Звезда пленительнаго

Глава 10

Когда мастерская по ремонту судовых котлов в Варне, на которой начинал свою трудовую биографию инженер Теохаров, из-за кризиса закрылась, Методий — безуспешно попытавшись найти хоть какую-нибудь работу на родине — собрался эмигрировать. Не навсегда, а только чтобы пережить тяжелые времена. Вариантов, с помощью приятелей, удалось найти сразу два: в Линце помощником мастера цеха и в железнодорожной мастерской в Орлеане. Правда и там, и там оклады были совсем не инженерными, но на жизнь — если жить достаточно скромно — должно было хватить. Выбора-то особо не было, Злата носила под сердцем первенца — так что единственное, что держало семью Теохаровых в Софии (куда они переехали в дом к тестю), было отсутствие письменного подтверждения о приеме на должность.

Однако вместо письма из Франции или Австрии в дом пришло письмо вовсе из России. Очень странное — в нем какой-то промышленник предлагал весьма еще молодому инженеру должность главного инженера какого-то только что выстроенного завода, а предлагаемый оклад жалования мог бы навести на мысль об описке — не будь сумма написана еще и прописью. К письму было еще и приложение: оплаченный билет в русский город Царицын (и обратно) — промышленник прямо предлагал в своем письме ему не особо верить на слово, а приехать и все увидеть своими глазами…

Методий увидел — и теперь вот уже почти два года он занимался выпуском очень хитрых машин. Завод, правда, был не очень большой — но достаточный для того, чтобы свое прежнее место работы он стал называть именно "мастерской" — несмотря на скорее всего все еще висящую над воротами табличку с надписью "Ремонтен Завод". И Мефодий — так его теперь звали "на русский манер" — счел бы свой завод уже большим, если бы у господина Волкова он не повидал то, что последний называл именно "большим заводом".

Но Мефодия малость завода не расстраивала: как тут говорят, мал золотник да дорог. Выпускаемые машины почти все отправлялись в далекую Америку, и — это инженер Теохаров знал точно — во всей Америке никто не смог построить что-то подобное. А это наполняло инженера гордостью, поскольку машину он сам и сконструировал. Ну, почти сам, господин Волков довольно подробно рассказал, как ее конструировать… но Мефодий твердо знал: от общего описания до "живой" машины путь весьма долог и сложен, и этот путь он прошел сам.

Целиком — с первых набросков на бумаге и до придумывания приспособлений для изготовления разных деталей. Ну а то, что наладила горничная господина Волкова, можно было и иначе сделать. Чуть дороже возможно, но это Мефодий сделать сумел бы. Впрочем, все это было уже неважно: завод работал и каждый божий день строил по пять машин, а иногда — правда, пока еще не часто — получалось построить даже шесть. И сейчас, когда он послал господину Волкову письмо с предложением заказать еще один станок, с помощью которого можно будет увеличить производство до семи машин в день, он чувствовал себя творцом.

Правда, ответное письмо было более чем кратким: "Очень вовремя, господин Теохаров, я вас жду завтра в конторе в час пополудни", но вне всяких сомнений доказывало, что господин Волков мастерство инженера Теохарова оценил высоко. Только вот насколько высоко, Мефодий, отправляясь из Саратова в Царицын, и предположить не мог…

"Мустанги" в Америке очень успешно пошли по три тысячи долларов — из которых две были чистой прибылью. У меня была идея сначала объявить цену "неподъемную", а затем объявить "распродажу" — но не получилось: народ на новые машины и по трояку в очередь выстроился. Вот только в штуках их уходило всего по паре тысяч в месяц — тоже прилично, но хотелось, конечно, большего. А большего не выходило — и все по той простой причине, что больше выпускать их не получалось. Лихачев и так делал все, что мог — как и Степан Андреевич на моторном заводе в Ярославле — но оба они прыгнуть выше головы были не в состоянии.

Завод в Царицыне по-прежнему выдавал на-гора "Муравьев" и "Осликов" — но и тут роста выпуска пока не случилось: некому было выпускать больше. Народу, конечно, на заводе прибавилось — но прибавилось и работы: кроме всего вышеперечисленного завод делал во все возрастающих количествах "ГАЗ-69".

Не "Чайки" — их выпуск тоже сильно отставал от спроса, но удовлетворять этот растущий спрос не было никакой возможности. Потому что весь рост производства сосредоточился на простых "козликах", без "кожаного салона", без полированной панели приборов — простых армейских машинах, зато с "настоящими" моторами. Ведь именно их мне не хватало больше всего — ну не на руках же таскать пушки? Но несмотря на втрое более легкий мотор получился "козлик" у меня гораздо тяжелее "Чайки" — потому что кузов для него делался из пятимиллиметровой никелевой броневой стали, выдерживающей выстрел из винтовки в упор.

Эти машинки (вместе с "прицепами") поехали на Дальний Восток мелкими партиями ещё с прошлой осени, а в марте тысяча девятьсот третьего — как только в Ростове прошел ледоход — и поплыли, причем партиями более крупными. Для хранения этого богатства в Дальнем были выкуплены несколько участков, на которых согласившийся, наконец, с моим предложением Семенов поставил многочисленные (землебитные, на скорую руку выстроенные) "артиллерийские парки". Мои личные — ну не запрещает русский закон пушки в личной собственности иметь! И Алексеев не возражал: все же я его довольно неплохо понимал в "прошлом прошлом", и письмо, которое Юрьев вручил Евгению Ивановичу, последнего полностью успокоило.

А вот новенькие семидюймовые пушки (которые и были сделаны на новых чаевских "монструозных" станках Рейнсдорф умудрился продать Армии (причем — конкретно Алексееву в Порт-Артур). Он придумал, как в литой ствол запихивать сварной (!) лейнер, причем запихивать его через казенник, и пушка получилась дешевая — по семьдесят пять тысяч за штуку (то есть немногим дороже стоимости металла). А лейнер стоил вообще тысячу — и хотя его хватало от силы выстрелов на двадцать, его прямо в бою можно было заменить за пятнадцать минут. Владимир Андреевич даже успел продемонстрировать пушку Артуправлению и заручиться их поддержкой. Ну а Евгений Иванович Алексеев, которому на оборону не хватало ни денег, ни собственно артиллерии, две дюжины таких пушек и заказал… правда в кредит. Надеялся вскоре расплатиться: все же денег он пока получил треть из "выделенных" царем и все еще ждал, что и остальные денежки поступят…

Я-то знал, что Витте эти деньги давно украл — но армии пушки можно и подарить. Не разорюсь: когда Россия победит японцев, денежки вернутся ко мне сторицей.

Ну и главным даром от меня русской армии в Квантунской области стали две "стандартных" электростанции по шестьсот пятьдесят киловатт и две башни с прожекторами — такие же, какие стоят на стадионах постсоветской России. Башни были стальные, разборные, а прожектора — с дуговыми лампами по три киловатта. И сорок прожекторов, стоящих на башне где-нибудь на Тигрином полуострове, вполне прилично освещали ночью море чуть ли не до самого горизонта: с "фонариком" в сто двадцать киловатт можно было ночью за километр книжку читать — причем спрятавшись под одеялом. А заодно на Машкином стеклозаводе освоили выпуск боросиликатного стекла, из которого были изготовлены охлаждаемые водой линзы прожекторов.

Последним же "подарком" — в тысяча девятьсот третьем году последним — стали две "бронелетучки". У янки были закуплены шесть трехосных вагонных тележек (они такие использовали на металлургических заводах на ковшах для перевозки расплавленного чугуна), и на них были собраны — из полудюймовой (и опять американской) брони в три слоя двадцатиметровой длины корпуса с тремя "ступеньками", спереди и сзади. А на каждой ступеньке были поставлены вращающиеся башни — с теми же двухсполовинойдюймовыми пушками. В движения эти "летучки" приводились парой "ярославских" дизелей и вид у них получился "очень грозный".

Поначалу экипажи были моими, но Алексеев — по моей просьбе — составил уже армейские, из моряков, и была надежда, что к зиме своих людей у меня получится вернуть к мирной работе. Например, занять их на строительстве десантных корабликов…

Мне от всей этой войны был нужен только один "приз" — Итуруп. Точнее, не весь Итуруп, а тот маленький кусочек острова, на котором водится рений. Двадцать тонн рения любую войну окупят — и поэтому Ярвинен с Дальбергом во Владивостоке на новом судостроительном начали массово строить траулеры — хорошие, настоящие траулеры, чтобы рыбу ловить. Правда, на них предусматривалась установка (при необходимости) "автоматической пушки Дальберга", но, надеюсь, все же рыбой они будут большую часть времени заниматься. Чего там японцев-то на Курилах — полторы тысячи? А кроме Курил мне ничего от японцев не требуется — просто чтобы эти Курилы забрать, Россия будет обязана победить.

И победит — к чему я усиленно готовился.

Осенью тысяча девятьсот третьего в Царицын наконец приехали два "деда": Курапов и Женжурист. Николай Ильич с большим интересом ознакомился с моими волжскими причалами — после чего честно сказал, что "для моря такие сооружения непригодны в принципе" — и занялся составлением своих предложений по данному вопросу, хотя сама идея бетонных дебаркадеров ему в целом понравилась. А Николай Петрович вновь приступил к планированию строительства Волго-Донского канала — и, к моему удивлению, проект этот принципиально отличался от прошлого. Точнее, рассмотрев "мои" предложения по проекту, Женжурист их раскритиковал и объяснил (причем весьма аргументировано), почему "так делать нельзя":

— Ну вы сами смотрите, молодой человек, пусть вот этот шлюз суда вниз пропускает. Что при этом происходит?

— Вода выливается из шлюза и все суда в нем опускаются на уровень нижнего бьефа. И больше ничего…

— И вы себя называете инженером? Ведь вода не просто в реку спускается, а в нижний канал. Который этого шлюза втрое всего длиннее и вдвое шире. То есть внизу уровень воды поднимется на полтора аршина и если в это же время следующий шлюз пропускает суда вверх, и у него ворота уже открыты, то там суда просто кинет обратно в шлюз… даже и без судов — волна просто выбьет нижние ворота.

— Значит мы не будем открывать ворота на нижнем шлюзе в это время…

— И вот на этом участке в день будут пропускаться суда шесть раз — а можно пускать до тридцати раз! Надо делать вовсе не так, смотрите, я покажу…

Ну, допустим, в день и восемь караванов мы пропускали… однако полезно специалисту взглянуть на собственный проект непредвзято. Вот только как это осуществить без дьявольской установки Федорова?

Весной пришлось близко познакомиться и с железнодорожниками: на Дальний Восток ежесуточно ходили всего три поезда (один пассажирский и два товарных), поэтому я был просто вынужден стать "лучшим другом" всего руководства дороги — иначе ни за что не удалось бы к каждому поезду цеплять по четыре исключительно "моих" вагона. Один вагон товарный, с пушками — их в разобранном виде в вагон влезало целых двадцать штук (еще и место оставалось для снарядов). Второй — тоже товарный, с различным оборудованием для строящихся там заводов. И два — пассажирских, в которых перемещались всякие артиллеристы, судостроители, крестьяне и рыбаки с рабочими. Небыстро перемещались: товарный поезд шел до Дальнего вообще целый месяц, но хоть как-то полсотни специалистов ежедневно до цели добирались. Жалко только, что к такому специалисту "довеском" шли еще двое: в основном народ оказывался семейным…

Однако пушки — это не главное, они отправлялись одним вагоном в сутки. Главное — это все же оборудование. Дальний Восток — это же просто кладезь всякого полезного, в том числе и для грядущих большевиков: рыба для поесть, уголь для отопиться. Железо, вольфрам… вообще вся таблица моего знакомого Дмитрия Ивановича — и хорошо бы, чтобы богатство это было подготовлено для обеспечения народного счастья. Но у большей часть этого грядущего богатства был один недостаток: далековато все оно лежало. Ну, кроме разве что рыбы…

Генрих Осипович Графтио моим предложением был более чем удивлен. Впрочем, я и сам бы удивился такому предложения, но, в размышлениях о том, чего бы еще полезного большевикам "в наследство" оставить, вспомнил еще про одну "мелочь", которой собирался заняться уже пару раз, да все недосуг было:

— Вы всерьез предлагаете мне заняться строительством этих станций?

— Я понимаю, после постройки мощнейшей гидростанции на семьсот киловатт станция на двести выглядит уже несолидно…

— Нет, не в этом дело… я просто понять не могу, зачем, собственно…

— Собственно выработка электричества тут будет небольшим, но полезным бонусом… как это по-русски?.. подарком. Поначалу — просто приятной мелочью: первая электростанция даст достаточно энергии для, скажем, небольшой фабрики.

— Небольшой?

— Да, небольшой: двести киловатт на большую мне не хватит. Следующая станция, вот тут, у Епифани, даст уже киловатт триста — и можно будет весь город осветить. А станция у Муравлянки даст еще столько же — и в Епифани можно уже подумать о постройке приличной фабрики. А если учесть еще и станцию у Монастырщино, то получится уже больше мегаватта электричества — но для меня важнее будет то, что Дон на этих сорока верстах будет глубиной в два метра и по нему можно будет пускать небольшие суда.

— По реке шириной в пять саженей?

— Десять. До десяти саженей можно русло и расширить — но даже если и пять, то не страшно: для этого у меня будут специальные суда делаться. Вот смотрите: баржа двенадцать метров длиной, три шириной, осадка — метр. Одна такая лоханка заменит четыре вагона. Именно поэтому плотины все должны быть с шлюзами. Небольшими, но чтобы барж таких влезало по четыре штуки.

— И зачем…

— До Калача Дон падает на шестьдесят метров. Тридцать станций, от двухсот киловатт до четырех мегаватт. С притоками — сорок две станции, семьдесят пять мегаватт электричества, хотя и не все время, в основном лишь летом. И за это любое судно сможет проплыть от Ростова до Воронежа, почти любое — до Ельца, довольно много — и до Лебедяни.

— У вас большие планы…

— Нормальные планы, но чтобы их осуществить, нужно сначала научиться делать такие низконапорные станции. И выяснить, что из этого вообще может получиться — поэтому предлагается поставить пока пять станций, от Люторичей до Монастырщино. В следующем году надеюсь увидеть все пять работающими…

Да, подготовить будущим большевикам приличную экономическую базу — дело непростое и долгое, все же очень многого им не хватало. Энергетика, еда, топливо, транспорт — это все понятно — но досталась им еще одна проблема: неподъемные долги иностранцам. А долги эти, если я правильно помнил, остались главным образом от войн — и именно японская война дала "старт" резкому нарастанию внешних заимствований. В принципе, была возможность долгов избежать, для этого нужно в первую очередь войну с японцами закончить быстро и дешево… не очень дешево получится конечно, но уж родному-то государству можно и кредит предоставить.

Солдатикам-то на войне что нужно? Одеться, обуться, поесть опять же. Ну и еще немножко пострелять чтобы было чем. И — из чего. С последним проблем не будет, только пушек Алексееву было переправлено почти две с половиной тысячи. Поначалу этот "вынужденно сухопутный" адмирал к довольно странному "домашнему арсеналу" сугубо гражданского лица относился весьма настороженно, но после того, как Юрьев настоял на подготовке артрасчетов для каждой роты Порт-Артурского гарнизона (причем Армия должна было лишь кормить солдатиков), затеей и он проникся. В самом деле: платить за пушки не требуется (пока не требуется), в случае чего против японцев будет готова весьма мощная — хотя и "неуставная" — дополнительная сила…

Поэтому и к поставке в Порт-Артур новых карабинов он отнесся резко положительно — хотя карабины были "еще более" неуставными. Вот только они были уже двенадцатизарядными, и патронов к ним было просто завались. Точнее, скоро будет…

С прошлого раза я очень хорошо запомнил "основную проблему" самозарядных винтовок под "норвежский маузер": для них требовались исключительно "ослабленные" патроны с двухграммовой навеской пороха. То есть в гильзу пороха пихали только на половину объема, и по мне это было лишь бездарной тратой ценной латуни. Поэтому — и, конечно же, вспомнив про "командирский патрон с промежуточной башенкой" — я, а точнее, мои инженеры, занятые разработкой оружия, такой патрон и сделали. Все же наверное "не совсем промежуточный": с гильзой в сорок миллиметров (как раз между двадцатью пятью пистолетными миллиметрами и пятьюдесятью пятью винтовочными). С безрантовой гильзой, а пуля была просто от того же "норвежского маузера" шесть с половиной миллиметров. Евгений Иванович Чаев сделал под выпуск такого патрона роторно-конвейерный станок, который делал по сто тысяч патронов в сутки, и первый такой "патронный автомат" заработал во Владивостоке. А второй уже монтировался в Дальнем — и мне пришлось туда съездить лично, чтобы с Алексеевым отдельно договориться об охране строящегося завода. Заодно и прочие дела поделал…

Сам же карабин (не автоматический совсем) делался в Царицыне, в отдельном цехе артиллерийского завода Рейнсдорфа и был прост как грабли. Правда, для достижения такой "простоты" Чаевским инженерам-станкостроителям пришлось изрядно поднапрячь извилины, но машинка получилась очень дешевой и технологичной: единственной фрезерованной деталью был запирающий замок затвора, а собиралось ружье с помощью сварки. И сорок работников цеха легко делали по сотне карабинов в день…

"Кредитовать" армию мне было на что: химики сумели изобрести относительно безвредные пищевые красители трех основных цветов, и в далекой Заокеании в моих (и Альтемуса) развлекательных парках появились экзотические напитки. Понятно, что в Изумрудном городе газировку подавали ярко-зеленую, но ведь там были еще и всякие мигуны с жевунами, Виллина и Стелла — так что в "стандартный набор" входили и газировки голубая, фиолетовая, желтая, розовая и ярко-оранжевая (для "Подземной страны"). Всего по десять центов за бутылку — но редкий посетитель центров развлечений покидал их, не купив все шесть. Центров — потому что их стало уже три: кроме филадельфийского еще один "Изумрудный город" был выстроен в Лос-Анжелесе, а в Новом Орлеане заработал парк под названием "Пираты Карибского моря" — хотя и там было отведено место для приключений Элли и Тотошки.

Однако главным источником американских денежек стала "сеть быстрого питания" — причем удалось запатентовать не только гамбургер, но и саму идею подобного "ресторана". А мысль о том, что можно быстро, вкусно и очень дешево пообедать, американским горожанам пришлась весьма по душе. В Филадельфии было открыто штук десять забегаловок, столько же в Питтсбурге и Денвере, штук по пять — в Лос Анжелесе и Сан-Франциско… Но городов в Америке очень много — и пришлось "придумать" франчайзинг.

На самом деле таких "сетей быстрого питания" было создано сразу три. В забегаловках "Виллина" можно было купить пончик за два цента и большой стакан желтой газировки за три — из сатуратора. В "ресторанах" под названием "Урфин" (который "питался со своего огорода") за семь центов продавался здоровенный сэндвич с котлетой и кучей зелени по выбору и зеленая газировка тоже по три цента. Ну а в сети "Пиратское логово" (Pirate Ugly) покупатель мог за пятачок ухватить гамбургер. А еще во всех трех подавалась кружка кофе с молоком за два цента, стакан чая за цент, молочный коктейль за три цента. И везде подавали горсть жареной картофельной соломки "френч фрайз", жареную панированную сосиску — за деньги и вдоволь кетчупа и горчицы бесплатно. Все просто…

Вот только чтобы такой "ресторан" заработал, нужна была или пончиковая машина, или хлебопечка для булок. Большая фритюрница, прочая довольно специализированная утварь. Ну и миксеры с сатураторами — и все это делалось на новеньком заводе в Камышине. А в Саратове выпускались холодильники — продукты должны быть свежими и народ должен быть в этом убежден. Ну а чтобы все это работало в любом захолустье пришлось делать и электрические станции мощностью аж в два киловатта, для чего на моторном производстве пришлось изготавливать керосиновые моторы внутреннего сгорания. Комплект оборудования для одного такого ресторанчика обходился мне почти в пятьсот рублей (а страховался в Америке на тысячу долларов), но любой (почти любой) американец имел возможность (при наличии двухсот пятидесяти долларов на залог и помещения под забегаловку) получить все оборудование в долгосрочную аренду — платя при этом от пяти долларов в сутки, в зависимости от типа и размера заведения. Ну и получая (за отдельные деньги) баллоны с углекислым газом и сиропы для газировки…

Договор франчайзинга включал кучу прочих пунктов, в том числе и по качеству продуктов, и по ассортименту, и по запрету использования "несертифицированных поставщиков" — но очевидная рентабельность подобных ресторанчиков привела к тому, что к концу тысяча девятьсот третьего года в США число их стало подбираться к двум сотням, а очередь их желающих приобщиться к бизнесу превысила уже пять сотен человек. Пока война не началась, выручка шла на увеличение мощности Камышинского и Саратовского заводов…

Для меня особенно был важен саратовский завод, на котором производились холодильники с оригинальным названием "Саратов". Абсорбционные, понятно, на аммиаке. Мефодий Теохаров снова занялся "любимой работой", и занялся ей очень неплохо — по крайней мере на "франчайзи" холодильников вполне хватало. Мне — хватало, а Мефодию, похоже, не очень, и он прислал письмо с предложением купить какой-то станок, чтобы увеличить выпуск холодильников аж на четверть.

То есть вместо пяти холодильников в день выпускать целых семь. Тоже неплохо, тем более и станок он просил всего-то тысячи за четыре, но у меня появилось острое желание выпускать (и продавать) их уже не по семь, а по сотне-другой в день, а для этого требовалось их сначала произвести. Мефодий, после небольшого шока, вызванного планируемыми объемами выпуска, подготовил расчеты затрат на строительство по сути нового завода, и теперь они — вместе со многими другими такими же, постепенно переносились мною на новый "ватман", делая наглядной общую картину предстоящих расходов.

Углубившись в планы финансирования очередных требующих расширения или постройки заново заводов и фабрик, я лишь махнул входящему Станиславу Густавовичу рукой: "садись, мол". Струмилло-Петрашкевич плюхнулся в кресло, в очередной раз с шипением выдернул из-под себя подушку-пердушку и голосом, полной "вселенской скорби", произнес:

— Господи! Когда же ты вразумишь этого несчастного?

— Бога нет — не отрываясь от расчетов, заметил я, — и ты меня сам в этом каждый день убеждаешь.

— Да я тебе ни разу ничего такого и не говорил!

— Но ты же существуешь, а значит не существует бога — я, наконец, оторвался от бумажек. — Если бы бог был, то он удавил бы тебя в младенчестве. С чем пришел?

— В светлую душу каждый плюнуть норовит! А вообще-то я закончил расчет, который ты просил. Вот погляди — и он протянул мне толстую тетрадь.

— Это всё?

— Пока — всё. Но, думаю, более подробно считать и нуждочки нет. Потому что чтобы устроить то, что ты придумал, нужно немножко денег. Точнее, немножко больше, чем у тебя сейчас есть. На первые пять лет потребуется примерно пять миллиардов американских долларов, так что когда заработаешь — приходи, я займусь более точными расчетами.

— Тогда поставим вопрос иначе: а что можно сделать с теми средствами, что уже есть?

— Если бы ты не тратил миллионы на никому не нужные пушки и ружья, то…

— Нужные, эти затраты не считай.

— Хозяин — барин… хотя на барина как раз ты совсем не похож. Ты похож на идиота, вот что я тебе скажу. Вот смотри… ты сейчас на саратовский завод собираешься потратить ни много ни мало, как полтора миллиона рублей, так?

— Допустим…

— И после этого завод будет давать миллионов шесть прибыли в год. А если потратить эти же деньги на постройку нового автомобильного завода… ладно, три миллиона потратить, то автомобильный обеспечит уже за семьдесят пять миллионов в год.

— Сомневаюсь, к тому же…

— В чем ты сомневаешься? Действующий завод дает столько? Дает. Если выпуск удвоить, то прибыли возрастут?

— Нет.

— Почему? — Станислав всем своим видом изобразил крайнее изумление.

— Потому что "Мустанг" — это машина из дерьма и палок. И сколько она стоит на самом деле, ты прекрасно знаешь. А продавать ее столь прибыльно получается лишь потому, что пока — пока! — их на рынке не хватает. Но сколько именно не хватает? Запись на машину сейчас на три месяца вперед — значит, если на рынок выпустить еще шесть тысяч, то очереди на машины не будет. Один раз выпустить — и всё! Машина перестанет быть "труднодостижимой мечтой", и желающие ее купить предпочтут подождать, пока машина подешевеет. Понимая, что если машины стоят в магазинах мертвым грузом, то мы будем вынуждены эту цену снизить…

— А если на новом заводе выпускать "Чайки"?

— В Америке их продается всего по штуке в день. Можно снизить цену с шести с половиной тысяч до пяти с половиной, и продавать десять-двенадцать тысяч в год — но выгодно ли это? Сколько будет стоить новый завод по их выпуску? Я уже не говорю о прекращении продаж "Мустагнов".

— Я все равно не понимаю. Ты тратишь большие деньги… ладно деньги, ты тратишь свой талант на всякую ерунду вместо того, чтобы выделывать действительно нужные — и очень выгодные — вещи! А делаешь пердушки эти!

— Станислав, не горячись. Ты вот подумай: допустим, я поставлю на зарубежный рынок не "Чайки", а "ГАЗ-69". Их купят, по десять тысяч рублей купят, может быть тысяч тридцать за год. Но через год германцы, у которых промышленность в разы мощнее нашей, а инженеров в десятки раз больше, сделает такой же автомобиль — и больше у нас никто ничего покупать не будет.

— Ну почему?

— Потому что "ГАЗ" — это прежде всего военный автомобиль. И немцы предпочтут для своей армии делать свои автомобили. А если вдруг начнется война, то у них этих автомобилей будет куда как больше, чем у нас. И не только автомобилей — всего высокотехнологичного будет больше. То есть в случае войны русских будут убивать куда как более эффективно — поэтому до тех пор, пока наш, русский промышленный потенциал не сравнится с зарубежным, ничего более высокотехнологичного, чем пердушки, я им продавать не буду. Ничего, что способно сделать их армию сильнее — а пятипудовый холодильник их армию сильнее не сделает.

— Я понял… Пойду пересчитывать свой план.

Станислав был первым в списке на "амнистию", которую мне подписал Вячеслав Константинович. Вторым в нем был Лодыгин, но Александр Николаевич, хотя и пару раз приезжал в Россию, совсем сюда переселяться пока не собирался. Надеюсь, лишь пока — пока продукция его французского электролампового завода приносит прибыль. Но это, похоже, скоро закончится…

В воздухе аргона примерно один процент. А в том газе, который выходит из аммиачного реактора после дюжины прогонов — уже процентов двадцать. Проблема же с турбодетандером заключалась, как я понял, в том, что современные инженеры турбину неправильную использовали: они считали, что для газа и турбина газовая нужна, но оказалось, что лучше использовать турбины по примеру водяных. В прошлый раз на то, чтобы это понять, потребовалось несколько лет и счастливый случай — но теперь-то мне это было известно. Так что заполнять лампочки аргоном стало несложно. Правда пришлось в Воронеже выстроить рядом с металлургическим еще один завод, по производству газовых баллонов — но это недорого. А вот что обошлось дорого — так это устроить Машку учиться. Восемнадцать лет — пора уже. А куда деть три миллиона рублей — профессора Московского Технического училища пусть сами разбираются…