В офисе банкротного управляющего было заперто, в соседнем кабинете недовольная толстая тётка пробурчала «Павел в торговом суде и нечего тут ходить, потом печенье и сахар пропадают».
Печенеги у неё пропадают. На бока свои внимательно посмотри, может они там укрылись?
На пробу пешком отправился в торговый суд и, хотя никогда не видел этого самого Павла, меня это не смутило.
— Приветствую! — вежливо поздоровался с приставом на входе в суд. — Не подскажете, в каком зале дело у управляющего Орлова?
Пристав не был обязан отвечать, но тот факт, что я здоровался и прощался с каждым из них и при каждом посещении суда, также как и при встречах в городе, понемногу создавал некое подобие симпатии. У меня была плохая память на имена, поэтому я всех записывал, зато отличная — на лица. Я старался запомнить всех приставов, дворецких, помощников судей, тёток из канцелярий, следователей и уж, тем более, судей. И, когда какой-нибудь пристав гулял по улице с дамой, а с ним за руку и уважительно здоровался целый адвокат в шикарном и стильном английском костюме, он сразу же приосанивался, а в глазах мелькало собственное достоинство и узнавание. На девушек, не важно жёны они или подруги, это тоже производило положительное впечатление.
— Секунду… Третий зал, проходите.
— Спасибо и хорошего Вам дня.
Вежливость — очень простая и совершенно недорогая штука, а может окупится сторицей в неожиданный момент.
Прошёл, нашёл зал, заглянул в призывно открытую дверь. Судья восседал за своим столом и ковырялся в бумагах.
— Аааа… Филинов. По делу или опять, знакомитесь с правосудием?
— Знакомлюсь, ну и с коллегой хотел переговорить. Потом, после слушанья.
— Хорошо. Так, Павел Вячеславович, будем Вашего оппонента ждать по оспариванию сделки? Я всё равно отложусь, налоговое ведомство документы по запросу до сих пор не прислало.
— Опаздывают, не являются. Эх, вот такое вот отношение, Максим Сергеевич. Как скажете, хотите проведём, хотите сразу отложим?
— Сразу. Встаньте, соблюдем формальность.
Такие разговоры «за пределами» формальной части судопроизводства распространённое явление, хотя «простой народ» об этом не знает. Тот факт, что судья говорил открыто при мне, показывало, что я «свой», то есть допущен в профессиональную среду, как равный, и этот факт не укрылся от управляющего.
Мы встали, судья перевернул том судебного дела на «обложку», скороговоркой назвал какое дело слушается и себя, то есть, кто рассматривает, что явился, кто не явился, в конце резюмировал:
— Суд, совещаясь на месте, определил — для представления документов по делу и в связи с неявкой Сковородкина, слушанье дела отложить на более поздний срок. Распишитесь в протоколе.
Павел, взрослый мужчина с чёрными как смоль вьющимися волосами, короткой плотной бородой и чёрными же грустными глазами, поздоровался со мной за руку и познакомился только когда мы вышли из здания суда.
— Чем обязан?
— Павел Вячеславович, Вы ведёте личные банкротства очень многих граждан Кустового, простых людей, купцов, даже чиновников.
— Такой у меня хлеб. Будете мои действия обжаловать?
— Зачем?
— Ну, семь из восьми адвокатов при встрече со мной грозят мне судом от имени моих подопечных или наоборот, их обманутых знакомых, которым те ввиду банкротства не платят по долгам. А в суд я и так хожу каждый день, так что валяйте, подавайте, такая у нас с Вами работа.
— Не буду. Я как раз восьмой адвокат. Хочу купить продаваемое в банкротстве имущество, самого что ни на есть паскудного качества.
— Какое именно?
— Зайдём в трактир, покушаем? А Вы мне как раз подскажете, какое имущество я собираюсь купить.
Очередной обыск в китайском квартале был закончен, я попросил Игоря подождать и зашёл в китайскую типографию, где мне, с третьей попытки были изготовлены визитки — пробная партия в пятьдесят штук.
— Да, теперь без опечатки. Спасибо за терпение и здоровья вашей матушке, — я заказал ещё сто штук, расплатился и вышел на улицу.
Рядом с Игорем уже стоял, улыбаясь как свидетель на свадьбе, мой новый помощник Чен.
— Куда едем, барин? — саркастически спросил извозчик.
— Какой я тебе барин? Сто раз же говорил. Погнали на Макарьевскую Изнанку, надо кое-что посмотреть. Чен, ты разбираешься в добыче макров?
Чен посмотрел на меня с таким выражением, с которым он обычно говорил «не понимать по-русски» и, возможно это и собрался брякнуть, но под моим тяжёлым взглядом передумал и ответил, что, дескать, мастер Гао сейчас обрабатывает макры, но когда-то трудился и на выработке.
— Можешь его попросить с нами прокатиться? — раз уж мне уже придали «в нагрузку» члена триад, то его надо использовать.
Макарьевская Изнанка называлась так потому что ворота на Изнанку принадлежали и их непосредственно «охранял» старый как мамонт, вредный, принципиальный, но сравнительно честный дед Макар, который брал по пять копеек за проход, не делал скидок для богатых, полицейских и чиновников, зато пускал (по такому же твёрдому тарифу) китайцев, казахов, афганцев, таджиков, степняков, вятичей, нагайцев, цыган и, наверное, пустил бы и чёрта с рогами — за пять копеек за каждый чертячий пятачок.
Нас, само собой, он тоже пустил. Ажиотажа вокруг его портала не было. Во-первых, эксперты говорили, что портал «истаивал», то есть через год-два он окончательно затухнет и закроется, придётся либо пробивать его заново, либо вообще забыть. Во-вторых, всё что можно было внутри купить, забрать, добыть, срубить, убить — уже там произошло. То есть, эта Изнанка было истоптана и потеряла ценность (в отличие от портала Пасюкова, сравнительно свежего и притягательного своей обильной охотой).
Дед Макар в диалоги о судьбе своего портала не вступал, давая один и тот же ёмкий ответ — «пять копеек и иди на хер», что могло означать как разрешение на проход, так и уклонение от дискуссии.
По закону, если на Изнанке было моё имущество, собственность — владелец портала обязан был меня пропустить, причем бесплатно. Дед Макар это правило игнорировал, а те, у кого была «недвижимость» по ту сторону портала считали, что проще заплатить пять копеек старому козлу, чем что-то доказывать про законы. Такова была местная традиция.
Мы прошли, следуя полученным от Павла описанием, мимо двух холмов, по натоптанной дороге, потом налево сквозь голую вырубку, где торчали только пни местных изнаночных деревьев, пока, наконец, не оказались на территории, помеченной выгоревшей от времени табличкой «Трехгорный прииск».
Табличка была заметно простреляна в нескольких местах из ружей какими-то неизвестными хулиганами.
Ну, горы в названии — это громко сказано, скорее заострённые холмы. Вырубленные деревья, пустоши и ни одного монстра на десятки километров (все перебиты браконьерами).
Основных зданий два, вернее было два, потому что складское — сгорело, пока шло банкротство, а второе, барачно-бытовое, было основательно разворовано и покосилось, как притопленная старая шхуна.
Пока старый китаец переругивался с Ченом, а Игорь с тоской в глазах смотрел на не только ветхий, но и «от рождения» криво-косо собранный забор не выше метра высотой, я пребывал в отличном настроении, потому что место добычи макров было именно в таком говённом состоянии, как и описал Павел.
Дав всем вволю насмотреться, пройтись по запущенной и разворованной выработке (добыча макров явно велась открытым способом), потрогать, пощупать, понюхать, велел двигать обратно и всей честной компании идти на приём к мистеру Танлу-Же и докладывать об увиденном, а меня высадить у офиса, потому что, как это часто бывает — дела.
Проводив китайскую делегацию, я встретил у офиса Зураба, который немедленно повёз меня к Стрижову-младшему.
Сын покойного служил в егерской службе, то есть в чём-то пошёл по стопам отца, однако своего родителя искренне не любил и согласился с нами встретиться с большой неохотой.
— Здравствуйте, Геннадий Сергеевич, я — адвокат Аркадий Филинов.
Стрижов-младший покосился на Зураба, нахмурился и с плохо скрываемым раздражением произнёс:
— Начальник мой попросил об этой встрече. Но я Вам так скажу, отца я не любил, тут нет секрета. В дела его не лез. Ну, умер и умер. И вся эта история Ваша с ним меня не касается, лезть я никуда не буду и помогать тоже. Отстаньте от меня и идите…
Зураб сурово нахмурился и Стрижов-младший сбился с проторённой мысли.
— Идите погуляйте, я хотел сказать. Всё. Я всё сказал!
— А я не всё, — пожал плечами я.
Доверенность от этого типчика была ключевым элементом всей моей схемы, так что я просто дал ему выпустить пар и весь негатив пропустил мимо ушей. — Я для Вас человек посторонний, как и мой друг. Ваши с отцом разборки — это Ваши дела. Не пришёл Вас мирить, ничего подобного, если злитесь, что он Вас в детстве променял на бутылку, значит, имеете причины. Сейчас речь идёт о другом. У Вас есть дети…
— Угрожать мне вздумали? — моментально вздёрнул подбородок Стрижов.
— Ничего подобного, наоборот. Вот смотрите. «Мертвые сраму не имут» — есть такое выражение. Отец Ваш уже умер. Первое, его надо похоронить, причём Вы заниматься этим явно не намерены, как я заметил, потому что его останки хранятся у нас и никем не востребованы. Второе, пользы от живого отца Вам не было. Зато, он может послужить Вам мёртвым.
— Каким образом⁈
— Представьте, приходите Вы на кладбище, а там стоит скромный памятник: «Стрижов Сергей, был охотником, погиб на Изнанке, сражаясь с тварями». И вот он уже не старый алкаш, который бросил Вас с мамой и умер от цирроза печени, а суровый молчаливый покойник. И детям Вы покажете — вот это дед, охотился на тварей Изнанки, погиб как достойный барон. И хотя Вы будете знать, что это не совсем так, в памяти детей останется вполне конструктивный и полезный в хозяйстве дед. И когда они вырастут, они не станут, как дедушка, алкоголиками, потому что такого примера для подражания они не знали, а будут учиться владеть оружием. Вот так он послужит Вам, будучи мёртвым, раз не смог помочь живым. То же самое касается коллег, сослуживцев. Вам не нужно сострадание, Вам нужен скромный памятник на кладбище, и чтобы все эти заботы и расходы взяла на себя Полина Этьеновна.
— Но ведь было не так и подох он пьяным?
— А кто это видел? Будут буквы, выбитые на камне. Слова унесёт ветер, буквы останутся. Он не помог Вам живым, пусть послужит мёртвым. Согласитесь, разумно?
— Ну, только ради детей, чтоб действительно не знали, не услышали потом в школе про свой род… Что нужно сделать?
— Я всё беру на себя. Буду отчитываться перед Вами лично. Сейчас нужно проехаться к нотариусу, выдать доверенность и согласовать удобную для Вас дату похорон.
— Ладно, поехали, только ненадолго и все расходы за Ваш счёт.
Внутренне выдыхаю. Кажется, дело сдвинулось с мёртвой точки.
— Павел Вячеславович, Вы там говорили, что на продаже есть сейф за «недорого»? — под вечер я снова пришёл к управляющему, чтобы на каких-то второстепенных вопросах отладить с ним отношения до более важного дела покупки прииска.
— Смотрели участок Барбышева? — не дал мне уйти от основного вопроса Павел.
— Смотрел, показал инвесторам, они думают.
— Слово-то какое, инвесторы… Действительно, говорил. Есть сейф. Новый сейф стоит восемьсот рублей. А этот я отдаю за сорок пять.
— Надо думать, для такой серьёзной скидки у него есть пара небольших недостатков?
— Да, именно что недостаток. Не достаёт ключа к нему и цифровой комбинации. Прочем комбинация вроде бы известна, а вот ключ Жбанцев потерял пьяным делом, когда пропивал остатки наследства и скатывался в банкротскую яму.
— Сейф продаётся в запертом состоянии? А вдруг там клад?
— Хрен там с постным маслом. В сейфе старые записи его полоумного деда, который служил в столице камердинером, да два стареньких ружья без патронов. До того, как сейф в очередной раз запер Жбанцев, он всё имеющее ценность оттащил в ломбард, так что прошу не тешить себя юношескими иллюзиями. Чтоб потом разочарования не было и обжалования моих действий в суде. Опять. Так что, оформляем ордер на продажу?
— Пойдём хоть глянем, что там за шкаф такой, — Павел был таким человеком, что с ним неосознанно переходишь на «ты», и при этом проникаешься симпатией, по-своему он был обаятельным и дружелюбным.
Сейф оказался высотой почти два метра, с нарисованным гербом неизвестного мне рода, чёрным, крепким и старым, как стены московского Кремля. Сорок пять рублей — это, конечно, даром. Надо брать. В крайнем случае, продам его китайскому кузнецу на металлолом, выйдет примерно столько же. Или кабинет будет украшать, по принципу — хороший понт дороже денег.
Вечерело.
Игорь согласился ехать за сейфом без всяких фокусов, а вот Чен заупрямился.
— Господин Аркад Ий, я нанимался к Вам помощником, а не грузчиком, — поджал губы член триад.
— Херня вопрос, мне надо составить стандартные запросы в налоговое ведомство по наследственному делу, в банк и регистрационную палату. Завтра с утра приступай, установочные данные дам в офисе.
— Я хотел сказать, куда сейф повезём? — моментально переобулся в прыжке молодой китаец.
— В «Золотой фазан», на задний двор, Жень.
— Я Чен.
— Кстати, об этом мы поговорим с тобой завтра.
— Зураб Ливанович, я привёз сейф!
Зураб посмотрел на меня исподлобья, ему явно очень не нравилась вся эта история.
— Дорогой, а он точно не ворованный?
— Мамой клянусь! Купил, документы есть.
— Документы. Ваш брат документы сам умеет изготавливать.
За пару часов до этого я пристал к Зурабу с просьбой помочь мне вскрыть сейф, вернее организовать человека «из его ведомства», который сделает это. Крайне неохотно старый горец согласился попробовать, но явно не ожидал что я нарисуюсь с сейфом буквально в этот же вечер.
— Ладно, пусть в ту часть конюшни занесут, сейчас приведу Митяя.
Митяй оказался маленького росточка скорбным мужичком с множеством татуировок на руках, одетым в форму подсобника кухни. Татуировки в этом мире были сравнительной редкостью, а эти были явно «лагерными», то есть, «каторжными».
Без лишних слов он кивнул Зурабу, подошёл к сейфу, погладил его по ребрам жесткости, зачем-то понюхал поворотную ручку.
— Законно?
Зураб кивнул, я же ответил более подробно:
— Куплено у обанкротившегося сынка богачей. Ключ потерян, в сейфе ничего ценного нет. Нужно открыть и изготовить новый ключ.
Митяй прижался ухом к дверце, потом осторожно постучал указательным пальцем в районе замка, трижды, переместил ухо, снова постучал.
— Коньячка бы, — многозначительно посмотрел на Зураба он.
— После смены, — буркнул тот.
— Добротный. Корпус литой, цифры, шестизубцовый ключ, четыре запорные пластины. Давно не смазывали, будет заедать. Металл двуслойный, песочная набивка, несгораемая компоновка. Добротный. Явно немцы делали, но какие-то наши, волжские. А есть цифровой код?
— Вроде бы четырнадцать восемьдесят один.
Митяй прижался ухом к сейфу, нажал кнопки, приподнял палец, прося тишины (вообще-то я, Зураб и китайцы и так не шевелились, и не дышали), тронул ручку и удовлетворённо кивнул.
— Сходи, дорогой, купи в лавке коньяка три бутылки, — не сводя глаз с Митяя, с достоинством сказал Зураб. — Лучший коньяк дагестанский, двенадцатилетний, его и возьми.
Я не умел пользоваться отмычками и вскрывать замки. Знал это дело только теоретически. Не довелось увидеть и в этот раз. К тому моменту, когда я вернулся с коньяком, сейф уже вскрыли, Зураб выглядел разочарованно, видимо ожидал, что там мешок макров, пачки английских фунтов или хотя бы мумифицированный труп любовницы императора. Митяй степенно и одухотворённо собирал и упаковывал в мешочек свои хитрые скобы и крюки, Чен недовольно осматривал ствол одного из ружей.
Всё оказалось так, как и говорил Павел, два ружья со следами ржавчины, одно — мелкашка, второе — здоровенная бандура двенадцатого калибра с погрызенным прикладом. Пухлая рукопись, ворох старых документов, на нижней полке следы песка и окаменелые мышиные шарики.
— За коньяк спасибо, ваша светлость, — так положено обращаться к герцогам, но старому медвежатнику было явно плевать. Он забрал бутылки и почтенно поклонился. Если подумать, за пятнадцать минут работы он брал довольно круто. С другой стороны, это получилось легко и быстро только потому, что он мастер своего дела, умелец.
— Но изготовлением ключей мы не занимается, — закончив свою мысль, ещё раз поклонился Митяй и ушёл.
— Куда везём сейф? — сверкнул зубами Чен.
— Кузнеца озадачим, конечно, к нему и поедем. Спасибо, Зураб Леванович, очень выручил.
— Скучный ты, Аркадий, — разочарованно махнул рукой старый горец.