40к способов подохнуть. Том 1

Глава 19

Боль заполняла собой всё и разрывала меня на части. Душа моя уже не стенала, а молчаливо испускала последний дух. Сил моих не оставалось даже на то, чтобы шевельнуться, однако вопреки всему меня вдруг что-то вырвало из бури варпа и вернуло в физический мир.

С адским воплем, который из-за множества ранений превратился в слабый хрип, я открыл глаза. Руки и ноги мои были прикованы к клетке, шею зафиксировал ошейник четырьмя штырями приплавленный к полу, а вокруг находились какие-то печати, магические рисунки и бумажки с молитвами. Судя по звукам, клетка находилась в каком-то транспорте.

Передо мной же я увидел того самого загадочного странника, который молча сидел и сжимал медальон в руке. Он смотрел прямо на меня и не двигался: казалось, он спал. Однако было также и понимание, что в любой момент заметив что-то странное, он готов был отрубить мне голову, взорвать клетку или просто расстрелять меня из болт-пистолета.

— Кто ты? — спросил теперь уже не таинственный союзник, а самый настоящий враг.

— Я просто… случайно оказался не в том месте, не в то время…

И сразу же боль снова затмила всё. Сколько именно мне довелось пребывать в агонии, я не знал. А как только снова пришёл в себя, то уже забыл, как пробуждался до этого. Раз за разом он задавал мне одни и те же вопросы, а я отвечал, терял сознание и снова в него возвращался. В этой адской пытке из меня вытаскивалась вся информация, которую затем требовалось обработать и отделить ложь от крупиц правды.

Сколько раз я молил о пощаде? Как часто с моих уст срывалась просьба о милосердной смерти? Всё это знал лишь тот, кто наблюдал за всем со стороны и бездействовал, а так же сам пыточных дел мастер. Вот она участь, что хуже смерти: мне не давали умереть и пытали, выворачивая наизнанку душу. В какой-то момент всё стало настолько плохо, что я просто замкнулся в себе и перестал отвечать.

Хотя на самом деле времени прошло не так уж и много. Чуть позже, пытки перенеслись уже в подземное укрытие, а затем началась ещё одна транспортировка. Там я очнулся вновь, слыша рокот двигателей, но уже никак не реагируя на него.

— Кому ты служишь?

Я снова промолчал. Не было никакого смысла отвечать, ведь эта пытка всё равно продолжится. Боль для меня уже стала нормой, а сознание оказалось надломлено. Мне даже подумалось, что вот оно, наказание Тзинча на дерзость. Он отомстил мне за каждую глупость, за все ошибки и неисполнительность, продемонстрировав свою силу.

Как вдруг в воздухе я почувствовал запах перемен. И мой пленитель тоже напрягся, после чего призвал демона.

— Черубаэль, займись ими, — произнёс он, после чего транспорт остановился прямо около ангара для шаттлов.

Всплеск варпа слегка ослепил меня, а после пленитель выбежал наружу. Через мгновение же раздалась серия взрывов, сотни осколков изрешетили транспорт в котором я находился и один из них пронзил мою голову насквозь, прервав эти мучения. Инквизитор радикал действовал в одиночку, но он недооценил Ангелов Искупления, которые собирались уничтожить всех врагов, включая предателей.

Долго я летел через варп или нет, трудно было сказать: ведь времени в нём как такого не существовало. Однако в конечном итоге, израненный и вымотанный, я снова попал во владения Тзинча. Некоторое время: возможно час, а может год, я просто бесцельно блуждал. После переживал произошедшее и дёргался от любого шороха. Но в конечном итоге мне удалось унять чувства, принять случившееся со мной и свыкнуться с очередными переменами. Душа же моя всё это время исцелялась, благодаря воздействию этого места.

В какой-то момент, двигаясь по хрустальному лабиринту, я вышел в его центр, где меня ждал сам Тзинч. И тот факт, что я прошёл через весь лабиринт говорил только об одном — Тзинч сам меня направлял и желал встречи: ведь иного способа совершить подобное не было. В своих владениях Тзинч обладал абсолютной и непоколебимой властью.

— Значит… всё так и закончилось? — спросил я, глядя на бурю варпа, играющую разными цветами в искажающем истину хрустале.

Варп в свою очередь начал сразу же меняться, подстраиваюсь под мою слабость. Тзинч снова предстал в уже известном мне обличии, после чего тысячи ртов начали извергать из себя потоки постоянно меняющейся лжи. Однако стоило центральной пасти лишь шевельнуть губами, как звуки остальных померкли.

— А что тебя удивляет? Ты выполнил свою задачу — помог мне. За это получишь награду и затем отправишься на новое перерождение, где сможешь использовать свой опыт и знания. Правда не стоит думать, что мои дары останутся при тебе. Твоя душа к сожалению ещё слишком слаба, как и псайкерский потенциал. Без моей помощи ты никто. Ничего собой не представляешь, мало чего стоишь. Однако ты способен на перемены. Это очевидно, ведь иначе тебя бы здесь не было.

Я опустил взгляд, чтобы не смотреть на Тзинча. Ведь он хоть и принял понятное мне обличие, однако из-за продолжительного его изучения меня начинало тошнить, а мозг словно клинило. Потому что все детали непрерывно менялись прямо на глазах: всё его тело превращалось в кривые линии, начало и конец которых невозможно было проследить. Это отвлекало от размышлений, которые тоже спутались, но по иным причинам.

— А что будет с Дрейкернором? — спросил я, ощущая некоторую пустоту.

— Он уже сгорел в пламени войны. Там осталась лишь более никому не нужная пустошь.

Я пробыл в теле наёмника Лекса очень недолго, да и в новом мире мне довелось находиться тоже совсем ничего. Однако это время было насыщенно событиями и… я даже к нему привык. Да, наверное, в этом перерождении было мало хорошего, но всё же что-то меня привязывало к нему.

Возможно, дело было в появившемся родстве с душой Лекса: ведь так или иначе меня поместили в его память. Многих чувств я не мог описать, как и понять появления их причин. Однако очень многое мне удалось освежить и увидеть. И дело не в том, что я сентиментальный: нет, вовсе не в этом. Признаться, мне всегда было тяжелее других ставить себя на место тех, кого я никогда не видел.

Но в этом случае я буквально влез в шкуру Лекса. Он не был хорошим человеком, скорее отъявленным негодяем. Большинство людей узнав о его деяниях, захотели бы его убить. Только вот у меня были совсем иные чувства. Мне было его жаль: потому что я видел причины, по которым он стал таким. Из-за этого, я не считал Лекса негодяем: он был сломленным обстоятельствами человеком, жизнь которого наполняли одни лишь несчастья.

И задумавшись над этим, я продолжил размышлять… Виндория, Мологост, Детрий — все они и другие участники этой безумной войны, скорее всего сами тоже редко делали выбор. Все их поступки уже были обусловлены чередой не подчиняющихся воле событий. Ведь даже характер мы не выбираем, и никогда холерик не будет спокойным, а хлещущий в кровь тестостерон всегда будет причиной излишних вспышек гнева. И хоть прямо всё за нас не решали, однако действовать мы могли лишь в ограниченном диапазоне, также определённом если и не Тзинчем, то точно и не нами.

Разве это справедливо? То, что надежды миллионов были втоптаны в грязь? Есть ли справедливость в том, что им никто не дал возможности противиться лжи вливаемой кукловодами в головы? Справедливо ли то, что они умерли просто потому, что сильные мира сего снова что-то не поделили? Справедливо ли то, что неприкасаемых сделали оружием и бомбы с огненной смесью обрушили на дома полные детей и женщин, лишь бы остановить распространение чумы Нургла?

— Не знаю, — ответил Тзинч и возможно врал, а может быть решил всё запутать, сказав правду. — Справедливость придумали люди. И не только её.

— Ради чего погиб Дрейкернор?

— Прежде чем задавать вопросы, нужно научиться задавать их правильно. Ведь Дрейкернор погиб не "ради", а "из-за". Из-за собственных пороков, из-за чужих амбиций, из-за жажды власти, из-за нежелания принять смирение, из-за ненависти достигшей предела, из-за рвения к совершенству.

— А ты? Разве не ты создал варп-шторм, в котором всё сгинуло?

— И из-за меня тоже. И из-за тебя. И из-за каждого кто там был или почему-то не был. Невиновных не существует, есть разные степени вины. Как и мир не чёрно-белый: он вбирает в себя всевозможные цвета и постоянно создаёт новые… — произнёс Тзинч, а вокруг него заиграли радуги, часть цветов которых не могло воспринять обычное зрение и человеческая душа.

— Да, наверное, ты прав… или не прав… за эту жизнь я смог понять лишь то, что ничего не понимаю, — ответил я и сел на хрустальный пол. — И я стану таким?

— Перемены неизбежны, но к чему они приведут заранее редко известно на сто процентов. Я не вижу будущего, лишь просчитываю вероятности и точно делаю ставки, выигрывая на дистанции. Время в принципе никому не подвластно. В прошлое можно хотя бы заглянуть, воспользовавшись памятью. Настоящее можно лицезреть в моменте, но будущее… даже боги не властны над ним. Хотя не буду врать, я никогда ещё не ошибался в своих предсказаниях.

Я продолжал сидеть и думать. Поначалу меня больше всего волновало то, что я могу попасть в плен к инквизитору. И да, это страшило меня до сих пор, пусть и психика сама заблокировала доступ к этим воспоминаниям, способным мне навредить. Однако на первое место вышло то, что я мог стать кем-то ещё более ужасным. Ведь даже одно это перерождение оказало на меня огромное влияние. Я впервые убил человека и понял, что в этом нет ничего сложного. Моя совесть раз за разом молчала, доказывая, что самоконтроль у меня на низком уровне. А наглядные примеры других… все когда-то были жалкими "студентиками". Все когда-то не умели врать и предавать.

— Тот факт, что ты воспринимаешь это столь серьёзно, доказывает, что ты уже находишься на совсем ином уровне по сравнению с другими смертными, — Тзинч вдруг решил меня приободрить: однако другие его лица тут же находили скрытые подтексты и намерения в этих словах, что заставляло чувствовать себя ещё более беспокойно. — И тебе пора выбрать награду. Благодаря тебе я смог заглянуть в тот день через чужую призму.

— В прошлое?

— Да, в чужое прошлое, которое возможно изменено или искривлённо призмой его сознания. Поэтому нужно ещё разобраться в том, что я увидел. Однако иная точка зрения заставила меня задуматься над ещё большим количеством моментов тех давних событий.

А затем Тзинч провёл рукой и создал три дара, о которых любой смертный даже мечтать не мог, а сильные мира сего только и грезили о подобном. Мне же требовалось лишь сделать выбор.

Первым вариантом стал меч, чья сталь была чернее пустоты. Клинок этого меча мог разрезать любую броню и наносил столь же сокрушительный урон душам, что позволяло убивать им даже высших демонов. Кроме того оружие обладало личностью и опытом. Мне требовалось лишь взять его, и я тут же бы набрался опыта сотен лет фехтования. А после продолжил бы совершенствоваться.

— С ним ты сможешь стать сильнейшим мечником в Галактике, — говорил Тзинч то используя речевой аппарат, то просто транслируя информацию мне в разум.

Сразу после этого моё внимание переключилось на посох. Если меч был украден Тзинчем, то вот посох он создал сам. Недоступные знания хранились в этом могущественном артефакте. С его помощью можно было подчинить саму гравитацию, разрывать души или просто сразу же повысить свои псайкерские силы до альфа уровня. А в перспективе стать и альфа плюс, встав на одну ступень с сильнейшими демонами и Императором.

— С ним ты сможешь даже метать планеты друг в друга, а твой потенциал станет неизмеримым, — добавил Тзинч. Но тут же внимания потребовал третий дар.

Невиданной красоты женщина стояла поодаль от посоха. Её острые уши выдавали в ней эльдарку и смотрела она на меня нежнейшим из взглядов. Недоступная ни одному из смертных, она могла стать моей, стоило лишь протянуть руку. Это был единственный шанс, ведь ничего более совершенного в этом мире не было. Она стала идеальным дополнением ко мне, готова была исполнить любое желание и подстроиться под меня. Её опыт и мудрость позволили бы защитить меня от большинства угроз. Но при этом наедине она была бы кроткой и послушной — идеально удобной.

— С ней ты обретёшь истинное счастье, — закончил Тзинч. И более в разуме моём не звучал его голос, а сам он начал тайно наблюдать за каждой моей эмоцией, мыслью, действием.

И моя душа начала разрываться на части. Тзинч читал меня как открытую книгу и видел каждую мою смертную слабость. Какой мужчина не мечтал о подвигах и победах, которые мог дать меч? Кто хоть раз не желал получить знания, способные изменить мир в угоду себе? Разве не отсутствие любви и тепла становилось камнем преткновения для жизней большинства? И не имея ничего, я ещё сильнее желал получить всё это, чтобы хоть раз в жизни почувствовать… каково это быть не мной.

Но очень быстро жажда заполучить что-то из этого сменилась гневом, ненавистью и отвращением. Гневом на Тзинча, который всё это время продолжал смотреть на меня как на дерьмо, грязь под своими ногтями, на мусор неспособный иметь никаких других желаний. Ненавистью ко всему тому, что сделало меня таким убогим, желающим лишь животного примитива. Отвращением к себе, ведь желание моё было самым искренним, и виной тому был лишь я сам.

Меч, чтобы утолить свои комплексы слабака. Посох, чтобы лёгким путём достичь знаний, ведь у самого у меня нет воли, грызть гранит науки. Любовь, за которой скрывалось лишь эгоистичное желание быть любимым, но не любить. Во всю эту грязь Тзинч просто ткнул меня мордой, словно собаку в её мочу.

— Нет… — отворачиваясь от всех трёх даров, ответил я, не в силах сдержать полных горечи слёз от рвущей душу боли. Ведь взять хоть что-то очень хотелось: невообразимо сильным было это желание, подавить которое стало сложнее, чем страх смерти.

— Этот меч даже лучше того, что я подсунул одному из примархов…

— Нет.

— С посохом ты получишь возможность изменить галактику, спасти другие миры, которые ждёт участь гораздо более ужасная, чем та, что постигла Дрейкернор.

— Нет!

— А с ней…

— НЕТ!!! — в невероятном бешенстве заорал я, буквально вырывая что-то из себя. — ВСЕ ТВОИ ДАРЫ — ОТРАВЛЕНЫ!!! МЕЧ ЗАБЕРЁТ МОЮ ДУШУ И СДЕЛАЕТ БЕЗВОЛЬНЫМ РАБОМ, ЕСЛИ МНЕ НЕ ВСКРОЮТ ГЛОТКУ, ПОКА Я СПЛЮ!!! ПОСОХ СОЗДАН ТОБОЙ. НО НЕ ДУМАЙ, ЧТО ТОЛЬКО ТЫ ЗНАЕШЬ, НА ЧТО Я ОБРЕКУ ГАЛАКТИКУ С ТАКОЙ ВЛАСТЬЮ!!! А СЧАСТЬЕ ТЫ БУДЕШЬ ВОЛЕН ЗАБРАТЬ СТОЛЬ ЖЕ ЛЕГКО, ЧТО СДЕЛАЕТ МЕНЯ НАВЕЧНО ТВОИМ РАБОМ!!! ЛУЧШЕ Я ОСТАНУСЬ НИ С ЧЕМ, ЧЕМ ВОЗЬМУ ЧТО-ТО ИЗ ЭТОГО!!!

И тут же я сорвался в бег, чтобы уйти как можно дальше от соблазна. Я понимал, что в любой момент могу поддаться и тогда проиграю. Поэтому я снова бежал, ведь ничего другого фактически и не умел. По факту, что я делал всё время на Дрейкерноре — бежал, отступал, прятался… чёрт, от этих мыслей ещё сильнее захотелось взять хоть меч, хоть посох. Однако это была ошибка, явная и до боли глупая провокация Тзинча, который хохотал мне вслед.

Голову я опустил, глаза закрыл и просто бежал прямо. Однако лабиринт сам подстраивался под меня, ведь Тзинч решил меня выпустить. Причём преодолел я его довольно быстро, а может, прошла и целая вечность. В варпе время воспринималось совсем иначе, хоть и текло всегда в однонаправленном потоке, ни конца, ни начала которого никто не видел.

Однако вся планета состояла из стекла: разного и порой до боли жуткого, в отражениях которого можно было увидеть всё что угодно. Демоны меня тоже не трогали, с любопытством наблюдая за одной из игрушек своего хозяина. Постепенно начали появляться деревья, животные. Все как один они олицетворяли постоянные перемены и вбирали в себя множество красок и кривых линий.

И в какой-то момент я всё же остановился и огляделся. Мир вокруг стал чуточку более простым и понятным, соблазна вокруг не было. И хоть под моими ногами всё равно оставалось стекло, я уселся около хрустального дерева и начал переваривать произошедшее. Мне требовалось время, чтобы успокоиться. Однако после этой пробежки мне стало гораздо лучше. Да и какая-то гордость появилась, что я хоть здесь не облажался и не позволил себя обмануть этими проклятыми дарами.

— Этот меч он украл у Кхорна, — раздалось быстрое щебетание птицы, которое было мне на удивление понятно. — Посох сделал сам. А эльдарку искусственно создала Слаанеш и передала Тзинчу, чтобы тоже посмотреть на твою реакцию.

— Что? — начав искать источник звука, спросил я.

— А четвёртый дар? Четвёртый дар ты, так или иначе, уже выбрал. Правда Тзинч сделает всё, чтобы Нургл об этом не узнал.

И задрав голову, я увидел маленькую птичку с радужными перьями изо льда. С неё постоянно падали снежинки с разными узорами, а сама она слегка переливалась, как и все демоны Тзинча. Прощебетав ещё раз, она спрыгнула с ветви и уселась у меня на колене.

— Я всё знаю: всё-всё. А чего сейчас не знаю, то обязательно узнаю, — говорила птичка. — Почему ты грустный? Он тебя расстроил? А почему у тебя нет перьев? Ты демон или человек? Хочешь знать, куда ты переродишься в следующий раз? Хочешь знать, как меня зовут?

— Да, — я ответил только на последний вопрос, но кажется, птичку это не волновало.

— Я тоже, — ответила птичка, глядя на меня своими не моргающими глазами. — Но зато я знаю, как тебе помочь. Рассказать? Рассказать? Рассказать?