Королева Наташка

Лист тридцать седьмой. Achtung, Partisanen!

Прислали на пробу пачку «тряпичной бумаги». В Кронахе никогда не делали собственной бумаги, но в условиях блокады и изобилия тряпичного сырья (представляете, сколько драного шмотья осталось от двадцатитысячной армии?), отчего не попробовать? Прислали пачку из пробной партии, на экспертизу. Письма на «этом» писать стремно, зато для радиотелетайпа — в самый раз. Быстро же писчий материал расходуется. Как в прорву улетает. За неделю — подарок истаял. И только когда взяла в руки последний лист, вспомнила о дневнике. Вот, стучу…

На обороте листа — «Приложение номер 3 к приказу Минздрава СССР от 30 августа 1991 года N 245». Название — «Ориентировочные нормы расхода этилового спирта на медицинские процедуры (в граммах)». Не понадобилось… Зато, теперь я знаю, что на внутривенные инъекции и взятие крови из вены надо 3,0 грамма, на внутримышечные и подкожные инъекции, взятие крови из пальца и однократные уколы (в том числе пневматическим инъектором и постановку пиявок) — 1,0–1,5 грамма, на крупные операции, вроде протирки рук, переливание крови или банки — 10–20 граммов, на компресс — 20–30 граммов, на обработку ран и ожогов — 30–40 граммов, на гистерокоскопию, катетер, фибробронхоскопию и венесекцию — 50 граммов, а на наркоз — целых 60 граммов. Три раза ха-ха… Смешные люди жили в старом СССР. У нас целые баки с медицинским спиртом, стоят в любой столовой. Расходуй, по потребности. Трать — сколько надо. Да хоть пей или нюхай…

На жизненно важном — не экономим, в принципе. Скачала документ по сети, из медицинского архива, не подумав. На всякий случай… Вышло — зря бумагу потратила. Теперь, на обороте, распечатываю своё… и думаю думу — всего 20 лет независимого развития, а отношение к одинаковым вещам, у нас, и в Союзе, что был на Земле-1, уже принципиально разное. Что же в итоге выйдет? Новая цивилизация? Хи-хи… Выражение «мальчик склеил в клубе модель», если верить товарищу Ахинееву, в СССР 1965 года имело несколько иное значение, что в России 2005 года. А ведь разрыв времени — тьфу. Несчастных сорок лет… Двадцать — там, двадцать — здесь. М-м-да! Проехали…

Раз взялась писать — не отвлекайся (это я себе). Елки-палки! Последняя неделя пролетела — будто один день… Не разогнуться (или не поднять головы?). И без того хронический аврал угрожает сделаться бесконечным. Офигеть. Развертывание полевого госпиталя на тысячу койко-мест… совмещенного с учебкой… «Смерть бухгалтера» Неизмеримой длины ведомости. Нормы, прибыль, убыль, остаток, баланс, планируемые запасы, резерв… Ох! Иезуиты умеют удивить. Почему-то я думала, что для защиты своих «святых убежищ» на польской территории, они будут нанимать войска. И заранее им сочувствовала… В надежность ландскнехтов я не верю. Откуда у тех мотивация биться насмерть? Они — или присоединятся к погромщикам, или разбегутся. Как выяснилось, попы тоже не особо надеются на мораль платной армии посреди гражданской войны. Они придумали страшноватую штуку…

«Запретить казаку грабить — то же самое, что запретить кузнечику прыгать. Действует, если оторвать ему обе ноги!» Можно подставить вместо «казак», слова «наемник» или «шляхтич» — смысл останется прежним. Тащить, на готовую взорваться Украину, наемное войско — то же самое, что тушить пожар бензином. Только сильнее полыхнет. Неподкупных людей, готовых до последнего вздоха оборонять женщин и детей от налетчиков, имея прямо перед глазами соблазнительный пример тотального грабежа, после Тридцатилетней войны в Европе не осталось. Идеалисты полегли на полях сражений первыми. Остались реалисты. Циничные и практичные головорезы, без страха и совести. Вроде шайки, что панически устрашила перспектива служить бесплатно. Совесть и страх божий у них появляются «если оторвать обе ноги». Думаете, шучу? А иезуиты решили попробовать.

Здание бывшей казармы, наскоро очищенное от остатков обстановки и постояльцев (всё скопом пошло в газогенератор), за несколько дней превратилось в лазарет для безнадежных калек… Одноруких, одноногих и полностью безногих ветеранов недавних сражений, оперативно собранных по богадельням Германии. Похоже, что чтение литературы из XXI века, с Земли-1, навело кого-то из руководителей ордена на дерзкую мысль — «В царство небесное путь открыт всем!» Даже самым жутким душегубам… Божественная милость — безгранична. Достаточно правильно умереть. Например, защищая беспомощных, в католическом храме. Бесплатно! Гении, блин… Мама рассказывала, что похожим способом мусульмане с Земли-1 накручивали перед терактами смертников шахидов.

Вот с таким «контингентом» мы и работаем, в три смены… Розенберг превратился в помесь пересыльного пункта с учебкой. Толпа человеческих обрубков («уволенные по увечью» из рядов бывшие бойцы враждующих армий) полна мрачного энтузиазма. Они — не побегут. Им — не на чем. Попы, от имени Папы Римского, обещали всякому калеке, погибшему в бою за правое дело защиты «мирняка» (не подкопаться!) — прощение и отпущение всех грехов. Наша задача — привести «воинов христовых» в божеский вид. Отмыть, подлечить, переодеть, дать им навыки обращения с непривычным оружием и снаряжением. Создать соответствующий душевный настрой…

Наверное, я безнадежно инфантильна и ничего не понимаю в людях. Хотя уже который день смотрю в разбойничьи рожи… Дышу (через марлевую повязку) пропахшим гноем, кровью и дезинфекцией воздухом. Организую, руковожу, показываю, объясняю. Изуродованные тела, изломанные души. Противоестественным образом, вокруг царит добродушный фатализм. Словно в не наших фильмах про камикадзе. Кино им крутим каждый вечер. Боевики, вестерны, просто «про войну». Ноль эмоций! Ни интереса, ни удивления, ни страха. Или специально таких подбирали, или они сами равнодушными стали. Действует негласный запрет на разговоры (расспросы) о себе. Понятно — незачем возбуждать страсти среди недавних врагов… Запрещено ругаться, драться и приставать к санитарам. Санитары могут пристрелить. Всё остальное — можно. Пить — тоже. Однако, стрелковая подготовка — три раза в день. Фактически — всё свободное время. Не выполняющих нормативы — пугают отчислением. По-моему, отчисление — единственное, чего пациенты всерьез опасаются. Процедуры, включая обработку гниющих культей — не волнуют совершенно. Разве что уколов не любят. А кто их любит? Ближе к весне, по ещё не раскисшим дорогам, увечное войско повезут на восток. Якобы, в паломничество к святым местам…

В моем расписании вырвалась свободная минутка. То есть бардак так и клубится своим чередом, но он принял более организованный характер. А мне моментально дали пинка под зад. «Не царское это дело — говно подтирать!» В смысле — собственноручно работать иньектором и менять гнойные повязки. Сиди — пиши… Как делалось, что получилось, с каким побочным эффектом. Нашим, на Байкале, интересно, блин. Прогрессоры-скоростники. Методика-то разрабатывалась для Эзеля, на самый крайний случай, если против нас в Европе объявят Крестовый поход, например. Ничего, действует…

Что сказать? Подтвердилась старая истина — люди везде одинаковые. Даже если это — бывшие бандиты с большой дороги. Дядя Гриша много раз говорил, что всего за две недели учебки, из сущей обезьяны, которую только что стряхнули с пальмы, можно сделать бойца советской армии. Третий сорт — не брак и тем не менее. Ну, не за две… ну, за три. Первая — ушла на предварительное лечение и социальную адаптацию «поциентов».

Вы когда-нибудь видели, хоть одну, культю ноги, которую никто никогда не лечил после ампутации? Я — насмотрелась. Как веки сомкну — так перед глазами мелькает. Свищи, невромы, гнойные воспаления, торчащие из незаживающих язв обломки костей. Такое впечатление, что их вообще никто и никогда не лечил. Блин! Как с такими ранами можно жить?! Иезуиты говорят — отбирали самых здоровых. Верю… Больные эту зиму не переживут. Иммунитет, у аборигенов эпохи — фантастический. Естественный отбор в действии. Все чахлые — давным-давно померли. Если честно, выживших — лечить просто некогда. Пришлось ломать исходную программу и всё начинать с медицинского ликбеза. А вот не фиг болтать, что нам понадобилось безответное пушечное мясо, типа смертников, которых фашисты, на Земле-1, к пулеметам приковывали. Я за такие слова уже могу убить!

Инвалиды — тоже люди! Все мы — люди… Иезуиты, собирая ветеранов по приютам для бездомных, обещали им скорую смерть и чистилище. Форма пропаганды такая. «Крестовый поход детей» — был. Теперь, на очереди — «Крестовый поход калек». Нормально, для позднего Средневековья. Жесткий утилитарный подход. Ещё — они обещали сытную кормежку и теплое жильё. Как собакам… Предупредили, что придется иметь дело с безбожниками. Но, никто не предупредил, что за дни, оставшиеся до весенней распутицы, мы собираемся произвести тотальный ликбез и, помимо боевой подготовки, дать «шахидам» (термин прижился, тоже — «бойцы за веру») базовые навыки медицинской грамотности. А пришлось… Кто за ними, там, ухаживать будет? Раз попали в коммунизм — полное самообслуживание норма. «У нищих — слуг нет!» Читать, писать и оказывать друг другу медицинскую помощь должен уметь каждый. Бесплатно… Оказалось, это «порог футурошока». Чистые белые простыни, пакеты с сухими пайками (без нормировании) и бачки с питьевым спиртом (он и антисептик, и горючее для примусов, и антидепрессант), прямо рядом с койками, произвели (после трудной и голодной дороги) в рядах калечного воинства фурор и ажиотаж. Многие простодушно решили — они уже в раю. Пусть временно. На задворках… Для поднятия морального духа, перед воиским подвигом. В колдовство и безбожный рай — уверовали одновременно.

С отцом Моринелли, как самым адекватным из местных попов, у меня был на эту тему скандал. Честно говоря — задолбали. Четыре медицинских халата пришлось сменить… Фетишисты! Тряпочники! Хорошо, что брюки в обтяжку… Резать «лоскутки на счастье» из них никто не осмелился. А от полы медицинской одежды — запросто. И не уследишь. Пока делаешь очередному бедолаге иссечение невромы, под местным наркозом, а он ножичком — чик… И — пола с дыркой. Чуть зазеваешься, следующий — чирик… Железное самообладание у людей. Других девчонок не трогают, а меня готовы «разобрать на сувениры». Буквально… Хорошо, хоть руки прекратили целовать. Ага, вам смешно! Фриц тоже ржет… Это, говорит — Norm. От настоящих королей здесь точно так и норовят отщипнуть «кусочек на память». Издержка профессии монарха… Намек — нечего было собственноручно врачеванием заниматься. Теперь доказано — «Drude лечит страшные раны простым прикосновением». Значит — настоящая. Не отвертеться… История про моё взвешивание в ратуше обросла чудовищными слухами. Её пересказывают, «на бис», всем прибывающим новичкам. А хитрющие иезуиты, вместо искоренения вопиющего мракобесия — способствуют. Во всяком случае — не препятствуют. Наверняка затаили очередной коварный замысел. Я их повадки немного изучила…

Что обидно — ведь никаких чудес… Самая обычная антисептика, перекись водорода и марганцовка, сеют в среде патогенной микрофлоры смерть и опустошение… особенно — марганцовка. Бледно-розовый водяной раствор перманганата калия (0,01-0,1 %) — для полосканий и промываний желудка. Чуть-чуть более розовые (0,1–0,5 %) — для промывания ран. Прозрачно-фиолетовые (2–5 %) — идут для обработки глубоких ран. При разложении марганцовка выделяет активный кислород, а это ярый враг микробов и неприятных запахов. Интересно, что образующийся из неё в организме кислород выделяется и мгновенно расходуется в реакциях окисления, не успевая образовывать газовые пузырьки. Можно вводить раствор в глубокие раны инъекциями при очень опасной анаэробной инфекции. Застарелые язвы — зарастают на глазах. За прошедшее время — ни одного случая нагноения. Ни одного случая гангрены… Для многострадальных жертв местных полевых лазаретов — чудо. Подкрашеная вода — фигня. Она ведь даже не освященная! Простой охлажденный кипяток. Кто реально творит чудеса? Она! Воякам — плевать, что ведьма… Иезуитам — плевать, что некрещеная… Как говорят на Украине — «Хоть черт, хоть бис — абы яйца нис!» Ужас… Причем, наши парни, наравне со мною занимающиеся экстремальным врачеванием, в расчет не принимаются. Что там особенного? С кем поведешься, от того и наберешься.

С таким багажем суеверий недолго допрыгаться до теократической диктатуры, кстати. Фанатикам реал по фиг. Обожаемый «символ веры» ткнет пальчиком в сторону «врага» — враз порвут на тряпочки. Мне что теперь, ходить, не вынимая руки из карманов? Разбитной ухарь, из последней партии «новобранцев», вчера, по попе хлопнул. Это он сделал не подумавши… Я ничего не успела. Только ойкнула… Сзади — хрип. Обернулась — ему уже шею свернули… Виновато прячут глаза — Er betrunken (пьяный). Был, ага… Про «символ веры» — ни разу не шутка. Я специально выясняла. За годы Тридцатилетней войны, обильно наполненные разнообразными богохульствами, в солдатской среде Центральной Европы успел сложиться своебразный религиозный культ. На Земле-1 его назвали бы сатанизмом. Поклонением дьявольским силам. Наемники привыкли бравировать своим презрением к любой форме христианской религии, а верить-то во что-то хочется… И тут — подвернулись мы. Особенно я… «Ведьма, приносящая удачу», по местным меркам — завидный бренд. Каждый хочет приобщиться.

Битва при Рокруа 19 мая 1643 года. Последняя терция испанской пехоты готовится умереть в бою. Французы так и не решились их атаковать.

Похоже, я допрыгалась… Никогда нельзя играть в политические игры с живыми людьми. Пока бегала со шприцами и клизьмами — в увечном контигенте «зрело мнение». А наши служители культа его добросовестно прохлопали. Причина уважительная. Исповедоваться «папистским собакам» пациенты брезговали. Только от этого не легче. К сожалению, парни товарища Матусевича подключились к проекту поздно. Пока завозили аппаратуру… Пока монтировали отдельные кабинеты для работы дознавателей… Короче, упустили момент, когда ещё можно было управлять настроениями. Теперь — приходится под них подстраиваться.

Сначала — все шло по плану. Опрос каждого из добровольцев (под запись), предварительный анализ его «трудовой биографии», дополнительные вопросы. Где воевал, с кем из видных людей мог пересекаться? Что интересного видел или слышал, что умеет делать? Как представляет свою дальнейшую жизнь? На наш взгляд рутина. Но, бывших вояк — проняло. Одно дело — бравировать безбожием, совсем другое — болтать накоротке с настоящими безбожниками. Выходцами из вбсолютно чужого, пугающего своим рационализмом мира. Вы не подумайте на ветеранов плохо. В отличие от попов, нашим они отвечали, как на духу. Совсем, не потому, что боялись или хотели подлизаться. Оказывается, потому что я их попросила. Представляете? Ночью устроили толковище и решили, что просьбу Drude надо уважить… Словно стая изорванных в драках старых боевых псов — выбрали себе новую хозяйку. Меня… Факт, способный свести с ума! Я так не привыкла! Мне перед народом стыдно! Честно…

Настроение-то боевое — «Мы всех порвем!» Что, на первый, взгляд хорошо. Так и было задумано. Плохо, что «всех» надо понимать буквально. Без исключений. За меня… Лучше всего настроение «шахидов» передает «живая картина», буквально вчера смонтированная на стене госпитальной залы. Изобразительная пропаганда, блин… Матусевич сам подобрал подходящий, по его мнению, сюжет. Называется «Рокруа, последняя терция». Эпизод Тридцатилетней войны. Наклеенные на стену полосы цветной типографской печати, (мама называет эту технику непонятно — «рекламный банер»), осветили, с помощью диапроектора, через слайд той же самой репродукции. Получилось — «окно в прошлое». Пробирает до костей. Даже не знаю, стоило ли такое делать.

Показано раннее утро 19 мая 1643 года, когда окруженные со всех сторон французами ветераны испанской пехоты построились в последний квадрат и бесстрастно ожидают финальную атаку артиллерии и кавалерии, которой не последовало. Восхищенный отвагой испанцев герцог Энгиенский предложил им сдаться со всеми почестями, которые доселе полагались только гарнизонам крепостей. Мрачное полотно показывает гордое поражение пехоты, которая, со времен Католических Королей до Филиппа IV, веками потрясала Европу. Тех солдат, которые маршировали по миру от джунглей Америки до берегов Средиземноморья и от побережья Англии до равнин Центральной Европы… Грубые, жестокие и гордые мужики, соблюдавшие дисциплину лишь под вражеским огнем и готовые стерпеть тяжести любой бойни или осады, но никому (включая короля) не позволявшие повышать на них голос! Главное — выражение лиц солдат, смотрящих на врага, будто говоря — «Ну, подходи, если смелый… Подходи, сволочь, сейчас мы вместе отправимся в ад». Действительно страшно подходить к этим воякам. И понятно, почему им предложили почетную сдачу, а не попытались истребить одного за другим. Эти отчаянные испанцы, брошенные богом и своим королем, остались высокомерными до конца, грозные даже в поражении. Их коллеги, на госпитальных койках вокруг — точно такие же. Только ещё живые.

А говорили, что рисовая бумага — очень прочная. Из неё даже доспехи делают… Или это у меня пальцы сильные? Испортила лист. Только для телетайпа теперь и годится. В деловой оборот пускать нельзя. Скажут, мыши погрызли. Хотя, мышей в Розенберге нет. Совершенно… Даже беспокойно как-то без них… Воробьи — есть, вороны — есть, а мелких хвостатых паразитов так и не завелось. Ну, да черт с ними… Надо будет — весной попрошу привезти бурундука.

Сегодня удачный день. Завершилась триумфом первая трансконтинентальная бартерная операция. Ох! По мере роста населения крепости её помещения приходится освобождать от разного хлама. Причем, быстро. Дошла очередь до арсенала. Между прочим, это не мрачный сырой подвал, как многие думают, а уютное и совершенно сухое помещение. Иначе нельзя. Обычная углеродистая сталь в сырости мгновенно ржавеет. И куда её девать? Запасы ядер — понятно. Сразу в плавильную печь или на селективную переработку в утилизатор. Бронзовые пушки — туда же. Но, там такие завалы!

Кирасы, поножи, полные доспехи, упрощенные доспехи, каски, щиты, наконечники копий, мечи, шпаги, топоры, алебарды… Запасы, достаточные для вооружения целой армии. Сотни тонн боевого железа! Это не считая расставленного по коридорам и в помещениях антиквариата. Бронированные истуканы, в рыцарских доспехах, надоели безмерно. Сбивают рефлексы… Нас ведь как учили? Раз увидел рядом чужого с оружием — стреляй. Руки работают быстрее головы… А оно, как ни крути, музейная ценность. Жалко. Не, сначала было даже прикольно. Пустую броню пуля Нагана прошибает навылет. Звону, пыли! Надоело… Продать этот утиль невозможно. После разгрома армии Максимилиана, стараниями местных бауэров, растащивших по домам её вооружение, цены на «холодняк», до самой весны, в округе упали ниже плинтуса. Тупо пустить залежалое добро на металлолом — жалко. Человеческий труд! Где-то я читала, что один полный комплект доспехов для средневекового рыцаря стоит — как деревня, вместе со всеми её жителями. Рука не поднялась на подобное кощунство. А место — надо.

Первый самолет, целиком загруженый разнообразным холодным оружием, в Ангарске приняли на ура… Что поинтереснее — сдали в Кунсткамеру. Что попроще — на ковры в гостиных, на лестничные клетки общественных зданий, в кабинеты любителей старины… Второй самолет, с тем же самым — встретили уже без особого восторга. Наигрались. Третий — даже не особо хотели разгружать. Все клубы исторического фехтования укомплектованы инвентарем на десятилетия. Пару тысяч комплектов боевого снаряжения удалось навязать киностудии (на случай исторической массовки). Мальчишки, с настоящими шпагами, играют в мушкетеров… Того и гляди, глаза друг другу повыкалывают. Куда ещё? Хватит!

И тут, к счастью, возникла идея, кому можно подарить всё остальное. В далекой Корее оружие и снаряжение «западных варваров» — достаточно редкий сувенир. Аккуратное зондирование настроений «самого восточного союзника» показало — возьмут всё. Для коллекций, для интереса, ради престижа… Блеск королевского дворца доспехами не испортить. Но, надо знать Восток! Подарок не остается без ответа. Что взамен? Пряностями торгует Эзель. Мы — в блокаде. Банальный ширпотреб, в обмен на оружие, принимать нельзя — это потеря лица. Вот чего не знала. Можно — лекарства, ценную утварь, иное оружие, драгоценности… Честное слово, случайно в голову пришло. В старом фильме видела инвалидное кресло на колесах, с сиденьем из бамбука и рисовой соломы. Легкое как перышко. У нас таких не делают. Дальше — дело техники. С примесью дипломатии. Фриц-то мотался на другой конец Евразии с более приземленной целью, чем бартер металлолома, но соориентировался. Главное, быстро.

В итоге наши увечные пациенты получили невиданные в Средневековье игрушки — кресла-каталки. Всё как полагается — большие задние колеса, с приспособлением для вращения руками и маленькие передние. Для лишенных ног людей — весомый повод почувствовать себя «не хуже других». А бумага — типа, балласт… Лишь бы не гонять «борты», набитые почти невесомыми соломенными плетенками, совсем уж порожняком… Хотя, корейцы думают, что кресла — довесок, а бумага — для особо важных документов. Ответный подарок… Много… Теперь хоть учись писать заново. Привычные чернила — расплываются. Тушью и кисточкой — я не умею. Одно спасение — печатать…

Вот уж не думала, что меня можно чем-то удивить… Барон сумел. Ага, тот самый… Личный Посланник папского престола, Михель Карл Фердинанд… и так далее… явился ко мне на прием в нашей полевой форме. Естественно, без знаков различия. Без шпаги… Даже козырнул, эдак небрежно, как старой знакомой. Пока я ловила ртом воздух, отец Моринелли, вошедший следом, наслаждался произведенным эффектом. Можно бы предвидеть, что, в ответ на мою кляузу недельной давности Соколову, будет пущен в ход «главный калибр».

Неудобно признаваться, но на душе сразу полегчало. Иметь в ответственный момент под рукой этого проходимца — не повредит. Моринелли, он, конечно — способный лингвист и вообще культурный дядька, только для общения с вояками бесполезен. Они его, последнее время, в упор не видят. Штатская крыса или даже хуже. «Последнее время» началось с момента перехода основной массы контингента из состояния лежачих, в разряд «самокатчиков». Инвалидные кресла наше увечное воинство буквально потрясли. А ещё — полевая форма, щедро предоставленная Эзелем. По размеру. С именными нашивками (мама их называет бейджиками) для каждого. А они думали — их обмеряют для похорон. Говорят, что женщинам полагается наряжаться. Наверно, я росла в неправильной семье. Люблю удобное. Люблю красивое. Но, менять платья по пять раз в день (как пишут о королевах из сказок) — лень. И тем не менее, признаю — одежда изменяет человека. Когда вместо разномастных тряпочек, пусть чисто отстиранных, но рваненьких и стареньких, пациентам выдали нормальную одежку — что-то произошло. Например, все покатили, на креслах — бриться и прихорашиваться перед зеркалами (чего раньше я за ними не наблюдала). Усы накрутили… Они бы и новые меховые полушубки надели, только в парадной зале жарко. Они бы и шпаги нацепили, но сидеть в инвалидных креслах и на заправленных койках, с этими железками, неудобно. Чего всполошились? Каждый день я здесь запросто бываю. Фриц — во время каждого приезда. Папахи напялили все. Можно подумать — у нас смотр или парад. Впрочем, участие в сборище полковника Генри Мак-Гроува, на их взгляд — событие. Веский повод прифрантиться…

Это я виновата. Получив кресла на колесиках, большинство инвалидов ощутили «охоту к перемене мест». Трудно осуждать за подобную слабость людей много месяцев, а кое-кто и лет, обреченных буквально ползать. Само собой получилось, что встречу у ворот Розенберга приехавшего на вездеходе «доктора Генри» и меня увидели многие. И как он из кабины вылез, и как я ему первой (!) честь отдала (ну, машинально же, что тут особенного?). М-м-да…

Нормы военной демократии плохо сочетаются с феодальными рефлексами. Равноправие? Ха! Слово «Partisanen» пущено в оборот буквально на днях. Называть новых бойцов «смертниками» не поворачивается язык, а «шахиды» не подходят по идеологии. Какие, скажите, из этих отморозков бойцы за веру? Коммерческий выхлоп от затеи — нулевой. Предложить им рисковать за общее дело? За боевое братство, в самом широком смысле слова? Эпизод с отданием целой королевой чести какому-то пожилому мужику в форме, приобрел несоразмерную важность. Парней реально заколебали расспросами. Почему? Как она могла? Да элементарно! Тот же самый рефлекс… У меня, по боевому расписанию, на погонах — по две лейтенантские звездочки. А тут — целый полковник. И всё. А что без знаков различия, так все знают, что Генри Мак-Гроув — американский полковник. Наши нашивки он носить отказался. Патриот, однако! И что? Всё равно — он полковник. Вот и козырнула, без задней мысли. Не поклонилась же?

Смешные люди эти мужики! Уважение надо оказывать не по знатности, а по заслугам. Не? Вот Барон просек эту фишку моментально. Понял, что среди толпы в камуфляже, шпоры и кружева — моветон. На мой женский взгляд, перевоплощение иезуита должно было бы взволновать собрание куда больше. «Маленький человек, одетый важным чиновником — смешон. Важный чиновник, одетый маленьким человеком — смертельно опасен!»

Принесли вторую копию стенограммы «военного совета», а зачем она мне — не знаю. Лишняя бумажка… Выбрасывать — неудобно. Сохраню сувениром. Там было нечто. «Никогда прежде, никогда потом! Цирковое представление — 500 калек и одна бородатая женщина» Бородатая женщина — это я… Увы, барышню в брюках европейцы середины XVII века воспринимают примерно так. Вроде и существо противоположного пола, однако, слишком инородное для галантного обхождения. Мы с Бароном вошли самыми последними. Даже Фриц опередил… А полковник Мак-Гроув вообще появился в госпитале спозаранку. Вскоре после подъема… Это немного не по-нашему, может быть в их Америке, на Земле-1, так принято? Его узнали (что не мудрено, после вчерашнего), пригласили к завтраку… Думали — ну, ещё один высокопоставленный сановник из столицы… Ревизор инкогнито, проверяющий… Камуфляжный комбинезон на нем и в самом деле висит чуть мешковато, а в сочетании с умным лицом потомственного интиллигента и профессорскими очками в тонкой оправе — чужеродно. Это мы видели дока в деле. На учениях по работе с биологическим оружием… В химкомплекте, во время подавления эпидемий… В операционной, со скальпелем… Для господ «Partisanen», бывший ведущий разработчик ОМП этнического действия армии США, оставался фигурой загадочной. Пока не начал распоряжаться подготовкой к ток-шоу. Говорить с подчиненными, как он, «через губу», как с пустым местом, умеют одни англосаксы. Не дай мне бог когда-нибудь такому научиться… Но, понаблюдать полезно. Да-с, такие у нас тоже есть.

Похоже, они заранее распределили с Бароном роли в предстоящем спектакле. Иезуиту — досталась роль «доброго доктора», а Мак-Гроув — «злого». Фриц — хозяин балагана. Увечные ветераны — гости и советники. Не наемники… Набирали бессребреников «с принципами». А мне — досталась роль символа. Опять… Помещение превратили в актовый зал. Кресла и койки в полукруг у свежепобеленной стены. На свободном пятачке — мы. Похоже на старые фильмы «про американские университеты». Игра в демократию, по-западному. Совместное принятие трудного, но необходимого решения. Проектор из дальнего угла высветил на стене карту Восточной Европы… Справа и слева динамики. Мак-Гроув оседлал стул, усевшись на него задом-наперед. В одной руке — радиомикрофон. В другой — пульт управления. Ещё пара микрофонов, черный и белый, переданы аудитории. Можно, по очереди, подавать реплики на весь зал…

Нет старших и младших, нет начальников и подчиненных, быдла и аристократов — один импровизированный медицинский консилиум «Что нам делать с Польшей?» У поциентки — терминальная стадия бешенства. Симптомов ещё нет, но все сроки вышли и вот-вот начнется то же самое, что и в остальной Европе. Спасать страну целиком — уже поздно. Зарезать, чтобы не мучилась или пусть это политическое недоразумение подыхает само? А ведь там — живые люди. Бросать их на произвол судьбы — подло. Дискуссия идет в прямом эфире. Есть возможность задать вопрос или подать реплику за тысячи километров. Начали! У кого есть предложения?

После ток-шоу Фрица впервые, заглазно, сравнили с Валленштейном. За хитрость… Ну, и лично подал пример — «как себя вести». Уселся отдельно от меня и от «президиума», среди ветеранов. В самой гуще вояк… Первым взял из рук соседа микрофон (тот лишь беспомощно вертел блестящий предмет, ещё не понимая его назначения) и вежливо, словно студент на лекции, поднял руку:

— Darf ich fragen! Haben wir Zeit? (Разрешите узнать! У нас есть время?), — динамики повторили слова, народ вздрогнул от громкого звука и проникся… А отвечать — мне.

— Nein!

Так и пошло. Вопрос — ответ… Вопрос — ответ… Короткая дискуссия… Вопрос — ответ… Черный микрофон… Белый микрофон… Мак-Гроув, похоже, где-то насобачился дирижировать подобными сборищами. Известно где… США в этом мире пока нет. Аборигены эпохи считают нашего «дока» за англичанина. Только никак не могут по акценту определить его происхождение. Черный микрофон… Белый микрофон… Да, жалко, что не велось оперативной киносьемки. В зале — полумрак, да и некому. Я б посмотрела на себя со стороны. Сильно подозреваю, что выглядела «лабораторной мышкой». А вот полковник Мак-Гроув — умеет себя поставить. Аж завидно! Особенно, когда ему задали провокационный вопрос — «Знает ли вообще уважаемый доктор, что такое война?» Думали подколоть.

Война, — веско ответил американец (а иезуит перевел), — Это — травматическая эпидемия, отягощенная массовым бешенством… И сделал каменное лицо, с которым (бр-р-р!) когда-то загонял нас в анатомичку. Умеет! С подобной физиономией не лекции читать, а откручивать подающий клапан в газовой камере, или давить на кнопку сброса кассетных бомб. Примерно таким я представляю себе «доктора Менгеле». Помолчал и сухо добавил, — Мы, пока, — последнее слово с нажимом, — не можем предотвращать войны-эпидемии, но уже способны их давить, — помолчал и буднично уточнил, — Есть разные способы… Не думаю, что в зале его поняли. Зато увидели, что его поняла я… Отчего до сих пор жалею, что не удержала равнодушное выражение лица. Подняли… Пришлось объяснять…

Сначала — представила Мак-Гроува. Потом, кое-как, попробовала словами и слайдами показать, что это такое «оружие массового поражения». По-моему, народ удивился не званию (доктор-полковник, насылающий на людей болезни, по местным меркам — тип обыденный, тут половина врачей ничем не лучше), а самой теме. Мысли, что войну можно сделать ужасной до отвращения. Видимо, иезуиты отбирали не 100 % головорезов, а в некотором роде мечтателей. Дальше, помогая себе световой указкой, описала на карте, как бы шла будущая война, при полном отсутствии помех. На примере опыта Земли-1. Надеюсь, что мой немецкий был сносным…

Рассказала, как в огне боев и геноцида корчилась и дробилась Польша… Упомянула, что кроме поляков, есть «третий лишний» — крымские татары. Выродившийся в гнездо разбойников кусок мамаевой орды — такой же, как и Запорожская Сечь. Только на Пороги, после гибели темника Мамая — ушли христиане, а в Крым — мусульмане. Что живут, и Крым, и Сечь, саблей. Иногда, просто набегами и грабежами. А временами за союз платят. То Москва наймет — налететь на Подолию, то Варшава — разорить южнорусские земли. А платил хану Богдан Хмельницкий — рубились татары бок о бок с его казаками. Что платят хану русские с поляками и без набегов, так называемые «поминки». Деньги, которые не жалко отдать хану, лишь бы набегов не было… Как наводил порядок на южных границах, фельдмаршал Миних — ввел в Крым армейский корпус и сжег все, что там могло гореть. Угнал скот, освободил тысячи рабов. Как иные, довольные сытым рабством, особенно дети пленников, ничего кроме Крыма и не знавшие, не хотели идти на Родину, снова через степь. Их фельдмаршал согнал в кучу и велел их изрубить в куски. «Простите, братья, но енерал — прав», говорили убиваемым, — «А не вашими ли руками держится крымский волдырь?». В ту войну русские овладевали Крымом еще три раза. Для верности… Только столицу Бахчисарай столько раз сжечь не удалось. Хватило только на один. Хан страдал и бесился, будто русские вводили войска не в его страну, а в его задницу (извините мой французский). Четыре раза подряд — туда-сюда. Все стычки и все бои русские не просто выигрывали — побеждали почти без потерь.

После боя оставалась тамерлановская гора непогребенных вражеских тел, сваленная у подножия полудюжины православных крестов. Выглядело это по-язычески. Но, искренний лютеранин Миних понимал — для крымчаков разницы между чужими верами нет. И надругаться над обычаями чужаков они всегда готовы. Так пусть хоть ужас заставит их держаться подальше от солдатских могил. Такая была в XVIII веке наглядная агитация. То же самое, сегодня, могут повторить несколько звеньев дальних бомбардировщиков или один самолет со «специальной» нагрузкой. С вирусом. Что доктор Мак-Гроув считает метод «вирусной изоляции» с юга воюющих Польши и Украины — единственной действенной мерой от крымских татар. На европейцев по крови тотальный мор не распространится, а монголоиды — заслужили. Добавила, что надежды решить дело миром — нет. Взаимное озверение католиков и православных дошло до точки кипения. Список взаимных претензий настолько велик, что сократится разве с физической смертью их носителей. Да и то, при условии потери родовой памяти. Это, когда от семей сражающихся уцелеют лишь малые дети, не способные понять причин конфликта. Если резня продлится долго — эти дети погибнут. Сегодня они никому не нужны… Даже работорговцам. Ради этих детей, здоровой последней части больной ненавистью страны, и затевается авантюра. Открыть общедоступные пункты «карантина»… Собрать, защитить и вывезти в безопасное место.

— Ich bin einverstanden (я согласен)! — поддержал меня Фриц со своего места. Зал оживленно загудел…

Стоп! Так не по правилам… Руководителю операции запрещено высказывать мнение одним из первых! Правила военных советов категорически против. Даже в условиях свободного обсуждения «без званий». Чему ухмыляется Мак-Гроув? Чему улыбнулся иезуит? Почему они все хором ржут? Блин! Плохо быть «бородатой женщиной». Фриц специально затерялся в толпе. Парочка доков явно сговорилась. Кто тут главный? Опять я?

К этому невозможно привыкнуть. «Мы в ответе за тех, кого приручили» — написал когда-то, на Земле-1, один наблюдательный французский летчик. Следует добавить «Прирученные, в ответе за нас». Самое бледное подобие единения душ, возникающего при взаимном приручении, известно каждому, кто хоть раз подбирал на улице голодного и бездомного котенка. Мама рассказывала, как оно бывает в большом и холодном городе, на Земле-1, когда «цивилизованные и гуманные» жители современных многоэтажных домов берут к себе в квартиру, на надцатом этаже, «живую игрушку» и выбрасывают её, когда надоест… Как вещь. На мороз… Это — не мои воспоминания. У нас в Ангарске такого не бывает. Но, жизнь полна жестоких сюрпризов… И самые разные звереныши, периодически, становятся нашими меньшими братьями. А потом — вырастают большими.

Однажды я заметила в зеркале, как следит за мною ручной манул Григория Петровича, думая, что его никто не видит. Как частный собственник, у которого обманом стянули самую любимую вещь. Как хищник, стерегущий добычу. Средний манул гораздо меньше и слабее человека… В принципе, это обычный крупный кот. Хотя у дяди Гриши живет крупный манул… Потрясающе волосатый (при длине ворса 5–7 сантиметров, называть подобную шкуру пушистой не поворачивается язык) желтоглазый котище, с непривычно круглыми зрачками. Он ещё ни разу не оцарапал никого из гостей. Он — очень вежливый зверь и терпит причуды хозяина. А хозяин — уважает его. Так и живут. Считается, что манул — самый медлительный и неповоротливый среди диких собратьев. И, тем не менее, лишь раз поймав в зеркале яростный взгляд «Он мой!», я так и не набралась духа «погладить котика»… Ну его на фиг!

Сейчас на меня смотрят полтысячи пар точно таких же хищных глаз. Человеческих… Ощущение — будто невидимая рука ерошит волосы. У меня нет собственного опыта. У мамы тоже его нет. Откуда? Возможно, во мне всплыла родовая память прабабушки, молоденькой санитарки военного госпиталя для тех, кому больше никогда не придется воевать — безнадежных инвалидов. Я никогда её не видела. Рассказы о волосах, которые шевелят невидимые пальцы безруких солдат — наше маленькое семейное предание. Теперь я точно знаю — оно правда. Надо спросить у девчонок, наверняка они что-то подобное чувствовали. Внутри шевельнулась злость на иезуитов. Наверняка они рассчитывали на такой эффект. Когда человеку очень плохо и никакой надежды нет — он благодарен за слабую тень надежды. Готов боготворить человека, способного дать такую надежду. А на что надеяться головорезам, давно и сознательно убившим в себе любую веру? Думающим, что со смертью все их проблемы исчезнут одним махом? Смерти нет, жизни нет, раны терзают тело, отчаяние, остатки души. Рассчитывать на божественное милосердие, сидящим тут, учитывая их «трудовую биографию» — вовсе глупо.

Азбука вербовки — поймать момент, когда человек в одном шаге от самоубийства — и вытащить обратно. Весело и равнодушно вытряхнуть из вонючих обносок на чистую койку. Отмыть от грязи и гноя. Накормить, согреть, обработать раны. Ни словом, ни жестом, ни отношением не дать усомниться в своей полноценности. Для адаптации к любой (!) обстановке человеку достаточно 10–12 дней. Всего за 3 недели сборище голодных калек превратилось в компанию товарищей, рядом с которыми море по колено. В зале плещет веселый кураж смертников, стоящих в последнем каре против всего мира, но уверенных, что удача с ними. Что удача — это я. Неглупо придумано. Серьезно… Этих мужиков ничем не напугать. Просто они хотят что-то сделать для меня. Отчего нет? Удача заразна. Носатый долговязый парень, сидящий среди них, уже вытянул счастливый билет. Если хотя бы четверть того, что рассказывают о нем и его подружке, правда, запаса удачливости хватит всем. Мы — хозяева! Отчаянная наглость наших замыслов их не беспокоит. Счастливое свойство всех прирученных.

Бедный полковник Мак-Гроув! Бедные бывшие ландскнехты! Как они не понравились друг другу — ан, нашла коса на камень. На ехидные солдатские вопросы док отвечал кратко, толково, убедительно. Труженик геноцида, блин… Судя по подкованности, идея применить «антимонголоидный» вирус всплывает не первый раз. Уж больно хорошо проработаны тезисы. До мелких деталей. От зубов отскакивают… Много ли народа на Украине может поразить вирус, если эпидемия распространится за пределы Крыма? До четверти, от общего числа оседлого населения. Почему это не волнут дока? Оказывается — «вирус не распространится»… Грамотно применить его несложно. Средневековье же! Распутица! Обильные снегопады конца зимы и ранней весны в Северном Причерноморье надежно блокируют степные кочевья и собственно Крым от населенных районов Европы. Весь этот период времени Дикое Поле практически безлюдно и почти непроходимо. Даже гонцов к хану Хмельницкий отправит не раньше, чем подсохнут дороги. Если нанести удар сейчас (в ближайщие дни), то встречать их будет некому. Популяция кочевников за пару недель сократится на порядок… Без солдатской крови и пота. Эффект? Как фактор реальной политики, Крымское ханство пропадет с горизонта лет на десять.

Если положить совесть в карман — Мак-Гроув предлагает дело. Гоняться по степи за каждым татарином летом — никаких сил не хватит. Это сейчас кочевья компактны и многолюдны. Поднимется трава — сразу разбредутся. Когда на юго-восток, из воюющей страны, потянутся караваны невольников — будет поздно. Бомби, не бомби — момент упущен. Народ в зале и вокруг это понял довольно быстро. Даже в эфире наметилось затишье… Так мы ещё никогда не воевали. Ни здесь, ни на Земле-1… Хорошо американцам! Страна со всех сторон окружена морем. Могут себе позволить радикальные методы. Только мне кажется, что рассуждать о таких вещах надо как-то скромнее. Без голливудской улыбки во все 32 зуба и жизнерадостного медицинского цинизма. Иногда, док бывает удивительно бестактен. Полагаю, это тот случай, когда лекарство страшнее болезни. А ну-ка…

Встала и спросила — как долго сохраняется вирус на предметах быта? Мак-Гроув немного поскучнел. Он — не знает. Такие опыты не проводились… В принципе, заразу быстро убивает солнце и свежий воздух. Но, как именно быстро — нет данных. То есть, вероятность, что болезнь сохранится к моменту массовой откочевки — не равна нулю. Мала, но не равна… Офигеть! Тогда, зачем предлагает? Именно для того, что бы получить те самые недостающие данные в реальных условиях? Та-а-ак… Кому война, а кому — опыты на людях. Ох… Моя репутация и так ужасает непосвященных, а с подобными «сотрудниками» — станет и вовсе, как у исчадия ада. Не хочу!

Почему именно моя? Это только что объяснил Барон. Оказывается, Фрицу встревать в дела католической Польши «не уместно». По целому ряду дипломатических соображений. Не важно, что его «ымперия» — один крошечный город и одна крепость. Зато мне, как потомственной атеистке — терять совершенно нечего. Oderint dum metuant! (Пусть ненавидят, лишь бы боялись!) По свидетельству Светония — это любимейшее изречение императора Калигулы. Чего Мак-Гроув так лыбится? Ну, не люблю я, когда людей морят словно тараканов, всех разом, от мала, до велика… Если иезуиты собираются таким способом нас подставить — пусть идут в жопу. Вот!

Они думают, что это остроумно! Иезуиты — предложили, Мак-Гроув — поддержал (тоже шутник, блин), а прочие — не возразили. Сюрприз! Сижу, обтекаю… Aqua Natalie, по аналогии со знаменитой Aqua Tofana («вода Тофаны», она же — «ведьмина вода»). Лекарство от всех болезней сразу… Прозрачная жидкость с приятным фруктовым ароматом, предназначенная для распыления с воздуха в виде дождика-аэрозоля, с целью остужения слишком горячих голов. На Земле-1 эту штуку называли «табун». В целях пропаганды (похоже, Мак-Гроува развлекает отечественная мода давать военным разработкам ласково звучащие названия) — замечательно. Но, в качестве подарка (!), на 8 Марта?! Не забуду, не прощу! Зуб даю, иезуиты придумали эту хохму из вредности, когда я в адрес биологического оружия громы и молнии метала. Джентльмены XVII века… Прозрачный намек для паствы на опасности, проистекающие от равноправия женщин, не иначе… А моему Фрицу — что? В Европе давно принято называть именами любимых женщин крепости, пушки и боевые корабли. Почему бы не обозвать именем Natalie фосфорорганическое ОВ? Вот и проименовали. Первая промышленная партия — готова. Даже антидот есть. Можно — уничтожать колонны татарской конницы прямо на марше… Можно — не татарской… И не конницы — тоже…

Чем дольше знакомлюсь с материалами по положению дел в регионе, тем сильнее соблазн превентивно, прямо сейчас, вылить весь запас «душистой водички» своего имени на Запорожскую Сечь. Пока не началось… К сожалению, это не поможет… Ничто уже украм с поляками не поможет. Как в аналогичных случаях выражался папа — «процесс пошел». Даже прямое обращение к главным организаторам заварухи (Хмельницкому с компанией) ничего не даст. Хоть убивай. Поздно!

На памятном сборище, кстати, вопрос поднимался. Всё же сильна у бывших ландскнехтов тяга к четкой субординации. План действовать через голову «законной власти», словно её вовсе не существует — шокирует. Крепко вбито в аборигенов эпохи верноподданное чинопочитание. Натуральный мозговой блок. Если король не прав, то зачем жить? Помог предложенный Мак-Гроувом образ войны, как «травматической эпидемии». Отец Моринелли сочинил на данную тему целую притчу в библейском духе. Перескажу её по-русски, как умею.

«В некоем царстве, в некоем государстве, однажды, случилась повальная эпидемия неведомой болезни. Люди мерли, как мухи. Известные средства не помогали. Врачи разбежались. Армия роптала. Смерть гуляла повсюду, не щадя ни бедных, ни богатых, ни знатных, ни безродных. Вдруг, на прием к королю явился некий человек и объявил, что может спасти страну. Он де — врач и знает, как следует бороться с напастью. Это будет стоить казне вот столько, — заявил странный посетитель и назвал цену. Огромную, но посильную. Кроме того, он потребовал полномочий действовать по своему усмотрению — так, словно выполняет волю самого короля… Король выслушал и, недолго думая — приказал… казнить пришельца. Своё решение он объяснил просто: если у этого негодяя действительно есть средство от болезни, он — злой разбойник, поскольку обязан предоставить лекарство бесплатно, а не ломить за него несусветную цену. А если у него лекарства нет, тогда он тем более достоин смерти, как мошенник. Врача схватили и казнили, а мудрое решение короля все поняли и одобрили.» Это не сказка! Это логика власти. Ни один нормальный король, считающий себя одного в праве владеть жизнью и смертью подданных, никогда не потерпит конкуренции. Тем более, со стороны постороннего типа, без титула и армии за спиной. Грустная ирония заключается в том, что было или не было у несчастного врача средство от болезни — не имело значения. Он — «неправильно себя повел»… Публично говорил с монархом, как равный. Хуже того — прилюдно его шантажировал. «Плати — или умрешь!» Такое обращение короли не прощают никому. «Умру, но платить не буду!» Нормальная реакция, не? А что будет со страной — по фиг…

Вывод, из сказанного, простой и страшный. Если ты собрался спасать людей (не важно, от болезни, от голода, от бедности или от войны) — будь готов к бешеному противодействию со стороны властей. Пускай те не в состоянии сами справиться с напастью — присутствие постороннего «на своей делянке» они никогда не потерпят, никакой помощи от него не примут и подданым помощь принимать запретят (ну, или попытаются запретить). Инстинктивно. Кто народ кормит, спасает и защищает — у того и власть. Такие уж правила у этой древней как мир игры… Исключения (адекватные правители) — редки, как жемчужины в навозной куче. Всем остальным персонажам, волей неволей, приходится стучать по голове тяжелыми предметами, взрывать над их армиями резонансные бомбы и тому подобное. А ещё — рассылать по монастырям безногих пистолетчиков… и радостно улыбаться в объектив, узнав, что твоим именем назвали новый нервно-паралитический газ… Говорят, многие девки мне завидуют. Ах, это так романтично! Дуры…

Говорят — «Понять, это значит — привыкнуть и уметь пользоваться». Я тоже так думала… Нетушки! Что бы глубоко понять явление, надо ухитриться его объяснить другим людям. Кратко и самыми простыми словами. Блин! Над двухминутной речью, для митинга, по случаю отправки головной группы «шахидов» на «фронт», я измучилась так, что лучше б неделю штурмовала полосу препятствий. Семь потов сошло и горло осипло… У отца Моринелли с Бароном железная выдержка. Надо — и всё тут… Мужайтесь, Frau Natalie — худшее впереди! Если всё пойдет гладко, то ближе к лету, примерно такие же речи мне предстоит толкать каждый день. По радио. В «святых убежищах», для поддержания морального духа собравшихся, решено устроить примитивное радиовещание.

Господа иезуиты быстро оценили первый опыт ток-шоу с участием местной паствы. Особенно перспективы его трансляции на полконтинента. Хотят попробовать расширить опыт на вообще дикую аудиторию. Это значит, мне срочно придется учить польский и малороссийский диалект русского языка. Король Владислав — ещё не в курсе, что почти говорит по-русски… Скоро ему сообщат… А обитатели юго-востока «коронных земель» и так считают себя русскими. Забыли? Перечитайте «Тараса Бульбу». Это в Нечерноземье пока живут «московиты».

Легко догадаться, что если за жизнь одного поколения прокатилось пять восстаний и на подходе шестое — что-то сильно неладно в официально наслаждающемся «золотым покоем» Польском королевстве. Восстание Жмайло 1625 года… Восстание Федоровича 1630 года… Восстание Сулимы 1635 года… Восстание Павлюка 1637 года… Восстание Остряницы и Гуни 1638 года… «Хмельничина», на Земле-1, затянулась аж до 1654 года. Сторонние наблюдатели пишут, что «крестьяне там чрезвычайно бедны, принуждены отдавать своему пану всё, что тот только захочет и их положение хуже, чем даже положение галерных невольников». Естественно, что из сухой справочной информации вдохновения для пламенной речи не выдавить. Поэтому меня засыпают подробностями. Барон — довольно талантливый рассказчик. Моринелли — всегда готов объяснить непонятное. Моя задача в этом трио — пропустить сведения через голову и выдать экстракт. Мнение Рейхсканцлера и бабы на сносях одновременно (извините за грубость, но как сказать по-другому?). Уверяют, что у меня получается. Потом Моринелли делает перевод с русского на польский. Я наговариваю результат «про запас». Вдруг потом будет некогда? Попутно шлифую произношение… Очень может быть, к нам скоро пожалует польский посол.

Через свой собственный натруженный язык (хорошо, хоть камни в рот класть не заставляют) постигаю азы ораторского искусства. Как выяснилось, харизма, это не навык принимать перед камерой красивые позы или обаятельно улыбаться. Даже не тембр голоса (если трансляция идет по радио), а умение говорить так, чтобы смысл сказанного, совпадал с внутренними потребностями людей. Отражал их нужды и чаяния. Тогда — будут слушать, разинув рот. Будут повторять другим. Просто? А вы попробуйте… Выматывает — не передать.

Но, если удалось подобрать нужные слова и поймать настроение аудитории… У-у-у! Действует подобно стимулятору. А ещё — взаимная искренность. В первую очередь — никакой секретности, на любом уровне и по любым вопросам. История знает массу примеров, что когда враг очень силен — ты можешь знать о нем всё, а сделать ему ничего не можешь. Таково, если верить товарищу Ахинееву, будет общество будущего. Совсем без секретов. И без начальников…. В нашей жизни полно примеров реально работающего «безначалия». Это доказывает лишь то, что оно не просто «в принципе возможно», а естественно в большинстве случаев. Задача — доказать, что человеческое сообщество сможет жить без традиционной иерархии. На доверии друг другу. Мы доверяем, нам доверяют, враги истошно верещат и упираются всеми четырьмя, а жизнь идет куда надо. Можно даже надеяться — к новому «царству божию на земле». Ну, раз на «небесный вариант» у попов монополия.

Кстати о попах. Надо отдать должное — от тесного общения с атеистами они звереют и буквально роют землю носом, изобретая новые методы охмурения паствы. Когда я спросила, — кто додумался, вместо обычной мессы, устроить на прощальном вечере концерт самодеятельной песни? — Моринелли гордо сослался на опыт Католической церкви с Земли-1. Лихо! Народ, с непривычки, аж на слезу прошибло. Включая меня… Фриц сказал, всё получилось sehr gut (очень хорошо). Bella Ciao dopo la Santa Messa (активная ссылка на современную кинохронику церковной мессы с хоровым пением в Италии, доступна для просмотра),

(художественный перевод на русский язык)

Века проходят — а люди не меняются. Наши Partisanen оказались ничем не хуже будущих. Разучили слова и исполнили. Пускай, не всегда попадая в ритм, зато с огромным воодушевлением. Орали на ломаном итальянском и ели меня глазами. Это я — «красотка». Это они со мною прощались, считая, что уезжают умирать. М-м-м-да… Иногда хреново быть символом. Вот…