Золото Советского Союза: назад в 1975. Книга 2

Глава 7

После хлопотного дня мы надеялись на спокойный вечер в общаге. Нам ещё к семинару готовиться по Древней Греции. Ага, подготовились одни такие. Общага воняла дихлофосом. Это раз. Общага гудела. Это два. Возможно, второе исходило из первого. Надышались, бедолаги. Если уж тут к вечеру морилка так воняет, то что было чуть раньше? Рай токсикомана.

Мы тихо проскользнули наверх мимо завёрнутых в простыни студентов, а-ля древние греки. Греки явно отирались на входе не просто так. Зачем они это делали, проверять на себе не хотелось. Поэтому мы бегом поднялись к себе, и выдохнули только когда шумы остались где-то далеко внизу.

Я поставил вариться сгущёнку, после эклеров я вспомнил, как любил её в детстве с корочкой хлеба. Поскольку варёной мы не нашли, взяли обычной. Состав, прописанный на этикетке: сахар, молоко, — вызывал слюноотделение. Хрен такого в наши дни найдёшь. А если и найдёшь, ещё не факт, что внутри окажется честная сгуха, а не очередная несъедобная хрень. Сколько же мы её раньше варили? Часа два? Или три? Ладно, потерплю. Как раз перед сном и попьём чайку.

На ужин мы нажарили пельменей «Русских» из картонной красной коробки — быстро и вкусно. Даже то, что половина их слиплась, не испортило удовольствия. Мы их просто порезали кусками да так и приготовили.

Чёрт нас дёрнул вообще выползти из комнаты. Сидели бы тихо, может и пронесло бы. Но в кухне окно было открыто ещё до нас, и запахи уже не были такими ядрёными, а в комнате мы открыли только как пришли. Дышать там пока можно было с трудом. Вот мы и решили ужинать в кухне. Тишина, красота.

За нами пришли минут через двадцать. Как раз поспели пельмени, и мы даже надкусили их, чтобы убедиться, что пельмени не чета тем мясосодержащим изделиями группы Г из супермаркета. Когда раздались нестройные шаги, мы не заподозрили ничего криминального. Но когда в придачу к шагам раздались весёлые голоса, было поздно подозревать. Бежать тоже.

— Здесь кто-то есть. Пахнет едой, — нарисовался на пороге парень в простыне и со шваброй наперевес.

— Истину глаголишь ты, — воздев палец, ответил ему второй, тоже в странных одеяниях и вооружённый шваброй.

— Кто вы, отроки? Отчего не откликнулись на зов трубы?

— Что за зов, и почему мы должны на него откликаться? — поинтересовались мы.

— Малый Геродот, — выступил вперёд третий, лохматый парень в рваном свитере, с гусиным пером и свитком.

— Что за зверь? — вежливо поинтересовались мы, надеясь ускользнуть от игрищ молодёжи.

— Крамолу слышу я, — нахмурился гусепёрый. — Фамилии?

— Немирович и Данченко, — ляпнул Лёха, недовольный, что нас отвлекают от еды.

— Шутники? Это мы любим. В допросную их, на очную ставку.

— Подъём, — наставив на нас швабры, оживился «конвой».

Обречённо переглянувшись, мы встали. Отвертеться не удастся. Не драться же с ними. Может, чуть позже удастся сбежать.

— Dura lex, sed lex, — развёл руками парень со свитком.

— Ну зачем мы вам понадобились? — не оставляли мы попыток отговориться от сомнительных мероприятий.

— Есть сильное подозрение, дети мои, что вы первокурсники.

— Это преступление?

— А каждый первокурсник должен пройти посвящение, иначе он не может называть себя студентом-историком.

— Вы же, грешники, даже не знаете о существовании столь славной традиции нашего факультета.

— А может мы откупимся?

— Чем, чадо? Откуп господин Геродот берёт исключительно знаниями. Много ли знаний в ваших юных черепных коробках?

— Больше, чем кажется.

— Вот и проверим.

За разговором мы спустились на второй этаж и дошли до студкома. В отличие от пустующих верхних этажей, здесь кипела жизнь. Коридор был перегорожен баррикадой из нагромождения столов и стульев, стены украшали плакаты и транспаранты. На центральном была вкривь и вкось намалёвана коричневая надпись: «Геродот». Вокруг сновала молодёжь, хохотали, кого-то подначивали. Ближайший плакат оказался стенгазетой на всё ту же тему — каких-то исторических дат. Вокруг него непрерывно роились кучки студентов — красные, распаренные первокурсники методом тыка пытались угадать события и исторических деятелей. Старшаки глумились над ними и соревновались в остроумии.

Нас провели мимо всего веселья к секретарю студкома.

— Кого привели? — что-то лихорадочно дописывая, спросила высокая девушка, которую мы уже не раз встречали на просторах общаги.

Это она в компании парней покрепче проводила проверки и выявляла нарушителей. Девушку звали Оля, но никто иначе как Ольга Асатовна её не называл. Очень уж серьёзная. Лёха положил на неё глаз с первой встречи, но успеха не поимел. Крепись, друг, сейчас она тебе выпишет горькую пилюлю.

— Пара агнцев. Обнаружены на четвёртом этаже. Отбились от стада. Пытались мимикрировать под естественную среду обитания, но были уличены с поличным.

— Фамилии? — мельком взглянув на нас, ещё яростнее застрочила Ольга Асатовна.

— Так не говорят.

— Ясно. Комната?

— Неизвестно. Сидели в кухне.

— Сейчас. Зови Тоньку. Так на чём вы их уличили?

— Геродота не знают. Зов трубы игнорируют. Под чужими фамилиями скрываются.

— Какими?

— Немирович и Данченко.

— Шутники? Сейчас мы вам пошутим.

— Ольга Асатовна, звали? — явилась Тоня.

— Ваши? — махнула головой в нашу сторону строгая начальница.

— Ну да. Саша и Лёша.

— Вот и всё. Приговариваю вас к казни через отсечение головы. Проводите отроков на гильотину.

Конвой со швабрами наперевес придвинулся ближе.

— Ну слава богу, а я-то думал. Спасибо, Ольга Асатовна, — расшаркался я, помахивая воображаемой мушкетёрской шляпой. — Ведите нас, доблестные воины.

— Стоп! Правую руку давайте, оба.

— Это ещё зачем? Отсекать не дам, это у меня рабочая рука.

— Разговорчики! — прекратила намечающийся бунт Ольга и ловко шлёпнула нам на предплечья по маленькой печати.

— Жестокая. Ты разбила мне сердце, — торжественно сообщил я, и мы вышли.

Оленька Асатовна с усмешкой смотрела нам вслед. Э, не понял, казнью не отделаемся, что ли? С трудом протолкавшись через веселящихся студентов, мы очутились в мрачной комнате, где трое в разнокалиберных плащах возились вокруг несуразного сооружения с застрявшем в нём кочаном капусты. Наши сопровождающие присоединились к заплечных дел мастерам.

Мы осмотрелись. В комнатке невыносимо воняло дихлофосом. Раньше здесь, видимо, хранился всякий бутор, потому что сейчас он был распихан по углам. Свободный пятачок посередине был усеян ошмётками капусты и порубленными кочанами. У дверей неловко переминались трое девушек.

— На казнь кто крайний? — любезно спросил я у них.

— Наверное, мы, — хихикнули они в ответ.

— За вами будем. Хорошо нас запомните, а то вдруг кто без очереди захочет прорваться.

— Ну вы долго там? — не выдержал Лёха.

Главный палач в красном женском плаще с капюшоном беспомощно взглянул на наших конвоиров.

— Костян, гильотина сломалась. Что делать?

— Она у вас каждый год ломается. Обезьяны безрукие.

— Тогда уж питекантропы, — решил я вставить свои пять копеек. — Раз казнить нас не собираются, так может мы пойдём?

— Куда? Стоять! Идём на виселицу.

— У вас и виселица есть? Экие вы затейники! Дамы, не отставайте!

На виселицу была своя очередь.

— Куда прёте! — наехали на нас.

— Куда мы прём? — уточнил я у конвоя.

Костян замахнулся шваброй на соперничающую команду и чуть не потерял простынь.

— Подержи, — протянул он мне швабру и взялся заново заматывать свой "хитон".

— Помочь? — мило улыбнувшись, предложила девушка из нашей группы.

— Что тут? — спросил Лёшка.

— Не знаю. Мы пришли, уже очередь была.

— Разберёмся, — пообещал наш конвой и пропихнулся вперёд.

Я так и остался со шваброй в руках. Повышение, однако. В принципе, мы спокойно могли развернуться и уйти восвояси, но мне уже стало интересно, чем дело кончится. Казнят нас в конце концов или как? Оказалось, они там в виселицу с каждым осуждённым играли. Очередь возмутилась: доколе нам здесь торчать?

Вскоре объявили царскую милость: ответишь на вопрос правильно — будешь помилован, ответишь неправильно — отправишься на вечную каторгу. Мы с Лёхой ответили неправильно. Впрочем, правильные ответы были всего у двоих. Призом им стала ещё одна печать на предплечье. А нас… нас прогнали через полосу препятствий, которая почему-то называлась пашней. Сначала мы шли в полный рост, причём «ворота» были всё уже и уже. Потом они стали снижаться в высоту, так что сначала мы протискивались, потом наклоняли голову, сгибались в поясе, ползли на карачках и наконец по-пластунски. Нам-то, парням ничего, а на ползущих девчонок пялились все дружно — и палачи, и надзиратели, и осуждённые. Благо, юбчонки на них сплошь мини, а до повсеместной моды на штаны ещё лет пятнадцать минимум.

— Вон-вон, смотри, какая попка! — ткнул меня Лёха, отряхиваясь от крошек с пола.

— Да ну, ты туда посмотри.

Настенька с нашего этажа — девочка в теле, у неё не только филей, но и грудь ого-го! И сейчас эти волшебные прелести сексуально извивались, преодолевая самое низкое препятствие. За этим волнительным действом следили все, горячо переживая — пройдёт или нет?

— Что тут происходит? — громыхнуло вдруг с лестницы. Комендантша явилась.

Немая сцена.

— Алла Викторовна, Геродот же, — не растерялся парень в тоге, с лавровым венком на голове и привязанной вместо бороды мочалкой.

— Это Геродот? Что за непотребство вы тут устроили? — обвела она рукой оргию, на которую больше всего, если честно, было похоже наше пахотное поле.

Девчонки спешно начали вскакивать. Настеньке вызвались помочь аж трое парней. Багровея от гнева, она встала и гордо махнула длинной русой косой, чуть не сметя при этом помощников.

— Алла Викторовна. Не будьте так строги, ничего преступного не вижу. Ну что вы, в самом деле, свою молодость вспомните. Ребята, продолжайте, — вошёл следом плотный мужик в сером костюме.

— Я на историка не училась. У нас в институте народного хозяйства подобными глупостями не занимались, — потонули возражения Аллы Викторовны в приветствиях студентов.

— Здравствуйте, здрасьте, Константин Львович, — со всех сторон приветствовали декана историки.

— Олежа, я минут через пятнадцать выступлю, к этому времени сворачивайтесь, — обратился он к Геродоту с мочальной бородой.

— Хорошо, да. Так, граждане, отбывшие каторгу, вперёд — в лабиринт Минотавра.

В лабиринт нас запустили всех сразу. Каждый должен был просто пройти туда и вернуться обратно. Никаких препятствий, у каждого клубок тонкой бечёвки в руках и завязанные глаза. Что тут началось! Никогда бы не подумал, что люди такие беспомощные кретины, если лишить их зрения. Зрители, которые наблюдали наши метания и хитросплетения верёвок, ржали с подхрюкиванием. В первую же секунду забега столкнулись первые двое. А через пять секунд в верёвках запутались все, кроме крайних. Те шли по стеночке и старались держаться подальше от воплей из середины. Это я потом увидел, как оно выглядит, когда в лабиринт запустили следующую партию арестантов. А пока сам искал, в чьей верёвке запутался и где потерял свою путеводную нить, очень хотел материться, но вместо этого ржал со всеми, потому что не ржать было невозможно. В итоге задание не выполнил никто, потому что крайних мы коллективной кучей малой поймали в свои сети намеренно. Ибо нефиг. Потом нам звонко шлёпнули очередную печать, прямо на лоб, воспользовавшись беспомощным положением и разрешили снять повязки с глаз. Пока мы выпутывались, проржались ещё раз. И не смогли отказать себе в удовольствии понаблюдать за мучениями других. На этом нам предложили пойти почитать просветительские газеты и стенды вдоль по коридору, пока не объявят общий сбор для напутствия от декана.

— Как впечатления? — спросил я Лёху, с которым мы попали в разные партии.

— Да нормуль. Смех продлевает жизнь. Считай, ещё немного омолодились.

— Это точно. Да и коллектив скрепляет.

— Прошу тишины, — показалась наша Ольга Асатовна. — Напутствие от декана исторического факультета. Кто ещё не знает — знакомьтесь — Константин Львович Нестеров, профессор, доктор исторических наук.

— Спасибо, Оленька. Дорогие ребята, сегодня вы прошли множество испытаний на крепость духа, ловкость и смекалку. Отныне вы можете смело называть себя историками. Главное — не уронить это гордое звание и…

Ба-бах! — шандарахнуло где-то в отдалении.

— Что это? — удивлённо обернулся декан.

В ответ все немного испуганно пожимали плечами.

— Сгущёнка! — дружно схватились мы с Лёхой за головы и помчались наверх.

Вся толпа рванула за нами. Зрелище кухни, забрызганной коричневыми кляксами, было незабываемым. Стена, потолок и отлетевшая в противоположный угол крышка с кастрюли были изгвазданы сгущёнкой.

Меня подтолкнули в спину, призывая посторониться. Судя по непрошибаемому напору, за нами собрался весь факультет во главе с деканом.

— Мда. Всякое бывало, — покачал головой Константин Львович. — Но такого завершения Геродота ещё не случалось. Как ваши фамилии, молодые люди?

— Шведов, Корытный, — назвались мы, ещё не понимая, нам сразу бошки поотшибают или как.

— Знакомые фамилии, — пристально всмотрелся он в наши лица. — Ах да, взрыв. Чувствую, вы войдёте в анналы истории.