Глава 22

— У Ясуда-сана? Язва? — удивился я. — Да сколько ж можно? Он только что лежал в инфекционном отделении с сальмонеллёзом!

— Да, видимо, осложнение пошло после перенесённой инфекции, — предположил Рэйсэй Масаша.

Обычно сальмонеллёз не даёт осложнения в виде язвы желудка. Скорее всего, зачатки её уже давно были. А куча препаратов, стресс и кофеин обострили её до предела.

— В таком случае не будем медлить, — кивнул я. — Нужно приступать к операции сейчас же. Сколько сегодня хирургов в отделении?

Мы с Рэйсэем направились в стационар.

— Трое, не считая Ясуды-сана, — ответил хирург. — И при этом у нас три операции. Одна особо сложная, там понадобится ассистент. Поэтому…

— Поэтому Ясуда Кенши буду оперировать я один, — подытожил я. — Без проблем. Справлюсь. Как вообще выяснилось, что у него язва?

— Он резко упал, — ответил Рэйсэй Масаши. — Мы думали, что он сознание потерял, но оказалось, что у него случилось шок из-за внезапно возникшего болевого синдрома. Живот твёрдый — как каменный. Давление стремительно снижается. Мы ввели ему несколько препаратов, выполнили ФГДС, сейчас анестезиолог уже вводит его в наркоз.

— Классическая картина, — кивнул я. — Всё, Рэйсэй-сан, как закончу с заведующим, сразу сообщу. Никак он у нас с вами болеть не перестанет! Надо бы его в отпуск отправить.

— Отпуск нам всем бы не помешал, — усмехнулся хирург.

И мы разделились.

Я быстро переоделся в хирургический костюм, который ещё на прошлой неделе оставил в ординаторской стационара, и поспешил в операционную. Ясуда Кенши уже был введён в лекарственный сон, а рядом с ним стояла рыжеволосая анестезиолог Нода Тирико.

— Кацураги-сан! — улыбнулась она. — Не думала, что вы будете участвовать в операции. Ассистировать пришли?

— Нет, — помотал головой я. — Буду оперировать в одиночку, Нода-сан.

Тирико удивлённо выпучила глаза, но ничего не сказала. Могу понять её реакцию, всё-таки хирургам, только что получившим диплом, редко позволяют сразу же проводить операции без постороннего наблюдения.

— Рэйсэй-сан оставил результаты обследований снаружи, — напомнила мне Нода Тирико. — Вы уже посмотрели их?

— Да, — солгал я, после чего подключил «анализ».

М-да… Состояние заведующего хирургией оставляло желать лучшего. Прободная язва — это дефект желудочной стенки, из-за которого содержимое органа выливается за пределы желудочно-кишечного тракта — в брюшную полость. А это, между прочим, соляная кислота! Да, сильно разбавленное, но всё же очень мощное химическое соединение, которое оставляет ожоги на всех органах, до которых ей удаётся добраться.

У Ясуда Кенши явная картина разлитого перитонита. Содержимое желудка травмировало брюшину — мешок, в котором находится кишечник и большинство органов брюшной полости. А листки этого мешка пронизаны сосудами и нервными окончаниями. Описать боль, которую испытывает человек при перитоните, очень трудно.

Мне доводилось переживать на своём опыте это чувство. Я тогда чудом не погиб. Мы с коллегами лекарями оказались в ситуации, когда все запасы целительской энергии у нашей команды были истощены, поэтому оперировать меня пришлось по старинке.

Больше такой боли я никогда в жизни не испытывал. Чувствительный человек с низким болевым порогом может умереть от шока, не выдержав такой нагрузки на нервную систему. Но Ясуда Кенши справился. Состояние, судя по данным «анализа», паршивое, но стабильное. Значит, я смогу его вытащить из этой ситуации.

Только очень уж травмирующая эта операция. Судя по увиденной мной картине, боюсь, лапароскопом я не справлюсь. Придётся делать большой разрез — по классике. Но все дефекты, которые я нанесу скальпелем, будут успешно купированы лекарской магией.

А «анализ» тем временем показывал мне, что кроме перитонита, имеются ещё и признаки кровотечения. Похоже, агрессивная кислота разъела сосуд. Да и язва достаточно крупная, а из этого можно сделать только один вывод — её придётся иссекать.

Существует всего два способа вылечить перфоративную язву хирургическим путём. Либо ушить её, либо иссечь и только потом ушить. Но первый вариант не получится ввиду замеченных мной осложнений.

— Приступаю к операции, — объявил я, подготовил операционное поле и взял скальпель. — Выполняю верхнесрединную лапаротомию.

Я начал рассекать кожу и остальные оболочки передней брюшной стенки, обеспечивая себе доступ к желудку.

— Кацураги-сан, — прошептала Нода Тирико. — Ничего, если я задам вам вопрос?

— Ничего, вы не отвлекаете, Нода-сан, — ответил я. — Что хотели спросить?

— Почему вы говорите вслух о своих действиях? Рядом же нет ассистентов, — подметила она.

Я усмехнулся, осознав, что всё это время описывал ход операции вслух.

— Привычка, Нода-сан. Иначе мне будет скучно, — ответил я.

Операции — это рутина. Именно поэтому мне больше нравится терапия — там больший простор для мышления. В хирургии, конечно, тоже немало разновидностей клинических картин, но всё же операции почти всегда идут строго по протоколу.

— Если вам скучно, я могу поговорить с вами, — улыбнулась Нода Тирико.

— Это было бы очень кстати, — кивнул я. — Приступаю к иссечению язвы.

Я уже добрался до желудка и начал вырезать небольшой участок, который подвергся изъязвлению.

— Есть у меня одна история, Кацураги-сан, — начала Тирико. — Думаю, она вас очень удивит.

— Заинтриговали, продолжайте.

— Представляете, у моего двоюродного деда два года назад обнаружили рак желудка, — заявила она с какой-то неадекватной радостью в голосе.

— Э… — замялся я, удивившись её интонации. — Я соболезную, Нода-сан. Вовремя взялись за лечение? Заканчиваю иссечение язвы.

Я извлёк иссечённый участок желудка и поместил его в специальную ёмкость. Его необходимо отправить на патологоанатомическое исследование, поскольку язвы часто малигнизируются — преобразуются в злокачественные новообразования.

— Да в этом вся соль истории, Кацураги-сан! — воскликнула Нода Тирико, попутно проверяя состояние Ясуда Кенши на мониторе. — Дед начал чувствовать слабость, его долго мучила изжога. Мы затащили его на ФГДС, где и обнаружилась опухоль. Как вы думаете, что в итоге дальше решил сделать мой дед?

— Приступаю к ушиванию язвы, — сообщил я. — Раз вы задаёте вопрос таким образом, значит, он принял какое-то нерациональное решение. Дайте отгадаю, не поверил, что у него рак?

Я начал накладывать глубокие швы между ранее наложенными швами-держалками. Руки действовали на автомате, поэтому разговор с коллегой я мог не прерывать ни на минуту.

— А вот и нет! — усмехнулась Нода Тирико. — Он поверил, но сказал, что лечиться не будет.

— Ох, — вздохнул я. — Распространённая картина. Отчаялся?

— Не сказать, что отчаялся… — задумалась она. — Просто принял это, как данность. И знаете, что он нам сказал? «Тирико-тян, Такео-кун, везите мне три ящика виски!». Вот, что он сказал.

Я всё никак не мог понять, эта история — драма или комедия. Но голос, которым Тирико изображала своего деда, заставил меня рассмеяться.

— Заканчиваю ушивание, перехожу к перитонизации сальникиом, — сообщил я.

После ушивания язвы необходимо было взять один из листков брюшины — сальник — и прикрыть им линию швов.

— Три ящика виски? — удивился я. — Необычное решение для японца.

— Мой дед всегда любил виски, поэтому, когда понял, что жить ему осталось недолго, решил, что можно оторваться по полной, — сказала Нода Тирико. — Не захотел проходить химиотерапию, поскольку решил, что это принесёт ему ещё больше мучений.

— И что же было дальше? — аккуратно спросил я, опасаясь, что эта история может в любой момент закончиться не самым счастливым образом.

Я привык бережно относиться к эмоциям пациентов и их родственников, поэтому автоматически задавал уточняющие вопросы крайне аккуратно.

— Дед выпил три ящика виски меньше, чем за месяц, — сказала Тирико. — У него появилась картина желудочно-кишечного кровотечения, и его экстренно доставили в хирургию.

Слушая Ноду Тирико, я приступил к очистке брюшной полости Ясуда Кенши от скопившейся там крови и соляной кислоты.

— А теперь главный вопрос викторины! — воскликнула она. — Как считаете, Кацураги-сан, что обнаружили на ФГДС?

— Вы ведь уже сказали, что у него началось желудочно-кишечное кровотечение, — подметил я. — Произошло изъязвление опухоли?

— А вот и нет! — воскликнула Тирико. — Опухоль на ФГДС не нашли.

— Приступаю к ушиванию раны… Что-что, простите? — удивился я.

— Алкоголь растворил опухоль. Язву зашили, как это сделали сейчас вы, а рак желудка пропал. Представляете?

— Да это же сказки какие-то, Нода-сан, — рассмеялся я. — Вы всерьёз хотите сказать, что ваш дед устроил себе виски-терапию, тем самым вылечив рак?

— Честно вам говорю! Так всё и было! — воскликнула она.

— Не сочтите бестактным мой вопрос, но… Что в итоге стало с дедом?

— Умер своей смертью через три месяца после случившегося, — вздохнула она. — Вскрытие показало, что причиной смерти был инсульт. Но признаки онкологии у него так и не нашли.

— Странная история, Нода-сан, но так или иначе я вам соболезную, — сказал я.

— Всё в порядке, Кацураги-сан, мой дед был очень позитивным человеком. И умер он в девяносто пять лет, — сказала она.

— Вы хотите сказать, что ваш дед в девяносто пять лет смог за месяц выпить три ящика виски? — уточнил я. — Я даже не знаю, чему в этой истории больше удивляться.

Я наложил последний шов и прошёлся целительской магией по всей брюшной полости Ясуда Кенши.

— Готово, — заключил я. — Напомните, Нода-сан, а зачем вы рассказали мне эту историю? В чём мораль?

— Ни в чём, — пожала плечами она. — Я просто хотела, чтобы вам не было скучно.

— Что ж, вам точно это удалось, — усмехнулся я. — Сможете передать медсёстрам, чтобы приступили к послеоперационному этапу. Я распишу схему дальнейшего лечения и пойду назад — в поликлинику.

— Легко, Кацураги-сан, — улыбнулась она, взмахнув покрытой татуировками рукой.

За здоровье заведующего хирургией я теперь был полностью спокоен. Язва удалена, признаков её озлокачествления я не увидел, а моя магия восстановила все повреждения в его организме. Но, по-хорошему, ему следует взять длительный больничный или отпуск. За месяц два острых заболевания — это уже никуда не годится.

Я скинул смс-сообщение Рэйсэю Масаши, сообщив о том, что операция успешно завершена. Отвлекать хирурга от работы мне не хотелось, поэтому я переоделся и направился назад — в поликлинику. В животе нестерпимо урчало, жутко хотелось перекусить хотя бы каким-нибудь жалким бутербродом.

Но вряд ли корпоратив до сих пор идёт. Пока я оперировал Ясуда Кенши, все, наверное, уже давно разошлись по домам.

С этими мыслями я вошёл в конференц-зал и резко застыл, осознав, что мои предположения не совпали с реальностью.

Сильно не совпали.

В зале царил настоящий хаос. Несколько врачей бегали по столу, остальные громко кричали, чем-то подбадривая их. В другом конце зала проходил какой-то пошлый конкурс с бутылочкой.

— Ка-цу-ра-ги-сан! — подбежала ко мне Акихибэ Акико. — Пойдёмте играть! Мы с Огавой-сан вас уже заждались!

Я заметил, как Огава Хана, еле держась на ногах, машет мне рукой с противоположной стороны зала.

Ну Огава! Взяла и напилась, несмотря на все мои запреты. Тьфу!

Я последовал за Акихибэ Акико к своей медсестре.

— Прр-р-рстите, Кацу-цураги-сан, — кивнул мне Огава Хана. — Эитиро-сан сказал, что сакэ взяли сли-и-ишком много, и его надо срочно утилизировать.

Я поражался, как легко Огаве произносить слово «утилизировать» и как трудно правильно назвать моё имя.

— Всё утилизировали, Огава-сан? — спросил я.

— Всё! — торжественно заявили хором Хана и Акико.

— На этот раз без метанола? — усмехнулся я.

— Без метанола, без пропанола, и даже без бутанола, — начала загибать пальцы Акихибэ. — Только этанол!

Торжество коллег подняло мне настроения, но напиваться вместе с ними до беспамятства мне не хотелось. Я решил немного перекусить, а после этого направиться домой. За столом сидел окосевший от выпитого сакэ реабилитолог Камада Рокуро.

Я присел рядом с ним и начал уминать суши. Кстати, меня очень радовал интересный факт о моём «анализе», которые я никогда не замечал, пока жил в России. Раньше я думал, что эта способность может осматривать только людей, но, как выяснилось, и сырую ещё не обработанную термически пищу, моя магия осматривает без каких-либо проблем. Эту возможность я открыл только после того, как вернул способность к «гистологическому анализу». Всё-таки кусочки лосося являются тканями, а не органами, поэтому изучить их можно только с помощью продвинутого «анализа».

Мне было известно, что японцы за тысячи лет хорошо научились готовить к употреблению сырую пищу, но я всё равно решил изучить рыбу на наличие яиц и личинок гельминтов.

Убедившись, что вся еда на столе не представляет опасности, я начал поглощать суши и роллы, запивая их грейпфрутовым соком.

— Кацураги-сан, я и не думал, что у вас в клинике бывает… Такое! — воскликнул Камада Рокуро. — На прошлых местах работы у нас были очень скудные корпоративы. И все они проходили за пределами клиники. Уж точно не в конференц-зале!

— Если честно, я сам вижу такое впервые, — улыбнулся я. — Видимо, новое руководство решило поддержать боевой дух своих сотрудников.

— И это мне по душе, — кивнул реабилитолог. — Кстати, Кацураги-сан, больше никаких проблем с вашими пациентами не возникло. Все приступили к реабилитационным процедурам. Оснащение вашей клиники меня очень радует, я такого ещё нигде в Токио не встречал!

Камада Рокуро ещё долго рассказывал мне о своей работе, пока я набивал живот рисом, рыбой и овощами. Но моё внимание привлёк Такеда Дзюнпей. Он сидел один в углу конференц-зала с бутылкой сакэ в руках. И она уже была практически пуста.

— Извините, Камада-сан, вынужден вас покинуть, — сообщил я, прошёл через толпу танцующих без музыки коллег и присел рядом с Такеда Дзюнпеем.

— Кацураги-сан? — с полузакрытыми глазами произнёс он. — Пришли позлорадствовать?

— С какой стати я должен это делать? — не понял я. — Такеда-сан, буду откровенен, выглядите вы слишком уныло для этого праздника.

— Так же, как и вы, — усмехнулся он. — Я пью в одиночестве, а вы совсем не пьёте. Мы оба непохожи на наших коллег.

Я всегда считал, что пословица «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке» очень правдива. Меня беспокоило ментальное состояние Такеды. Он выглядел подавленным.

— Я так хотел вернуться назад — на десятый ранг, — вздохнул он. — Но вы меня опередили, Кацураги-сан. Теперь у вас пятый, а у меня четвёртый. Видимо, дальше продолжать нет смысла.

— Такеда-сан, а вам так важно вернуться на десятый? — спросил я. — Зачем?

— Хочу исправить допущенные ошибки… — вздохнул он. — Боже, я такой идиот, Кацураги-сан. Полгода мстил Эитиро Кагами за то, что он меня понизил. И всё для чего? Кому от этого лучше? Он ведь был вынужден так поступить. Я допустил врачебную ошибку, и он понизил меня до первого ранга. Это я виноват, а не он.

О том, что Такеда Дзюнпея понизили из-за врачебной ошибки, я знал уже очень давно. Но мне пока что так никто и не рассказал, что натворил мой коллега.

— Вижу, вам интересно, Кацураги-сан… — прошептал Такеда Дзюнпей. — Я расскажу вам, как это вышло. Может, вам удастся стать достойным врачом, в отличие от меня.

— Такеда-сан, не говорите глупости, — перебил его я. — Многие врачи допускают ошибки. Мы ведь — не роботы. Любой человек может сделать что-то не так, как надо.

— Вы не понимаете, Кацураги-сан. Вижу, что не понимаете, — помотал головой он. — Но я расскажу вам.

Такеда сделал глубокий вдох, а затем заявил:

— Я убил человека.

Загрузка...