Звезда заводской многотиражки

Глава двенадцатая. ...медленно сжимая кольцо.

Веник сидел за столиком почти у самой двери и нервно постукивал ботинком. Перед ним стояла одинокая чайная чашка в красный горох. На этот раз в «Петушке» было не так многолюдно, как вчера. И даже были посетители, более подходящие этому месту — родители с детьми.

— Что ты так долго? — недовольно бросил он, когда я подошел. На меня он не смотрел.

— Троллейбуса долго ждал, все ноги отморозил, — ответил я, шевеля окостеневшими пальцами в ботинках. Те отозвались резкой болью. — Бррр... Ты что такой смурной? Что-то случилось?

— Да уж, случилось... — он сжал губы, на скулах его заходили желваки. — Так ты говоришь, впервые в Новокиневске, да?

Судя по тону его вопроса, это был сарказм. Веник выглядел одновременно раздраженным и напуганным.

— Да объясни толком, что произошло! — сказал я, усаживаясь на стул напротив него.

— Искали тебя сегодня, вот что, — буркнул он. — В морг за твоим трупом приходили и очень удивились, когда не нашли.

— Ты же сегодня не работаешь вроде? — нахмурился я.

— Им Надежда Павловна мой адрес дала, — Веник отхлебнул чая из своей чашки.

— Так, давай по порядку, а? — я наклонился ближе и заглянул ему в лицо.

— Не знаю, Жаныч, что ты там такое крутишь, но... — Веник подозрительно посмотрел на меня.

— Веник, да расскажи ты толком, что произошло! — сказал я чуть громче, чем следовало, и дети через один столик от нас даже отвлеклись от своего мороженого и коктейлей и посмотрели в нашу сторону.

— Сегодня утром в морг явился какой-то тип, — сказал Веник. — И с ним милиционер еще.

— Тот же самый? Дима? — спросил я.

— Нет, другой, — Веник покачал головой. — В форме. Правда он молчал все больше. В общем, они сказали, что пришли забрать твое тело. Прямо с фамилией и именем. Мол, кто-то им позвонил и сказал, что ты в морге. Надежда Павловна сказала, что такого у нас нет. Там сегодня студенты, так что она замоталась и не сразу вспомнила про ночную историю. Но эти двое были настырными и не уходили. Тогда она вспомнила, что случилось утром. И что мы вместе с тобой ушли. Они потребовали мой адрес, а она и дала. Хорошо хоть позвонила и предупредила, а то я бы вообще офонарел от таких гостей.

— И что потом? — нетерпеливо спросил я.

— Они пришли и насели с расспросами, — продолжил Веник. — Хорошо еще маман дома не было, а то она бы мне потом устроила скандал до небес. Она очень не любит все, что связано с трупами и смертью.

— И что ты им сказал? — спросил я, вопреки логике чувствуя прилив азарта.

— Ничего, наврал, что проводил тебя до остановки, и ты уехал, — Веник хмыкнул, губы его скривились в подобии улыбки. — Они мне как-то сразу не понравились. Милиционер был не при исполнении явно, просто приятель. Моральная поддержка или что-то вроде. А этот, второй, сказал, что он твой родной брат.

— Снова-здорово, — пробормотал я.

— Так ты точно ничего не хочешь мне рассказать? — прищурился Веник. — Я все-таки тебя выручил и все такое.

— Очень хочу, — я энергично кивнул. — Но не могу. Потому что я ничего такого не помню. А как выглядели эти двое?

— Тот, который в штатском, высокий такой, — Веник покрутил по столу чашку. — Прямо дылда. Я же совсем не маленького роста, а он надо мной нависал. А второй — обычный. В милицейской форме.

Дылда, значит? Ну, в принципе, под это описание подходил Игорь, он как раз героического роста. Что-то около двух метров.

— Паспорт не показывал? — спросил я.

— С чего бы? — фыркнул Веник. — Удостоверение тоже. Это же они меня допрашивали. В смысле, просто спрашивали, корочками милиционер тоже не размахивал.

— А что они хотели знать? — спросил я.

— Да все! — Веник всплеснул руками. — Как привезли тело, точно ли оно было мертвым. Что было потом. Куда ты собирался пойти. Даже про то, какие вещи при тебе были. Этот длинный хотел явно про что-то конкретное спросить, но милиционер его остановил. Телефон записал свой и сказал, звонить обязательно, если тебя увижу еще раз. Я сказал, что понятия не имею, куда ты пошел и что собираешься делать.

— Позвонишь? — хмыкнул я.

— А ты что скажешь? — Веник выжидающе уставился на меня.

— Эх... — я подпер подбородок кулаком. — Знал бы прикуп, жил бы в Сочи... Понимаешь, Веник, получается, что меня и правда вчера хотели убить. Только вот я не знаю, кто.

— Думаешь, это они были? — насторожился Веник.

— Да фиг их знает, Веник, — вздохнул я. — Говорю же, не помню ничего толком. С момента, как сел в поезд в Москве. Будто тут кто-то другой вместо меня накосорезил, а я потом в морге очнулся.

— Вообще выглядел этот длинный не очень дружелюбно, — задумчиво проговорил Веник. — Цедил вопросы сквозь зубы, кулаком по ладони все время так... стукал.

— Он боксер, ага, — сказал я.

— Так ты все-таки его знаешь? — Веник подался вперед.

— По описанию похож на моего брата, — сказал я. — Только я с ним пять лет не виделся. Еще со Свердловска.

— Вот блин, свалился ты на мою голову... — Веник снова покрутил чашку.

— Да с тебя-то какой спрос? — я пожал плечами. — Не переживай, Веник, я постараюсь сам со всем разобраться. Я слышал раньше, что если по башке получить хорошенько, то память отрубает. Потом восстанавливается. Вспомню все и разберусь.

— Может в милицию пойти? — с сомнением сказал Веник.

— И что я им скажу? — хохотнул я. — Что на меня незнамо кто напал? И незнамо как ударил? Следов-то на мне нет никаких, даже шишки на голове.

— Слушай, Жаныч... — осторожно начал он. — У нас друг семьи есть хороший... Ты только сразу не обижайся, ладно?

— Ммм? — я вопросительно посмотрел на него.

— Он психиатр, — сказал Веник. — Очень хороший дядька, они с моим отцом еще в школе учились. Может тебе с ним поговорить осторожно про твою память, а? Это же как-то ненормально... ну, если ты не врешь, что ничего не помнишь, конечно.

— Не вру, честно, — серьезно сказал я. — И как можно с ним увидеться?

— Ну... Давай я ему позвоню и напрошусь в гости, — сказал Веник. — Где-нибудь к выходным, в пятницу или субботу. Я сутки через трое работаю.

— Это было бы очень круто, Веник, — серьезно сказал я. — Ты прямо мой ангел-хранитель, опять меня выручаешь. А он как вообще, не разболтает никому?

— Он мировой мужик, — заверил меня Веник. — Очень понимающий. К нему даже из Москвы приезжают за консультациями.

— Тогда позвоню тебе ближе к пятнице, — я кивнул. Потом подумал и полез за записной книжкой, которую предусмотрительно сунул в карман перед выходом. Нашел чистую страницу, написал: «Позвонить Венику в четверг вечером». Посмотрел на соседнюю страницу. Интересное дело. Почерк. Он был не похож на тот, которым писал настоящий Иван Мельников. И на мой был тоже не похож. Этакое нечто среднее. Как будто Иван начал при письме использовать мои фишки. Маленькая «в» как печатная, без высокой петельки над строчкой. Буква «з» с завитком. Интересный коктейль из моторной памяти чужого человека и моей.

— Ты-то как устроился? — спросил Веник, слегка расслабившись.

— О, у меня все отлично, — усмехнулся я. — Завтра у меня медосмотр и инструктаж по технике безопасности, без них работать не смогу. А живу я рядом с перекрестком Ленина и Юго-Восточной, во дворах. Соседей пока не видел, они на работе были, когда я пришел.

— Я спросить хотел... — замялся Веник. — У Элис же двухкомнатная квартира, зачем тебе в общаге прозябать? Поселился бы у нее.

— Во-первых, она меня не приглашала, — сказал я. — А во-вторых... — я задумался. На самом деле мне не очень хотелось бы все время находиться бок о бок с человеком, который очень хорошо знал Ивана Мельникова. — А во-вторых, она эту квартиру прямо-таки выстрадала. Жаловалась, что братья пытались у нее жилплощадь отобрать. Так что я не рискнул сразу же напрашиваться.

— Так в квартире-то жить все равно лучше, чем в общаге, хотя бы поговорить бы мог... — сказал Веник, а потом махнул рукой. — Да ладно, дело твое.

— Вот-вот, — покивал я. — Живы будем — не помрем, Веник. Думаю, у тебя тоже много раз спрашивали, почему твои родители тебя на нормальную работу не устроят.

— Эт точно, — Веник засмеялся.

Я вернулся в общежитие, когда было уже темно. Пока мы сидели в «Петушке», на улице пошел снег, зато немного потеплело. Желтый свет фонарей выхватывал из мрака как будто отдельные кусочки реальности, перекрытые белой рябью метели. И если в центре прохожие на улицах еще какие-то были — спешили куда-то, подняв воротники и отворачивая лица от потоков снежного ветра, то на моей остановке город казался уже вымершим. Не было подсветки на домах, яркой рекламы, электронных табло. Только теплый свет окон домов, разноцветный от штор. И неяркие фонари, от которых казалось чуть ли не темнее.

Нет, все было видно, зимой непроглядной темноты, кажется, даже в диком лесу не бывает. Но все равно света было значительно меньше, чем я привык. И прохожих тоже.

А вот в холле общаги ощущение, что город вымер, моментально исчезло. Двери столовой распахнуты, там какие-то люди болтают и смеются, слышно, что где-то кто-то поет хором под фортепиано, стайка детей, громко топая носится по коридору. Не то салочки, не то прятки, не то просто хочется побегать от избытка энергии.

Две девушки в цветных коротких халатиках прилаживали на информационный стенд вместо позорного листка цветную афишу.

«Внимание всем!

29 ноября в столовой состоится вечер художественной самодеятельности!

Начало в 18-00. Явка строго обязательно!

Потом будут танцы!»

Культурная жизнь, надо же.

Я просочился через холл на лестницу. Бдительный Лев Ильич зыркнул на меня из-за загородки, но привязываться не стал. Я поднялся на четвертый этаж и открыл дверь в комнату своим ключом.

— А восемь!

— Мимо! Д десять!

— Попал!

— О, отлично! Д девять!

— Мимо!

— Эээ... Добрый вечер! — я вошел в комнату и остановился на пороге, позволяя своим новым соседям себя рассмотреть. Ну и чтобы их разглядеть тоже.

Их было трое. И они явно были не работягами, очень уж интеллигентно смотрелись. Двое из них валялись на кроватях и резались в морской бой. Один очкарик с растрепанной шевелюрой, в сером свитере с растянутой горловиной и синих тренировочных штанах с лампасами. Второй упитанный, без очков и в треуголке из газеты. Одет в белую майку и закатанные до колен треники. Молодые, лет, наверное, по двадцать пять. А третий постарше, ему явно за сорок. С выправкой бывшего военного и в бело-голубой полосатой пижаме, которая навевала ассоциации с приморскими санаториями.

— А, так это твоя сумка тут? — спросил очкарик, не очень дружелюбно хмурясь.

— Ага, — я кивнул и снял пальто. — Я ваш новый сосед.

— Да что ж такое-то! — очкарик швырнул ручку на кровать. — Почему к нам? Анна Аркадьевна же обещала! Нет, я пойду разбираться!

Он вскочил и двинулся к двери. То есть — прямо на меня.

— Эй-эй, полегче! — сказал я довольно безмятежно. — Я только сегодня приехал. Куда поселили, туда пришел.

— Это безобразие, в самом деле! — продолжал шуметь Очкарик, сменивший траекторию на круговую. — Клочков и Мурзин живут вдвоем, а подселяют к нам!

— Да вы не переживайте так, я ненадолго, — примирительно сказал я. — На месяц всего, не больше.

— Сколько дал? — спросил упитанный. Потом засмеялся беззлобно, встал и протянул мне руку. — Да ладно, ладно, я пошутил же! Не наше дело! Егор.

— Иван, очень приятно, — я пожал ему руку.

— Кирилл Григорьевич тоже говорил, что ненадолго, а живет с нами уже второй год, — сказал очкарик. — Нет-нет, вы не подумайте, что...

— Ну что ж поделаешь, так уж все повернулось, — «полосатая пижама» развел руками. — Вы, юноша, не переживайте, Шурик на самом деле отличный парень...

— Нет, ну вы подумайте только... — Шурик шумно вздохнул. — А я ведь нашей Аннушке в начале месяца коробку «Птичьего молока» принес... И она мне обещала, что никого подселять не будет. Вот прямо так и сказала: «Не волнуйся, Шурик, не буду я покушаться на территорию вашего трио!» Эх!

— Шурик, ну перестань ты стенать, ей-богу! — Егор сдвинул газетную треуголку на бок. — Подумай о хорошем. Например о том, что у кого-то в нашей комнате сегодня новоселье. А это же все-таки праздник! Давайте лучше шмотье свое с кровати уберем, а то человеку спать будет негде.

Шурик все еще бурчал что-то недовольное себе под нос, но как-то беззлобно, как будто собака побрехивающая для проформы на того парня, кого хозяева уже назвали своим. Мои соседи бодренько распихали вещи по полкам шкафа.

— А вещей-то у тебя много? — спросил Егор, доставая из-под кровати завалившийся носок.

— Только эта сумка, — сказал я.

— Значит одной полки тебе хватит, — он принялся перекладывать вещи с одной полки на другую. — А что, Иван, праздновать-то будем?

— Что праздновать? — спросил я, заправляя одеяло в пододеяльник.

— Так новоселье же! — всплеснул руками Егор. — Это девушки на новом месте женихов во сне смотрят, а настоящие мужики новое место обмывают, чтобы слаще спалось!

— Хорошо звучит, я бы проставился, — сказал я, но потом развел руками. — Но увы. Полковник Кудасов нищ, господа!

Мои соседи заулыбались. Явно знали, откуда именно эта цитата. В отличие от большинства моих коллег в прошлой жизни. Цитату из «Короны Российской Империи» в редакции не узнавал никто. Кажется, все считали, что Кудасов — это какой-то мой родственник, которого я время от времени упоминаю.

— Ну, это мы понимаем, сами были молодыми специалистами за восемьдесят рублей, — Егор похлопал себя по животу. — Сейчас сообразим что-нибудь.

— Так магазины уже закрыты, — сказал я.

— Ээээ, дядя Егор знает места! — упитанный шагнул к двери.

— Егор, сегодня же только понедельник, — с укоризной в голосе сказал Кирилл Григорьевич.

— Так мы же чисто символически! По маленькой! — Егор сдвинул пальцы, показывая гипотетическую будущую дозу алкоголя. — Ай, ладно! Давайте хоть чайку сообразим, у меня еще халва где-то оставалась. И сушки.

— Подождите! — вдруг вспомнил я. — У меня же есть! Совсем чуть-чуть, с дороги осталось. Но для соблюдения формальностей и символического празднования новоселья сгодится!

Я откопал в сумке фляжку и побулькал.

Уже через пятнадцать минут я знал, что Шурик работает инженером-технологом, буквально пару месяцев как перестал быть считаться молодым специалистом. Его сюда распределили из горьковского политеха, а он решил, что уезжать никуда не хочет, и Новокиневск ему нравится даже больше. А Егор и Кирилл Григорьевич трудились в отделе снабжения. Егор был старше Шурика на пару лет, окончил эконом в местном университете. А Кирилл Григорьевич и правда оказался бывшим военным. Уволился в чине подполковника, устроился на шинный завод и занялся тем же самым, что и в армии делал. Объяснять подробнее он не стал, а я не полез с расспросами.

Неплохие соседи мне достались. Что-то мне подсказывает, что Анна Аркадьевна не случайно выбрала именно эту комнату. Понятно, что пьют здесь умеренно, не особенно делая из бухла культ. По глоточку вермута из моей фляжки всем хватило, дальше мы пробавлялись чайком, приготовленным по методу Веника в морге — кипятильник в литровой банке.

На меня, разумеется, тоже насели с вопросами. Я рассказал, что буду работать в газете и что завтра утром медосмотр надо пройти. Ужасно хотелось рассказать историю про морг, но я что-то сомневался. Начнут болтать, поползут слухи, и вот я уже не просто какой-то там Иван Мельников, которых в СССР может быть не меньше, чем в Испании Педро, а вполне конкретный Иван Мельников. Чье тело, которое должно было лежать мертвым в холодильнике морга одной из городских больниц, а вместо этого устроилось работать на шинный завод.

Хотя соцсетей здесь нет, так что моментально эта история достоянием общественности не станет. Вряд ли у сплетни в общаге такой же охват, как у какого-нибудь поста в твиттере...

— Так получается, кошелек у тебя украли? — спросил Кирилл Григорьевич, когда я закончил отредактированный немного рассказ своего пробуждения в морге.

— Не помню, я же мертвый был, — засмеялся я.

— Может тебе завтра аванс попросить на заводе? — сказал Шурик. — Его уже выдали, конечно, но в виде исключения... Ты же только устроился.

— А если не дадут, то что ему, с голодухи пухнуть что ли? — Егор задумчиво поскреб затылок, газетная треуголка, про которую он, видимо, забыл, упала на пол. — О, есть идея!