Звезда пленительнаго

Глава 5

После короткого разговора с юношей в странных очках Дмитрий Иванович поспешил занять небольшую очередь к кассе тотализатора. Нельзя сказать, что Дмитрий Иванович был человеком доверчивым. Не был он и азартным — если под "азартом" иметь в виду страсть к играм на деньги. И вообще, в Берлин его привела самая что ни на есть "служебная необходимость".

Конечно, очень приятно, когда эта "необходимость" подразумевает не просто возможность, а даже обязанность посетить феерическое действо, демонстрацию триумфа современной техники и науки. И тем более приятно, когда воочию видишь, что триумфатором обязательно станет твой соотечественник. Но какой же этот соотечественник затейник! Ладно немцы, но ведь и русских тут немало, так неужели никто не обратил внимание на псевдоним? И юноша этот все затеял явно неспроста: в своем преимуществе он уверен полностью, несмотря на высмеивающие его — и даже просто издевательские — статейки в местных газетах. И явно прочитывается в его глазах желание не просто победить, но уязвить всех европейцев сразу. И как же он их будет уязвлять?

Стоящий перед Дмитрием Ивановичем господин аккуратно уложил сдачу в бумажник и отошел от кассы. Кассир вопросительно взглянул на очередного клиента.

— Zweitausend Mark, bitte. Wassilissa die Schöne, einzelne Wette. Und doch, vielleicht… (Две тысячи марок, пожалуйста. Василиса Прекрасная, одиночная ставка. И все же, может быть…)

Кассир крякнул, но промолчал — профессия такая. Да и какое ему дело до этого явно сумасшедшего старикашки?

Дмитрий Иванович аккуратно положил билеты тотализатора во внутренний карман сюртука и улыбнулся: выигрыша хватит, чтобы переоснастить всю лабораторию. А в выигрыше он не сомневался.

В одном из берлинских журналов по технике (которые выписывала Анна Ивановна для своей библиотеки) я нашел объявление о том, что двадцать пятого и двадцать шестого августа (то есть восьмого и девятого сентября по европейскому календарю) в Берлине состоятся "международные гонки автомобилей". Назывались гонки очень скромно: "Реннен дас Яхундертс", что означает "Гонки века", и позиционировались как главное событие года. Немцам видимо стало несколько обидно, что центром туризма сейчас стал Париж (из-за проходящих там Всемирной выставки и Олимпийских Игр), и они решили хоть часть потока туристов оттянуть на себя. Ну а я решил воспользоваться ситуацией и заняться рекламой, причем — практически бесплатной. К участию в гонках приглашались автомобилисты любых стран, чьи автомобили без поломок пройдут "квалификационный заезд" от Берлина до крошечного городишки с названием Фюстенвальде, что находится в сорока километрах к востоку, и обратно.

Само участие в гонках было совершенно бесплатно, так что деньги были нужны лишь для проезда до Берлина и на проживание в нем в течение где-то недели — да и те можно было бы взять взаймы ненадолго. Потому что победителю полагался приз в две с половиной тысячи марок — больше тысячи ста рублей, так что, по моим прикидкам, приз окупит все расходы победителя на путешествие. За второе и третье места давали тысячу марок и пятьсот соответственно — что должно компенсировать затраты на прокорм и гостиницы. Правда, "не первые" призы обещали выдать при условии, что в гонках будут участвовать не менее пятнадцати машин, но еще до того, как я послал свою заявку, участников записалось уже гораздо больше: каждый надеялся на победу и прилагающееся к ней обогащение. Ну, что, будем надеяться, что хотя бы половина пройдет "квалификацию" — хотя мне и одного первого приза хватит. Но три — все же лучше одного, с точки зрения рекламы конечно, и я подготовил именно три машины.

Понятно, что на гонки были заявлены клоны "ГАЗ-69", в очередной раз поименованные "Чайками" — первая из которых сумела начать перемещаться без внешней помощи уже в июне: Лихачев, узнав о замысле, буквально вывернулся наизнанку, но машину обеспечил. Но машина, хоть и именуется самобеглым механизмом, сама по себе все же не ездит: ей водитель нужен. А на три машины — три водителя. Целая команда — и с момента выпуска первой "легковушки" эта команда срочно училась "управлять автомобилем". На всякий случай у меня кроме основного состава готовился и состав дублеров, и в дублеры сразу записались Илья Архангельский, Евгений Иванович Чаев и конечно же Африканыч (куда уж без него-то!) Ну а в "основном составе" кроме Елены Андреевны числились Васька Голопузова и Оля Митрофанова. Такой "подбор команды" был обусловлен не только тем, что я где-то читал про более быструю реакцию у женщин — я вообще про это вспомнил лишь когда пытался объяснить свой выбор моим инженерам. Просто у меня на "женскую команду" были свои планы.

И подготовкой "планов" занялась Дарья Федоровна: она обшивала моих "пилотов". Поскольку я затребовал одежды "много", то вместе с ней кройкой и шитьем занимались сразу дюжина ее подруг и знакомых, владеющих непростым мастерством управления швейной машиной. "Зингер" стоил, в общем-то, недорого, всего пятьдесят шесть рублей — но пришлось купить их все в Царицыне, Саратове и Казани. Мало машинок завозили в Россию пока.

Ну а мои "Чайки" гонялись в хвост и в гриву. Все будущие пилоты довольно быстро освоили основы вождения, научились плавно трогаться с места и переключать скорости: поскольку я не знал, как устроена коробка без синхронизатора, то сделал такую, какую знал и вождение оказалось для народа делом несложным. Сложным оказалось другое — люди элементарно боялись ехать быстро. Впрочем, и дороги не очень способствовали быстрой езде, поскольку ямы и ухабы на них никто не выправлял. В самом же Царицыне, где по крайней мере две центральных улицы содержались в относительном порядке, быстро ездить и сам я не мог, и другим запретил: правил дорожного движения никто еще не придумал и извозчики (и пешеходы тоже) перемещались по ним в полном беспорядке. Да в Царицын никто и не ездил, кроме Василисы: дел в городе ни у кого не было, а Васька — освоив столь удобное средство передвижения — чуть ли не ежедневно возила в город Дарью Федоровну в магазины за новыми тканями.

В Берлин мы отправились десятого августа. До него "по расписанию" езды было всего шесть дней, но надеяться на это расписание мне было страшно. Три вагона, в которые погрузили автомобили, были совершенно товарными, и хотя с дорогой и был заключен контракт, по которому эти вагоны цеплялись к пассажирским поездам, но на его исполнение можно было положиться лишь до Москвы: далее путь лежал уже по путям "посторонних" компаний. Поэтому то, что в Петербурге мы оказались уже четырнадцатого числа, можно считать маленьким чудом.

Большим чудом можно было считать то, что в Варшаву мы все-таки добрались вечером шестнадцатого. Ну а дальше — дальше чуда не произошло: варшавские железнодорожники предложили перевозку машин на платформах произвести очень скоро, не позднее чем через неделю или десять дней.

Машины мои за время испытаний прошли километров по двести (кроме первой, на которой Васька нарулила почти пятьсот — пешком она теперь передвигалась разве что от спальни до кухни), и я рискнул: из Варшавы в Берлин мы отправились "своим ходом". Народ, правда, хотел воспротивиться, мол "до восьмого сентября всяко успеем", но я приказал считать даты уже по европейскому календарю и следующим утром мы стартовали. Я рассчитывал, что моторы жрут примерно по пятнадцать литров на сто километров, поэтому кроме девяностолитровых баков в каждую "Чайку" было запихнуто еще по пять двадцатилитровых канистр.

Хорошо, что "на всякий случай" трех рабочих-механиков (из пяти, нас сопровождающих) я все же отправил из Варшавы в Позен на поезде, с тремя двухсотлитровыми бочками бензина в качестве "багажа". Двести пятьдесят километров до Конина мы ехали почти что четырнадцать часов, и в конце пути канистры были уже пустыми. Не рискнув попользоваться польским провинциальным "гостеприимством", мы — уже практически в темноте — проехали еще сорок пять верст до Врешина. Потратив два часа на двадцать верст до прусской границы и тридцать пять минут — на такой же отрезок дороги от границы до города. Поляки — народ гордый, считает, что Царству Польскому не место в "неумытой России". Я, честно говоря, тоже так считаю. Потому что все, что я Польше успел увидеть приличного, было построено русскими компаниями, от заводов до железных дорог. А вот дороги не железные, которыми занимались "шляхтичи" — да, они были. Но, честное слово, какие-нибудь проселки в Удмуртии выглядели куда как пристойнее того, что поляки именовали "дорогами". К счастью, мы выдержали это непростое испытание, а за прусской границей дороги хотя и не были похожи на автобаны, но оказались довольно ухоженными и ровными.

Переночевали мы в весьма приличной (для крохотного городка — так и вовсе шикарной) гостинице и с утра отправились дальше, а всего лишь через час с небольшим добрались (на последних каплях бензина) до Позена. Там заправились (еще и купили почти что пятьдесят литров бензина в нескольких аптеках города) и двинули дальше. И, к моему удивлению, всего через шесть с небольшим часов добрались до Берлина.

До Берлина — добрались, а потом два с половиной часа искали "свою" гостиницу в Темпельхофе: город с почти двухмиллионным населением представлял для меня какой-то невероятный лабиринт. На самом деле поселились мы в двух гостиницах, хотя и рядом: для "механиков и обслуживающих рабочих" оргкомитет гонок арендовал что-то вроде казармы (хотя это и именовалось "гостиницей"). По сравнению с моими "рабочими домами" это жилье было полным убожеством — но рабочим понравилось (видать, не забыли еще прежние условия своего существования). А вот отель для гонщиков был очень даже неплохой, и, вдобавок, с огромным гаражом (бывшим каретным сараем).

Не зря мы решили не ждать поезда — оказалось, что "квалификация" уже заканчивается в пятницу. Так что четверг был потрачен на отдых и осмотр автомобилей — кроме того, на котором Васька моталась по городу: она все же довольно неплохо шпрехала по дойчу (хотя сами берлинцы, как я потом узнал, считали ее немецкий "деревенским") и ее я послал "посмотреть магазины". Яркая машинка (желтая с переливом в красный, расцветки спелой черешни) привлекала внимание публики посильнее любого магнита, и полдня Васька ездила вообще в сопровождении репортерки из какого-то местного женского журнала. Бензин устроители гонок запасли в количествах более чем достаточных, и экономить нам его не пришлось.

Не обошлось без неприятностей: Илья в дороге умудрился дико простудиться, и теперь лежал с температурой под тридцать девять, так что Архангельские из числа гонщиков выбыли (Елена Андреевна решила остаться с мужем и по расписанию кормила его моим тетрациклином: мне только пневмонии у Ильи не хватало!), и за руль третьей машины пришлось сесть мне. Одному — больше "запасных" водителей не было. Мне соревноваться с нынешними "автоспортсменами" было совсем уж неспортивно, ну да ничего, поеду не спеша…

В пятницу с утра на трех машинах (без запасных "пилотов") в сопровождении комиссаров гонок мы быстренько скатались из Темпельхофа в Фюрстенвальде и обратно, потратив на это дело буквально часа три, потому как мной было дано специальное указание "не спешить". Ну а в субботу утром — отправились в маршрут.

Немцы устроили настоящий автопробег по маршруту Берлин-Магдебург-Брауншвейг-Ганновер-Бремен-Гамбург-Шверин-Берлин. Предполагалось, что семисотпятидесятикилометровый маршрут большинство участников гонок преодолеют за тридцать шесть часов, точнее за два дня и одну ночь: ночью ехать не воспрещалось, но так как фары были не на всех машинах (кроме наших — всего на десятке-другом), на гонку отводилось двадцать четыре часа "светлого времени", а те, кто не успеет вернуться в Берлин до девяти вечера в воскресенье — дисквалифицируются. В местной прессе (немецкой, я имею в виду) высказывались различные предположения о результатах, но различия заключались в основном в том, что одни газеты прочили на место победителя машины Бенца, а другие — Майбаха. И только одна газетка (вообще выходящая на французском языке — все же французы составляли больше трети населения города) робко намекала на возможность победы специальной гоночной машины Де Дион-Бутона или Панар-Левассора с мощным четырехсильным двигателем, форсированным аж до почти шести сил. По мне, так эти "автомобили" на колесах, напоминающих велосипедные, проигрывали немецким (на колесах, уже напоминающих мопедные) по всем статьям, но офранцуженная газета писала, что обе машины на квалификации достигали скорости в сорок и более километров в час.

Про наши "Чайки" газеты тоже упоминали, но чаще — в довольно насмешливом тоне. Их обзывали "русскими броненосцами" — по сравнению с тем же двухсоткилограммовым Панар-Левассором "Чайка" весом почти в две тонны действительно была "тяжеловата". Высмеивался и девяностолитровый бак: "очевидно, что этому чугунному монстру требуется невероятно много бензина чтобы хотя бы сдвинуться с места". Но пуще всего доставалось шинам: в "Берлинер Цайтунг" напечатали интервью Готлиба Бенца, где изобретатель автомобиля рассказывал, что такие широкие колеса будут тормозить автомобиль сильнее, чем тормоза его машины. Впрочем, та же газета отметила в очень положительном смысле стоп-сигналы и указатели поворота: в редакционной статье, посвященной гонке, репортер написал что "специальные электрические огоньки, предупреждающие едущих сзади об остановке авто или о намерении повернуть, могут быть очень полезны в будущем, когда на дороги выйдут десятки и даже сотни автомобилей".

Да уж, очень полезны. Лампочки для всех этих "специальных электрических огоньков" Машка делала течение почти трех месяцев, и использовала молибденовые нити накала (потому что вольфрама я просто не нашел), но зато под эти лампочки (приехавший правда на поезде, чуть раньше нас) Евгений Иванович уже оформил сразу девять патентных заявок в Германии и, через местное патентное бюро, подготовил заявки в Англии, Франции и Америке. Деньги небольшие (по сравнению с Россией): патентная заявка стоила двести пятьдесят марок в Германии, пятьсот франков у французов, десять гиней в Англии и сто долларов в США. Но патенты были сразу на цоколи и патроны (причем и на винтовые, и на байонетные), на лампы с двумя нитями, на нить в виде простой и двойной спирали, на лампы, заполненные инертным газом, а так же на указатели поворота автомобиля и на стоп-сигнал. Ну и самый крутой патент — на фары с электрической лампой и стеклом в виде сегментированной линзы. По сути дела, под вывеской "патентов на автомобиль" я перекрыл все пути дальнейшего развития электроламп накаливания на ближайшее десятилетие. Но это так, к слову пришлось.

Гонка началась в семь утра. Вставать пришлось в пять и в шесть уже "собираться" у Бранденбургских ворот, откуда давался старт. Машин было заявлено около шестидесяти, поэтому стартовали машины группами по пять с интервалом в две минуты. Разбивка по группам производилась в соответствии с результатами "квалификации", и мы попали в восьмую группу — несмотря на довольно комичный для меня вид большинство автомобилей проехало трассу со скоростью существенно выше тридцати километров в час (а наша скорость на квалификации оказалось чуть меньше двадцати восьми — мы действительно очень не спешили). Но видимо не спешили не только мы, в одной группе с "Чайками" была и одна машина герра Майбаха. Кстати его водитель оказался парнем очень вежливым: он предложил, чтобы "русише мидчен, если смогут поехать быстрее тридцати километров в час, до выезда из города ехали впереди него". Чтобы не было фройлянам так обидно, потому что потом он их все равно обгонит, поскольку его машина может ездить быстрее пятидесяти километров в час — а так хоть погордятся перед народом.

Правда на это предложение "Вассилисса ди Шюне" вежливо поблагодарила и попросила "герра Курта" ехать впереди: обогнать его мы-де всегда успеем. Мы с немцем взаимно посмеялись над ответом Васьки (он — над содержанием, а я — над формой) и пошли "позировать". Я уже понял, на чем сумрачный тевтонский гений™ зарабатывал на этих гонках: конечно же, неизбежный на любых гонках тотализатор, а кроме того всего за двадцать пять марок (число билетов ограничено!) примерно пять тысяч человек допускались на один час в зону старта, и вокруг каждой из машин собралась небольшая толпа. И это — не считая многочисленных фотографов, постоянно снимавших гонщиков и машины со всех возможных ракурсов.

Вот тут-то и состоялся первый "выход" Васьки и Ольги! В отличие от всех прочих "затянутых в кожу" водителей девушки вышли в парусиновых брючных костюмах (за брюки-юбку довольно консервативная Дарья меня была готова вообще убить) и в солнечных очках типа "авиатор". Кстати, очки — которые два месяца делали лучшие слесаря завода — я тоже запатентовал, правда пока лишь в Германии и Франции. Впрочем, остальные патенты тоже готовились, вместе с "лампочными".

Девушки произвели фурор. Они бы и так его произвели, потому что были единственными представительницами прекрасного пола на гонках, но в этих, весьма "смелых" туалетах они были просто неотразимы. Поскольку я (да и все "дублеры") тоже были в таких же очках, народ смекнул что данное изделие — вполне себе "юнисекс" (хотя и слова такого даже не слышал). Поэтому у наших механиков, продающих желающим "запасные очки" всего по пятьдесят марок, выстроилась довольно неслабая очередь. Да, очки были как бы с серебряной оправой (на оправу тратился один гривенник — все же основа была стальная с серебряной полудой), с оригинальными светло-оранжевыми стеклами (два пузырька "аптечного" коричневого стекла на полпуда водочных бутылок), но вряд ли они обошлись мне дороже рубля. Однако народ — падок на сувениры, а мне еще отбивать затраты на патенты…

Среди публики оказалось и несколько русских. Сколько — не знаю, но ко мне подошел почему-то кажущийся очень знакомым старик и задал несколько вполне себе профессиональных, я бы сказал, вопросов по машинам. Ну и, конечно же, спросил, как я оцениваю наши шансы на победу. Понятно, насчет тотализатора. Я предложил ему поставить на нас все его деньги, и вдруг, даже неожиданно для самого себя, добавил:

— Если мы проиграем, хотя это почти и невозможно, я вам верну вашу ставку до копейки. Правда, если вы поставите миллион, то верну не сразу — но верну.

Не знаю, что-то мне в этом старике понравилось, что ли. Он усмехнулся, поблагодарил, сказал что поставит, но при проигрыше за компенсацией ни в коем случае не придет и пошел в сторону моих девиц.

За пятнадцать минут до старта публику попросили пройти нафиг. Точнее — на стоящие вдоль Подлипок (то есть Унтер ден Линден) трибуны. Макар Евсеич — бригадир наших механиков — сообщил, что выручка пока маловата, всего около десяти тысяч, марок естественно. Ну да лиха беда начало!

Всех все же выгнать не удалось (или устроители заранее так планировали), примерно с сотню-полторы репортеров разных газет и журналов продолжали "толпиться". На сотню с лишним гонщиков (все ехали парами) и вдвое больше механиков их было немного. Но на Ваську с Ольгой из числа журналистов пришлось явно больше полусотни, и мне из своей машины девушек было видно не очень хорошо. Кстати, хотя большинство репортеров накинулись все же на Василису в связи с ее приличным немецким, досталось и Ольге — человек пять-шесть довольно сносно говорили и на русском. Девочки выглядели веселыми и довольными своим общением с представителями прессы. Выглядели, потому что последние несколько дней они то по очереди, то вместе приходили ко мне "плакаться" — после того, как я объяснил им, "что нужно говорить импортным репортерам". Опыта-то у них не было! Хотя небольшой был, как раз у Васьки: когда к ней, еще в Царицыне, с каким-то вопросом по поводу "Чайки" на улице пристал репортер "Волжско-Камского листка", она предложила ему "пойти убиться об стену". Я не всегда, видимо, внимательно следил за своей речью дома…

Линия старта была на Унтер ден Линден, метрах в пятидесяти от Бранденбургских ворот (через которые всем предстояло проехать). Наша пятерка отправилась в путь в семь часов восемнадцать минут. Правила были такие: если кто-то не сможет почему-то стартовать вовремя, то может повторить попытку во время "дополнительного стартового окна", устраиваемого после каждых пяти "штатных" стартов. Из первых двадцати пяти машин вовремя не стартовали четыре: три заглохли, а удививший меня самим фактом существования ФИАТ умудрился при старте врезаться в колонну. Впрочем, он лишь помял крыло, и, после того как механики его отогнули от колеса, эта смешная машинка помчалась к победе (ну, вероятно водителю так казалось).

Наш старт выглядел тоже довольно забавно. Три "Чайки" устроители поставили в середину, с одной стороны от нас была машина Майбаха, а с другой — вообще голландская. Оказалось, что голландцы сотворили очень крутой "болид" — со старта голландец обошел германца и они начали "выяснять отношения" уже на Шарлоттенбургском шоссе, в парке Тиргартен. Мы же тронулись не спеша, уже после того как эти двое скрылись за воротами, и плавно (а главное — солидно так) приступили к процессу нагибания всей автомобильной братии.

Нет, я явно недооценивал автомобилистов конца девятнадцатого века. Доехав до Потсдама мы обогнали всего лишь тот самый ФИАТ и еще какую-то машинку, которая просто стояла на обочине километрах в десяти от Берлина. Хотя и нас пока никто не обогнал. Как и договаривались, мы выстроились в свою маленькую колонну и со скоростью около сорока мирно ехали, озирая окрестности. А что — начало сентября, бабье лето, красивая природа — почему бы и не понаслаждаться красотами? Так что Потсдам мы проехали в четверть девятого.

Немцы к "гонке века" подготовились основательно, орднунг тут очевидно в крови. Дорога была просто отличной (для нынешнего времени), ровной, в меру засыпанной плотно укатанным щебнем, широкой — три машины разъедутся, практически без ям и колдобин. А через каждые сто метров стоял или полицейский, или солдат, или — чаще всего — "общественный дежурный", которые внимательно следили чтобы на трассу никто не вылез. В самом же Потсдаме на улицах были установлены большие указатели-стрелы, которые извещали гонщиков о нужных направлениях движения.

Впрочем, такие указатели были и в Бранденбурге, который мы проехали еще через тридцать пять минут. А что — природой мы уже понаслаждались, дорога — лучше (по крайней мере сейчас) и представить невозможно. Да и гонщики в основном оказались вежливыми: когда наша колонна обгоняла очередную машину, никто не плевался и камнями вслед не кидался. Хотя вполне может быть, что просто не успевали: на обгоне мы держали скорость сильно выше шестидесяти километров и обходили их как стоячих. Всего таких "стоячих" на этом отрезке пути было около тридцати.

Бранденбург мне понравился, красивый город. И кормят там вкусно: увидев на улице небольшое кафе со столиками снаружи, я остановился (девицы — тоже, вслед за мной) и мы слегка перекусили. Кофе, булочки какие-то вкусные, сосиски с жареной картошкой. Ну и туалет — все же почти четыре часа прошло, как из отеля вышли. Собственно, завтрак был приятным дополнением к последнему. А пока мы завтракали (а потом еще и фотографировались с хозяином заведения), мимо нас со страшным ревом моторов одна за одной проносились машины конкурентов. Бог им в помощь!

Фотографировали нас сразу двое: местный фотограф, которого откуда-то быстренько притащил хозяин кафешки, и берлинский, штатный фотограф какой-то газеты, который как-то просочился в машину Ольги. Я ее ругать за это не стал — потому что в этом случае пришлось бы Ваську просто убить: Голопузова-Прекрасная к себе "подсадила" сразу двоих девиц из состава журналисткой братии. Причем на мой немой, но — надеюсь — очень выразительный вопрос она, ковыряя землю туфелькой и опустив глазки долу, пояснила:

— Ну они же никогда в жизни на машине не ездили, а им очень хочется прокатиться!

Продолжили путь мы уже в ином порядке, первой вышла Ольга, за ней — Васька, а я — замыкающим. Я еще с "тех" пор помню: первый в колонне еле плетется, второй — уже нормально так едет, а замыкающий — гонит как помешанный. Хотя тут, в отсутствие интенсивного движения, это было не очень заметно — пока едешь не спеша. А мы уже начали немного спешить.

Семьдесят километров до Магдебурга мы прошли за час — и восстановили свое положение в гонке. Поскольку "всем было хорошо", то останавливаться не стали и в половине двенадцатого прибыли в Брауншвейг. Первыми прибыли. Остановились, обменялись мнениями — и обедать поехали дальше, а Ганновер. Где с четверти первого до часу предавались чревоугодию.

Конечно, нормально пообедать нам не дали. То есть куски изо рта не вырывали, но местные репортеры в перерывах между кусками успевали задавать кучи вопросов. На мое счастье, в основном отвечала Васька, а на особо заковыристые вопросы — Нил Африканыч. Так что обед я проглотить все же успел. "Попутчицы" тоже пытались что-то сказать, но народ понимал их очень плохо, поскольку их изрядно укачало ещё на подъезде к Магдебургу и я (во избежание худшего) купил им по бутылке кислющего лимонного ликера, рекомендовав "прихлебывать понемножку, если будет совсем плохо". "Совсем плохо" им очевидно было в течение всего оставшегося пути, и сейчас обе бутылки были абсолютно пусты, а репортерки — столь же абсолютно пьяны. Зато не облевали салон Васькиной "Чайки". Что же до мужика-фотографа, то он оказался гораздо более стойким и хотя имел вид довольно бледный, был занят своей работой, а не болтовней. А может быть просто не хотел сливать информацию конкурентам — но даже на прямые вопросы, обращенные к нему, не отвечал и вообще молчал как партизан.

В час мы покинули Ганновер и в три уже прокатились по Бремену. Из достопримечательностей мы осмотрели лишь туалет в одном из ресторанчиков, а из сувениров захватили по паре бутербродов. И без пятнадцати пять оказались в Гамбурге.

Мы уже обратили внимание, что чем дальше от Берлина мы ехали, тем меньше на нас "обращали внимание". То есть те люди, которые в момент нашего проезда уже были на улице — те пялились на нас как на каких-нибудь марсиан, доведись последним прилететь на Землю. Но вот специально собираться и глазеть — этого не было. Тем не менее в Гамбурге нам пришлось довольно туговато: суббота, конец рабочего дня, улицы полны народу — и всем плевать на то, что мы как бы спешим. А больше всего плевать разным извозчикам: в одном месте нам просто пришлось "соблазнить" прилично одетого господина "небольшой поездкой на автомобиле" с тем, чтобы он показал нам дорогу в объезд, просто потому что нужная нам улица была наглухо перекрыта колонной (или как там это называется) ломовых телег. Но в результате уже в пять мы оказались у Ратуши — где находился один из "контрольных пунктов" гонки. Полчаса у наш ушло на дозаправку — как баков, так и желудков, две минуты — на "совещание в верхах" — и снова в путь. Могли бы наверное и побыстрее справиться, но нужный нам комиссар гонки сам появился у Ратуши в половине шестого — он явно не ожидал, что кто-то приедет так рано. Осталось-то всего ничего, меньше трехсот километров проехать. Правда, через полтора часа стемнеет — но фары-то на что у нас? В конце концов не по пустыне едем, устанем — найдем где переночевать.

Когда мы выезжали из Гамбурга, толпа, все же успевшая собраться на площади у Ратуши, ревела так, будто провожала нас на покорение соседней галактики. Ну а когда мы, наконец, Гамбург покинули, я понял что эти ребята были очень недалеки от истины. Девицы (отдохнувшие от вождения на пути из Бремена в Гамбург — как мало человеку надо!) устроили уже настоящие гонки. Дорога — хорошая, даже лучше чем раньше — по крайней мере шире. Подвеска — мягкая, шины — надежные. Ну, это я так думаю. Так что закат мы встретили километрах в ста от Гамбурга, подъезжая к городу с составным названием Нойштадт-Глеве — и в город мы въехали уже в полной темноте. Точнее — в относительной темноте, поскольку было полнолуние и на небе ни облачка, однако фары были уже давно включены. Моя робкая попытка склонить народ к ночному отдыху не имела успеха, потому что я не смог что-либо противопоставить женской логике моих "пилотесс": "боюсь спать в незнакомом месте" Ольги и убившем меня напрочь заявлению Васьки "я устала и хочу быстрее вернуться в гостиницу".

От городка до Берлина было ещё сто семьдесят километров, которые мы пошли за четыре с лишним часа и Бранденбургские ворота проехали в половине двенадцатого ночи. Потому что, остановившись на минутку в Шпандау, мы там еще минут двадцать спорили о порядке прохождения "финишной черты".

Я ехал посередине, а справа и слева — и чуть впереди — ехали мои "пилотессы". Согласились они на это лишь после того, как я рассказал им о "завтрашних доходах", получаемых лишь в результате их "безоговорочной победы".

Несмотря на глубокую уже ночь, на площади у Бранденбургских ворот еще толпился народ. Не очень много, но тысячи полторы-две наберется. Встретили нас приветственными криками, несколько "энтузиастов" даже попытались "качать" Олину машину. Ага, как же: две с половиной тонны — это очень большая разница с парой центнеров машин "конкурентов". К счастью, народ об это догадался довольно быстро и никто под колеса не попал. И мы — после того, как какой-то официальный представитель гонки попросил нас расписаться под протоколом — отправились спать. До гостиницы доехали довольно быстро, меньше чем за полчаса — и до десяти следующего утра нас никто не беспокоил.

А в десять к нам пришли "с официальным визитом" представители оргкомитета гонки: у них возникла крупная проблема. Васька и Оля очень аккуратно выполнили мои указания и к финишу пришли одновременно, но по правилам гонки "остаться должен только один". Я-то занял "почетное третье место", и это было бесспорно — но вот кто станет победителем? Исключительно смеха ради я предложил взвесить пассажиров — но немецкие ребята были настроены очень серьезно. Настолько серьезно, что в шесть вечера, когда началась официальная церемония награждения победителей, генеральный комиссар гонки объявил о полной и безоговорочной победе Васьки потому что в ее машине было четыре человека, а в Ольгиной — только три.

Ваське вручили серебряное колесо с золотыми крылышками на каменной подставке, весом в полпуда — хорошо что в ее "экипаже" вторым был Африканыч, который тяжесть и принял. Оля получила "такое же, но без крыльев" — тоже колесо, но поменьше размером и весом килограмма в три-четыре: подставка была не каменная, а деревянная, и крылья, хотя и присутствовали, были не позолоченные. Ну а я принял колесо из благородной бронзы — и ее (то есть бронзы) немцы почти пуда не пожалели (по крайней мере мне так показалось), и вдобавок подставка была вообще чугунная. Затем всем нам вручили красивые значки "Победитель Гонки Века" — золотые, серебряные и бронзовые соответственно, а так же отдельно мне и опять Василисе (потом я выяснил, что это Африканыч комиссарам лапши на уши навесил) медальки "Конструктору лучшего автомобиля 1900 года". Церемония награждения длилась чуть ли не час, и в результате Евсеич по окончании церемонии доложил, что вся тысяча очков-сувениров распродана. Пятьдесят тысяч марок — очень неплохо. И это не считая будущих прибылей от продажи парусиновых "костюмов для шофересс": две журналюшки, получив в подарок по такому "за героическую помощь в гонках", тут же разразились хвалебными статейками — и модный магазин на той же Унтер ден Линден после небольшой (двадцать пять пар, разлетевшихся за полдня) пробы взял "на реализацию" привезенный заранее вагон разноцветных парусиновых штанишек и курточек по двести марок за комплект.

А в конце церемонии меня ожидало огромное потрясение. Ко мне подошел давешний русский старичок и, сообщив что он поставил на Ваську две тысячи марок, предложил взять половину выигрыша. Я отказался, но спросил, а почему он ставил именно на Василису, а не на Ольгу или меня.

— Видите ли, молодой человек, я уже довольно давно живу на этом свете. И кое-что понимаю в технике, так что больших сомнений в победе именно ваших авто у меня почти и не было. Но ведь вы приехали сюда не просто победить, мне показалось что победа для вас очевидна и даже неинтересна. А вот если маленькая девочка победит всех больших и сильных мужчин — это будет воспринято публикой совсем иначе, чем, скажем, победа вон того гиганта — и он показал на Африканыча. Тем более понятно, кого вы назначили победительницей, если она выступает под именем Василисы Прекрасной. Но на всякий случай я поставил столько же и на вторую вашу даму — от поломок не застрахован никто. Но так как ставки принимались один к пятидесяти, на госпожу Митрофанову я поставил и на выигрыш, и на второе место — и все равно тут выиграл впятеро. Так что это было очень просто, и я прошу вас принять половину выигрыша и разделить ее с вашими прекрасными девушками.

— Нет, огромное вам спасибо, но денег у вас я не возьму, а девушек я знаю, как отблагодарить. Это награда — ваша, за то, что вы поверили в отечественную технику, и взять ее у вас для меня просто неприемлемо.

— Понимаю и принимаю. А вы не познакомите меня с юной победительницей?

— Васька! — крикнул я, — Пойди сюда, познакомься с этим господином. Разрешите представить: Василиса Прекрасная. Это ее фамилия — Прекрасная — не удержался я от довольной улыбки.

— Надо же, а я думал, что это псевдоним такой… А я — Дмитрий Иванович Менделеев.

Вот это был удар! То-то он показался мне знакомым! Если бы я не опирался в этот момент на капот машины, то точно сел бы на мостовую…

— Профессор Петербургского университета — продолжил представление творец таблицы имени себя. — Я восхищен вашими талантами и, поскольку иным образом выразить свое уважение не могу — он кивнул в мою сторону, — то я хотел бы вас пригласить на учебу в мой университет. Бесплатно — у вас несомненный талант к технике. Вы уже закончили гимназию?

— Э… нет — как-то смущенно ответила Василиса.

— Ну, когда закончите — сразу же и приезжайте, вас примут безо всяких испытаний. А пока бы не соизволите подписать мне программку? — и он протянул Ваське брошюрку со списком участников гонок.

Васька резка спрятала руки за спину и, покраснев до корней волос, пробормотала:

— Я, э… Дмитрий Иванович, не могу… я и читать-то умею только по-печатному, ну по-письменному и на немецком могу, а писать ни по какому не умею…

Менделеев вопросительно посмотрел на меня.

— Видите ли, Дмитрий Иванович, Василиса — простая деревенская девочка, последний год работает у меня горничной. Я же, к стыду своему, сам про это только что узнал — занят был сильно, как-то внимания не обратил. Видел, что книжки читает — и, думал, все в порядке. Но — исправлюсь, обещаю. А ты, Васька, как вернемся — сразу же пойдешь в заводскую школу.

Менделеев был ошарашен не меньше чем я. Но я-то ладно, легенду встретил. А он — он что, неграмотных девочек не видел? Примерно с полминуты он обдумывал, что бы сказать мне не очень обидного — хотя, возможно, просто обдумывал ситуацию. Затем обратился к Василисе:

— Девушка, извините старика, если невольно обидел. Но все равно примите мое восхищение вашим… мастерством. И мое приглашение остается в силе — только теперь я вас приглашаю после окончания этой… заводской школы? — он повернулся ко мне. Четырехклассная или двухклассная? Но мы вас довольно быстро подготовим к поступлению в университет, я студентов своих попрошу. Грех таким талантом пренебрегать.

— Школа-семилетка — ответил я. А Василису я и сам подготовлю, за пару лет думаю уложиться, и особо прослежу, чтобы любого гимназиста посрамить знаниями смогла.

— Вот и отлично, ну а теперь, господин Волков, у меня к вам просьба. Я сюда, в Берлин, не просто так приехал, а как член русской комиссии Всемирной выставки. Она уже, конечно, скоро закончится, но если бы вы смогли свои авто и в Париже показать, то это было бы очень даже замечательно. Времени у нас до середины ноября, и ваши автомобили безусловно вызовут большое любопытство, которое, в том числе, поднимет интерес и к прочим российским экспонатам. И Русская комиссия официально просит вас посетить Париж хотя бы на неделю.

Всемирная выставка меня привлекала, и не только возможностью "бесплатной рекламы". Были у меня еще кое-какие планы на Париж. А при протекции Менделеева (точнее, правления русской экспозиции, или как там оно называется) планы мои наверняка исполнятся. Так что я — согласился. И даже уговорил Дмитрия Ивановича в Париж поехать с нами на машинах: поезд едет сутки, ну а мы, не спеша если, за столько же и доберемся. Зато — впечатления будут совершенно иные! После того, как я отвез Менделеева в его отель и он почувствовал удобство данного вида транспорта, долго уговаривать его не пришлось.

В понедельник мы провели техосмотр "Чаек". Ну что, могло быть и хуже: на одной машине сточились шестерни в коробке передач и она доехала до финиша практически на честном слове, на второй — шина полысела до корда, потому что повело крепления амортизаторов. Вдобавок на ней же лопнула одна из банок аккумулятора, и через резиновый чехол кислота — хоть и немного — протекла и почти что "съела" изоляцию проводов зажигания. У Васьки на машине люфт руля оказался такой, что я вообще с трудом представляю как она управляла машиной, да и передние тормозные колодки стесались почти полностью. Но кое-какие запчасти мы привезли, и за полдня (и следующую ночь) механики и инженеры из трех машин собрали две "нормальных" — а утром во вторник на одной из них мы выехали в Париж. Мы — это я, Васька и Дмитрий Иванович Менделеев.