Ад уже здесь

13 ДВА ТИРАНА

Ехать на луноходе пришлось совсем недолго. Молот жил под землей в лесу в паре километров от реки. Он вырыл глубокую в связи с промерзанием почвы берлогу и достаточно хорошо ее оборудовал. За внешней дверью, замаскированной под снег и находящейся под нависающим стволом могучего накрененного древесного ствола, был земляной коридор со ступеньками, ведущими вниз. Две утепленные двери встретили уже на глубине. За ними было жилище. Оно состояло из нескольких нор. В одной хранились его вещи. В другой жил ручной волк, который был действительно сильно ранен в стычке с медведем и встретил незнакомцев лишь злым взглядом, когда хозяин стал кормить его, а они из любопытства заглянули в нору. Убедившись, что это не разновидность какого-нибудь люпуса, а обычный волк, они расселись в центральной, самой большой землянке. Пол был усыпан толстым слоем хвои, а поверх всюду застелен в несколько слоев паласами и коврами, между которых хозяин также сделал прослойки из хвои и опилок. В еще одной, небольшой пещере у якута оказалось рысье семейство. Самец, самка и четверо котят. Трудно представить, как уживались тут волк, рыси и человек. Но было ясно, что с такими домочадцами можно не бояться набегов крыс. Стены землянки были отделаны деревом и отделочной строительной плиткой. Каждое помещение имело свою утепленную дверь. Одна из нор вела ближе к поверхности и представляла собой холодильник для припасов. В другой были плантации грибов и еще чего-то, что могло здесь расти. В главной комнате стояла обложенная камнем железная печка, труба от которой уходила через главный коридор в ствол того покосившегося дерева. Освещал охотник свое жилище лучинами и сделанными из больших гильз масляными лампами на животном жире.

По приглашению радушного хозяина гости расселись за круглым столом. Вместо стульев были аккуратные деревянные пеньки. И только сам Молот сел в кресло. Причем кресло это выглядело несколько странным. Настолько странным, что Варяг не сводил с него глаз. Людоед принялся раскладывать на столе еду из их припасов. Было очевидно, что он уловил озабоченность Яхонтова, но пока не подавал виду. Только когда вечно улыбающийся охотник пошел в соседнее помещение за дровами для печи, Людоед наконец тихо произнес:

— Чего не так, Варя?

— Кресло. Это же катапульта от самолета, — ответил Яхонтов.

— Ну, похоже на то. И что? Тут есть чему удивляться?

Варяг подошел к креслу и стал его тщательно осматривать. Когда послышалось шуршание шагов хозяина, он вернулся на место.

— Это американское кресло. С военного самолета, разумеется, — подытожил он свое исследование.

— Ты уверен в этом? — Крест взглянул на искателя.

— Да конечно уверен. И наши, и штатовские катапульты я знаю. Я их машины изучал на каждом авиасалоне в Москве.

Молот растопил уже потухшую печь. Стало теплее, хотя и дыма прибавилось. Хозяин наконец уселся за стол. Вообще он всем показался немного странным. Или, скорее, очень доверчивым. Он пригласил незнакомых людей к себе в дом. Людей с оружием. Причем свою винтовку СВТ-40 с оптическим прицелом он оставил у кресла, когда уходил за дровами. Видимо, он был действительно рад встретить людей. А от тех, кто жил поблизости, наверное, был не в восторге, если жил один и рад был новым лицам.

— Ты из этого зайца хотел убить? — Сквернослов усмехнулся, кивнув на винтовку. — Ты вообще знаешь, что будет с зайцем, если в него из такой волыны попасть?

— А ты наших зайцев видел? — вопросом на вопрос ответил улыбающийся старик. — Охотник я. Отец мой охотник был. Дед охотник. Ты меня не учи. Ты наших зайцев-то видел? — Старик совсем не обижался.

— Что, тоже какие-нибудь саблезубые психокролики размером с мамонта, выведенные чокнутыми учеными как результат непорочного зачатия генетической центрифуги от святого духа ядерной войны? — почти скороговоркой выдал Илья.

Старик перестал улыбаться и жевать пищу. Он удивленно уставился на Людоеда, пытаясь понять, что тот сказал.

— Чего? — выдавил наконец он.

— Я говорю, мутанты?

— Мутанты? Сох. Просто большие стали. Раза в три больше. Зверь многий вымер. А кто остался, по-другому стал. Куобах большие. И меха много.

— Слушай, Молот, а почему ты нас за американцев принял? — обратился к нему Варяг.

— Но они тут были уже, — улыбнулся старик, откусывая кусок вяленого мяса.

— Американцы? — Лицо Людоеда стало вдруг каменным, а суровый взгляд намертво уцепился за старика. — Давно?

— Так. — Старик кивнул, пожимая плечами. — Давно. Еще когда все разбомбили. Еще Старшина самолета подбил. Там пилот прямо в кресле выпрыгнул. Я его нашел. Он уже эльген, а я кресло забрал себе.

— Что за Старшина? — спросил Варяг.

Старик задумался. Потом пожал плечами.

— Старшина Новой Республики. Он тиран. Я же говорил. Там, за Улах-ан, два тирана. Старшина и Титос Гау. Старшина на этом берегу Ёлленах. Титос Гау — на другом. Тоже тиран. Они воевать друг с другом много. Сейчас перемирие.

— Елки-палки, — вздохнул Варяг. — И тут война.

— Всюду, где много людей, война. Вот поэтому я один живу, — улыбнулся Молот.

— А Улах-ан — это что? — спросил Людоед.

— Это ну… водяные ворота как. Дамба там сделали. Далеко на север, когда река замерзла, воды много стало заливать тайгу. А тут немного выше. Берега круче. А туда опять ниже. — Он махнул рукой. — А где сейчас ниже, понтон делали. Чтоб большая машина ходила. Туда ракета попала. Они охотились за большой машиной. Люди дамба делать стали, чтоб вода не заливала тайгу севернее, а отворачивала там. — Он опять махнул рукой. — Теперь река идет так. Ровно-ровно. Потом обрыв и опять река ровно-ровно. И все замерзшее. Это и есть Улах-ан. Водные ворота.

— Я ни черта не понял, — нахмурился Варяг.

— Да что тут не понимать? — Охотник развел руками. — В тайга был большой машина. Три. Очень большой. Колес много. Они ракеты возили. А еще был часть. Те, кто понтон делали. Вертолетный полк и зенитчики. Там, где пилорама коммерческая была. Они про эти машины мало знали. Но должны были защищать их. Это военные. Пилорама, она мэру принадлежала. Он лес за границу отправлял. Много леса незаконно отправлял еще. Денег много было. А большие машины ракеты пускали.

— Большие машины. — Людоед хмыкнул. — Да это же «Тополь-М».

— А они разве тут базировались? — Яхонтов с сомнением посмотрел на Илью.

— А как ты думаешь, Варя, много народу знали, где они должны базироваться? Их маршрут и базирование совершенно секретные были.

— Слушай, Молот, а откуда ты все это знаешь? — Варяг уставился на якута.

— Так тут мой дом. Я тут жил. Отец мой жил. Дед жил. Все жили. А мой младший сын солдатом был у Старшины. А Старшина контрактник был. Он мне много рассказал. Сын мой. А потом туристы были. Много туристов. Богатые. Одни мужчины. Все крепкие. И у всех оружие. Одеты богато. Пятнистая одежда новая. Я охотился и видел их. И к ним приезжал полковник и мэр. Они тоже охотились и пили. А потом один из этих туристов уходил и встречался с солдатами. А форма у них не как у нууччалар. Не как у русских. И говорили они не по-русски. И не саха тыла, не по-якутски. Я подумал, странно. Может, контра-банданан дьарыктанар?

— Чего? — почти хором спросили все.

— Ну… контрабандисты. Но граница далеко на юге. И не китайцы они. Я следил. Я если слежу, меня никто не заметит. Охотник я. Отец охотник был. И дед охотник был. Я видел. Палатка. Антенна. Солдаты нерусские. У меня труба была. У сына тоже труба была. Он прятал от командиров. Я звоню сыну. Сказал, что странное в тайге. Солдаты не наши. Он никому не сказал. Только Старшине. А в тот день полковник сказал Старшине: возьми десять человек и грузовой машина. Едь на виллу мэра и грузи его вещи. А потом вези, куда мэр скажет. А Старшина позвонил ФСБ и про солдат странных рассказал, и про то, что полковник солдат как рабов использует. Те говорят, чего ты дикого тунгуса слушаешь. А с полковником потом разберемся. И вообще в прокуратуру звони военную. А я не тунгус. Я якут. Он поругался с ФСБ. И поехал на виллу мэра. А никто ничего не знает. На вилле только жена мэра. А у жены мэра, когда они приехали, истерика. Она кричит, что делать, как жить дальше, война, это конец. Старшина тут все и понял. Он ее связал и подвал закрыл. Ыт… Собака была, он убил ее. Обыскал дом и нашел два ружья охотничьих и пистолет. Забрал и тайга уехал. Пришел ко мне и говорит, я привез тебе твоего сына. Забирай. Но дай мне оружие. Солдаты его с ним были. Они его уважали очень. Я говорю, зачем оружие. Он говорит, кругом предатели. Война началась. И мы услышали, как бомбят. Вечером. Вечером все началось.

— Занятный какой цимес получается, — пробормотал Людоед, потирая подбородок. — Где-то в этих краях базировалось оружие возмездия. «Тополь-М». Было подразделение по наладке переправы. Были вертолетчики. Были зенитчики. Командир, я так понял, зенитчиков очень дружен с местным мэром и, видимо, имел контакт с иностранной разведкой. Перед началом всего кордебалета сюда прибыло подразделение диверсантов. И возможно, элементы так называемой пятой колонны. Предатели. И в итоге какой-то старшина оказывается в водовороте заговора и совершает побег вместе с вверенными ему бойцами. Но только для того, чтобы начать сопротивление врагу. Сюжетец, однако…

— Н-да. — Варяг покачал головой. — Действительно. А Старшина этот. Что с ним стало?

— Он Старшина Новой Республики. У него гвардия. У него власть. Он тиран.

— Так это он?

— А я как сказал? Он это.

— А почему тиран?

— Так диктатура байыаннай. Военная диктатура. Его вождем называют те, кто с ним. Все должны его авторитет признавать. А тут других уже и не осталось. Теперь только те, кто в Новой Республике и Старшину вождем называют. Или те, кто в Легионе Гау. Это враги Старшины. Ну а я сам по себе. Охотник я. Всегда так жил. Сына моего Гау убили. Старший сын на Камчатке был. В Вилюйчинске. А там рядом база лодок атомных. Бухта Авача. Их ракетой всех…

— А тут ядерные удары были?

— Тут? Сох. Нет. Далеко были. Тут простыми бомбами и ракетами. Но очень мощными тоже. Им надо было только большие машины убить и зенитчиков. Старшина потом на зенитчиков опять напал. Сказал, что взял командовать на себя. Там офицер какой-то сказал, что он крыша поехала. Он офицера расстрелял. И все согласились, что он теперь командир. Они самолета сбили. Даже два. А еще тут летали маленькие самолеты, в которых людей не было. Он их тоже сбил два.

— Вот даже как, — хмыкнул Варяг. — Ладно. А второй тиран?

— Титос Гау? Это сын полковника. Я потом узнал. Это его новое имя. Он был с теми богатыми охотниками. У него Легион избранных. Он так говорит. Новая высшая раса. У них много оружия американского. Каски. Форма. Они им помогали. Только Старшина со своими солдатами мешать начал. Он потом поймал полковника. Мэра. Его жену. Еще многих пойман. Он их всех в баржу закрыл и утопил в орюсь… в реке… Они всюду предателей ищут. Подозрительные очень. Они много потом воевать с Легион Гау. А сейчас перемирие временное. Сюда много беженцы приходили. С запада. С севера. С востока. С Байкала. С Владивостока. Потом даже с Камчатки. Тут атомных бомб не было. Не падало. Сюда много беженцев приходило. Были опять диверсанты. Немного. Старшина тогда устроил лагеря. Тогда еще теплее было.

В лагеря беженцев сажали. Проверяли потом много. Потом отпускали. Но власть тут только у Старшины и у Гау. Много потом бежали к Титос. Обиделись на Старшину. А он работать заставлял. Много работать. Строить жилища. Укрепления. Фермы для скота. На поле работать. Дамбу делать, чтоб река на Гау пошла. Но потом снег. Замерзло все быстро. А Старшина все равно работать заставлял. И сейчас они работают. Там раньше были те, кто работать не хотел. Они дневники всякие писали. Все говорили, что как все плохо случилось. Конец миру. Конец человеку. Много говорили, только бы не работать. Мне не нравятся такие. Зачем скулишь, если сам жив? Делай так, чтоб ничто не погибло, что может еще жить. Но они говорили, что они о высших материях думают. Какие такие высшие материи? Старшине они надоели. Он им тюрьма сделал с каторгой. Многие успели бежать. Они его тираном назвали. А Гау тоже работать заставляет. Но у него рабы есть. Хотя у Старшины политзаключенные тоже как рабы. Но Старшина говорит, что все люди равны, но есть паразиты, которых надо воспитывать и которых учить морали труда и созидания. А Гау говорит, что люди не равны. Есть высшие избранные. Есть недочеловеки и мутанты. Выживут сильнейшие, а остальные должны на них работать. Они селекцию проводят. Женщины у Гау работать не должны, если они полноценные. Они должны только рожать и ухаживать за домашним очагом и своими мужчинами. А Старшина говорит, что все должны работать. Только женщины на женских работах, а мужчины на мужских.

— У нас в Надеждинске тоже примерно так, — покачал головой Сквернослов. — Все работают. От каждого по способностям…

— Вот тебе и глухая тайга. Целых два тирана, — усмехнулся Людоед. — А ты говорил, что у них есть топливо. Так это?

— Да. У Гау оказалась вертолетная часть. А рядом пилорама коммерческая. А они, я потом узнал, делали у себя на лесозаготовке бетонные полосы и завозили туда много топлива для самолетов. Туда американцы должны были прилетать и делать аэродром как промежуточный. Там был старый аэродром. Разогнали часть давно. После Союза. А на том месте пилорама коммерческая сделать. И они там бетонная полоса длинней делать и топливо много завозить. Враги почему бомба не бросали тут атомная? Им аэродром нужен был целый и топливо. А у Старшины зенитки все. Он не пустил первые самолеты. А потом оказалось, что всем хана. Американцы не прилетели. А Старшина много вертолетов побил, которые Гау достались. А топливо у Гау много очень.

— Топливо… — Варяг нервно почесал бороду. — Мы можем самолет свой заправить.

— Ага, только дело за малым. Договориться с этим Гау, — усмехнулся Людоед. — Слушай, дед, а людей сколько там?

— А я не считал. Тысячи там. И тысячи там. Раньше больше было. Но холод. Воюют. Болезни. Сейчас меньше.

— Значит, вы в дружбе со Старшиной? — заговорил наконец Николай, единственный из их компании обратившийся к старику на «вы».

— Да, — охотник кивнул. — Гвардейцы меня знают. Старшина знает. Они меня не трогают. К себе звали. А я привык один. Охотник я. А тут моя земля. Люди Старшины признают мою землю. Но Гау не признают. Говорят, я мутант. Недочеловек. Но сюда мало ходят они. Раньше ходили. А потом нет. Зачем им один старый якут сахалар? Им Старшина надо эльген сделать. Убить.

— А почему вы не думаете, что мы шпионы Гау? — задал следующий вопрос Васнецов.

— Я знаю Гау. Они смотрят по-другому на других. Как на мусор. Они думают, они высшая раса, а другие мусор. Или неполноценные, или мутанты. Но я мутантов не видел. Это Гау сказки придумали и пугают всех. Что они, Гау, единственная сила, которая может бороться с мутантами. Нет, вы не Гау. Вы не думайте, что если я якут из тайги, то не соображаю. Я многое понимаю. Чутье у меня сильное. Охотник я. Сначала я подумал, что это те американцы прилетели, которых Гау ждут. А потом смотрю, вроде нет. — Он вдруг засмеялся. — Для нас, азиатов, вы, пучеглазые, конечно, все на одно лицо, но я вижу, что не американцы. Славяне.

Все засмеялись, приняв шутку старика.

Людоед достал папиросу и закурил, сжимая ее зубами.

— Ну, какие будут соображения по поводу наших дальнейших действий?

— Какие тут еще могут быть соображения? — нахмурился Сквернослов. — Садимся в нашу таратайку и едем дальше, как и ехали до того. Я больше не желаю ввязываться в какие-то разборки местного значения и уж тем более не желаю лететь. Натерпелся я этого самолета. Хватит. Да еще с таким психом за штурвалом.

— Тебе зубы говорить не мешают? — Варяг уставился на Вячеслава.

— Да иди ты, Варяг. Ты бы на себя со стороны посмотрел…

— Ну а ты, Славик, попробовал бы управлять самолетом, — встрял Людоед.

Николай задумчиво взглянул на низкий потолок землянки и прикрыл глаза. Он снова видел в своем воображении чистое голубое небо и яркое солнце. Зажигающиеся в зените звезды. Ковер белых облаков внизу. Снова захотелось во что бы то ни стало вырваться из удушающего плена серого, занесенного снегом дня и безграничной власти свинцовых туч.

— Нам нужно топливо для самолета, — сказал он наконец.

— И как ты себе это представляешь? — Людоед с иронией посмотрел на Николая.

— Надо подумать. — Васнецов пожал плечами. — Ну, вспомни. Мы же еще прошлой ночью разворошили черновиков и привели их к поражению. Ты и я. Так неужели…

— Сбавь обороты, Коля. — Вячеслав был явно недоволен. — Там были рейдеры. Там была совокупность благоприятных факторов. А что тут?

— Да нет. Блаженный дело говорит, — вздохнул Людоед. — Подумать, конечно, надо. Ведь еще один рывок на самолете, и мы уже на Аляске.

— Сейчас мы много не надумаем, — возразил Варяг. — Надо поспать. Отдохнуть. Прошедшие сутки были очень напряженными.

— Согласен, — кивнул Людоед.

— Так давайте отложим до утра. Молот, не возражаешь, если мы у тебя на ночлег останемся?

— Сох, — улыбнулся старик. — Оставайтесь. Правда, тесно тут.

— Ничего, — махнул рукой Яхонтов. — Славик и Илья, оставайтесь тут на ночлег. А мы с Николаем в машине переночуем.

— Зачем вам на Аляску? — спросил вдруг охотник.

Варяг задумался на мгновение, затем улыбнулся и сказал:

— Они ведь к нам прилетали. И мы теперь их навестим. А то как-то невежливо получается.

— А тут совсем холодно, — поежился Варяг, подойдя к луноходу, припаркованному у жилища якута. — Представляю, каково на Аляске будет. Брр…

Он был прав. Морозы Надеждинска, Москвы или Урала не шли ни в какое сравнение с холодом, царившим в этой местности. Хотя, возможно, так лишь казалось, ведь от холодов пройденных территорий остались лишь воспоминания. А холод Якутии был здесь и сейчас.

— Ты спать хочешь? — Яхонтов посмотрел на Николая.

— А что? — Васнецов по этому вопросу понял, что спать им не придется. — Вообще-то не очень.

— Ну, тогда давай потеплее оденемся. Смажь лыжи парафином.

— И куда пойдем?

— Осмотримся. На вертолет поглядим. Следы, которые Славик видел. Ты же любишь шляться по поводу и без. Вот и прогуляемся.

Поверх бушлатов они надели тулупы и водрузили на головы меховые шапки. На лица натянули дыхательные маски с большим стеклом, обшитые теплой тканью для защиты лица от холода.

До реки они дошли минут за пятнадцать. Лыжи легко скользили по снегу. Единственное неудобство в пути доставлял давящий на плечи тулуп. Вскоре показался и стоящий во мраке самолет. Варяг некоторое время смотрел на него, словно приветствуя старого друга, затем двинулся в ту сторону, откуда они зашли на посадку. Довольно долго они шли по неглубокому снегу, вдоль следа, оставленного самолетным шасси при посадке. Путь мог и казаться долгим из-за монотонности движений и неизменного пейзажа покрытой льдом и снегом речной глади и полос оставленного следа. Километра через три они наконец увидели чернеющий на пробивающейся сквозь ночную темноту белизне снега корпус от БМП, который они сбросили с Ил-76.

— Отлично. — Варяг остановился и тяжело дышал. — Значит, вот там, на том берегу, должен быть вертолет. Пошли.

— Варяг, послушай, — произнес, догоняя, Николай. Голоса обоих звучали, словно откуда-то из большой бочки, искажаемые масками.

— Чего?

— Что ты думаешь о том, что этот старик рассказал?

— Думаю, что нам опять замараться придется в крови.

— Ну а кто, по-твоему, лучше? Старшина или этот Гау?

— Старшина, конечно. Он ведь не предатель, если верить словам якута. Хотя с головой у этого Старшины, возможно, что-то случилось. Вообще не просто тут судить. Ясно, что старик ему симпатизирует. Но топливо не у него, а у Гау.

— И как нам быть?

— Я думаю, надо завтра со Старшиной этим связаться. Посмотрим, что за фрукт. Может, получится у нас сотрудничество.

Николай хотел выразить сомнения на сей счет, но промолчал. Он, воодушевленный невероятным успехом в Екатеринбурге, где им удалось разгромить группировку черновиков, уверовал в то, что их миссия угодна самым высшим мистическим силам, которые покровительствуют ему. А это значило конкретно для Николая, что можно было просто покончить с Гау и забрать его топливо. Однако здравый смысл постепенно вытеснял эту самоуверенность. Две противоборствующие стороны с тысячами людей. И Старшина так и не смог одолеть Гау. Так что может сделать четверка людей? Даже если и один Людоед стоил десятка. Васнецов вздохнул. Все-таки должно быть какое-то решение.

— Вот он. — Варяг указал лыжной палкой в сторону черноты прибрежного леса.

Хищный корпус Ми-24 торчал почти вертикально, раздвинув деревья, в которые он попал, и уткнувшись носом в сугроб. Яхонтов посветил фонариком. Остекление обеих кабин было разбито при ударе. На оставшихся осколках стекла по кромке фонаря были видны следы замерзшей крови. От лопастей винтокрылой машины мало что осталось. Рубя нещадно деревья, а было видно по характерным отметинам, что он влетел в эти заросли с еще вращающимся винтом, лопасти и сами разлетелись на куски. Хвостовая балка была согнута при ударе буквой Г. Левый двигатель был разворочен, и на корпусе виднелись следы огня. Звезды давно были закрашены, вместо них были черные круги с вписанным в них треугольником. Внутри треугольника был изображен глаз.

— Кажись «Иглой» его срезали. И сдается мне, что он тут месяц, от силы два месяца лежит, — произнес Варяг, осматривая машину. — Все, что можно было тут снять, уже сняли. Тел экипажа тоже не видно. — Он посветил вокруг. — А вот и те следы, про которые Славик говорил. Да. Похоже, тут действительно аэросани были. Наверное, они и забрали отсюда все барахло и летчиков.

Дверь десантного отделения была сорвана при ударе, и они заглянули внутрь. Кабина была пуста, и только в углу беспорядочно валялись какие-то листки бумаги. Варяг достал несколько и, убедившись, что они абсолютно идентичные, отбросил лишнее, оставив только один и светя на него фонарем.

«Жители Новой Республики! Воины Легиона Старшины! К вам обращаемся мы, избранные великим Гау для эпической миссии созидания и возрождения под знаменами высшей расы сильнейших и лучших из тех, кто достоин победить в беспощадной борьбе за жизнь на этой планете! Великий и Мудрый Титос Гау уважает ваше право на жизнь! Он уважает ваше право на личные свободы! Он уважает ваше право на жизненное пространство! Мы, преданные апостолы Гау, чтим ваши права, понимая решения Великого и Мудрого! Это говорим вам мы. Те, кого кровавая клика зарвавшегося выскочки называет вашими врагами. Мы не враги вам! Мы ваши друзья! Мы враги лишь для преступного и кровавого режима Старшины, угнетающего народ вашей Новой Республики. Кровавая клика Старшины боится пасть. Она боится потерять власть. Они вбивают в ваши умы, будто мы и наш Мудрый Титос Гау хотим вашего порабощения и истребления. Вашей кровью, вашими страданиями они вымостили фундамент своей власти! И вы послушно идете на смерть, воюя против ваших братьев — легионеров Гау, которые несут вам освобождение от старшинского ига. Которые несут вам сытость и достаток! Которые дадут вам культуру и цивилизацию. Вы воюете против тех, кто идет к вам, чтобы протянуть руку помощи!

Банда мутантов и античеловеков одурманила ваш разум образом врага! Какие перспективы вам светят под пятой кровавого людоеда Старшины? Пожизненное рабство, замаскированное под порочной идеей всеобщего равенства и нормами трудовой повинности? Или обретение свободы под знаменами зарождающейся Империи Гау? Не мы ваши враги! Ваши враги те, кто правит вами безраздельно! Ваши враги — старшинисты, преданные тирану бандиты и кровопийцы! Мы принесем вам свободу! Но вы должны желать эту свободу себе! Если вы люди, а не античеловеки и не мутанты, то вы должны желать себе лучшей доли! Помогите нам, и мы поможем вам! Если вы считаете, что вы не в силах свергнуть кровавый режим Старшины, то просто перейдите на другой берег реки и дойдите до первого попавшегося поста или патруля славных легионеров Гау! Идите с этой листовкой! Эта листовка — пропуск в лучший мир! Эта листовка — ваш билет к свободе!

ВИВА ГАУ!!!»

Под текстом листовки красовалась печать в виде все того же черного круга с треугольником и глазом.

Варяг закончил читать и усмехнулся.

— Типичная агитка.

— Наверное. — Николай задумался. — А может, все-таки мы решили не на тех ставить? Может, Гау лучше Старшины?

Яхонтов взглянул на Васнецова.

— Ты слышал рассказ старика? Гау лучше? Они изменники, и этим уже многое сказано, если не все…

— Старик не беспристрастный свидетель. Гау убили его сына. А какая тому была истинная причина, мы ведь не знаем. Возможно, в старике говорила не объективность, а слепая ненависть к Гау?

Яхонтов покачал головой и взмахнул перед лицом Николая листовкой.

— Вот-вот, Коля. Вот на это и рассчитана данная бумажка. И как видно по твоей реакции, она работает. Ты уже засомневался и поверил написанному.

— Но это я. Человек, не имеющий никакого понятия ни о Старшине, ни о Гау, ни об их укладе и прочем. А как насчет тех, на кого она рассчитана? Ведь это непростительная роскошь, изводить хорошую бумагу на листовки, а затем подряжать на их распространение целый вертолет и тратить топливо, рискуя при этом и машиной, и людьми, способными вертолетом управлять. Значит, есть почва под этими словами. Значит, не пустой это треп, рассчитанный на идиотов.

Теперь задумался Варяг. Он молча глядел в эту листовку, затем скомкал ее и отшвырнул в сторону.

— Нельзя недооценивать силу и значимость информационной войны и пропаганды. Ты не знаешь, что это за сила. Уже давно нет телевидения и газет, Интернета и кинематографа. Но эти безобидные на первый взгляд вещи выворачивали мир наизнанку. Крошили государства на куски, заставляя единый некогда народ делиться на части и идти друг на друга войной. Я помню, как это работало. Я помню, как формировалось общественное мнение. Нет, это не простое расточительство. Тот, кто не боится тратить силы и ресурсы на пропаганду и агитацию, получает мощный козырь. Пропаганда — это тоже оружие массового поражения. Даже если они будут нести объекту своих усилий по промыванию мозгов совершенную чепуху, не имеющую ничего общего с действительностью, они имеют много шансов добиться успеха. Ведь так устроен человеческий разум. Даже гордого и сильного человека, принадлежащего к великому народу с великой и славной историей, можно убедить, что вся его история сплошной мрак и рабство под пятой бесконечно сменяющих друг друга тираний. Его можно убедить, что сам он никчемное быдло из числа множества никудышных представителей народа, который на самом деле ни на что не способен, кроме беспробудного пьянства. В такой борьбе нельзя экономить на материальных ресурсах, которые можно бросить на оболванивание и одурачивание людей! Ведь сознание людей способно к изменению. Силой одной только пропаганды можно посеять в обществе хаос и незаметно подменить ценности людей фальшивыми и заставить их в эти фальшивые ценности верить. Так можно сломить любой народ. Любую нацию. Даже самую непокорную. И тогда последствия будут чудовищны. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в ненужную химеру. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов — все это способна породить пропаганда. И вот с таких бумажек она и начинается. Нет, Коля, эта бумажка еще больше меня убедила в том, что ставить надо именно на Старшину. Потому что я помню прошлое. Я помню нашу историю, Николай.

— А что, если ты ошибаешься?

— У нас не так много времени, чтобы изучать местный колорит, Коля.

— Так мы можем сэкономить это время, обратившись напрямую к Титосу Гау.

Яхонтов покачал головой.

— Если я не ошибаюсь, то слово «титос» означает какое-то звание в иерархии масонов.

— А кто такие масоны? — пожал плечами Васнецов.

Варяг ответил не сразу. Он подыскивал наиболее оптимальный ответ. Короткий и емкий одновременно.

— Масоны — это те, — произнес он наконец, — многие из которых занесены в черные списки артели ассасинов, мне так думается. То есть объекты, подлежащие уничтожению. Те, кого должны убивать Людоед и твой отец, между прочим.

— Но ты ведь и в этом не уверен. Так?

— А в чем ты уверен? — Варяг ухмыльнулся.

Ответа не последовало. Николай понял, что тут ему возразить нечего. В голове снова сумбур мыслей, сквозь которые пробивалась какая-то непонятная тревога. Попытки докопаться до причины этой тревоги никаких результатов не давали, что только усиливало хаотичное движение мыслей.

— Вот то-то же, — кивнул Яхонтов. — Ладно. Пошли обратно.

Они снова двинулись по реке, идя по собственному следу, оставленному на белом снегу. Васнецов продолжал думать о том, что вызывает это тревожное чувство, и ему захотелось быстрее пересечь эту замерзшую реку и оказаться на другом берегу. Он почему-то думал, что тогда его тревога если не исчезнет, то станет много меньше. Странно. Его ведь никогда не беспокоила родная река Ока, на берегу которой он жил. Никогда до того момента, как случилось то землетрясение, во время которого он и Вячеслав едва успели убраться с сокрушаемого стихией льда, спасая при этом старика эколога. Наверное, тогда в душе зародился страх перед замерзшим водоемом, где под слоем льда ждут своего часа холодные воды. Такое объяснение Николай нашел убедительным и рациональным, и стало даже немного спокойней.