Адмирал Империи – 35

Глава 12

Место действия: столичная звездная система HD 23550, созвездие «Эридан».

Национальное название: «Воронеж» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется союзной коалицией.

Точка пространства: 3 миллиона километров от центральной планеты Воронеж-4.

Дата: 28 мая 2215 года.

С противоположной стороны адмирал Иван Федорович Самсонов не менее активно готовился к предстоящему сражению. Он стоял на мостике своего флагмана, окруженный переливающимися огнями голографических дисплеев и снующими туда-сюда офицерами связи. Взгляд адмирала был прикован к тактической карте, где разворачивалась расстановка сил противоборствующих сторон.

Черноморский космический флот Самсонова оказался меньше, чем у первого министра, но это было пока не так существенно. Иван Федорович понимал, что численность — лишь один из факторов, определяющих исход сражения. Куда важнее боевой дух, выучка и решимость, а этого его людям было не занимать.

Под рукой Самсонова действительно находились профессиональные экипажи, прошедшие не одну военную кампанию, в том числе и недавнюю против американцев. Это были закаленные бойцы, привыкшие смотреть в лицо смерти и побеждать вопреки всему. Каждый из них был готов отдать жизнь за своего командира и за честь Черноморского космофлота.

И что еще более важно, так это то, что его верные «черноморцы» рвались в бой и не обращали никакого внимания на какое-то там превосходство врага в численности. Для них битва была не просто долгом, но и делом чести, возможностью доказать всей Империи свою доблесть и непобедимость. И глядя в горящие решимостью глаза своих подчиненных, Самсонов чувствовал, как его собственное сердце наполняется гордостью и уверенностью в победе.

К тому же их лидер и бессменный командующий — адмирал Самсонов не собирался отсиживаться в обороне. Он привел свой космофлот сквозь четыре звездные системы не для того, чтобы прятаться и ждать милости от противника. Нет, он был намерен сокрушить врага одним решительным ударом, покончив с этой чертовой союзной Коалицией раз и навсегда.

Иван Федорович чувствовал, как в его жилах закипает жажда битвы. Он словно видел перед собой бесконечную вереницу славных побед и триумфов, одержанных его флотом. И сейчас, в этот решающий час, адмирал был твердо намерен вписать в историю Черноморского флота еще одну героическую страницу.

— Контр-адмирал Зубов, — обратился диктатор к Демиду Александровичу, оторвав взгляд от тактической карты. В голосе Самсонова звучала неприкрытая гордость и одобрение. — Вы отлично показали себя в предыдущей стычке у «вагенбурга».

Демид Александрович выпрямился по ту сторону экрана под этим пристальным взглядом, чувствуя, как его переполняет чувство глубокого удовлетворения. Похвала из уст легендарного командующего дорогого стоила, ведь Самсонов никогда не бросал слов на ветер и умел ценить истинную доблесть.

— Спасибо за добрые слова, господин командующий, — поблагодарил его Зубов, слегка склонив голову в почтительном поклоне. Несмотря на искреннюю радость от похвалы адмирала, в душе контр-адмирала все еще тлела горечь поражения. — Однако я подвел вас, так как не смог сдержать врага внутри «сферы»-крепости…

Зубов говорил тихо, почти шепотом, словно боясь нарушить торжественную тишину мостика. Но Самсонов лишь покачал головой, и на его губах заиграла понимающая улыбка. Он слишком хорошо знал цену мужества и самоотверженности, чтобы упрекать своего адмирала.

— Не расстраивайся, Демид Александрович, — успокоил своего ближайшего соратника адмирал Самсонов. — Никто на месте тебя не смог бы сдерживать бесконечно долго такой огромный флот Птолемея в «сфере» крепости. Даже я, несмотря на весь свой боевой опыт, не справился бы с этим лучше. Главное, что ты поселил страх в сердца этих мятежников, и сейчас мы яростной атакой укрепим его еще больше, превратив в суеверный ужас перед нами!

Иван Федорович говорил вдохновенно и страстно, словно древний скальд, воспевающий подвиги героев. Его слова проникали в самое сердце, заставляя кровь быстрее бежать по жилам, а душу — трепетать в предвкушении грядущей битвы. И глядя в эти горящие решимостью глаза, Зубов почувствовал, как его собственные сомнения и страхи тают.

— Я и мои гвардейские дивизии снова рвемся в бой, Иван Федорович! — отважно сказал Демид Зубов, обрадованный тем, что диктатор не гневается на него, а наоборот, хвалит. В голосе контр-адмирала зазвенела неукротимая энергия и жажда сражения, словно в предвкушении величайшего приключения всей своей жизни.

Зубов расправил плечи, и на его лице отразилась непоколебимая решимость. Он был готов вести свои корабли в самое пекло, навстречу пламени и разрывам плазменных зарядов — и победить любой ценой, ибо такова была воля его командира и глас его собственной офицерской чести. Самсонов одобрительно кивнул, удовлетворенный пылом и рвением своего подчиненного. Такие люди, как Зубов, были ему сейчас очень нужны — бесстрашные, верные, готовые на все ради победы.

— Хорошо, — кивнул Самсонов, вновь переводя взгляд на голографическую карту. — Оставляю в твоей эскадре 10-ю и 9-ю «линейные» дивизии… Как только сформируешь из них «конусы», сразу после этого можешь атаковать…

Адмирал говорил отрывисто и четко.

— Благодарю вас за оказанную честь, адмирал, — прочувствованно произнес контр-адмирал, Зубов отдавая честь своему командиру. Его голос звенел от переполнявших его эмоций — гордости, благодарности, предвкушения грядущей схватки. Для Зубова не было большей награды, чем снова возглавить атаку на врага.

— Твой флагман поврежден? — спросил озабоченно Самсонов, взглянув на карту и видя, как мигает тусклым красным цветом лейб-линкор «Москва», что свидетельствовало о повреждениях и необходимости восстановительных работ. Адмирал пристально всматривался в голографическое изображение, где усеянное звездами пространство прочерчивали светящиеся траектории кораблей. Среди этого хаоса линий и точек медленно пульсировал алый огонек флагмана Зубова, словно раненое сердце гиганта. — Я лично наблюдал за тем, как данный дредноут вел тяжелейший поединок сразу с несколькими кораблями противника…

— У «Москвы» повреждения очень незначительные, не стоит беспокоиться, господин командующий, — ответил на это Зубов, стараясь не показать вида и держать себя в руках. Несмотря на уверенный тон, в голосе контр-адмирала слышались едва уловимые нотки смятения и горечи. Демид Зубов невероятно сильно переживал свой так называемый «отход» из сектора боя с дивизией Козицына, считая его чуть ли не поражением. Мысль о том, что он подвел своего командира и не оправдал его высокого доверия, жгла душу нестерпимой болью. — Основные боевые характеристики и энергетические поля моего флагмана уже восстановлены…

Зубов старался говорить ровно и спокойно, словно отчитываясь о рутинной проверке систем. Но Самсонов слишком хорошо знал своего протеже, чтобы не уловить скрытый за этой невозмутимостью надлом. Адмирал понимал, через что сейчас проходит Демид Александрович — ведь сам он не раз оказывался в подобной ситуации, испытывая горечь поражения и страх подвести тех, кто в него верил.

— Отлично, — кивнул Самсонов, не замечая реакции молодого человека. Или делая вид, что не замечает, щадя его самолюбие и давая возможность справиться с эмоциями самостоятельно. — Запомни, ты должен атаковать построение Птолемея беспрерывно. Не считайся с потерями… Я же все это время буду следить за тем, чтобы к тебе подходили свежие подкрепления на замену. Главное, пробить их строй и вселить в них ужас своими непрекращающимися атаками.

Иван Федорович чеканил слова, словно вбивая их в сознание собеседника. В его голосе звенела несгибаемая воля и жестокая решимость, готовая смести любые преграды на своем пути. Самсонов был намерен победить любой ценой, даже если для этого придется пожертвовать половиной флота.

— Низкий боевой дух так называемого союзного космофлота Птолемея Грауса — основной залог нашей победы… — продолжал адмирал, и в его глазах вспыхивали злые огоньки. — Это уже было отчетливо видно по той нерешительности и даже трусости, которые враг продемонстрировал, когда ты запер эту громадную эскадру внутри «вагенбурга» и когда они час не решались оттуда высунуть носы своих кораблей…

Самсонов говорил с нескрываемым презрением, и в каждом его слове сквозила бездна высокомерия и самоуверенности. Он искренне считал своих противников слабаками и ничтожествами, недостойными даже того, чтобы сразиться с ними в честном бою. И сейчас адмирал предвкушал, как превратит их в послушное стадо трусливых овец, гонимое его волей и безжалостным натиском его кораблей.

— Я понял ваш замысел, господин адмирал, и в точности выполню его, — еще раз повторил Демид Зубов, обрадованный тем, что у него появляется шанс взять реванш. Глаза контр-адмирала вспыхнули решимостью и жаждой битвы, словно в предвкушении грядущей схватки. Он был готов на все, лишь бы вернуть расположение своего командира и доказать ему свою преданность и доблесть. Теперь для него существовала лишь одна цель — победа любой ценой, любыми средствами. И он был намерен достичь ее, даже если придется пожертвовать собой и своими кораблями.

— Этот глупец бывший первый министр Граус думает, что я испугаюсь количества его вымпелов и уйду в глухую оборону, — громогласно засмеялся Самсонов, забрызгивая экран слюной. В его хохоте слышались нотки безумия и неистовства, словно в предвкушении кровавой бойни. — Вместо этого, мы будем атаковать без конца, пока они сами не дрогнут и не побегут из сектора, бросив Большой лагерь и попрыгав, как зайчата, в подпространство, а затем, в соседние системы, спасаясь от нас…

Адмирал говорил с садистским упоением, словно смакуя каждое слово. В его голосе звучало предвкушение грядущей расправы, желание растоптать и уничтожить врага, не оставив от него даже воспоминаний. Самсонов давно перешагнул ту грань, что отделяет имперского адмирала от палача, и сейчас его мало волновали такие понятия, как честь или благородство. Он жаждал лишь одного — абсолютной власти и безраздельного господства над Российской Империей…

…Демид Зубов четко выполнил приказ командующего Черноморским флотом и, быстро перестроившись для атаки, повел сто двадцать пять своих кораблей прямо в лоб на врага. Стальные исполины неумолимо надвигались на противника, словно огромная космическая волна, готовая смести все на своем пути.

Гвардейские дредноуты эскадры контр-адмирала Зубова, которые благодаря своим повышенным боевым характеристикам меньше всего пострадавшие в предыдущей фазе боя, со всего размаха налетели на строй эскадр Романова, Козицына, Трубецкого и Джонса. Это было подобно удару гигантского космического молота, обрушившегося на тонкую линию обороны союзников. Пространство озарилось вспышками взрывов и разрядами орудий, когда две армады сошлись в смертельной схватке.

Первая «линия» флота Птолемея от такого неожиданно сильного удара прогнулась, но через некоторое время снова выпрямилась и отбросила атакующих на прежние координаты… Казалось, еще мгновение — и оборона рухнет под натиском «черноморцев», но защитники проявили поистине чудеса стойкости и мужества…

— Не такие уж они и страшные, — заметно повеселев и приободрившись, сказал Михаил Александрович после того, как дивизии Зубова отступили на перегруппировку. — Похоже, я напрасно переживал…

Великий князь говорил с нарочитой бодростью, стараясь подбодрить себя и своих людей. Однако радость великого князя оказалась недолгой. Авангард Ивана Федоровича Самсонова всего лишь провел разведку боем, выявляя слабые места в обороне построения союзников. Черноморцы, словно стая хищников, кружили вокруг своей добычи, высматривая бреши и уязвимые точки. И найдя их, они были готовы нанести решающий удар.

Вторая волна атаки не заставила себя долго ждать, и была она уже намного сильней первой. Космос вновь содрогнулся от грохота орудий и яростных криков сражающихся в эфирном пространстве, когда армады сошлись в очередной смертельной схватке. Но на этот раз натиск черноморцев был поистине неудержим.

Теперь Демид Зубов никуда не откатывался, а начал методично вгрызаться и в без того непрочный строй первой «линии» обороняющихся и пробовать его разорвать сразу в нескольких местах. Его корабли, словно гигантские космические терьеры, вцеплялись в горло противнику, стремясь перегрызть ему глотку. Залпы орудий и вспышки взрывов слились в единый сноп искр на тактических картах, заставляя смотрящих на них, жмуриться и отворачиваться, не в силах вынести этой яркости…

Большая часть дивизий нашего авангарда бились отчаянно, включая и их дивизионных адмиралов. Их личные флагманские корабли часто оказывались на передовой в самой гуще боя, своим примером поддерживая остальных… Люди сражались, как одержимые, понимая, что на кону стоит не только их собственная жизнь, но и судьба всего сражения. Они были готовы погибнуть, но не сдаться.

Однако мужество и самоотверженность не могли заменить собой численного превосходства и выучки врага. Медленно, но неумолимо «черноморцы» продавливали оборону союзников, вгрызаясь все глубже в их боевые порядки. Один за другим гибли корабли и люди, унося с собой в бездну не успевшие осуществиться надежды и мечты.

Зубов снова вынужден был отойти и начать перегруппировку. Второй навал также был отбит, но потери дивизий первой «линии» флота союзников теперь были куда более заметными… Многие корабли эскадры превратились в облака обломков, дрейфующих в безмолвии космоса. Уцелевшие были покрыты страшными рубцами от попаданий и еле держались.

На лицах уцелевших застыло выражение мрачной решимости, смешанной с отчаянием. Они понимали, что следующая атака может стать для них последней. Михаил Александрович, мертвенно-бледный, стоял на мостике своего флагмана, вглядываясь в тактические дисплеи. Великий князь чувствовал, как с каждой минутой его шансы не то, что на победу, а просто выжить в этой мясорубке тают на глазах.

— Чего ждет Птолемей Граус? — занервничал великий князь Михаил, связываясь с Трубецким и одновременно подсчитывая, сколько крейсеров и линкоров осталось у него в эскадре от первоначального числа, и ужасаясь этим цифрам. В его голосе слышались нотки отчаяния и безысходности. — Первый министр ждет, пока от нас ничего не останется? Где, черт возьми, подкрепления⁈

Вопрос повис в гнетущей тишине, нарушаемой лишь далекими раскатами космической канонады. Однако Птолемей молчал. Мостик его «Агамемнона», как казалось Михаилу Александровичу, чуть ли не демонстративно игнорировал все запросы с его флагмана. Тишина эфира давила на нервы, словно в ней таилась некая зловещая насмешка над их отчаянным положением. Великий князь нервно шагал из стороны в сторону, вглядываясь в мерцающие огни тактической карты.

Между тем этот упрямый Демид Зубов, будто ничего особенного до этого не происходило, снова построил свои корабли в атакующие «конусы». Его авангард, словно стальной кулак, готовился нанести очередной сокрушительный удар по израненной обороне союзников. В безупречном построении эскадр чувствовались хладнокровие и расчетливость опытного полководца, умеющего вести бой с методичной беспощадностью.

Сам контр-адмирал гвардии был всегда впереди на своем бессмертном и неубиваемом линкоре «Москва». Этот могучий дредноут, словно древний титан, возвышался над строем атакующих, вселяя трепет в сердца врагов одним своим грозным видом. Многочисленные раны и шрамы на его бронированных боках лишь подчеркивали несокрушимую мощь и живучесть флагмана Зубова. Казалось, сама смерть отступала перед этим космическим исполином, не смея коснуться его своим ледяным дыханием.

Иван Федорович Самсонов прислал своему отважному космофлотоводцу два свежих дивизии из резерва, заменив ими поредевшие 9-ю и 10-ю «линейные». Это было подобно вливанию новой крови в жилы атакующего чудовища, придавая ему сил и ярости для очередного броска.

После чего Демид Зубов снова ринулся в атаку… Черноморская армада, словно гигантский космический таран, неумолимо надвигалась на редеющие порядки обороняющихся. Пространство озарилось всполохами чудовищных взрывов, когда два стальных потока схлестнулись в смертельном объятии. Заговорили орудия, превращая мирную пустоту в адское месиво огня и обломков.

— Вот, господа, что я вам говорил, главнокомандующий Птолемей Граус хочет, чтобы нас здесь всех перебили, как собак! — закричал в эфире в панике князь Михаил Александрович, когда увидел на голограмме тактической карты, как несколько десятков свежих вражеских кораблей несутся прямо на его флагман и уцелевшие вымпелы его поредевшей дивизии. В его голосе слышались истерические нотки человека, чей разум затуманен животным ужасом. — Как удобно, и победить чужими руками Самсонова, ославив его Черноморский флот, и за одно избавиться от всех нас одним махом!

Лицо великого князя исказилось в жутком оскале, когда он представил свой бесславный конец. Все его мечты о славе и величии рассыпались прахом перед лицом неумолимо надвигающейся гибели. И в этот миг Михаил Александрович проклинал все на свете — и свое малодушие, и безжалостных врагов, и равнодушное мироздание, позволившее свершиться подобной несправедливости.

В данную минуту уже никто из адмиралов передовой «линии» больше не смеялся над его словами, потому как всем стало очень даже не по себе от увиденного. Они слишком хорошо понимали, что безумные речи Романова — это лишь неуклюжая попытка замаскировать собственный страх. Но на фоне всего происходящего нервы командиров были натянуты до предела, а в глазах застыло выражение мрачной обреченности.

На их дивизии действительно мчалась сейчас полуторасотенная орда дредноутов, готовая разорвать тонкий строй авангарда союзников, будто того и вовсе не существовало… Это была настоящая космическая лавина, способная стереть с лица галактики все живое. Черные исполины неслись вперед с неумолимостью и целеустремленностью хищников, учуявших запах крови.

Демид Зубов, будто прочитав этот страх в глазах великого князя, направил главный удар своего авангарда в самое слабое место обороны — а именно координаты построения дивизии Михаила Александровича. Он словно почувствовал, что именно здесь, в этой критической точке, решится исход сражения. Контр-адмирал понимал, что если удастся сокрушить правый «фланг» союзников, то вся их оборона рухнет, словно карточный домик.

И не прогадал. Наш «храбрый» князь Романов, несмотря на то, что его корабли еще достаточно долго могли сдерживать натиск атакующей стороны, не стал играть с огнем, приказав своим капитанам немедленно отступать из опасного сектора. В его действиях не было ни чести, ни доблести — лишь голый расчет и желание любой ценой спасти собственную шкуру.

Михаил Александрович слишком хорошо понимал, чем грозит ему упорное сопротивление. Он не желал разделить участь бесчисленных безымянных героев, канувших в безвестность в секторах космических сражений. Великий князь желал выжить любой ценой, пусть даже это будет стоить ему доброго имени и офицерской чести.

С бессильной яростью и отчаянием наблюдали остальные адмиралы за малодушным бегством Романова. Они понимали, что этот предательский шаг лишь приблизит их собственную погибель, ведь противник, почуяв слабину, удвоит натиск.

После такого неожиданного и беспорядочного бегства кораблей великого князя Михаила, вся первая «линия» обороны союзников стала рассыпаться. Ее стройные ряды в одночасье превратились в хаотичное скопление растерянных и деморализованных кораблей. Паника, словно вирус, стремительно распространялась по всей «линии», заражая экипажи страхом и неуверенностью. На мостиках наших кораблей царила гнетущая атмосфера поражения и обреченности, а в эфире то и дело звучали отчаянные призывы о помощи вперемешку с проклятиями в адрес трусливых командиров.

Теперь каждый был сам за себя. Единое командование и построение фактически перестало существовать, и адмиралы и капитаны действовали разрозненно, руководствуясь больше инстинктом самосохранения, чем тактическими соображениями. В этом хаосе особенно ярко проявились истинные лица и характеры военачальников.

Кто-то из дивизионных адмиралов, а именно — приятель великого князя и его собутыльник Никита Львович Трубецкой, также побежал под защиту кораблей второй «линии», что состояла из Балтийского флота. Страх затмил его разум, вытеснив последние крохи мужества и гордости. Бледный как смерть, с дрожащими руками и испариной на лбу, он судорожно склонился над пультом управления, безостановочно повторяя в микрофон приказ об отступлении. В его голосе не осталось и тени былой наигранной бравады.

Кто-то упорно продолжал сопротивляться, вопреки всему до конца оставаясь верным присяге и воинскому долгу. Эти немногочисленные очаги обороны, рассыпанные среди всеобщего хаоса, светились, словно искорки надежды, вселяя робкую веру в чудо даже в сердца отчаявшихся. Экипажи этих кораблей стояли насмерть, с яростью обреченных отражая атаки врага. Каждый из них превратился в героя, живую легенду, готовую погибнуть, но не отступить ни на шаг.

Среди оставшихся на своих прежних координатах были вице-адмирал Илайя Джонс и командующий 3-ей «линейной» дивизией вице-адмирал Василий Иванович Козицын. Два закаленных в боях ветерана, повидавших на своем веку немало сражений и испытаний. Их флагманы, окруженные плотным кольцом верных кораблей, возвышались среди урагана огня и хаоса, словно неприступные бастионы.

Первый, потому что прилюдно поклялся уничтожить Зубова. Это была его личная война, кровавая вендетта, ставшая делом всей жизни. Джонс, словно одержимый, раз за разом атаковал позиции противника. Его глаза горели лихорадочным огнем, а голос, искаженный яростью, хрипло выкрикивал в эфир проклятия вперемешку с приказами. Он был готов преследовать своего заклятого врага до самых врат ада, и даже гибель казалась ему не слишком высокой ценой за возможность свести счеты.

Второму же надоело, что его — прославленного боевого адмирала Российской Империи постоянно кто-то выручает. Но сейчас, в этот роковой час, когда рушились все опоры и рассыпались союзы, он внезапно ощутил острую потребность доказать всему миру и самому себе, что чего-то стоит. И теперь старик вовсю старался проявить свою храбрость и флотоводческие навыки, стремясь или победить, или умереть…

Контр-адмирал Зубов на «Москве» погнался за отступающими кораблями Романова и Трубецкого, беспощадно расстреливая их силовые установки. Словно хищник, учуявший запах крови, он неотступно следовал за своей добычей, методично выводя из строя один корабль за другим. Залпы его орудий вспарывали тьму космоса, словно разряды небесного гнева, неся гибель всему на своем пути. Демид Александрович упивался охотой, желая насладиться триумфом сполна.

— Куда же вы, господа имперские князья⁈ — смеялся над бегущими, Демид Александрович в открытом эфире. Его голос, полный издевки и превосходства, гремел на всех частотах, словно глас самой судьбы. — Мы еще с вами не договорили. Остановитесь и разверните ваши флагманы, чтобы я не стрелял им в корму, как в корабли трусов!

Но, ни Михаил Александрович, ни Никита Львович Трубецкой ему на это не ответили. Их молчание было красноречивее любых слов. Страх сковал им глотки, напрочь лишив дара речи. Скрепя зубами от бессилья и унижения, они молча сносили все издевательства Зубова, стараясь как можно быстрее увести свои избитые флагманы и потрепанные эскадры под защиту регулярных имперских дивизий Балтийского космофлота, что находились сейчас в нескольких сотнях километров от места событий. Лишь там, в надежном тылу, вдали от хохота врага и осуждающих взглядов соратников они надеялись перевести дух и залечить раны, как физические, так и душевные.

Когда же корабли Трубецкого и князя Михаила, наконец, достигли спасительной второй «линии» построения союзной эскадры, они того не желая своим движением и вторжением смешали ее ряды. Балтийцы, стоявшие до сего момента стройными порядками в полной боевой готовности, вдруг дрогнули и заколебались. Их безупречные построения смялись под напором хлынувших беглецов, рассыпаясь, словно нитка бус, лишившаяся узелка. «Линия» буквально начала рассыпаться от столкновения со своими же отступающими кораблями, по сути еще до встречи с врагом. Все труды командующего по выстраиванию безупречной обороны пошли прахом в одно мгновение.

Адмирал Карл Юзефович, багровый от ярости, метался по мостику своего флагмана, всеми силами пытаясь привести подчиненные ему подразделения в порядок. Ему казалось, что он угодил в какой-то абсурдный кошмар, в котором все пошло наперекосяк. Его четкие приказы тонули в какофонии криков, воплей и помех, а драгоценные минуты утекали сквозь пальцы, словно песок. Карл отчаянно и нецензурно ругал мешавшиеся ему «под ногами» полуразбитые княжеские эскадры, грозя всем участникам этого безобразия трибуналом и расстрелом.

— Что вы делаете, безумцы⁈ — надрывался он, брызжа слюной и грозя кулаком в экран, обращаясь к беглецам Трубецкому и великому князю Михаилу Александровичу, чьи корабли уже прошмыгнули сквозь слой «линии» и по сути находились уже в относительной безопасности, однако подставив тем самым вымпелы «балтийцев» под прямой удар эскадр контр-адмирала Зубова. — Этот проклятые гвардейские дредноуты нас сейчас вместе с вами же сметут к чертям собачьим со своей дороги!