Звезды должны подождать

Глава 1

На этот раз все было по-другому: в легких была сухая боль, в костях — ломота, а в животе — такой огонь, что мне захотелось свернуться калачиком и мяукать, как котенок. Во рту у меня был такой привкус, как будто в нем поселились мыши, и когда я сделал глубокий вдох, в груди у меня как будто провернули деревянные ножи. Я сделал мысленную пометку рассказать МакГрегору кое-что о его любимой капсуле с контролируемой средой — как только выйду из нее.

Потребовалось немало усилий, чтобы дотянуться пальцем до пульта ручного управления, который был у меня под рукой; последовала секундная задержка; затем где-то вдалеке заскулил резервный блок: слабый шепот на фоне полной тишины. Ожила лицевая панель. Даже от такого неяркого света у меня заболели глаза; мне приходилось щуриться, чтобы разглядеть показания приборов. Давление воздуха, температура, гравитационное поле, влажность, уровень CO2, уровень сахара в крови, пульс и дыхание и многое другое — все в порядке. Это было уже что-то. Я щелкнул кнопкой интеркома и сказал:

— Окей, МакГрегор, вытащи меня отсюда. У тебя проблемы…

Мне пришлось остановиться, чтобы откашляться. От напряжения у меня застучало в висках, и все тело болело.

— Как долго вы, клоуны, выполняете это проклятое тестирование? — закричал я, но получилось только невнятное бормотание.

— Я чувствую себя паршиво, — сказал я им. — Что здесь происходит? Почему работает только резервное питание? — ничего не происходило.

Никто не ответил, а ведь это должен был быть последний в серии тестов терминала. Ребята не могли все вместе пойти пить кофе. В нашем оборудовании было больше “жучков”, чем в номере духдолларого отеля, если только не случилось что-то совершенно невероятное, и я уже на Каллисто. Отрицательно. Показания гравитации выдавали старую добрую земную норму. Я нажал на кнопку аварийной разблокировки. МакГрегору бы это не понравилось, но и черт с ним! Судя по моим ощущениям, на этот раз я провел в баке довольно долгий срок — может быть, неделю или две. И я говорил Джинни, что тест пройдет быстро — в конце концов, “Прометей” стартует всего через несколько часов, — но, возможно, МакГрегор обманул меня. Может, он и был отличным техником, но человеческих эмоций у него было не больше, чем у кредитного инспектора. На этот раз я выскажу ему…

Защелкали реле, оборудование втянулось, зашипел воздух, крышка резервуара откинулась, и я выскользнул наружу. Я сел и развел ноги в стороны. Это было больно. Мои мышцы ощущались такими же, как у мумии Тутанхамона. Препараты и техника микроспазмов сработали не совсем так, как рекламировали. Я дрожал, было холодно. Поблизости никого не было видно. Я оглядел унылые серые стены, шкафы для записи данных, обшарпанный деревянный стол, за которым Мак часами просматривал профили тестов, и увидел три пустых резервуара…

Стало очевидно, что запуск был отменен. Другие ККС были в беспорядке, их крышки свисали с перекрученных проводов — и они были пусты. Я крикнул.

— Эй, Дон! — ответа не последовало. — Джонни! — сработало не лучше. — Посмотрим правде в глаза, — сказал я себе, — я здесь один.

Финальная подготовка никогда не выглядела хуже чем сейчас. Табло не светилось, и Мак надрал бы кому-то задницу, когда такое увидел бы, но я попробовал включить резервное питание и получил зеленые сигналы о готовности экипажа, целостности корпуса, холостого хода катушки ускорителя и завершения загрузки. Она была готова к запуску. Так почему она не полетела?

Это было забавно. Кассеты с пленкой были пусты, а красная лампочка режима ожидания выключена. Я стоял, и у меня кружилась голова. Где был Мак? Где были Бэннер, Джонни и Мэллон?

— Эй? — позвал я еще раз, но не услышал даже хорошего эха. Кто-то должен был нажать на кнопку, чтобы запустить цикл моего восстановления; и где он теперь прячется? Я сделал шаг, за мной поволоклись кабели. Я отстегнул их и снял с себя ремни. От усилий у меня перехватило дыхание. Я открыл один из шкафчиков на стене: скафандр Дэя безвольно висел на вешалке рядом с какими-то тряпками, видимо бывшими когда-то одеждой. Я заглянул еще в три шкафчика. У меня не было одежды — даже халата. Я также скучал по обычной миске горячего супа, по ухмыляющимся лицам помощников, и даже по кислой физиономии Мака.

Здесь было холодно, тихо и пусто — больше похоже на морг, чем на исследовательский центр высшего уровня. Мне это не понравилось. Что, черт возьми, происходит?

Затем я испытал сильное потрясение: дверь для служебного доступа толщиной в восемь дюймов, которая открывалась в туннель, ведущий к силовому отсеку — к самой катушке ускорителя — была распахнута настежь. Даже приезжие сенаторы не решались заглянуть туда. Оттуда выбежала крыса, не впечатленная ускорителем. Я прошел несколько шагов и увидел на полу мусор, как будто кто-то работал над своим проектом в домашней мастерской: куски толстого кабеля, обрывки изоляции, пустые бумажные коробки с каталожными номерами. Впереди я увидел еще больше такого же хлама, а также самодельную систему освещения. Такого не могло произойти. Я вышел оттуда и еще раз осмотрел зоны — Предварительного Этапа и Предпускового. Припасы все еще были заперты.

В последнем шкафчике лежал на вид подержанный армейский комбинезон. Я надел его, установил регулятор температуры на восемьдесят[2] и почувствовал, как тепло начинает проникать в мои кости. Я открыл дверь и вошел в лабораторию. Люк доступа, “Самый-Главный-Сверхсекретный”, ведущий по трапу к каютам экипажа “Прометея”, был шокирующе приоткрыт. Свет не горел, за исключением тусклого свечения аварийных указателей маршрута. Там тоже был разбросан мусор. Кто-то что-то делал с “Прометеем”! Это было немыслимо, поэтому я даже не подумал об этом.

В воздухе витал слабый неприятный запах. Я услышал сухой шорох и заметил какое-то движение. Крыса размером с лисицу села на задние лапы в шести футах от меня и посмотрела на меня так, словно я был чем-то съедобным. Я ударил ее ногой, и она убежала, но не очень далеко. Мое сердце забилось немного сильнее, как бывает, когда начинаешь понимать, что на этот раз что-то действительно не так — очень не так. Я должен был каким-то образом выяснить, насколько все плохо. Не мог же я прятаться здесь вечно.