36

До самого вечера у него не шел из головы этот спектакль, и каждый раз воспоминание не переставало его веселить. Все шло отлично! Одно он только упустил из виду: опыт автомобильных путешествий Арчин ограничивался полицейской и больничной машинами, и когда он разогнал свой «спитфайер» с открытым верхом до семидесяти миль в час, она испугалась так, что вцепилась мертвой хваткой в приборную доску.

Скоро, однако, она вошла во вкус, и он вихрем прокатил ее мимо очаровательных деревушек, которые сам не видел с тех пор, как катался по окрестностям, размышляя о том, как Айрис отнесется к перспективе переезда в Йембл. Он показал ей весело журчащий Теме, шершавые скалы Ладло, холмы, покрытые деревьями такого же цвета, как ее новый плащ, только еще зеленее, а однажды, когда они остановился, полюбоваться традиционным дачным садиком, живая изгородь вокруг которого буйно цвела арабисом, плющом и вьющимися розами, она растерянно проговорила:

– Я думала, что здесь все гадкое, Пол, все, все гадкое.

Глаза ее подозрительно блестели. На мгновение ему показалось, что она сейчас заплачет.

«Я мог бы и догадаться. Нужно было увозить ее из больницы каждую субботу. Почему мне это не пришло в голову раньше? Она же должна до смерти завидовать тем, у кого есть друзья и родственники, которым можно позвонить, и которые забирают их из больницы хоть на время.» Она прервала свое созерцание сада и повернулась к нему.

– Пол, ты живешь в таком же доме? Ты сказал, что покажешь, где ты живешь.

Он мысленно сверился с картой.

– Мы будем там через десять минут, – пообещал он и нажал на газ.

Вид дома совершенно очаровал ее, а войдя внутрь, она буквально остолбенела от восхищения. Она осторожно обошла гостиную, нерешительно потрогала мебель, словно не в силах поверить, что та настоящая, а он стоял в стороне и не мог удержать самодовольную улыбку. Что-то очень незамутненное было в ее реакции, особенно по сравнению с Айрис. Не имея предрассудков по поводу качества или престижности вещей, она смотрела на все только своими глазами, и ей это нравилось.

Он провел ее по всему дому, попутно объясняя, что есть что: не просто кухонная утварь, а электроплита, не телевизор, а телефон, который она видела в больнице, но ей не разрешалось им пользоваться. Чтобы развлечь ее, он набрал службу времени и дал послушать.

Она открыла холодильник, с интересом проинспектировала пучки салата, помидоры, яйца, масло, затем наткнулась на пакет с сосисками и подозрительно фыркнула. Она подняла на него удивленные глаза, и во взгляде ее читалась укоризна.

– Прости, – неуклюже сказал он. – Мы относимся к мясу не так, как вы.

Она пожала плечами и отодвинула сосиски в сторону.

– У нас есть поговорка: «Когда идешь в Таофрах» – это такой большой город, который когда-то был столицей того, что вы называете Данией, – «ты должен носить такую же одежду, как и другие люди.» Наверно, есть их еду тоже.

Пол удивился.

– Мы говорим то же самое о Риме. «Когда в Риме, поступай, как римляне».

Захлопывая холодильник, она бросила через плечо:

– Что тут странного? Мы все люди.

Она покрутила кран над раковиной и спросила, все еще не глядя на него:

– Мы будем ужинать здесь, или ты отведешь меня в Чент?

– Если хочешь, поедим здесь. У меня не очень много еды, но для двоих хватит.

– Ты живешь здесь совсем один?

Пол смущенно переступил с ноги на ногу.

– Сейчас – да.

– А раньше – нет?

– Раньше – нет.

Она подпрыгнула и уселась на краю стола, болтая ногами и любуясь своими новыми белыми чулками.

– Вы не были счастливы, – предположила она через некоторое время.

– Боюсь, что нет.

– Кажется, в этом мире люди имеют детей просто когда живут вместе, даже если они не уверены, что будут счастливы, и что будут хорошими родителями.

У тебя есть дети, Пол?

– Нет.

Она ослепительно улыбнулась.

– Как хорошо! Я боялась: Но это было глупо. Ты слишком хороший, чтобы заставлять детей иметь несчастных родителей.

«Если бы это было правдой!»

Но ее внимание уже переключилось на другое.

– Пол!

– Да?

– Я заключенная в Ченте? Я смогу когда-нибудь оттуда уйти?

Он замялся.

– Это трудно объяснить, – уклончиво начал он, – Понимаешь:

– Ох, я не жалуюсь, – перебила она его. – Мне повезло, что мне помогали, пока я была чужая, не умела говорить по-английски и все остальное. Но я старалась учить английский и делать все так, как все люди вокруг меня, и:

Пол глубоко вздохнул.

– Арчин, что в Ллэнро думают о тех, кто говорит неправду?

– Неправду? – Две складки прорезали ей переносицу. – Мы любим говорить правду, но иногда это не получается. Тогда мы притворяемся.

«Как она только что сказала: мы все люди.» – Понимаешь, – проговорил он медленно. – В нашем мире мы любим иметь всему четкое объяснение. Мы хотим знать о людях откуда они, на что живут, на каком языке говорят. Ты самый странный человек из всех вокруг. Люди хотят держать тебя под присмотром. Наблюдать за тобой, быть уверенными, что ты все делаешь правильно. – Пол вытер вспотевшие ладони о брюки. – Если они не поверят, что ты говоришь правду, они будут считать, что ты сумасшедшая.

Она понимающе кивнула.

– Я так и думала. Еще до того, как ты меня предупредил, я решила не говорить никому о Ллэнро.

– Нужно немного подождать. Когда станет ясно, что ты можешь вести себя так, как все люди, тебе разрешат уйти из Чента и жить самой. Не волнуйся – я буду помогать всем, чем смогу.

– Я должна жить сама?

– Ох, у тебя конечно будут друзья, и:

– Ладно. – Она спрыгнула со стола. – Ты не показал мне, что в этом доме наверху.

С живым интересом она обследовала обе спальни, одна из которых предназначалась для гостей. Но ванная вызвала у нее такой восторг, что она захлопала в ладоши и воскликнула:

– Ох! Как здорово!

– Ванная? А что? – Пол несколько удивился.

– Можно? – Она наклонилась потрогать блестящие краны. – Я не чувствовала себя по-настоящему чистой с тех пор, как появилась в больнице.

Там всегда э-э: запах.

А ванна, в которой мне дали мыться, с дезинфекцией. Дези:?

– Ты правильно говоришь.

«Гмммм…»

Он открыл дверцу шкафа и показал ей всякие туалетные разности, оставшиеся после Айрис. Открутил крышку одного из флаконов, дал понюхать.

– Лучше?

– Мммм! – она прикрыла глаза.

– Тогда вперед. Бери все, что понравится. Какие-то из них надо лить в воду. – Говоря это, он повернул кран с горячей водой и подождал, пока руке станет тепло.

– И как вы в Ллэнро относитесь к тому, чтобы выпить?

– Выпить? – недоуменно откликнулась она.

– Алкоголь. Ну: – Он замялся. Естественно, для обитателей Чента спиртное было категорически запрещено. – Ты понимаешь, пиво, вино? Все, что делают из фруктов или зерна, и от чего становится весело?

– А, да! Мы делаем это из винограда.

– У нас это называется вино. У меня есть внизу немного шерри; я сейчас принесу.

Он уж почти собрался уйти, когда она его окликнула:

– Пол!

Обернувшись, он снова увидел ослепительную улыбку.

– Пол, ты так добр ко мне. Спасибо.

«К тебе все должны быть добрыми. Поэтому я так смущен.» Когда он вернулся с бокалом шерри, она успела снять платье и чулки, дверь в ванную оставалась открытой, и это было для него немного неожиданно. Его удивила и ее абсолютно спокойная реакция на его появление, и он, уходя, плотно закрыл дверь ванной.

«Хотя, когда мы встретились впервые, она была совсем голой.» Он спустился по лестнице, смешал себе коктейль и пошел на кухню, посмотреть, что есть съестного. Ничего серьезнее, чем на легкую закуску, он не нашел; с тех пор, как уехала Айрис, он предпочитал не тратить время на стряпню и питался в основном больничными ланчами и какими-нибудь полуфабрикатами по вечерам.

Однако, Арчин вряд ли станет возражать против салата из сыра, есть еще хлеб, купленный только вчера. Что-то бормоча себе под нос и впервые с того дня, когда он получил работу в Ченте, чувствуя себя по-настоящему счастливым, Пол занялся приготовлением ужина.

«Как она радуется самым простым вещам. У кого еще обычная ванна с пригоршней ароматной пены вместо дезинфектанта может вызвать такой восторг. Это все равно что забрать маленькую девочку из сиротского приюта и показать ей, как мечта становится явью.» С тех пор, как он остался один, Пол стал много пить – гораздо больше, чем допускал его медицинский опыт, зато это помогало ему смотреть на ситуацию без паники – и теперь, собравшись взять вино к ужину, он обнаружил, что последняя бутылка пуста. Оставалось еще, однако, холодное пиво. Он пожал плечами.

«Если не понравится, придется пить воду.» Он с удовлетворением посмотрел на результат своих трудов: горка сыра в обрамлении зеленого лука, красных помидоров, ломтиков огурца, ярко-желтых яблочных долек и темно-коричневых сухофруктов. С хлебом и апельсинами на десерт этого должно им хватить.

Он вернулся в гостиную взять себе еще шерри. Когда он наливал вино из бутылки в стакан, сверху раздался ее голос:

– Пол?

Он поднял голову и едва не выронил бутылку. Она стояла на лестнице, опустив одну ногу на ступеньку вниз и держа голову так, чтобы ловить носом запах собственных рук. Она была розовой от тепла ванной и абсолютно голой.

– Арчин, ради бога! Немедленно оденься!

Она опустила руки и уставилась на него с обиженным недоумением. После короткой паузы спросила:

– Тебе не нравится на меня смотреть?

– Нравится! Господи, боже мой, ты прекрасная девушка. Но:

– Я не понимаю людей здесь, – вздохнула она. – Даже когда тепло, всегда в одежде, всегда говорят об одежде – никогда о том, как выглядят их тела, или как сделать твердыми мускулы: Но, Пол, эта пена, которую ты налил в ванну, я теперь так вкусно пахну! Я хочу, чтобы ты сначала понюхал.

Она спустилась с лестницы и протянула к нему руки. Но еще не успев коснуться его оцепеневшего тела, замерла, и лицо ее стало грустным.

– Пол, это: неправильно, да?

– Я: – Голос звучал тонко, а звуки отказывались складываться в слова. – Арчин, ты красивая, и очаровательная, и прекрасная, и все такое. Но я твой врач. Я должен наблюдать за тобой, но мне нельзя: нельзя:

Она уперла руки в бедра и агрессивно выставила вперед свои маленькие груди.

– Наблюдать за женщиной и не подходить к ней, не касаться, не целовать?

Пол, с тех пор, как мне исполнилось тринадцать лет, я никогда не была так долго без мужчины! Это по-настоящему сведет меня с ума! Это как огонь в животе. Я думала, сегодня, слава богу, наконец-то, это наказание для сумасшедших в вашем мире, и он теперь знает, что я не сумасшедшая, и что меня не надо больше наказывать:

Она подняла обе руки к плечам и сжала свои маленькие кулачки так сильно, словно хотела их сломать.

– И если я не сойду с ума, то просто умру!

Она закрыла лицо руками и заплакала.

Снаружи послышался звук остановившейся машины. Пол покрылся потом. Он бросился к ближайшему окну, открытому по случаю теплого вечера и резко задернул штору. Было еще светло. Следующая штора, потом еще одна, и, наконец, он закрыт от прохожих.

Тяжело дыша, он повернулся к Арчин. Мотор заглох, хлопнула дверца.

«Бесполезно. Если кто-нибудь из соседей случайно заглянул и увидел …» Он неуклюже попытался ее утешить, но она дернула плечами, а когда он повторил попытку, рубанула его по руке ребром ладони так, что он вскрикнул от боли. Она скривила губы, словно собиралась плюнуть ему в лицо.

«О Боже! Что за ловушку я вырыл себе на этот раз!» Раздался стук в дверь. Он похолодел, сердце куда-то провалилось. Руки его метнулись вперед и сжали плечи Арчин.

– Арчин, ради всего святого! Если они найдут нас с тобой в таком виде, они меня выгонят, и мы никогда больше не увидимся. Они запрут тебя в Ченте до конца жизни!

Она подняла на него потухшие глаза.

– Это не может быть правдой, – печально сказала она. – Люди не могут так жить.

Снова стук в дверь, на этот раз громче. Он резко тряхнул ее.

– Клянусь тебе! Потом Арчин, когда тебе разрешат уйти из Чента, и ты не будешь моей больной, потом – но сейчас ты меня погубишь. Прошу тебя, прошу!

Она вывернулась из его рук, резко развернулась и двинулась к лестнице, сгорбившись и опустив голову. Пол провел рукой по лбу и обнаружил, что он мокрый от пота.

«Быстрее, женщина, да не плетись же ты так!» За его спиной раздался звук отодвигаемой шторы. Вслед из открытого окна он услышал голос:

– Пол! Ты получил мои часы? Ого! Ничего себе! Привет, Айрис! Сегодня жарко, правда? Ого-го! Это не Айрис! Ты старый сукин сын, Пол, не ждал я от тебя таких фокусов!

В окне хихикало и кривлялось красное круглое лицо Мориса Дукинса, пребывавшего на вершине своей маниакальной фазы.

Загрузка...