Зыбучий песок

20

Потом всё более-менее успокоилось.

Рили накачали успокоительными и заперли в боксе, после чего попытались сделать вид, что ничего не произошло, и продолжить танцы, но идея, разумеется, была абсурдной. Пациенты с воодушевлением обменивались сплетнями, и это вызывало у Пола почти физическое отвращение. В конце концов он, все еще передергиавясь от пережитого ужаса, распорядился отправить всех спать. Но и это оказалось не таким простым делом – самым возбужденным пришлось выдать по дополнительной порции транквилизаторов.

Обиднее всего, что нарушили традицию, согласно которой вечер должен был завершиться сентиментальной песенкой в исполнении Либермана. Он, надувшись, уселся в углу, вытянув обиженное лицо так, что оно стало похоже на его скрипку, и упорно не реагировал на все попытки вытащить его оттуда, пока два санитара попросту не унесли его на руках в палату.

Сестра Вудсайд, придя в себя, извергла содержимое желудка прямо посреди зала – к истерической радости пациентов. Но Пол этого не видел. Он осматривал Рили, не в силах понять, что Арчин с ним такого сделала. На правой руке, за которую он схватился с таким жутким воплем, не было никаких следов, если не считать царапин, которые он заработал, катаясь по полу среди битого стекла. И только совершенно случайно Пол заметил под лопаткой небольшой кровоподтек, как раз по размеру пальца Арчин.

Неуклюже вывернув руку, он дотянулся до соответствующей точки у себя на спине и обнаружил, что там проходит весьма чувствительный нерв.

«Господи, и где же она умудрилась так хорошо выучить анатомию. Полдюйма в сторону – и палец безо всяких последствий уткнулся бы в кость.» Но как бы то ни было, именно болевой шок заставил Рили выпустить бутылку.

«И сохранил мне глаза, а то и жизнь. Вот только как теперь выразить благодарность?» Словами или без них, но попытаться было необходимо; однако, отослав Рили, он узнал, что Арчин без лишнего шума вернулась к себе в бокс. Он заглянул в смотровое окно, увидел, что она лежит в постели, свет погашен, и решил, что не стоит ее беспокоить.

Он еще некоторое время посидел с Натали в ординаторской, поддерживая пустячный разговор, во время которого одна-единственная мысль не выходила у него из головы: только позавчера, вопреки уговорам Олифанта, он распорядился перевести Рили из буйного, и теперь именно из-за Рили у Олифанта оказалась порезана рука.

Рана пустяковая, но сам факт многозначителен.

Когда Натали ушла спать, от открыл учебник и тупо уставился в страницу.

Уходило время и сигареты, а его мозг упорно отказывался воспринимать написанное.

Никогда прежде он не был так близок к гибели. Но его пугала не смерть.

Сегодня утром ему уже приходила в голову чудная мысль о другом, в чем-то даже более реальном Поле Фидлере, попавшем в момент одного из кризисов на иную, катастрофическую линию жизни: теперь именно реальный опыт этого «второго я» вызывает в его воображении столь живые картины. Пол Фидлер в мире, где он уже умер, был непостижим для Пола Фидлера, еще живого и дышащего.

Но Пол Фидлер ослепший, безнадежно стонущий сквозь кровавую маску:

Он машинально вытянул руки перед собой, словно хотел удостовериться, что видит их. Потом резко встряхнулся, вытащил свое непослушное сознание обратно в настоящее и опять тупо уставился в учебник.

«Ладно. Допустим, я настоял, чтобы Арчин все-таки заперли в боксе; кроме нее, никто бы не остановил Рили. Предположим, Натали не уговорила меня остаться на танцах до перерыва, и я ушел раньше, как и собирался: кому бы тогда пришлось драться с Рили – самой Натали или кому-то из сестер? Стала бы Арчин спасать кого-то другого?» Эти вопросы были слишком отстраненными, чтобы вызвать соответствующие видения, и не затрагивали его непосредственно. Тем не менее, они вертелись у него в голове с тупым занудливым постоянством, и книга оставалась открытой все на той же странице.

Полночный кланг-клинк часов стал последней каплей.

– К чертовой матери! – крикнул он и хлопнул книгой по столу.

– Что за:? Пол! Ну и вид у тебя!

Мирза, должно быть, оказался на лестничной площадке и собирался входить к себе в комнату. Привлеченный шумом, он просунул голову в дверь.

– У нас тут было ЧП на танцах, – виновато объяснил Пол. – Рили бросился на меня с разбитой бутылкой.

– Что?! Еще бы тут не побледнеть! Сейчас что-нибудь придумаем.

Мирза взял со стола две пустых чашки и исчез. Из его комнаты донеслось бульканье; затем он вернулся, и на стенках чашек дрожали свежие капли.

– Вот то, что тебе нужно, – быстро проговорил он, протягивая Полу одну, на три пальца заполненную виски.

– Не знал, что ты пьешь, – неуклюже пошутил Пол, однако принял чашку с нетерпеливой благодарностью.

– Ну конечно, меня с детства пугали алкоголем, однако учили думать своей головой, вот я и думаю, что тебе надо выпить. Садись и рассказывай дяде Мирзе все, как на духу.

Запинаясь и путаясь, Пол подчинился. Мирза внимательно слушал. В самом конце рассказа он вскочил на ноги.

– Это ты из-за часов так громко ругался?

Пол кивнул.

– Ясно. Слушать их всю ночь – как раз то, что тебе нужно. Это твоя сумка?

Забирай и уходи.

– Но :

– Я сегодня дежурю, а не ты. Вот с этой самой минуты. И вали побыстрее, пока я добрый.

«Боже, храни Мирзу. Хотя не знаю, что лучше, ругаться дома с Айрис или не спать в больнице…» Фонари не горели вдоль всей улицы; местная власть в приступе экономии решила выключать их в полночь. Разворачиваясь перед домом, он приглушил свет фар. Все окна были темны.

«Может отложить до утра, пока она спит? Лечь в гостиной на диване?» Он неслышно подошел к двери. Как Айрис попала в дом? Разбитых окон не видно.

Наверно он не закрыл кухонную дверь; он очень торопился утром.

Пол едва успел повесить на вешалку плащ, когда зажегся свет, и Айрис появилась на лестнице в короткой прозрачной пижаме.

– Ну, – сказала она. – Как же твое важное дежурство?

Жмурясь от яркого света, Пол растерянно смотрел на нее. Почему-то за время отсутствия он зрительно представлял ее только при полном параде и косметике; и сейчас ее лицо, вычищенное перед сном и лоснящееся от какого-то ночного крема, казалось ему лицом посторонней женщины с тем же именем. Он ответил:

– Я сказал Мирзе, что ты приехала, и он вызвался подежурить вместо меня.

– Кому сказал? – Она спустилась с последних ступенек, обхватив себя руками, словно хотела закрыться от его взгляда.

«Как там говорил Мирза: «очаровательная, но неприветливая«: Не уверен, что «очаровательная» подходящее слово. Хорошенькая, да : наверно.» С опозданием, но он все же ответил на ее вопрос.

– Моему другу пакистанцу, которого ты так грубо тогда встретила.

Она застыла на месте. Возможно, она собиралась поцеловать его и не выяснять подробности, но такой ответ менял дело.

– Если бы я знала, какая встреча ждет меня дома, я бы вообще не приезжала! Битый час проторчать на вокзале, а когда, наконец, дозвонилась, ты не только не приехал, но даже не соизволил поговорить и убежал к своим драгоценным психам!

– Но ты же как-то добралась до дома? – огрызнулся Пол. – Наверное, как следует поискала и нашла ключи!

– Ничего подобного! Мы с таксистом обошли дом, и увидели, что кухонная дверь не заперта. Кто хочешь заходи и бери все, что угодно.

«Не лежит у меня душа. И нет сил грести против течения.» Пол повернулся и упал в кресло.

– Прости, что разочаровываю, – устало сказал он, – но я не могу ругаться. Я только что еле увернулся от сумасшедшего с битой бутылкой в руке.

– Что?

– То, что слышишь. Он угрожал сестре. Именно поэтому я убежал от телефона, и именно поэтому, не собираюсь извиняться за то, что не забрал тебя с вокзала.

– Ты серьезно? – спросила она совсем другим голосом.

– Нет. Это я так шучу. Я провел прекрасный вечер, и сам не понимаю, почему до сих пор не визжу от восторга.

– Дорогой, ну я же не знала, – произнесла Айрис после паузы. Она стала неуверенно приближаться, вглядываясь в его отчужденное лицо. – Господи, это ужасно: Послушай: ах: Берти Пэрсон дала мне с собой бутылку водки.

Хочешь?

«Я сам не знаю, чего хочу. Только выйти. Остановите мир, я сойду.» Равнодушный ко всему, он сидел в кресле, сумев заставить себя только зажечь сигарету, пока она бегала в спальню за халатом и наливала в стаканы водку.

– Кто это был?

– Парень по имени Рили. Я думал, он уже поправляется, последнее время с ним все было в порядке. Я ошибся.

– Как это получилось? – Она вложила ему в руку стакан, потом сняла с соседнего кресла подушку и устроилась у его ног, помешивая угли в камине, который разожгла, наверное, когда приехала.

– Он хотел поцеловать сестру. Сестру Вудсайд. Ты видела ее на рождественских танцах. Симпатичная, но очень высокая, почти с меня ростом.

Она положила кочергу и теперь сидела, обхватив руками колени. Голубые глаза, не отрываясь смотрели на Пола, большие и влажные.

– Наверно, это очень противно.

– Противно! – он коротко рассмеялся. – Ты когда-нибудь видела битую бутылку перед глазами?

– Расскажи, как все было, – настойчиво сказала она, прижимаясь к его ноге.

«Откуда это неожиданное волнение? Я не видел тебя такой уже почти год!» Автоматически, пока рассказывал всю историю, он проанализировал причину и проклял свою профессию, которая заставила его это сделать.

«А ведь это тебя возбуждает. Кровь бегает быстрее. Мысль о том, как Рили заставлял сестру Вудсайд себя поцеловать… ты дышишь часто и с легким хрипом. Я же слышу.» Он опрокинул в рот остатки водки и грубо сунул руку в вырез ее халата, нащупывая пальцами сосок. Прикосновение заставило ее напрячься и задрожать. Он швырнул окурок в камин и сполз с кресла на пол.

– Пол… – сказала она, но слова захлебнулись в волосах, которые из-за его движений упали ей на лицо.

– Молчи, – проговорил он, проводя губами по ее шее. – Я не видел тебя две недели, еще два дюйма, и не увидел бы никогда вообще. А теперь я хочу это отметить.

– Но я…

Губы ее еще пытались протестовать, а руки сами срывали с него одежду.

«Господи. Женаты четыре года, почти пять, и выяснить это после того, как меня чуть не убили.» Это была его последняя мысль, прежде чем он полностью отдался толчкам ее тела под собой.