41 - 58 Хроника иной войны (СИ)

Фрагмент 5

Вызов в Москву для Жозефа Котина не стал чем-то неожиданным. После первых бомбардировок Ленинграда и Кировского завода, на котором военинженер 1-го ранга руководил Специальным конструкторским бюро № 2 (во время одной из них Жозеф Яковлевич был ранен осколком бомбы) остро встал вопрос об эвакуации в Челябинск. Уже в последних числах июля станки стали снимать с фундаментов и грузить на железнодорожные платформы. Причём, работы эти шли очень быстро, «по-фронтовому». И ни для кого из заводского руководства не было секретом, что наладкой производства на Урале придётся заниматься именно Котину. С одной стороны, величайшая ответственность, а с другой — огромные перспективы.

Но короткая встреча с Верховным главнокомандующим, случившаяся в первые дни августа, расставила всё по местам: эта самостоятельность оказалась очень и очень призрачной.

— Хотя вы, товарищ Котин и будете формальным руководителем конструкторского бюро в Челябинске, но должны во всём слушаться моего личного представителя, товарища Зелика. И учиться у него со всем возможным усердием. Как нам завещал товарищ Ленин: учиться, учиться и ещё раз учиться.

Новость была малоприятной. Кто такой товарищ Зелик, Котин не знал. И вообще никогда в жизни не слышал о таком танковом конструкторе. Чем этот совершенно безвестный человек смог так впечатлить Сталина, что он ставит отмеченного орденом Ленина за создание танка КВ руководителя СКБ-2 в его подчинение?

— Вашей задачей и задачей исполняющего обязанности директора № 100 товарища Шора будет налаживание производства не танка КВ, а совсем другой машины. Образец и вся техническая документация на неё уже в Челябинске.

— Но, товарищ Сталин, в чём же тогда будет моя ценность, как конструктора? Машина мне совершенно неизвестна, и мне потребуется долго вникать в суть чужих наработок.

— Машина вам известна неплохо, — поморщился из-за несговорчивости собеседника Вождь. — Это, скажем, дальнейшее развитие вашего «Клима Ворошилова». Только более совершенная, лучше бронированная, с более мощным орудием. Вот с этим орудием как раз и главная сложность: оно излишне мощное. И вашей задачей с товарищем Зеликом будет параллельная с запуском в производство танка «модернизация наоборот». Ухудшение его боевых качеств.

Это было что-то новенькое! От конструкторов всегда требовалось улучшение, а не ухудшение характеристик боевых характеристик.

— Это какая-то лицензионная машина?

— Нет, — покачал головой Сталин. — Я же уже сказал: это дальнейшее развитие разработанного вами тяжёлого танка. По прибытии в Челябинск всё узнаете.

Не мудрено, что Котин, едва оформив документы и представившись Марку Израилевичу Шору, помчался в опытный цех, где, по словам и. о. директора, и находилась машина. Что удивило Жозефа Яковлевича, машина не новая. Очень не новая! Это было заметно даже по слоям краски на бортах и башне. Но как такое вообще могло быть? О всех новых проектах танков, даже разрабатывавшихся без постройки опытных образцов, он прекрасно знал. Его КВ попал на фронт зимой 1940 года, уже дважды модернизировался, но всё равно оставался достаточно редким явлением. А уж о столь масштабной модернизации (родство с «Ворошиловым» просматривалось в идентичной конструкции ходовой) он бы узнал первым.

Судя по краткой справке, предоставленной инженерами, облепившими машину, масса даже чуть меньше, чем у модели 1941 года. Броня значительно толще: лобовая, наклонная, как у Т-34, не имеющая люка механика-водителя, 120 мм сверху и 100 мм снизу против равномерной по всем направлениям 75 миллиметровой у КВ, наклонный, а не прямой, как у КВ, борт — 90 мм. Как и толщина брони башни, обтекаемой, напоминающей мыльницу. Но корма меньше, всего 60 мм. Немного другие опорные катки и направляющие колёса, в задней части башни отсутствует пулемёт. На крыше башни имеется командирская башенка и установлен крупнокалиберный зенитный пулемёт.

Но самое сильное впечатление оставила 122-мм пушка с мощным дульным тормозом, что вообще никак не вяжется с существующей на данный момент концепцией: по преобладающему мнению как артиллеристов, так и танковых конструкторов, это «излишество» лишь демаскирует орудие или танк клубами поднимаемой при выстреле пыли. Теперь понятны слова Сталина об излишней мощности пушки: ей просто не найдётся противника.

— Кто конструктор этой машины? — задал вопрос Котин.

И тут же услышал из-за спины очень знакомый голос.

— Я конструктор. Что, понравилась? Мне она тоже нравится: четырнадцать лет стоит на вооружении, и никто не собирается её снимать с него.

А обернувшись, увидел смеющееся лицо лысоватого человека в гражданском костюме. Похожего на него, как родной брат. Да только Жозеф Яковлевич, пятый ребёнок в семье, хорошо знал, что у него нет никакого старшего брата, только четыре сестры.

— Вы — товарищ Зелик? — догадался Котин.

— Да, ради секретности пришлось взять такой псевдоним. По имени, которым меня называли в семье. Помнишь? Да помнишь, конечно! Если я через семнадцать лет, прошедших после сегодняшнего дня, помню, то и ты помнишь. Не узнал? Я — это ты, только вернувшийся из 1958 года, чтобы помочь самому себе, только более юному, создать заново эту и многие другие боевые машины. Тебе, то есть.

Задачу 1-му ударному ИАП, перебазировавшемуся 5 августа, за двое суток до того, как испортилась погода, с Центрального аэродрома Москвы на прифронтовой в Крестцах под Новгородом, поставили предельно простую: противодействие немецкой авиации, ведущей наступление на Новгород. Простую по звучанию, но куда более сложную по исполнению. Ведь противодействовать предстояло, ни много, ни мало, 9-му авиакорпусу Вольфрама фон Рихтгофена, двоюродного брата знаменитейших асов Первой мировой войны Лотара и Манфреда. Того самого Манфреда, известного под прозвищем «Красный барон».

Использование скоростных Миг-15бис для борьбы с тихоходными Ю-87, составлявшими главную ударную силу корпуса Рихтгофена, командир полка полковник Минин посчитал не лучшим решением, но деваться было некуда: авиационное командование района, опасаясь роста потерь накануне наступления немцев на Ленинград, явно «экономило» материальную базу и топливо. И реакция на прилёт на аэродром, где уже, помимо 402-го иап, вооружённого Миг-3, базировались Ил-2 и СБ, была неоднозначной. Практически каждое утро аэродром подвергался немецким бомбардировкам, а тут нужно принять и замаскировать ещё более тридцати очень необычных истребителей, за сохранность которых командир 57-й смешанной авиадивизии полковник Кузьма Александрович Катичев получил «накачку» аж из Москвы.

Но отношение изменилось сразу же, как только выяснилось, что Минин прибыл «не с пустыми руками», а ради обеспечения деятельности полка возле деревень Долгий Мост и Мокрый Остров уже развёрнуты две станции «радио-уловителей самолётов», как в это время называли радиолокаторы. И дальности действия этих установок модели П-8 хватает, чтобы засечь фашистские самолёты на дальности до 150 километров. Но особенно — когда утром 7 августа от них пришло оповещение о приближении группы вражеских самолётов численностью около двадцати машин.

Дежурное звено Миг-15 перехватило её юго-восточнее озера Синец. Сопровождающая группу бомбардировщиков шестёрка «мессеров», заметив приближающиеся с северо-востока тёмные точки, ушла вперёд и привычно полезла вверх, к самой кромке облачности, чтобы ударить по «иванам» на пикировании, но советские машины непривычных силуэтов, выкрашенные сверху зелёной краской, никак не отреагировали на снизившихся «лапотников», но попарно заняли разные высотные эшелоны.

Пикирование двух Ме-109 на верхнюю пару самолётов с сильно скошенными назад крыльями результата не принесло: русские, не имевшие пропеллеров, что поразило «экспертов Геринга», молниеносно разошлись в стороны и, увернувшись от атаки, рванулись вверх. А промахнувшиеся потянулись за ними следом. Как оказалось, подставившись нижней паре, невероятно быстро набравшей высоту. Две короткие очереди, и один «мессер», словно наткнувшись на стену, почти прекратил набор высоты, а спустя несколько секунд, полыхая разбитым двигателем, понёсся к темнеющему внизу лесу. Второму же, как будто невидимым мечом, обрубило левое крыло.

Ещё одна немецкая пара, похоже, решила отомстить за сбитых кригскамерадов, заходя в пикирование со стороны солнца, но «миги», продемонстрировав немцам вырывающееся из двигательных сопел пламя, настолько стремительно ушли вперёд, что промах атакующих был неизбежен. Ведущий третьей пары прикрытия сообразил, что что-то не так, буквально за три-четыре секунды до того, как стремительно лезущие «в гору» верхние «миги» открыли огонь. Он рванулся к нижней кромке облака, но его ведомый припозднился. Буквально на секунду, ставшую роковой. Уже входя в облачность, ведущий почувствовал сильный удар куда-то в район хвостового оперения, и его самолёт перестал слушаться руля направления.

Для опытного пилота — ситуация не критическая, но участвовать в бою с таким повреждением уже невозможно. Поэтому, стараясь не выпасть из облачности, немец аккуратно развернул машину на запад, в примерном направлении на Псков. Так что того, что происходило дальше, он не видел.

Свалить все «лаптёжники» «мигарям» не удалось. Просто закончились боеприпасы. Да и перехватывать отдельные уцелевшие Ю-87, вывалившие бомбовый груз на лес, рассыпавшиеся в разные стороны и удирающие над самыми верхушками деревьев, скоростным Миг-15 было несподручно. Так что из 21 самолёта, направлявшегося в сторону аэродрома «Крестцы», назад вернулись лишь четыре. Но этого хватило, чтобы в штабе 8-го авиакорпуса Рихтгофена поняли, что столкнулись с русской новинкой. Очень грозной новинкой. Прямо накануне начала удара на Новгород.

Правда, начало операции затянулось: к вечеру 7 августа резко испортилась погода, и командующий 16-й пехотной армией Эрнст Буш отложил начало операции сначала на сутки, потом ещё на одни. В результате наступление началось только ранним утром 10 августа с попытки авианалёта на позиции 48-й советской армии. Попытки — потому что немецкие самолёты в воздухе в районе Шимска уже ждал 1-й ударный истребительный авиаполк.

На этот раз на борьбу с авиацией прикрытия была выделена лишь одна эскадрилья, а остальные самолёты занялись уничтожение бомбардировщиков. Впрочем, целей было не так уж и много, и авианалёт на позиции 1-й горнострелковой бригады, которую, как было известно в СССР 1958 года, немцы определили как самое слабое звено обороны 48-й армии, не задался. Именно поэтому спустя два часа после возвращения «мигарей» в Крестцы состоялся бомбардировочный налёт на боевые порядки 21-й пехотной дивизии генерала Шпонгеймера, атаковавшие бригаду. Под прикрытием двух звеньев Миг-15, нарезавшей круги над озером Ильмень. Это и позволило выманить под удар реактивных истребителей ещё одну группу «мессеров», попытавшуюся наказать «обнаглевшие» СБ-2.

Появление на фронте реактивных истребителей, пусть и в незначительном количестве, позволило серьёзно повлиять на обстановку. Остатки Миг-3, базировавшиеся в Крестцах, перебросили к основной части 402-го истребительного авиаполка, на аэродром Кречевицы, находящийся севернее Новгорода, откуда они получили возможность оказывать воздушную поддержку войскам, ведущим ожесточённые бои под Лугой. И пусть эти высотные истребители становились вялыми и неуклюжими на низких высотах, на которых, в основном, действовала германская фронтовая авиация, но свою лепту в отражение авианалётов гитлеровцев всё равно вносили.

11 августа немцы возобновили атаки на 1-ю горнострелковую бригаду, обороняющуюся в районе Костково — Вешка — Мшага Воскресенская. Но эффективность атак удалось существенно снизить, разгоняя авиаподдержку войск генерала Шпонгеймера, и задействовав против них штурмовики. В результате правый фланг бригады, ещё накануне отошедший от реки Мшага к шоссе Медведь — Шимск, успешно отразил атаку немецкой пехоты, поддержанной танками. Держалась и оборона Мшаги, но две дивизии, навалившиеся на единственную бригаду, были по определению сильнее. Тем более, теперь приходилось учитывать возможность флангового удара. Так что к ночи последовал приказ отвести обороняющих Мшагу Воскресенскую к тому же шоссе.

12 августа бои за Шимск продолжились. Потеряв за два предыдущих дня полсотни самолётов, «эксперты Геринга» резко ослабили активность в районе действия Миг-15, что сказалось и на эффективности атак пехотных дивизий. А Ил-2 под прикрытием «реактивщиков» ещё и несколько проредили танки, поддерживающие пехоту.

Это снижение активности позволило полковнику Минину обеспечить постоянное барражирование звена реактивных истребителей над линией фронта от Луги до Шимска. За счёт чего очень быстро рос счёт сбитых 1-м ударным авиаполком.

Увы, не обошлось и без потерь. Для разрушения ДОТов немцы использовали 88-мм зенитки, которые «отвлекались» для обстрела «мигов». Осколками выпущенного ими снаряда был повреждён двигатель одного из Миг-15. Пилоту, помнящему об указании любой ценой не допустить попадания даже повреждённой боевой техники немцам, удалось направить падающий самолёт в болото Никитский мох. К сожалению, этой ценой стала его собственная жизнь. Ещё две машины вернулись в Крестцы с повреждениями, полученными в воздушных боях, и встали на ремонт, который батальон аэродромного обслуживания обещал произвести в течение двух дней.

Тем временем, 13 августа 1-я горнострелковая бригада не удержала позиций вдоль шоссе и отошла на рубеж реки Ушвица между огромным болотом Нивка и дельтой Шелони. Где ей удалось не только уплотнить боевые порядки, но и получить подкрепление. А постоянные авиаудары по артпозициям 11-й и 21-й немецких пехотных дивизий серьёзно ослабили возможности противника продолжать прорыв.

Радиоперехват и анализ действий Миг-15 позволили гитлеровцам определить место базирования авиаполка. Так что «ночникам» капитана Никитина, сдавшим пост по охране московского неба введённой в строй уже шестёрке Миг-17, в ночь на 14 августа, едва прилетев в Крестцы, сразу же пришлось вступить в бой, отражая налёт двух эскадрилий бомбардировщиков «Хейнкель» и «Дорнье» на аэродром. К сожалению, ни усилия Никитина, ни огонь зенитчиков, корректируемый операторами станций СОН, не предотвратил прорыва одного из «Дорнье» к аэродрому. И капитану лично удалось лишь отомстить этому стервятнику за сожжённые на стоянке один СБ и один Миг-15.

Разгром 48-го моторизованного корпуса немцев позволил приостановить продвижение гитлеровцев на юго-восток вдоль Днепра. Но натиск на других направлениях действия Южного фронта не ослабевал. Приморская армия генерал-лейтенанта Софронова 10 августа отразила попытку 4-й румынской армии захватить Одессу сходу, но продолжала пятиться к городу, выполняя приказ любой ценой удержать его. 9-я армия генерал-полковника Черевиченко, насчитывавшая на начало войны 171,5 тысяч личного состава, 8 августа была разрезана на стыке 30-й и 51-й стрелковых дивизий внезапным ударом целых десяти немецких дивизий. Чем создалась реальная угроза её окружения. 18-я армия, чтобы избежать охвата с юга, начала переправу через Южный Буг своего северного крыла. 6-я и 12-я армии, чудом избежавшие Уманского котла и уничтожения, спешно пополнялись личным составом и боеприпасами, растянув позиции на север после удара 38-го корпуса РГК. Из-за сильно растянувшегося фронта ни о каком их наступлении речи не могло идти.

Брешь, образовавшуюся после разгрома 16-й и 11-й танковых и 1-й горнопехотной дивизий, командованию германской 17-й полевой армии пришлось затыкать, растягивая боевые порядки других соединений. Поэтому буквально на несколько дней, понадобившихся Клейсту на переброску 14-го моторизованного корпуса, пополнявшегося боеприпасами и топливом, на север, к Петровскому, на участке фронта от Корсуня-Шевченкоского до Первомайска натиск немцев на армии Музыченко и Понеделина ослаб.

Радиоперехват выявил, что оборону в районе Петровского держит всего одна русская мотострелковая дивизия, вошедшая в соприкосновение с 6-м стрелковым корпусом 26-й армии Костенко. Поэтому командующий 1-й Танковой группой, направляя на этот участок 9-ю танковую, 5-ю моторизованную дивизию СС «Викинг» и остатки бригады СС «Лейбштандарт», даже не сомневался в том, что уже через два дня его «ролики» войдут в Черкассы, захватят плацдарм на левом берегу Днепра, а затем ударят в тыл 6-й армии Музыченко.

Первые три дня удара ушли на то, чтобы оттеснить 196-ю, 41-ю, 97-ю и 159-ю стрелковые дивизии от взятого накануне Корсуня-Шевченковского. При этом первая из этих дивизий отошла к Дудницкому, а три оставшиеся оказались прижаты к Днепру на участке от Ржищева до Канева.

Но первая же попытка удара вдоль шоссе Корсунь-Шевченковский — Петровского 12 августа, показала, что Клейст несколько недооценил возможности советской 4-й мотострелковой дивизии. Разведка боем, произведённая батальоном 2-го моторизованного полка бригады «Лейбштандарт» при поддержке роты танков, выявила следующее:

— подразделения дивизии имеют очень высокий уровень оснащения автоматическим оружием, включая не только пулемёты, но и личное оружие бойцов.

— боевые порядки большевиков насыщены миномётами, калибром 82 и 120 мм.

— противотанковая оборона оснащена орудиями, калибром 57 и 76 мм при полном отсутствии привычных немцам и не особо опасных 45-мм пушек, часть снарядов которых просто раскалывается о танковую броню.

— в дивизии прекрасно налажена связь с приданной артиллерией.

Последовавший за этим авианалёт выявил новые сюрпризы:

— русские неплохо научились маскировать свою технику и артиллерию.

— противовоздушная оборона русских укомплектована опытными зенитчиками, прекрасно владеющими материальной частью.

— в ней полностью отсутствуют пулемёты винтовочного калибра, но очень много крупнокалиберных зенитных пулемётов.

— помимо малокалиберной зенитной артиллерии, обороняющийся полк обладает довольно скорострельными и очень точными зенитными орудиями, калибром предположительно 57 мм.

— и вообще зенитный огонь русских невероятно точен.

Так что четыре уцелевших пилота Ю-87 из штаффеля, направленного бомбить позиции русских возле села имени Петровского, очень радовались тому, что им удалось улизнуть до подхода русской авиации, связанной боем «мессершмитами» прикрытия.

К этому времени 12-я армия Понеделина была вынуждена развернуться фронтом на запад вдоль Южного Буга, поскольку 18-я армия продолжила отходить на восток, к Новой Одессе, а 9-я к Николаеву. На севере рубеж по Южному Бугу удержать не удалось, и теперь на этом участке фронт проходил по линии Арбузинка — Новоукраинка. 6-я армия Музыченко тоже немного попятилась, сохранив соприкосновение с 12-й в районе Новониколаевки и держа оборону по линии на север Хмелёвое — Коробчино — Водяное — Шпола.

Попыткам обойти село Петровского южнее мешала изрезанная оврагами местность, поэтому эсэсовцам из 5-й моторизованной дивизии «Викинг» не удалось добиться никаких успехов, казалось бы, предопределённых использованием техники. И они были вынуждены передать участок линейной пехоте и сместиться к Валяве, где зализывала раны бригада «Лейбштандарт».

Узнав о неудачной разведке боем бригады «Лейбштандарт», командующий 14-м моторизованным корпусом генерал пехоты Густав фон Витерсгайм приказал 9-й танковой дивизии генерал-лейтенанта фон Хубицки нанести удар севернее, в районе Староселье. В приказе значилось: захватить мосты через Ольшанку в этом селе, развернуться на юг и взять Млиев, создавая угрозу удара с тыла по позициям Красной Армии у Петровского.

Авиаразведка не выявила серьёзных сил красных на данном направлении, поэтому фон Хубицки, чтобы одним ударом сломить любое сопротивление, двинул на прорыв 11-й пехотный полк 9-й пехотной бригады при поддержке танкового батальон. Вот только атака не задалась. Возглавлявший колонну взвод мотоциклистов из 59-го мотоциклетного батальона был буквально выкошен пулемётным огнём, приблизившись к опушке леса в 3,5 километрах юго-восточнее Драбовки. Причём, огонь вёлся с трёх сторон, что говорило о заранее подготовленной засаде.

Под прикрытием 7,5 см и 15 см полевых орудий полка и пулемётов, установленных на бронетранспортёры, пехотинцы попытались выбить русских из левого, северного узкого языка леса. Но заслон уже успел отойти. Тогда артиллерия перебросила огонь вправо от дороги, откуда время от времени звучали пулемётные очереди во фланг атакующим. Выйдя к опушке, пехотинцы и там никого не обнаружили.

Артиллеристы уже приготовились расчищать путь в центре (пехотные офицеры докладывали, что им была виден в бинокли завал на дороге), как на их позициях стали рваться тяжёлые 120-мм миномётные мины. Эти русские миномёты при очень малом весе и практически неслышном уже на расстоянии в километр звуке выстрела швырялись снарядами, по воздействию не уступающими гаубичным. Да ещё и в куда более высоком темпе.

Срочно вызванный самолёт-разведчик так и не выявил миномётной батареи. Зато обнаружил позиции двух противотанковых пушек, позволяющих с дистанции около 250 метров ударить во фланг движущейся по дороге к Староселью технике. Их накрыла батарея 10,5 см гаубиц, корректируемых лётчиками.

Видимо, понадеявшись на лесные засады, русские оставили без охраны мост через довольно заболоченную реку, находящийся почти в двух километрах от Староселья. Передовая группа, состоящая из мотоциклистов и двух бронемашин, обойдя завал на дороге, без какого-либо сопротивления со стороны противника захватила мост неповреждённым.

Русские опомнились спустя четверть часа. Со стороны небольшой возвышенности с рощей на ней, в сторону моста двинулись четыре бронетранспортёра, скорее всего, закупленных у американцев (немецким солдатом было известно, что большевики не производят такой вид боевой техники), в самом начале войны объявивших, что будут помогать Иванам поставками вооружений. Но по этим бронетранспортёрам открыли огонь бронемашины, и разрывы их 20-мм снарядов вынудили огрызающихся пулемётами винтовочного калибра красных отойти назад.

Сорок танков и примерно столько же бронетранспортёров, рассредоточившись клином на участке, шириной примерно в полкилометра должны были только своим видом подавить волю большевиков и вызвать панику у пехотного батальона (судя по протяжённости линии траншей), обороняющего Староселье. Эта бронированная армада, постреливая из пушек и строча из пулемётов, двигалась с неотвратимостью парового катка. По расчётам командира танкового батальона, не больше двух часов, и враг будет сломлен, а «кригскамерады» займутся подготовкой к ужину.

Но стоило передовым «роликам» приблизиться к русским траншеям метров на восемьсот, как многочисленные беспорядочно разбросанные по скошенным полям стога с соломой сдвинулись с места и полыхнули огнём выстрелов. С дистанции меньше километра русские танки с чудовищно длинными стволами били без промаха. А попадание осколочно-фугасного снаряда калибром не менее 10 см превращали в груду развалин даже самые сильно бронированные «четвёрки», которых было всего-то два взвода на батальон. Две минуты, и вместо танкового батальона, бронетранспортёров и бронемашин в полях у Староселья дымится почти сотня груд искорёженного, не подлежащего восстановлению металла. Танковый батальон Т-54 доказал, что хвалёные немецкие панцеры 1941 года ничего не стоят в сравнении с танками из 1950-х.