Звезда Смерти

Глава 40

"Звезда Смерти", палуба № 69, кантина "Холодное сердце"

Мима Рутис поймала себя на том, что прихорашивается. Мима знала: если она начинает беспокоиться о том, что новый мужчина подумает о её внешности – это дурной знак. Сами по себе её действия ещё ни о чём не говорили: она слегка подвела брови, чтобы спрямить их линию, начала следить за осанкой, а проходя мимо зеркала, бросила на себя взгляд: проверить, как лежат лекку. Ничего особенного. Но она знала: ей хотелось хорошо выглядеть, и ей хотелось, чтобы Ратуа это заметил.

Она не слишком старая, не толстая и неглупая. Она ему нравилась: нельзя же столько лет управлять кантиной и не чувствовать, как мужчина загорается, глядя на тебя. Но она и сама трепетала, дыхание учащалось, а сердце начинало биться сильнее – и всё это были дурные знаки. Сейчас ей вовсе не нужны жизненные неурядицы.

А Зеленоглазка явно был такой неурядицей. В соответствии с тем, что Родо раскопал (точнее не раскопал) в Голосети, он вообще не существовал – то есть, здесь он на нелегальном положении. Правда, оно могло быть и легальным – скажем, он мог оказаться тайным агентом Империи. Или шпионом повстанцев. Или каким-нибудь преступником...

Но он заставлял её смеяться, он был быстр и ловок, а эти глаза... глаз такого цвета она никогда не видела. Они были как расплавленный изумруд, живой и яркий.

Поэтому она и прихорашивалась.

У дальнего конца барной стойки пара главстаршин обсуждала вслух чей-то якобы побег с тюремного уровня. До Мимы донеслись слова одного из них:

– Я слышал, их было девять, и один – джедай.

Другой старшина рассмеялся:

– Надо ли напоминать, что джедаи в наши дни – большая редкость?

– За что купил, за то и продаю, Тинн.

– Да я тоже об этом слыхал. Говорят, там было полсотни повстанцев под предводительством пяти джедаев. Они захватили суперлазер и принялись палить по звёздным разрушителям. Конечно, большая пушка ещё не действует – уж мне ли не знать. Но почему бы не ввернуть её для красного словца?

Первый старшина расхохотался и сделал глоток эля.

– А ведь похоже на учебную тревогу, а? На дурацкую учебную тревогу.

Второй ответил:

– Могу поспорить, к концу войны будут рассказывать, как целая армия повстанцев едва не уничтожила станцию. Подобные истории возникают постоянно. Один чувак плюнул на палубу, а в результате говорят, что станцию захватили повстанцы.

Первый опять засмеялся.

– Ну да. Ещё потом расскажут, что усмирять их прислали Пятьсот первый легион[26].

Оба захохотали.

Мима улыбнулась. Она тоже слыхала подобные россказни. Мима не могла даже приблизительно взять в толк, зачем приукрашивать правду или что-то сочинять, когда реальность намного фантастичнее?

Тви'лека обнаружила, что смотрит на дверь. Ратуа вошёл лёгкой, танцующей походкой, будто он был здесь хозяином, поймал её взгляд, улыбнулся и направился к бару. Приблизившись, осмотрел её с головы до ног откровенно оценивающим взглядом.

– Твой вид может спровоцировать массовые беспорядки.

К своему удивлению, она залилась румянцем.

– А твой вид говорит, что тебе не помешает выпить, – ответила она. – Что будешь?

Он засмеялся.

– Что-нибудь необычное.

– Что конкретно?

– Удиви меня. Сделай что-нибудь экзотическое. Что-нибудь дорогое, чтобы оправдать моё присутствие, а то я занимаю место и отвлекаю твоё внимание.

– Не думаю, что у нас есть что-то настолько дорогое.

– Ты поразила меня в самое сердце. – Он положил руку себе на грудь – туда, где у человека должно быть сердце. – И вот я ищу убежища, пытаюсь избегать неприятностей...

– По-моему, ты и есть неприятность, Ратуа, – произнесла Мима. – Вероятно, мне стоит держаться от тебя как можно дальше.

– Возможно, – согласился он уже более серьёзно. – Но это же неинтересно.

Мима приготовила ему простенький коктейль с большим количеством алкоголя, какими-то красителями и подсластителями. До сих пор она ни разу не видела его пьяным – по крайней мере, этого не было заметно. "Гиперактивный метаболизм", – решила она.

Мима поставила перед Ратуа стакан, положила руки на стойку и наклонилась.

– Всё интересное начинается с правды. Кто ты?

Он вздохнул и пару секунд помолчал.

– Я всегда считал, что необходимость выяснять правду обычно сильно преувеличивают.

– И всё-таки...

– Ладно.

Он сделал большой глоток для храбрости и заговорил:

– Я Силот Ратуа Дил, второй сын Первого советника Нагата Керис Ратуа и его третьей жены Филы Дерин. В последнее время жил на планете Безнадёга, куда меня сослали за преступление, которого я не совершал – хоть и не могу утверждать, что являюсь законопослушным гражданином.

– Так ты не шутил?

– Нет.

– А что это за преступление?

– Оказался не к месту и не ко времени. Меня осудили за компанию.

– А как ты попал сюда?

– Сбежал.

– Правда? Вот так просто взял и сбежал?

– Не хотелось бы смущать тебя подробностями...

– О, пожалуйста, посмущай меня. Сейчас меня так редко смущают.

– А тебя не смущает, что я беглый каторжник?

Мима выпрямилась, сложив руки на груди.

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Иначе бы не признался.

– Я надеялся на это. А ты требовала правды.

– Требовала и буду требовать. Мне хочется знать, во что я собираюсь влипнуть.

Мгновение Ратуа изучал стакан, затем поднял взгляд, и ей пришлось почти физически напрячься, чтобы не поддаться серьёзности этих необыкновенных глаз.

– Хорошо. Если ты настаиваешь.

– Что ты сделал такого, что заслуживает тюрьмы?

– Я промышлял контрабандой. И не только. Но ничего связанного с насилием.

– Это хорошо. – Мима налила ему ещё. Ратуа улыбнулся и поднял глаза.

"Улыбайся и смотри на меня своими глазищами, сколько влезет, – подумала она. – Если понадобится, я дам тебе от ворот поворот".

– Прежде чем рассказать что-то ещё, подумай хорошенько, Силот Ратуа Дил. Если ты совершил какие-то преступления против Империи, я подвергаю опасности свою кантину, просто разговаривая с тобой. Можешь прямо сейчас встать и уйти, потому что если твоё присутствие будет угрожать мне и тому, что даёт мне средство к существованию, ты поймёшь, почему моя кантина имеет такое название.

Он пристально посмотрел на Миму.

– Я думал, что ты имела в виду себя.

– Верно.

– Хорошо, – сказал Ратуа. – Будь ты другой, я бы с тобой и не заговорил.