозоль»? Где пивной живот пятидесятилетнего человека? Почему я такой же тощий «юноша бледный», как и этот Филипп?… Рука тоже не моя. И что это за перстень на пальце?

А перстень-то уж очень непрост. На нём невероятно детально и качественно изображён филин… И ещё я чувствую то ли с этим перстнем, то ли с этим филином — особую связь. Я бы даже назвал эту связь мистической, вот только в мистику я не верю.

— Аркаша, ты как себя чувствуешь? Можешь идти? Лучше бы нам поскорее уйти отсюда. Это очень скверный район.

Райончик этот действительно достаточно депрессивный и даже немножко давящий на психику. Улицы тут грязные, люди ходят мрачные и злые. Двое прохожих — маргинального вида молодых парня, шли походкой «руки в брюки», смотрели по сторонам с прищуром, исподлобья и с отравленной, злобно-насмешливой улыбкой. Грубая скамейка, на которой мы сидим, посажена на два вкопанных в землю пенька и, по всей видимости, является единственным украшением района.

— Сейчас, Филипп… сейчас уже пойдём… дай мне ещё пару минут в себя прийти.

Филипп страдальчески сморщился, но промолчал. Зато не промолчали два гопника.

— Я чё-то не понял, Сеня! — обратился один к другому. — А чё это два наглых студента присели на нашу скамейку? Мы им разве разрешали?

— Не разрешали! — ответил второй.

Они угрожающе нависли над нами с Филиппом.

— Так. А ну-ка быстро занесли по пятёре, пока я не осерчал!

— Мы же на минуту всего присели, — попытался оправдаться перепуганный кузен.

— А… не, ну если всего на минуту… тогда другое дело, — гопник сделал вид, будто ответ Филиппа всё прояснил, но тут же опять обратился к корешу, — Сеня, а скока мы берём за посидеть одну минуту на нашей скамейке?

— По пятёре, — радостно и придурковато ответил второй гопник.

— С вас всё равно по пятёре, господа студенты.

В этот миг мой перстень будто бы пробудился, среагировав на опасность. Моя связь с ним резко усилилась: Иллюзия! — глаз филина пронзительно уставился в мой зрачок. На долю секунды мне показалось, что я маленький мальчик, стою в неестественно тихом лесу перед тёмным деревом, на высоте трех метров на ветке сидит здоровенный филин и с очень большим сомнением смотрит на меня сверху вниз.

Дальше я действовал по наитию. Я откуда-то знал, что могу заставить этих гопников видеть то, чего нет, что могу подсунуть им морок, который обманет их восприятие.

Я создал своего двойника, как бы в испуге неподвижно сидящего на скамейке, а сам выскользнул из их поля зрения. Гопники вроде бы ничего не заметили. Они по-прежнему видят меня на том же месте.

Подобрав округлый булыжник, прикинул вес и без тени каких-либо сомнений треснул первому по затылку. Раздался глухой стук, как при ударе обо что-то пустое, в некотором смысле так оно и было. Гопник опал, как озимые.

Гопниковский кореш, изрядно потрясённый моим манёвром, тут же передумал требовать с нас «по пятёре», и шустро рванул вдоль по улице, даже не попрощавшись. Двойник на лавке тем временем беззвучно исчез, словно был удалён «из кадра» опытной рукой монтажёра фильма. Только вот сам я уже давно перестал верить, что здесь снимают кино.

Я присел над телом и приложил палец к шее. Пульс, хоть и слабый, но есть. Затем без зазрения совести и вопреки адвокатской этике, «обшмонал» карманы, присвоив себе немного мелких денег и грубый литой кастет.

— Филипп… Филипп… — вывожу из оцепенения обалделого родственника. — Пойдём отсюда.

— Пойдём, Аркадий, — он поднялся со скамейки, но вместо того, чтобы идти, схватил меня за рукав. — Но так нельзя же. Ты ведь его обокрал…

— Что ты такое говоришь⁈ Это всего лишь лёгкая компенсация. Пойдём уже… пока Сеня на подмогу остальных хозяев скамейки не привёл.

Филипп снова согласно кивнул, но с места опять не сдвинулся.

— Аркаша, — сказал он жалобно. — А ты хотя бы меня вспомнил?

— Ну, конечно, вспомнил… Ты же кузен мой… пойдём скорее…

Идти от злополучной скамейки пришлось довольно далеко, зато «наш район» намного приличней тех рабочих кварталов, где мы нарвались на гопников. По пути я продолжал изображать ушибленного автомобилем человека, чтобы Филипп не заметил моего полного незнакомства с местностью. Он и так на меня смотрит с какой-то опаской, не вижу смысла испытывать психическую устойчивость парня на прочность и сообщать, что моё сознание переместилось из другого мира.

Он привёл меня в доходный дом, который сам назвал «номерами». Смирившись с моей временной недееспособностью, Филипп каким-то ловким привычным жестом вытащил ключ из моего кармана и сам открыл входную дверь.

— Отдыхай, Аркаша, — сказал он с искренней заботой в голосе, перед тем как оставить меня одного. — Вечером тётушка ждёт, но я придумаю что-нибудь… скажу, что ты нездоров.

Оставшись один, отдыхать я, разумеется, не стал, хотя голова и в самом деле гудела, как котёл. Нетвёрдо подошёл к овальному мутноватому настенному зеркалу и изучил свой новый облик. На прежнего себя похож очень отдалённо, зато я снова молод. Лет двадцать от силы.

Затем осмотрел комнату. Стены поклеены выцветшими от времени невнятными обоями, мебель очень давно знала лучшие времена, но это всё мелочи.

Покопавшись в столе, нашел удостоверение личности. Серая фотография не оставляет сомнений, что Филинов Аркадий Ефимович, — это теперь я. Вместе с паспортом нашёлся аттестат об окончании Серпуховского колледжа по специальности «право и управление городами», без отличия.

Судя по оценкам и прилагаемой характеристике, Аркаша Филинов учился, прямо скажем, без особого рвения. То есть, читать и писать прежний пассажир данного тела, конечно, умел, но, если лампочку в комнате выключить, то свет его разума не осветил бы стены. Скорее наоборот.

Ещё обнаружилась какая-то местная газета, из которой я узнал, что нахожусь в городе Кустовом, который вроде бы с Россией соседствует, но при этом частью Российской империи не является. Его тут так и называют — вольный город Кустовой.

Вернулся к зеркалу, осмотрел лицо и пострадавшую от удара голову. Не в поликлинику же мне идти? Ушиб. Были бы мозги, было бы сотрясение.

На голове хаотичное нагромождение бывших грязными, судя по всему, ещё до ДТП — волос, немного спёкшейся крови, на лице веснушки, цвет волос — русый. Серые глаза, нос короткий, глаза чуть прищурены, выражение совсем не внушает доверия, хотя это, наверное, уже моё, а не от природы. От проверки, насколько у меня много зубов, отвлёк шум на улице.

Рассеянно подошёл к окну, отодвинул массивную штору. На дороге иссиня-чёрная повозка, запряжённая двойкой чёрных же лошадей, сцепилась со здоровенной телегой, которую тянула крупная меланхоличная кобыла. Два мужика, оба бородатые, крупные, злые — старались их расцепить, при этом громогласно и витиевато ругались, парадоксально обращаясь друг к другу на «вы», но с добавлением разных забавных эпитетов.

Из повозки выглянула юная, красивая, словно сошедшая с картин Третьяковки, девушка. Будто почувствовав, что на нее смотрят, она подняла взгляд вверх и увидела меня. Я тут же заулыбался и помахал ей, она вежливо улыбнулась в ответ. Полюбовавшись красоткой несколько секунд, вежливо кивнул и с сожалением вернулся в комнату и к своим мыслям.

Громкий требовательный стук в дверь заставил вздрогнуть. Чёрт, ни радио, ни телевизора, никакого привычного шума. Тихо как в склепе, любой звук застаёт врасплох. Открываю дверь, ожидая снова увидеть «родственника», но за порогом вовсе не кузен. Немолодой усач в незнакомой форме.

— Филинов Аркадий Ефимович? — спрашивает он.

— М-м… Да, я.

— Прошу проследовать за мной.

Вот это называется «приехали», неужели новоявленный родственник успел заложить меня в полицию?

— Куда проследовать… позвольте спросить… — стараюсь звучать ровно.

— Вас желает видеть коллежский асессор Лещёв Демид Фирсович, — с нажимом сообщает усач таким тоном, словно я должен знать кто это. — Немедля!

И он остался стоять, вытянувшись во фронт, сердито и нетерпеливо прожигая меня глазами.

Так, начинаю соображать. Форма у него точно не похожа на полицейскую, скорее какой-то иной госчиновник. Пожалуй, я даже могу его послать, сославшись на неприкосновенность жилища и явное отсутствие ордера… был бы ордер, он бы его предъявил.

Только что мне это даст? Он ведь запросто нарисуется по второму кругу с ордером или парочкой парней помоложе, которые дадут мне в бубен и в печень, в результате я всё равно пойду, куда зовут, но уже с испорченными здоровьем и настроением.

— Одну минуту, я оденусь.

Захлопываю дверь перед носом служащего. Поправляю перед зеркалом причёску и одёргиваю пиджак, беру документы. По моим прежним меркам вид совсем нелепый, ну а для местных возможно и так сойдёт.

Идти пешком не пришлось, на улице нас ожидало нечто вроде кареты с выгоревшей от времени надписью «Центральный суд». Человека, менее искушённого в судопроизводстве, это могло бы очень напугать, он подумал бы — арестовали! Но я-то знаю, подозреваемого тащат не в суд, а в камеру… околотком это вроде раньше называлось. До судебного ареста ещё нужно пройти целый ряд процедур.

Доехав до здания суда, мы поднялись на третий этаж и пройдя по уже изрядно вытертой многочисленными посетителями ковровой дорожке, остановились перед дверью с солидной табличкой: «Председательствующий Лещёв Д. Ф.»

На предупредительный стук из-за двери донеслось басовитое «войдите».

— Ваше Высокоблагородие, — доложился усач в форме и по совместительству мой конвоир, — Филинов доставлен!

— Спасибо, Модест Павлович.

Усач коротко поклонился и вышел, закрыв дверь, а я остался в кабинете. Какое-то время асессор, что бы это слово не значило, молчал, разглядывая меня из-под густых бровей, а я тоже хранил тишину, изучая помещение. Ну, вариантов нет, это кабинет местного руководителя суда.

Хозяин кабинета с какой-то вальяжностью достал из стола портсигар, оттуда вытянул папироску, закурил якобы неторопливо, но… вдруг не выдержал:

— Аркадий, мы долго с Вами будем в молчанку играть? — он выпустил густую струю дыма. — Где деньги?