Глава 4

…Я вспомнил все, до последней детали, и даже момент собственной смерти. Не самое лучшее воспоминание, но главное, я понял — обратного пути нет, и эта новая жизнь — неожиданный подарок, за который я теперь должен судьбе.

Возвращение с того света оказалось приятным.

Запах женщины — это первое, что я почувствовал. Это особый запах тепла, нежности, заботы, внимания… и тела, молодого и сочного. Потом ощутил легкое касание рук, пробежавшихся по моему телу, и только после этого открыл глаза.

— Живой? Вот и славно! — надо мной склонилась молодая девушка в белоснежной форме медсестры.

— Что случилось? — во рту была сухость, и слова вылетали едва-едва.

Девушка посмотрела на меня неожиданно серьезно.

— Слабый вы гражданин, Дмитрий Буров. Физически слабый! И как только вас в цех взяли?

Я возмутился было и попытался встать, но тут же рухнул обратно в койку. Медсестра сочувственно улыбнулась:

— Лежи, Дима, отдыхай. Не делай резких движений, иначе можешь опять потерять сознание.

— Сколько я провалялся?

— Часа два, точно не скажу. Тебя принесли сюда уже беспамятного. Но ничего, жить будешь. На вот, подкрепись…

Девушка протянула мне кусок хлеба с самым настоящим отрезом сала поверх и стакан с чаем. Я аж слюной зашелся от одного предвкушения вкуса, но потом одумался.

— Нет, что вы… я не могу этого взять…

— Ешь, пока дают! — рассердилась девушка. — Живо!

Она была хороша. Темноволосая, фигуристая, с пронзительными карими глазами, выразительными скулами, крутыми бедрами и небольшой грудью. Редкая природная красавица, которую улучшать — только портить. Хотя, если представить ее в обтягивающем платье, в бриллиантах, мехах… будет еще эффектней, но пропадет то, что я видел в ней сейчас — естественность и чистота.

Пришлось подчиниться и, сев на кушетке, схарчить бутерброд, запив его подслащенным чаем. От незамысловатой, но вкусной пищи, настроение моментально улучшилось.

— Спасибо! — поблагодарил я и тут же поинтересовался: — А как вас зовут?

— Настя… хм… Анастасия Павловна, — нарочито строгим тоном ответила девушка. — Но ты не запоминай, надеюсь, мы еще не скоро увидимся!

То ли гормоны в голову ударили, или была иная причина, но я смотрел на нее и не мог наглядеться. Она была прекрасна, словно само совершенство. И даже не осознавала этого. В той прошлой жизни я не был женат, и постоянной подруги не имел, довольствуясь случайными связями. А теперь молодой организм перевозбудился, вне зависимости от сознания, а простыня, которой я до сих пор был прикрыт, вздыбилась, и Настя это заметила.

— Ты… что делаешь… живо убери это! — она возмущенно ткнула пальцем в направлении безобразия, но я лишь смущенно пожал плечами.

Девушка вспыхнула, как свеча, и возмущенно выскочила из палаты. Молодая еще, неопытная. А я и рад был бы спрятать свое возбуждение, но никак не мог этого сделать. Все что получилось, это лечь обратно, отвернувшись к стенке. Правда, было уже поздно, Настя обиделась. Мне было дико неудобно, но я же не виноват. Это все мое тело с его естественными природными реакциями. А тут такая мадемуазель — красавица и комсомолка! Никто бы не сдержался.

И мысль о том, что она была возраста моей прабабушки или даже пра-прабабушки, ничего не меняла. Ну и что, собственно, в этом такого. Не смотреть же на всех прохожих, как на давно жившие тени. Я в этом времени сейчас, и множить сущности не желаю. Получилось, как получилось. Осознал диспозицию, действуй!

Так, ладно, это в сторону. Мой сон, или не сон, а воспоминание, полностью вернувшее мне память о последнем дне, был настолько ярким и реалистичным, что сомневаться в его правдивости смысла не было. Теперь все стало четко и ясно: я — погиб там и возродился здесь. Вызвал, получается, огонь на себя…

Что делать? Путь назад закрыт. Очевидно, моего старого тела больше нет. Сознание… или душа… или как назвать ту сущность, которую я привык считать своей личностью, выжила. Это понятно. Но что дальше? Существовать в теле Димки? Навсегда?

А что прикажете делать с послезнанием? Гитлер — ладно, это и так понятный враг. А другие, скрытые? Впрочем, о чем я думаю. Кто я такой? По сути, обычный человек с самым простым набором исторических фактов. Я не знаю точно, в каком году произошло крещение Руси, и не скажу, когда казнили Николая II, но некоторые даты я все же помню. Полет Гагарина или, например, день рождения Ленина.

Через некоторое время, успокоившись, я откинул простыню и тяжело поднялся с кушетки. Голова слегка кружилась, но в целом, все было в порядке. Двухчасовой обморок, как ни странно, пошел мне на пользу, так что я чувствовал себя относительно сносно. Жаль только, что Настя… хм… Анастасия Павловна столь стремительно бежала прочь. Она мне понравилась. Ничего, представится случай, извинюсь еще раз.

Одевшись и выйдя в коридор, я наткнулся на дремавшего у стены на кособоком табурете Леху. Он тут же пробудился, радостно заулыбался и вскочил на ноги.

— Ну и напугал ты меня своим обмороком, братец!

Я лишь отмахнулся. А что сказать? Что еле ноги передвигаю? Прошел же как-то Димка медкомиссию на завод, уж не знаю, по блату или сам. И я не хотел подводить его, лишний раз выказывая слабость.

Наша смена давно кончилась, и мы, переодевшись, вышли с завода, оказавшись на улице Спартака — центральной улице Челябинска, которую позже в 1960 году переименуют в проспект Ленина — это я помнил из своей прошлой жизни.

Давно стемнело, в это время года дни были короткими, а ночь наступала, казалось, мгновенно. Трамвай только что отъехал от остановки, громыхая и позвякивая, ждать следующий было долго, и мы пошли пешком по очищенному от снега тротуару. Леха жил в трех домах от меня, так что нам было по пути. Собственно, обычно они с Димкой и шастали по городу на пару, проводя почти все дни вместе — друзья, не разлей вода!

— Ты мог бы взять отгул на завтра, отлежаться дома, — предложил по дороге Леша.

Я посмотрел на него, как на предателя, и лишь покачал головой в ответ. Ни за что! Хотя бы в память о Димке, я должен выполнять план — он так хотел стать полезным и нужным, что передал это желание и мне в наследство.

— Ладно, я понял, упертый ты… — пожаловался Леха. — Не зря же у тебя фамилия Буров. Вот и прешь буром по жизни!

— Ты где это говорить так наблатыкался? — удивился я. Леха, насколько я знал, был парень правильный и с криминальным элементом никаких дел не имел. «Переть буром» на воровском жаргоне означало добиваться чего-то самым наглым образом.

— Да есть там у нас в доме… деятели… только водку жрут с утра до вечера, да молодых ребят «жизни учат». Удавил бы, гадов!

Удивительно, но даже сейчас существовали и такие люди. Хотя, чему, собственно, я удивляюсь? Всегда, в любые времена были герои и те, кто прячется за их спинами. Те, кто тащит страну вперед, надрываясь из последних сил, и другие, думающие исключительно о собственных интересах.

Все еще действовало правительственное постановление, в котором говорилось, что уголовников брать на фронт можно лишь в том случае, если они осуждены в первый раз, либо имеют малые сроки заключения — до двух лет. Поэтому матерые рецидивисты, освободившиеся из мест не столь отдаленных, чувствовали себя достаточно вольготно и вовсе не стремились пополнить ряды Красной Армии. А уж где они брали средства на жизнь, было и так понятно.

Мы свернули с широкого проспекта и пошли дворами — так было быстрее. Я замерз, погода была суровая — столбик ртутного термометра, висевшего у проходной, показывал минус тридцать градусов. Леха тоже ежился от холода, было видно, что если бы не я, он побежал бы вперед и уже давно грелся бы в тепле дома.

Проходя под аркой в один из дворов, я тут же дико пожалел, что решил срезать путь. Дорогу нам заступили трое, и еще двое вышли сзади, перекрыв пути к отступлению.

Молодые, лет по пятнадцать-шестнадцать, обычная уличная шпана. Лица наглые, взгляды оценивающие. Шакалье!

— С-с-ышь, стопэ! Куда разбежались? — вперед шагнул самый крупный, в свете уличного фонаря блеснула железная фикса. — Есть чо?

— Чо? — переспросил Леха.

— А чо ты чокаешь⁈ — сплюнул в снег парень и тут же пробил с ноги в грудь Леше. Тот упал навзничь на спину, ничего не соображая.

Леха вообще был в драках слаб. Один раз в жизни он сходил на тренировку в секцию бокса, там его поставили в ринг, надели на руки перчатки, выставили против него мелкого, но верткого паренька, и тот за тридцать секунда провел несколько ударов в голову и корпус, заставивших Алексея забыть о секции навсегда.

Из Димки был тоже тот еще боец — даже похуже Лехи, но вот я кое-что соображал в рукопашке — все же мастер спорта по самбо, да и в октагон выходил многократно, — и выворачивать карманы перед шпаной не собирался. Главное, чтобы непривычное к нагрузкам тело не подвело, да и мышцы не растянуты должным образом — опасно, можно повредить себе же.

Короткий полушаг вперед и костяшками пальцев по кадыку главному, и пока он судорожно корчится, пытаясь вздохнуть, разворот и ногой в пах тому, кто сзади, а второму под колено. Минус три, и полминуты не прошло.

Осталось двое, один из которых выхватил из кармана пальто нож, а второй достал самодельный кастет. Что же, сами решили свою судьбу, вам сейчас будет очень больно!

Я сдернул с шеи шарф, в три оборота намотав его на правую руку, и тут же двинулся вперед, очень плавно, словно танцуя. Тип с ножом попытался ударить, целя в печень, но я принял удар на руку, потом схватил его за отворот куртки и перебросил через бедро. Добить времени не оставалось, пришлось сцепиться с последним, метившим кастетом мне в голову. Принял предплечье в жесткий захват, потом дернул — раздался хруст, а парень завопил диким голосом. Кастет упал на снег. Я тут же вернулся к предыдущему противнику и вырубил его одним точным ударом в челюсть.

Все! За минуту я уложил пятерых, но не видел в этом ничего особенного. Это были простые необученные парни, бить которых было бы даже стыдно, если бы они не напали первыми. Руки и знания любого профессионального бойца — это оружие, использовать которое нужно очень осторожно. Я старался не калечить, но и особо щадить отморозков желания не было. Каждому досталось по заслугам. Жить будут, и ладно.

— Уходим, живо!

Автоматически я подобрал кастет и нож и сунул оба предмета в карман, после чего помог Лехе подняться, и мы бегом выбрались из арки во двор, оставив позади стонущих от боли гопников.

Проскочив двор насквозь, вышли на достаточно хорошо освещенную улицу, и только тут Леха, наконец, выдохнул, схватил меня за пальто, развернул к себе и спросил, удивленно глядя мне в глаза:

— Ты только что свалил пятерых! Дим! Как?

— Так! Меньше вопросов — меньше ответов. Случайно получилось!

— Не может такое случайно получиться! Я этих знаю, видел пару раз, они частенько гоп-стопом промышляют. Настоящие бандиты, и драться умеют… а ты их, как щенков… одной левой!

— Допустим, я еще и ногами добавил, — улыбнулся я. — Знаешь их, говоришь? А они тебя? Не найдут позже?

Леша задумался, потом все же покачал головой.

— Не думаю, что они меня тогда запомнили. Да и кто я для них? Обычный пацан, — тут он замолк на некоторое время, а потом уже очень серьезным тоном добавил: — А вот тебя они теперь будут искать обязательно. Предлагаю в милицию пойти и все рассказать! Нам должны помочь!

— Точно, дадут личного охранника с пистолетом и собакой! — отмахнулся я от такого предложения.

Уж с кем я точно не хотел связываться, так это с представителями официальных органов. Не то, чтобы я чувствовал за собой вину за слегка покалеченных гопников — сами напросились, но все же давать объяснения, подписывать протоколы — нет, увольте. Да и привлекать лишний раз внимание к своей персоне совершенно незачем.

— Я серьезно, Дим! Нужно пойти в милицию! — Леха не принял моего шутливого тона. Переживает за друга — это понятно. Вижу, что за себя не боится, только за меня.

— Не паникуй, прорвемся!..

Я видел, что Леша остался недоволен итогами разговора. Он так и не выяснил для себя, откуда у меня внезапно проявились бойцовские способности, и вариант с милицией я отклонил. Как бы мой приятель не стал думать чего лишнего. Надо придумать версию, объясняющую все странности в моем поведении.

Мы шли молча, размышляя каждый о своем. До наших домов добрались без новых приключений, и когда Леша протянул мне руку на прощание, я крепко ее пожал и заговорщицким шепотом произнес:

— Если тебе так интересно, я расскажу, где научился драться… и тебя могу научить, если хочешь! Но только это будет нашей тайной!

Глаза парня тут же разгорелись восторженным огнем. Авторитет мой, конечно, вырос за эти полчаса до недостижимых высот. Если на заводе я выглядел слабым и больным, то стычка с хулиганами перевернула все с ног на голову.

— Конечно, хочу!

— Тогда завтра и начнем тренировки. Что скажешь?

— Согласен, а когда? У нас же смена!

Я ненадолго задумался.

— Заходи за мной на полчаса раньше обычного, а там подумаем…

Леха убежал домой, но я был уверен, что сегодня он еще долго будет вспоминать произошедшие события и гадать о завтрашнем дне. Я же не спеша дошел до своего подъезда, поднялся на этаж и зашел в квартиру.

Было шумно. Соседи опять о чем-то громко спорили на кухне. Пахло кипячеными простынями — тетя Варя опять затеяла стирку, поставив большую кастрюлю с постельным бельем на плиту и время от времени помешивая его длинными деревянными щипцами. Еще пахло кашей — видно, кто-то сумел получить немного крупы по карточке.

Я проскочил мимо кухни, стараясь остаться незамеченным. Соседи у меня были спокойные и непьющие, но болтать с ними сейчас мне совершенно не хотелось. День выдался тяжелым, и все, о чем я мечтал — завалиться в постель и проспать до утра. Повезло, меня не увидели, иначе обязательно остановили бы и поинтересовались заводскими успехами.

Тети Зины опять не было дома, видно ей вновь пришлось заночевать на своем рабочем месте. Она трудилась на Челябинском патронном заводе №541, расположившемся прямо в стенах педагогического и агроинженерного университетов, а так же в нескольких зданиях на улице Спартака. Его создали на базе эвакуированных с запада страны предприятий: Тульского, Калининского, Харьковского и Ворошиловградского. Из десяти тысяч рабочих, почти две трети составляли женщины, остальные в большинстве были подростками от тринадцати лет и старше. Станки и оборудование размещали прямо в аудиториях учебных корпусов, на месте проводя инструктаж.

Для бригадиров, технологов, начальников цехов действовал казарменный режим работы, так что тетя Зина, у которой в подчинении было несколько сотен человек, частенько по несколько суток пропадала на производстве.

В доставшихся мне воспоминаниях Димы, тетка представлялась женщиной суровой, но справедливой. Могла и по шее огреть, если что не так, а могла и приласкать. Своих детей у нее не было, и всю нерастраченную материнскую любовь она отдавала племяннику.

И все же, хорошо, что наша встреча отложится минимум до завтрашнего дня. Тетя Зинаида была женщиной умной и вполне могла обратить внимание на малейшие несуразности в моем изменившемся поведении. Я все же еще не слишком-то хорошо вжился в свою новую роль и запросто мог выдать нечто неестественное для этого времени. Уж лучше я отлежусь до завтра, соберусь с мыслями, а потом и экзамен общения с теткой сдам.

И что сказать Лехе по поводу моих новообретенных умений драться, я тоже придумал. Надеюсь, он поверит. Леха вообще был человеком доверчивым, открытым миру и подвоха от меня не ждал, и я собирался этими его прекрасными качествами нагло воспользоваться.

С такими планами я лег в постель. Для первого дня, проведенного в прошлом, событий оказалось более чем достаточно, чтобы мгновенно погрузиться в глубокий сон, к счастью, на этот раз без сновидений.

Загрузка...