Леонид Борисович бросил взгляд на закрывшуюся дверь и глубоко вздохнул. Затем встал, подошел к стоящему в глубине кабинета секретеру, выудил из его глубин бутылку и большой — "крюшонный" — бокал, наполовину заполнил его коньяком и выпил. После таких потрясений лучше, конечно, с полстакана водки выпить, но где ее тут взять?
Пил Леонид Борисович редко и весьма умеренно, и в другое время полстакана коньяка разом свалили бы его, но испуг был очень сильным — так что пьяное успокоение не пришло. Конечно, гость попытался развеять "недоразумение", но что-то мешало ему полностью поверить… Но что?
В свое время, создавая на рубеже веков "Сибирский экспресс" — систему обеспечения беглецов из сибирской ссылки документами и деньгами, Леонид Борисович понимал, что случайности, в том числе и весьма неприятные, неизбежны, и поэтому каждый такой побег готовился очень тщательно. Как и тот, о котором упомянул гость — но здесь никакие предосторожности не сработали. Глупая небрежность самого беглеца — или юношеская нетерпеливость? Во всяком случае вины самого Леонида Борисовича в случившемся не было ни малейшей.
Впрочем, его никто и не собирался обвинять — более того, похоже его собеседник даже не подозревал о произошедшем. Он просто искал… Стоп!
Как он сказал? "просто грамотный управленец"? Этого он просто не мог ни от кого слышать, физически не мог. Хотя бы потому, что тот юноша никогда и ни чем в своей жизни не управлял! А еще он сказал "много слышал". От кого? О нем вообще мало кто знал!
Значит, искал он его совсем по иной причине, а Леониду Борисовичу счел за лучшее солгать, хотя мог бы и вообще ничего не говорить. Но он — солгал, и именно это мешает поверить во все остальное. Нет, не во всё: насколько Леонид Борисович успел узнать своего недавнего собеседника, тот "никогда не отказывается от своих слов" — если слова эти касаются денег. А тут деньги имелись в виду огромные…
Ну а если взять только "неденежную часть" разговора… Что же, все в жизни может случиться, и избежать неизбежного не удавалось еще никому. Но в любом случае часть "денежная" все перевесит. Вообще всё.
Леонид Борисович Красин сам удивился, когда осознал, что последнее соображение вдруг принесло ему успокоение. В чем-то этот гость был прав: главное — сделать дело, а все прочее не очень-то и важно.
Дочь наша сейчас неофициально управляла Уругваем. Единолично и практически безраздельно. Жители (и — главное — местная знать) Восточной Республики как-то очень быстро привыкли к "хорошей жизни" — которая "самоорганизовалась" в значительной степени благодаря именно Машке. Электрическое освещение в каждом доме, современная канализация, горячая вода из крана — это любому приятно. А то, что в университете Восточной Республики считают за честь преподавать лучшие умы Западного полушария (не говоря уже о европейцах) — это очень грело душу местному "обществу". Опять же, лучшее образование буквально "не выходя из дому", лучшая медицина, комфортабельная и спокойная жизнь — и кто от такого откажется?
Тем более, что если у кого-то в голове возникнет идея, как эту жизнь сделать еще более приятной — сеньора Мария откуда-то достанет мешок денег и задуманное воплотит. Ну, если конечно мысль дельная: новая электростанция там, или новый университет — не говоря уже о школах, больницах или даже заводах и фабриках. Хотя насчет заводов — трудно придумать что-либо более полезное, чем она сама выдумывает. Кто бы мог подумать еще пять лет назад, что из Монтевидео можно добраться до Ривьеры или Артигаса всего за пару часов? А до Буэнос Айреса — вообще за час?
Были, конечно, и недовольные — чтобы получить денег, достаточных для пользования всеми этими удобствами, теперь приходилось работать. Но учитывая, что алькальд небольшого городка — если в городе проблемы решались — получал больше, чем десять лет назад немелкий землевладелец… Проблемы решать-то нетрудно, когда есть на что. А это опять обеспечивала сеньора Мария. Только иногда было трудно ее поймать.
Машку было трудно поймать в Уругвае просто потому, что "по совместительству" она еще управляла — причем совершенно официально — промышленностью Венесуэлы (Хуан, просчитав существующие расклады, просто приказал ее считать "министром промышленности" — венесуэльцам приказал, так как Машка формально назначение принимать все же отказалась). Я же весь девятнадцатый год "управлял" Маньчжурией.
Официально главой Маньчжурии был Алексеев, а председателем Совета Министров этой молодой страны был мой знакомый — полковник (теперь уже генерал-лейтенант) Малинин. И порядок с законностью он там поддерживал на высочайшем уровне — но вот насчет экономики…
Насчет экономики и у меня были, как бы помягче сказать, некоторые пробелы в знаниях — но за моей спиной стоял Слава с его "планово-экономическим управлением", так что Маньчжурия эту самую экономику поднимала ускоренными темпами. В чем мне очень помогал руководитель Советской России.
Я теперь полностью осознал, насколько характеристика Ленина, данная ему Красиным, соответствовала истине: термин "самовлюбленный болтун" как нельзя лучше подходил Ильичу. Страной он не управлял вовсе — зачем? Его дело — речи произносить да "умные" статьи писать — в которых он обзывал разными словами всех, кто ему не нравился. А страной управлял Янкель Мираимович Свердлов — мелкий бандит, дорвавшийся до вершин власти. Именно ему пришла в голову идея "революционного террора" — когда после ранения Дзержинского в Москве "красная гвардия" перебила более тысячи человек в Петербурге. Перебила лишь за то, что они были дворянами…
Ильич же больше заботился об "имидже" правительства. Благодаря де Фонтане получилось даже выяснить, что "вождь мирового пролетариата" в скандальной паровозной сделке лично никак даже замешан не был: все делали его "доверенные люди", а сам он даже и не знал, почем нынче паровозы. А когда узнал — из возмущенных статей работающих в России экономистов — решил, что проще этих экономистов посадить, дабы не подрывали они "авторитет власти".
Который как раз Свердлов и "создавал". Именно он принялся "раскулачивать крестьян": продотряды выметали из деревни все съедобное — и уже простой народ побежал из страны. Сначала — понемногу, затем все больше и больше… Самым удивительным было то, что советские власти никоим образом эмиграции не препятствовали. Так что главной заботой желающих эмигрировать было как-то добраться до Мурманска, Новороссийска или Ростова с Одессой: там (в Ростове и Одессе правда с гораздо меньшей скоростью) эти "желающие" бесплатно принимались на суда под флагами Венесуэлы или Уругвая — ну а потом как уж повезет. В смысле — куда повезет данное судно: порт назначения объявлялся только после того, как корабль проходил Босфор. Хотя только в Венесуэлу рейсы шли лишь из Мурманска, а с черноморских портов в основном народ переправлялся как раз в Маньчжурию. И хорошо еще, что было на чем народ возить…
"Суператлантики" ходили переполненными, но все равно их не хватало для всех "желающих": за два года Березин выстроил в Усть-Карони еще восемь штук, и десять, ходивших из черноморских портов в Порт-Артур, перевозили всего шестьдесят тысяч человек в месяц. Еще тысяч по десять переезжали по Сибирской дороге — а план Струмилло-Петрашевского рассчитывался на полтора миллиона "новых маньчжурцев" в год. Новый "супер" строился почти год, так что Березин ("временно") решил проблему очень просто: на всех своих двадцати стапелях он заложил "упрощенную" версию второго "Дельфина" — с одной турбиной и каютами класса "железнодорожное купе" (из-за чего сам Сергей Сергеевич называл эти суда не иначе как "скотовозками"). Такое судно собиралось менее чем за три месяца — а потом принималось перевозить по две с четвертью тысячи пассажиров по тому же маршруту за три недели, так что к осени через Порт-Артур ежесуточно стало прибывать более чем по три тысячи человек. И всех их нужно было где-то разместить, накормить, подобрать им работу — и этим-то я и занимался.
Хорошо, когда есть много денег, а под боком живут трудолюбивые китайцы и корейцы: с жильем для прибывающих больших проблем не было. А вот с работой…
Из Польши и Прибалтики, слава богу, и крестьян довольно много переехало, да и рабочий люд подтянулся. А вот с "дворянским сословием" было хуже: чиновники в таких количествах никому не нужны. Офицеров у Алексеева и своих хватало, купцы всякие и вовсе не вписывались в военизированную структуру создаваемого еще государства… Пока мужская часть прибывающих соглашалась на "временные работы" по строительству всего необходимого, ну а потом, думаю, нужда заставит и к станку встать. Ну а пока пусть потаскают кирпичи на стройках: корейцы с китайцами конечно тоже неплохо работают, но на прокорм нужно своим горбом зарабатывать.
А такой работы всем прибывающим еще на пару лет хватит: строить нужно очень много. Слава рассчитывал, что за пару лет в Маньчжурию народу получится перевести миллиона три, но что-то (скорее, память) подсказывало мне: народу будет больше. Сильно больше.
Впрочем, и два миллиона человек, прибывших в девятнадцатом году, превысили ожидания Струмилло-Петрашевского. Настолько превысили, что Слава приехал в Маньчжурию сам — чтобы показать мне новые планы. Очень вдохновляющие — но вызвавшие у меня несколько существенных вопросов:
— Выглядит все это очень красиво… но объясни мне тогда, почему ты собираешься на все импортные закупки деньги тратить только три с половиной года? Не лучше ли делать постепенно, ведь и техника появится более совершенная, и люди обучатся?
— Видишь ли, я бы с большим удовольствием вообще за год все необходимое закупил, но янки просто не успеют все нам нужное раньше сделать. А позже… Вот ты спрашивал, каким образом мы изымаем из американской экономики по паре миллиардов в год, а сами американцы этого как будто и не замечают? Так вот, они все прекрасно замечают, просто не вмешиваются.
— Почему?
— А потому что для американских воротил главным является то, что вывоз товаров — заметь, именно товаров, а не денег — позволяет держать производство на плаву. По сути дела мы им резко расширили рынок — но когда нам просто будет не нужно столько нового оборудования, это рынок для них закроется. Правда, это только мы пока знаем… так вот: если мы снизим свои закупки хотя бы на полмиллиарда в год, рынок уже посыплется. Смотри сам: коэффициент мультипликации во внутреннем обороте около четырех, то есть доллар, полученный от "внешней торговли" с нами оборачивается в стране четыре раза. При общем годовом обороте всей их экономики в пятьдесят миллиардов это будет уже четыре процента — и четыре процента продукции станет ненужной. Это — опять-таки с учетом мультипликации — два миллиона ненужных рабочих, или пять с лишним миллионов потерянных потребителей. В результате продукция, которую они не смогут купить, тоже станет ненужной — и в стране начнется дикий кризис. Так что мы просто вынуждены закупать больше, чем сами можем переварить только для того, чтобы удержать на плаву нужные нам — пока нужные — производства.
— А потом они что, ненужными окажутся?
— Потом мы сами будем делать то, что нам нужно. Это будет значительно дешевле — причем настолько дешевле, что США со своими зарплатами рабочих конкуренцию нам составить уже не смогут. Но чтобы мы через пять лет сами смогли делать все нужное, сейчас придется закупать в том числе и не прямо сейчас нужное, закупать минимум на два с половиной миллиарда в год — и, как видишь, мы по сути вынуждены закупить оборудование на страну с населением за двадцать миллионов. А когда все закупки закончим — кризис у них и начнется, причем сразу, ведь промышленность рухнет моментально уже на десять процентов минимум.
— Не совсем понял ход твоих мудрых мыслей.
— Ну мы же перестанем покупать оборудование — заводы будут закрываться, рабочие выкидываться на улицу… в магазинах сетей число покупателей упадет, произойдет затоваривание. Поставщики, у которых товары будут гнить на складах, тоже разорятся — и правительство, чтобы выкарабкаться из той ямы, в которую попадет страна, будет просто обязана организовать какую-нибудь войну. А так как из прошлой войны самой платежеспособной выбралась Германия, янки постараются организовать войну именно с Германией.
— То есть начнется война США и Германии? Ты, часом, не перегрелся на солнышке?
— Не перегрелся. Не США с Германией, а Германия с кем-то еще. Сейчас янки уже почти дожевали остатки Франции, изрядно пообкусали Британию — и, чтобы уже их собственность тевтоны не попортили, направят Германию в противоположную сторону. Угадай в какую?
— Россия и так уже практически колония…
— Да, но с пятимиллионной армией и с опытом войны с германцем. Бойня будет знатной, Россию хотя и сомнут, но и германские потери будут очень значительными. И тогда уже янки начнут прибирать к рукам немецкую промышленность.
— Есть способ этого как-то избежать?
— Единственный: обрушить американскую экономику так, чтобы им долго не до войн было вообще. Собственно, все эти планы — он кивнул на папки с бумагами, лежащие на столе — как раз и составлены с учетом данного тезиса. Через три-четыре года мы просто прекратим любые закупки оборудования в США, причем сразу — ну а если Павел Борисович к тому времени аккуратно продаст все сетевые магазины и Мария Иннокентьевна поможет деньги потихоньку из США вывезти…
— Сколько?
— В сумме миллиардов на семь-семь с половиной. По прикидкам, доллар обрушится минимум вдвое, и янки лет на десять выпадут из числа активных игроков. Хуже то, что Германия на этом фоне довольно сильно поднимется… но правительство большевиков к этому времени полностью обанкротится и можно будет воспользоваться предложениями маньчжурцев насчет возвращения в Россию. Как один из вариантов, — быстро добавил он, видя, что я дернулся при последнем фразе — но смотреть, безусловно, придется по реальным обстоятельствам.
— Понял, еду в Штаты присматривать покупателей сетям. Ты кого-нибудь привез, чтобы на месте управлять тутошним индустриальным строительством?
— Полторы сотни специалистов. Так что можешь ехать. Только дела им передай, введи в курс дел…
Легко сказать "передай" и "введи". Прибывшие-то специалисты вообще-то были "не по этому делу": их Слава подбирал и готовил на роли руководителей предприятий, которые пока лишь только создавались, и они опыта решения "демографических" задач не имели. Это я — да и то по дурости — раньше сначала жилье рабочим строил, а потом уже заводы… Так что освободиться удалось лишь летом двадцатого года: пришлось каждому из прибывших "нарезать" дополнительных задач, никакими Славиными планами не предусмотренными: кое-что я не забыл еще из моей "оригинальной" истории…
Вернувшись в Южную Америку, я сначала заехал к Березину — и слегка "скорректировал" и его планы. Ну а потом — отправился домой, в Сьюдад Электрико, предаваться безделью. Снова читал книжки, вел разнообразные подсчеты… Придумывал новые планы и даже периодически давал "ценные указания" по производству чего-нибудь. Но все равно это был практически отдых — и отдыхать у меня получилось чуть меньше года. А затем наступило лето двадцать первого…
Как бы большевики не ненавидели меня, все равно пришлось им просить о помощи. Правда лично меня попросил Красин, а Ленин со товарищи с протянутой рукой устремились в Европы и в США. Голод наступил, страшный — и даже я не предполагал, что все так плохо и безнадежно окажется. В отличие от голода, скажем, двенадцатого года засуха поразила не Поволжье и Южный Урал, но и Новороссию целиком, и даже Западную Сибирь. А из Восточной Сибири слишком много народу перебежало в Маньчжурию и там тоже закрома не ломились.
Поначалу у меня сложилось впечатление, что советским правителям глубоко безразлично, то там с народом будет. Ильич попросту предложил из "районов, в которых ожидается засуха, призвать миллион человек в армию и отправить их в лагеря на Украине" — типа, там на подножном корму протянут. Однако вскоре даже они прочувствовали, что дело пахнет керосином. На своей шкуре прочувствовали: на каком-то митинге простые рабочие, выслушав разглагольствования Янкеля Свердлова о грядущей победе коммунизма, попросту забили его до смерти. А территориальная милиция и даже воинские части отказались это дело хотя бы расследовать, а не то что рабочих наказывать…
Так что большевики побежали просить "злейших идеологических врагов" о помощи — и кое-кто сжалился над убогими. В Европе полярник Нансен организовал сбор пожертвований голодающим, из США кое-какая помощь пошла по линии Американской Администрации помощи. Правда последняя больше организовывала передачу посылок от родственников, и большую часть этой помощи организовывала еврейская организация "Джойнт" — помогавшая, естественно, лишь соплеменникам. Но через эту Администрацию удавалось и правительству зерно закупать…
Искать дополнительных "благотворителей" в Европе Ленин поручил Красину — ну а тот уже мне и отписал. Так что, несмотря на стенания "детей" и Васьки, я отправился в Лондон — ну не в Москву же мне ехать? Машка все же хотела меня дома оставить и самостоятельно с Красиным обо всем договариваться, но "спасли" ее дети — ее собственные, за которыми все же нужно было присматривать.
С Леонидом Борисовичем разговор получился… неожиданным. Странным, смешным — и печальным.
— Рад снова вас видеть, Леонид Борисович. И, чтобы не вынуждать вас о чем-то просить, сразу предлагаю безвозмездную поставку продуктов питания в значительных количествах. Думаю, тысяч по десять-двенадцать ежесуточно…
— На десять тысяч рублей? Долларов, фунтов?
— Нет, по десять тысяч тонн. Знаю, это немного — но больше просто мне возить не на чем. Найдете пароходы — больше поставлю… хотя, откровенно говоря, найти их будет очень непросто. Насколько я выяснил, в Россию сейчас никто не поплывет, так что чем смогу. Хотя, если платить побольше…
— Вы же знаете, в нас практически нет денег.
— И куда же вы… куда же Ленин с Троцким их дели? Впрочем, сейчас это неважно, нужно людей спасать. Так вот, я буду доставлять в Новороссийск и Мурманск ежедневно десять-двенадцать тысяч тонн продуктов, но при одном условии… На самом деле условий будет три, но одно — важнейшее, и вы мне должны будете дать соответствующие гарантии.
— Оплатить поставки позже? Но чем? Вы же не хуже меня знаете, что денег у нас практически нет…
— Условие простое: все продукты нуждающимся будут доставляться под контролем специально назначенных людей. Никаких поставок "в закрома Родины", только прямая доставка голодающим. А вашей задачей будет дать мне письменные гарантии, за подписью Ленина, что никто не будет трогать моих людей и как-либо мешать им, и что никто не будет забирать доставленные продукты на какие-либо иные цели.
— Офицеров-эмигрантов нанимать собираетесь? Дворян бывших?
— Почему бывших? А… нет. В основном это будут монахи из монастырей Уругвая и Венесуэлы, православные монахи. И ещё я собираюсь русских попов к работе привлечь. Потому что им — верю, а большевикам — нет.
— Ясно… а какие еще условия?
— Еще… мелкие. В Петербург и Москву я ничего поставлять не буду. Так же в Киев и Одессу — раз Бунд эти города заселил, путь об них сам и заботится. Это — второе условие, ну а третье… третье простое, совсем простое. У многих голодающих есть родственники за границей, готовые их принять. Перевозку, понятно, эти родственники и оплатят — но путь правительство не чинит препятствий к выезду. Иначе они просто помрут, так что Россия особо-то и не потеряет ничего, а так — хоть шанс выжить у них появится.
— Я понял… вероятно, мне все же придется с этим самому ехать в Москву. Дела наши плохи, и ваша помощь будет на самом деле неоценима, так что чем скорее мы все решим, тем будет лучше для народа.
— Вот и отлично. А заодно передадите привет товарищу Джугашвили.
— Кому? — выражение лица у Красина как-то резко поменялось.
— Иосифу Виссарионовичу… вы же его знаете?
— Даже так… — каким-то севшим голосом не сразу ответил Леонид Борисович. — И когда? После того, как я вам гарантии принесу, или… или вы только за этим приехали, а о продуктах так, пошутить изволили?
— Что когда? Я же сказал: поставки начну сразу после того, как Ленин гарантии подпишет. Но, в принципе, могу и сразу начать, под ваше слово… что с вами?
— Да нет, ничего… все же неприятно узнавать, что жить осталось считанные дни. То есть вы меня… исполните после оформления гарантий? Ну, хоть напоследок стране послужу…
— Исполните? А… С чего вы взяли?
— Вы же сказали привет Джугашвили передать…
— И?
Красин помолчал, что-то обдумывая. Покачал головой, затем посмотрел на меня исподлобья:
— Вы что, на самом деле не знаете, что с ним случилось?
— Нет, конечно. Я, честно говоря, его давно уже пытался разыскать… слышал, что управленец он грамотный, сейчас хочу привлечь его к распределению продовольствия…
— А… ну да, понятно. Теперь понятно. Сам я Джугашвили не знал, но… В третьем году он решил бежать из ссылки, и я, точнее "сибирский экспресс" — организация, побеги организующая — все подготовила, даже ямщика наняла. Однако он почему-то ждать не стал, в Балаганск пешком пошел… замерз по дороге. Так что…
— Извините, Леонид Борисович, что напугал вас. Я не нарочно, просто не знал… Жаль. Много хорошего о нем слышал — но сейчас-то все одно ничего не сделать. Так что все же займемся продовольствием. Я даже могу предоставить вам свой "Дельфин", на нем до Петербурга за двое суток доберетесь — причем с комфортом. А из Москвы просто телеграфируйте, я сразу же корабли и отправлю.
Все же кое в чем Слава был прав: ленинское правительство, промотав все деньги, совершенно спокойно начало продавать все, что только можно было. По дешевке, лишь бы платили. Людей — так можно и людей продать: что же не продать-то, если платят? Тем более крестьяне лапотные, которые суть "мелкие собственники и враги пролетариата". Мне оставалось лишь удивляться, сколько в голодных деревнях оказалось крестьян с опытом работы на расточных станках или фрезерных автоматах…
Кирилл Константинович хотя и удивлялся, но подписывал все документы многочисленных "монахов", отправляющихся в Россию с благотворительной миссией. Не знаю, задумывался ли кто-нибудь в Москве, откуда в крошечном Уругвае взялось почти двадцать тысяч монахов — скорее всего нет. Если монах за послабление мелкое при оформлении документов спокойно отдает пару мешков муки — то и без специальных проверок видно: настоящий монах, православный! А если у него среди продуктов еще завалялась пара ящиков консервированных ананасов — то сразу ясно, что далекий зарубежный родственник легко прокормит полдеревни. Ну, или церковь поможет: официально продукты шли от митрополита Венесуэльского и Уругвайского.
Ну а я — так, просто мимо проходил. И иногда, проходя, заходил в торгпредство России в Лондоне: с Красиным было полезно просто поговорить. И сам он был человеком интересным, и знал много…
Благодаря ему я узнал некоторые подробности из жизни Ильича, раскрывшие мне глаза на многое ранее непонятное. Например, почему Ленин так "ненавидел буржуазию", причем исключительно русскую. В его-то представлении все буржуи русские — это дворяне, а вот сам Ильич таковым стать не сподобился. Когда помер его дед по матери, Мария Александровна оказывается прощение царю направила, с просьбой признать старших сыновей дворянами — "дабы фамилия не пресеклась". Но прошение это далеко не ушло и вернулось уже из уездного дворянского собрания. С краткой резолюцией: "Бастардам не положено". Причем это не ругательство было, а официальный статус Александра и Владимира: дети дворянки от простолюдина именно так и назывались — сословный статус оказывается такой был.
Вот Ильич всю жизнь и мучился, что "приличные люди" его вообще-то за человека не считают, а, дорвавшись до власти, решил им отомстить. Заодно он буржуев импортных прикармливал — чтобы хоть те его ровней считали. Правда, "те", похоже, его считали идиотом…
Сын американского аптекаря — и давнего приятеля Ильича — Хаммер (голодранец по американским меркам) получил от Ильича "подарков" на несколько миллионов долларов. Например, асбестовые рудники, на обустройство которых из казны Ильич выдал ловкому мошеннику двадцать миллионов рублей (не считая монополии на добычу этого асбеста). Еще продал всяких драгоценностей (включая царскую коллекцию яиц Фаберже) на шестьдесят тысяч долларов. Немного — но старший братец аптекаря продал их уже в США за пару миллионов. Ему же отдал в монопольное пользование и месторождения русского графита, после чего производство электромоторов в Европе удвоилось. А в России — на четверть вырос выпуск карандашей. Старался Ильич завоевать авторитет у буржуев, последнюю рубаху был готов снять и буржуям отдать. Не с себя рубаху, понятное дело, с мужика — а кормить этого мужика пусть чужие дяди будут если им так надо.
Продукты в Россию митрополит поставлял почти год — и за это время "к родственникам" выехало на кораблях около пяти миллионов крестьян. Проблемой было их до портов доставить — но когда властям было обещано оставить после завершения программы тысячу использующихся для этой цели автобусов, проблема отпала. А из портов… Березин, хоть и ругал меня, вероятно, последними словами, но за год собрал на стапелях Усть-Карони еще семьдесят "скотовозок", и еще шестьдесят спустил до весны двадцать второго года.
Еще чуть больше миллиона удалось перевезти по железной дороге — для чего Малинин, после смерти Алексеева ставший главой Маньчжурии, выделил сто паровозов и даже командировал своих железнодорожников для помощи в управлении перевозками по Транссибу.
В принципе товарищ Троцкий был готов "сотрудничество" и дальше продолжать, но до Кирилла Константиновича дошла информация о грандиозной афере большевиков: те, якобы "на борьбу с голодом", конфисковали — в том числе и в церквях — ценностей на два с лишним миллиарда рублей. А на закупку провианта потратили чуть больше двадцати миллионов. Питирим решил, что это переходит уже все границы — и через прессу объявил о прекращении благотворительности, а я заявление это перехватить не успел. Так что пришлось программу свертывать… впрочем, вроде летом двадцать второго года с продуктами в России получше стало.
А мне осталось лишь наблюдать, как большевики будут строить могучую державу… ведь у них же это один раз уже получилось? На такое дело каких-то двести семьдесят миллионов долларов не жалко — именно в такую сумму мне обошлась вся программа "помощи голодающим". Если, конечно, не считать вложений в заводы, дороги, поля и жилье для "спасенных" в той же Маньчжурии: миллион беженцев Хосе приютил "за свой счет", а полтораста тысяч новых уругвайцев действительно переселились с помощью тутошней родни. Все же под Машкиным крылом собралась действительно "интеллектуальная элита", и им было чем соплеменникам помочь.
А в Маньчжурии принять более пяти миллионов человек позволило то, что перед отъездом я распорядился, чтобы каждый директор нового завода выстроил вокруг своего городка землебитные "деревни" из расчета один "домик в деревне" на одного рабочего. Мол, будут потом дачные участки для рабочих… а как еще-то объяснить? Поскольку деньги на такое строительство заводам выделялись (хотя и небольшие, да домик тоже недорогой выходил), то большинство заводов задание большей частью выполнили — ну а когда поток голодающих пошел, то плохонькое, но жилье для них нашлось. Нашлось — но плохонькое, так что дополнительные рабочие руки чем занять тоже было.
Ну а Славе пришлось в очередной раз корректировать свои планы. И он, как я понял из его вопросов, очень не хотел через год-два снова заниматься тем же самым:
— Саш, я уже даже привык к тому, что ты вкладываешься в самые сомнительные проекты и извлекаешь из них огромные прибыли — всегда. Но как у тебя только мысль возникла потратить почти двести миллионов на жилье, в которое будет некого селить еще лет десять?
— Куда это некого селить? Я что-то не понял…
— Я про пять миллионов голодных иммигрантов в Маньчжурию: год назад не было ни малейших признаков подобного переселения, а ты буквально заставил наших специалистов потратить эти деньги на ненужные — тогда ненужные — дома, и только потом уже стало ясно, что без них мы бы не обошлись.
— Обошлись бы… просто переселенцы остались бы в России.
— И померли бы там с голоду, я уже сообразил. Меня твой ответ волнует лишь в том плане, чтобы лишний раз программу развития Маньчжурии не пересматривать. Сейчас нам придется потратить на новое строительство еще пару миллиардов, и я прикидываю: пора ли уже сети в Америке продавать или попробовать подоить их еще пару лет?
— Ну, я думаю, что вряд ли за пять лет больше миллиона еще приедут. В основном разве что кто к родне переберется. Засухи, если ты еще статистику не забыл, в России раз в десять лет случаются. Так что можешь по этому поводу больше не волноваться.
— Хорошо, не буду…
— А если не будешь, то когда сети продавать нужно?
— Пока еще время есть, но нужно сделать так чтобы подать их можно было бы в любой момент с лета двадцать четвертого.
— То есть через полтора года?
— Оптимально — через два с половиной, но это уж зависит от конкретной ситуации. И от того, что можно за это будет получить…
Конкретные обстоятельства за два года менялись кардинальным образом раз пять, поэтому первая сеть — "Серебряная Звезда" — ушла в чужие руки уже летом двадцать третьего года. Просто мировые цены на медь упали, а прибыли "Сильвер Стара" немного подросли — и Пол Бариссон умудрился "поменять" почти три тысячи магазинов самой большой продуктовой сети на пять (всего пять) рудников. Медных как раз, в Чили. на которых пока добывалось примерно девяносто процентов чилийской меди… И в "довесок" к меди взял и оловянные рудники Потоси в Боливии. Ирония судьбы — мне достались как раз те рудники, которые в свое время хапнул Генри Роджерс, задавив тем самым всех конкурентов на рынке меди в США. Да, хватку Адской Гончей нынешние медепромышленники явно потеряли…
По сугубо юридическим причинам мне пришлось в связи с этими сделками два месяца провести в США — и именно в это время страна довольно торжественно праздновало "рождение стомиллионного соотечественника". Парадов, конечно, не устраивали, но не заметить газетных публикаций по этому поводу было трудно. Я и заметил, а заодно вспомнил, что "в прошлый раз" стомиллионный янки появился весной четырнадцатого года. Похоже, Венесуэла сильно перетянула одеяло эмиграции в свою сторону, миллионов семь отъела.
Причем и "качественный" состав иммигрантов получился иным: обеспечив торговлей консервами подушный доход заметно превышающий таковой в США, Гомес привлекал европейских эмигрантов с неплохим образованием. Исключая — в силу "испанского менталитета" — евреев: эти в страну вообще не допускались. Так что ничего удивительного в том, что у Хуана в стране действовало уже девять университетов, лично я не видел. Как и в том, что в стране действовали и три компании пассажирских авиаперевозок — причем использующий "отечественные" самолеты.
А в сентябре двадцать третьего года де Фонтене был уволен: для правительства были закуплены британские лимузины и механик, умеющий ремонтировать десятилетние "Чайки", стал больше не нужен. И последнем перед выездом из России сообщении он передал, что Ульянов продал Хуго Юнкерсу Самарский авиазавод: большевики выяснили, что на нем просто некому работать.