Глава 3

На следующий день после пар мы галопом помчались на рынок. Хорошо зная город, решили, что пешком получится быстрее. Если знать, где срезать дворами, так это минут двадцать всего. Правда, в одном месте на пути оказался непредвиденный забор, которого уже в дни нашей первой молодости здесь не стояло. Ну да забор и забор, перемахнули и всего делов. Ребята мы молодые, чего бы не сигать через заборы.

Но на той стороне оказался чей-то закрытый двор, а во дворе злая собака. Пришлось спешно сигать обратно.

— Безобразие, таблички нет, а собака есть, — в полёте посетовал Лёха.

— Напишем жалобу? — отряхиваясь, предложил я.

Ну вот, обходить придётся. Не упустить бы бабку Бобылиху. Мы пошли вдоль забора, гадая, далеко ли он тянется. А вдруг мы ещё чего-то не знали, и тут вообще нет выхода на улицу?

Ах, ты же сучья мать! Видимо, выход всё же был, потому что навстречу нам неслась злобная шавка, только что облаявшая нас по ту сторону забора. На её заливистый лай отозвались другие собачьи голоса. Их хозяйки радостно стягивались к нам, предвкушая знатную охоту. Кажется, мы забрались в чужой район, и сейчас нас будут пи… сожрут, в общем.

Пришлось нам в третий раз покорять забор, и на этот раз покрепче оседлать его, надеясь, что никакая псина не допрыгнет до наших ног и других полезных частей тела. Вот встряли!

— Ну нет, я точно накатаю жалобу на хозяев. Где это видано, чтобы прохожих в центре города на заборы загоняли. Куда смотрит грёбаный отлов бродячих животных.

— Думаешь, он тут есть?

— Да по любому! Не, ну центр города. Ладно мы с тобой такие прыгучие, а если бы ребёнок шёл?

И тут как на зло, в конце пресловутого забора, докуда мы так и не успели добраться, показался ребёнок. Девчонка лет десяти неторопливо шла, держа в руках палку, которой стучала о доски забора. Я тоже так в детстве делал, хрен его знает, зачем, но мне почему-то нравилось, как палка стучит по дереву. А если забор не сплошной, и двигаться побыстрее, то получится весёлая и громкая трещотка: тр-р-р-р!

— Девочка! — заорали мы на два голоса. — Беги, тут собаки бешеные!

Малолетнее недоразумение вскинуло голову и заметило нас. А потом оно побежало. Только не от нас, а к нам.

— Жулька, Жулька, — заорала эта смертница, размахивая рукой с зажатой в ней палкой. — А ну-ка прекрати! Ты опять за своё?

И наша боевая шавка, заискивающе помахивая хвостом, заструилась навстречу девчонке. Остальная кодла, потеряв предводительницу, забыла про свой азарт и начала неспешно разбредаться в разные стороны.

Мы, готовые вступить в смертельную схватку, взирали с чувством полного офигения.

— Ну ты видал? — подпихнул меня Лёха, едва не столкнув с шаткого насеста.

— Спускайтесь, не бойтесь, она больше не будет, — замахала нам девочка.

Собачий хвост радостно вилял всей собакой, демонстрируя свою безраздельную любовь ко всему человечеству.

— А они? — резонно кивнули мы на остальную стаю, всё ещё маячившую в поле нашего зрения.

Или это мы оставались в поле их зрения.

— А ну, пошли, — притопнула на свору девочка, и псины наконец ускорились, сваливая с территории.

Мимо прошла женщина, оглянувшись на нашу мизансцену, но промолчала. Мы затаили дыхание, когда она проходила мимо Жульки, но та и внимания не обратила на постороннее лицо. Кажется, отбой тревоги. Ну что, слезаем?

— Твоя собака? — оказавшись внизу, ласково спросили мы.

— Не моя, соседская, но я её знаю. Вообще-то она добрая, хорошая. Лает, когда двор охраняет. Ну иногда и выскочить может, конечно. Обычно, так просто не вяжется. Может, приходил к ним кто, да она следом выскочила?

Угу, приходили два придурка через забор.

— Ясно. Ну ты придержи её, пока мы не уйдём, а то мало ли.

Собака косила на нас глазом, считая свою вендетту неоконченной, но при девочке стеснялась это показывать. Придётся нам в следующий раз другой путь выбирать, подальше отсюда.

— До свидания, — вежливо попрощалась девочка.

— До свидания. Спасибо, что спасла нас.

До конца забора мы ещё дошли, а потом сорвались на бег. А то вдруг девочка уйдёт, и тогда Жульку уже ничто не остановит. Да и времени потеряли с этим приключением, вдруг не дождётся нас Бобылиха.

До рынка добрались бегом, но бабку пришлось поискать. Конец рабочего дня, народу вокруг прилавков толпы. Бобылихи не оказалось на вчерашнем месте, вместо неё стоят какой-то дедок. Чёрт, не дождалась!

— А где баба Фрося? — без всякой надежды спросили мы.

— Тута она, тута. Отлучилась. А вы должно быть студенты? Счас она из сортира вернётся, и пойдёте на квартиру. Площадь, доложу вам — царская! Только вы сперва о цене столкуйтесь. Это вам не общежитие, тут платить придётся честным рублём. Платить-то вы готовы?

— Готовы, готовы, — радостно подтвердили мы с Лёхой, украдкой ударив по рукам.

Если и вправду срастётся, дофига проблем отпадёт само собой. Общажные порядки не шибко вписываются в наши великие планы. Один отбой в одиннадцать чего стоит. Про борьбу с антиобщественной моралью вовсе молчу. Ни выпить, ни девушку пригласить.

В общем, дождались мы Бобылиху, которая прямо просияла при виде нас, и под её чутким водительством отправились смотреть хату.

— Пешком пойдём? — уточнили мы, когда Бобылиха провела нас мимо остановки.

Та только рукой махнула: тут идти-то всего ничего. Ну ладно, центр — ещё круче. Да недалеко от рынка — заживём. Мечтатели, блин.

Идти и впрямь было недалеко. Только обещанная квартира оказалась в двухэтажном деревянном доме. На узкой лестнице, круто поднимающейся наверх, пахло тушёной капустой, банными вениками и табаком. Но всё перебивал неистребимый запах старого рассохшегося дерева, пыли и прошлого века. Старые, доживающие свой век дома всегда так пахнут — безнадёгой и одиночеством. Мне сразу перехотелось идти внутрь.

Бобылиха, кряхтя, полезла наверх по скрипучим ступенькам. Её тележку пришлось по-джентльменски забрать, ох, и весу в ней! Она в ней кирпичи что ли таскает? Собственно, квартира оказалась под стать — узкая двустворчатая дверь на входе, толстый слой масляной краски на стенах в прихожке, и засаленные обои в комнате, щелястый вышарканный пол. Углы были настолько округлыми, что их наверное за сто лет никто не удосужился ободрать перед очередным ремонтом. Гнетущее впечатление. Но и это было ещё не всё. В кухне красовалась здоровенная печь, а батарей не было ни в кухне, ни в комнате. Это что, топить предлагается?

Обойдя владения, я понял, чего мне не хватает.

— А где санузел? — обречённо спросил я, понимая, что он тут где-то один на этаж, в лучшем случае.

— Всё под боком. Глянь туды, вон колонка, видишь? А вон и туалет.

— Во дворе?!

Млять!

— Это что такое? — возмутились мы с другом. — Ты же нам квартиру обещала.

— Так она и есть — квартира. Вход — отдельный, сами себе хозяева, дом тёплый, чего ещё надо? Ну так чего, берёте?

Вот дьявол, как-то мне по-другому представлялась «квартира в центре».

— Погоди, дай посовещаться.

— Совещайтесь, а я тут пока по хозяйству.

Мы отошли к окну, из которого просматривались «удобства»: «водопровод» и «канализация».

— Чё делать будем?

— Может возьмём, всё-таки отдельная квартира.

— Ага, а бегать зимой до ветру на мороз? И помои выносить. В общаге хоть с этим порядок. Тогда уж проще с комендантшей договориться, чтобы нам чуть больше позволяли, чем остальным.

— Заметят же. Вопросы начнутся.

— Слать всех лесом. Или к комендантше.

— Так что, отказываемся? Сам знаешь, рынок недвижимости нынче небогат.

— Да мы и не искали пока толком. Не, я не согласен, мне тёплый сортир важнее.

Я рассеянно озирал окрестности: подобные дома и прочие деревянные развалюхи украшали вид на сколько хватало обзора. Самое забавное, что и в наше время их в центре ещё осталось приличное количество. И сносят, и жгут — а один хрен не кончаются. Представляю, каково строительным фирмам на это безобразие смотреть — такой лакомый кусок, центр города, где земля стоит на порядок дороже лачуг, её занимающих, а не моги. Памятники деревянного зодчества, мать их растак.

И тут я увидел. Точнее, почувствовал — оно, золото. Недалеко. Где? Присмотрелся — в дальнем углу двора мерцало что-то тёплое и светлое. Подробностей не видать.

— Ну что, голуби, решили что? — вошла наша риэлторша советского розлива.

— Да мы это… наверное не будем, — начал Лёха.

— Берём, баба Фрося, — перебил его я.

— Что-то не пойму, так берёте или нет? — подозрительно перевела она взгляд с одного на другого.

— Да. Нет, — одновременно ответили мы.

— Опять не поняла.

— Берём, — наступив на ногу другу, ответил я.

Теперь на меня смотрели двое, и оба с величайшим подозрением.

— Ты чего? — тихо спросил Лёха.

— Всё нормально, я в своём уме. Потом… — я лучезарно улыбнулся бабке, греющей уши рядом с нами. — Так сколько хозяйка просит за эти хоромы?

— Сорок рублей, — быстро выпалила Бобылиха, зыркнув нахальным глазом.

— Чего-о? — рассмеялся я. — Да тут на десятку максимум потянет.

— За десятку в своей общаге живи.

— В общаге полгода столько стоит. Не-не, мать, давай рассуждать здраво. Воды нет, туалета нет, топить дровами, их ещё где-то взять надо.

— Да вон дровяник, там полно дров.

— Где-где? — преувеличенно заинтересованно спросил я.

— Да вон он, аль слепой?

Не слепой, а пытаюсь разглядеть, велик ли золотой запас, который на задах усадьбы спрятан. И почему он так… высоко? Тайник в стене?

— А там кто живёт? — продолжал я допрос, указывая на интересующее строение.

— Андрюха-алкаш. Да тебе-то что?

— Небось наши дрова таскает? — ревниво возразил я.

— Да прям-то. Там же забор. Это ж на глазах всего народа, получается.

— А то ты алкашей не знаешь.

— Ну… коль поймаешь с поличным, двинь в морду. Так-то он тихий… Погодь, ты мне зубы-то не заговаривай. Тридцать пять. Замолвлю словечко, уступит хозяйка.

— Исключительно из уважения к тебе, баба Фрося. Пятнадцать.

— Что ж ты, ирод, делашь. Последнюю рубаху с меня снимашь. Тридцать.

Свят-свят — с тебя рубаху снимать! Это ж ни один мужик столько не выпьет!

— Двадцать! И точка! Не найдёшь ты других жильцов за такие деньги. Да и хозяйке забота — ходить, печь топить.

— Тю. Да шоб ты знал, я в прошлом году Матрёне с Рабочего комнату сдала ажно за…

— Бабуся!

— Ладно. Но деньги вперёд.

— Да пожалуйста.

Я отслюнявил четыре синеньких, протянул недовольной бабке. Что, не удалось развести студентиков?

— И паспорта давай, — потребовала она, отворачиваясь и старательно упихивая рублики куда-то глубоко в район груди. Или талии, что в данном случае где-то рядом.

— А это зачем?

— А как же? Вдруг ты завтра мебель вынесешь, или ущерб какой причинишь?

— Ну и ты тогда давай… — начал Лёха.

— Документы из бюро недвижимости, — подхватил я.

— Какие-такие документы? — насторожилась она.

— Ну как же. О том, что кума твоя квартиру сдаёт самым честным образом, доходов от государства не таит…

— Ох, и ирод же ты, паря! — схватившись за сердце, ахнула Бобылиха, будто я на её честь покушаюсь, и рубаху уже снимаю. — А с виду такой приличный (читай — лох).

Ну бабка, ну актриса.

— Так что? Несём завтра документы? Мы тебе паспорта, ты нам справку из бюро.

— Я те покажу справку, — погрозила старуха кулаком. — Гони ещё трёшку!

— За что это?

— Зря я вам картошку пёрла с огурцами?!

— Ну эт ты совсем загнула. За трёшку куль картошки в магазине можно купить. На тебе рубь, где там твоя картоха?

— Забирай. Огурцы ещё.

— Ты чего, обиделась, что ли? Ну на ещё рубь. Больше дать не могу, извини. Мы же не буржуи, верно? Ты не буржуй, Лёха? — развеселился я. — И я не буржуй. А уж бабу Фросю и вовсе не заподозришь в буржуйских замашках.

Всё, бабка сдалась. На ближайший месяц квартира наша, и по двору мы будем ходить на почти законных основаниях. Думаю, месяца нам вполне хватит, чтобы под благовидным предлогом изъять золото, где бы оно ни таилось.

— Ох, ирод, ну ирод, — причитая, поплелась бабка наружу.

— Эй, ключи-то оставь.

— На вешалке висят. Ох, ирод, — продолжая бубнить, удалилась она на лестницу.

— Ну? — уставился на меня друг в ожидании объяснений.

— Тс-с! — приложил я палец к губам.

Скрип ступеней и громыхание прыгающей по ним тележки наконец затихли.

— Иди сюда, — поманил я Лёху. — Видишь избушку покосившуюся?

— Ну.

— Так это твой прямой путь к обогащению, — похлопал я его по плечу. — Так что пошли-ка за дровами, пока совсем не стемнело, заодно осмотримся на местности.

— Не въезжаю. Какому ещё обогащению?

— Клад там, Алексей. Вижу золото.

— Да ты что?!

— Ага.

— И много там?

— Надо мне поближе глянуть, отсюда непонятно. Но судя по всему, не сундук, что-то помельче. Ну так, на карманные расходы хватит.

— Всего лишь на карманные? Может не надо тогда?

— Экие мы переборчивые стали, — заржал я. — Маленький клад нам уже не катит?

— Да не, просто хотелось бы сразу посерьёзнее, раз уж светиться придётся.

— Чем больше клад, тем больше к нему внимания, ясно? Пошутил я про карманные расходы. Я такую мелочь издалека не увидел бы.

— Да ладно, это ж я так. Пойдём конечно, мне самому любопытно, ни разу кладов видеть не доводилось.

Мы по-хозяйски прошлись по двору, где чавкало под ногами, но в стратегических направлениях был брошен горбыль. Захочешь срочно по нужде, главное не оступиться, пока бежишь. Ну да нам тут не жить, по туалетам в общаге будем ходить. Хотя и там санузел не розами благоухает. Но тут-то вообще — за два метра шибает в нос. Я внутрь даже заглядывать боюсь. Так что местный клозет мимо, да нам и совсем не туда, а в противоположную сторону.

В общем, дошли мы до дровяника, покрутились рядом с останками забора, когда-то разграничивавшего два участка. Два столба в центре завалились, утянув за собой всё остальное. Добрые люди довершили дело, проделав внушительную дыру с метр шириной. Народная тропа натоптана по обе стороны. А ведь я был кажется прав, и сосед-алкаш похаживает за дровами или какой другой надобностью. А может, не один он тут ходит.

Отсюда было видно получше, но ещё более непонятно, почему «клад» завис над землёй на добрых два метра. Аккурат над одним из окон. Ладно, тропа есть, можно сходить на разведку.

Алкаши бывают разные. Бывают среди них мастера — золотые руки, которые по трезвянке починят, что хочешь. Одного я знал, тот вообще был чистюля. Как просыхал, первым делом наводил порядок, выносил мусор, мыл пол. У него двор был практически образцовым. Алкаш Андрюха был из идейных анархистов, скатившихся до скотского состояния. Двор был захламлён так, что пробираться приходилось среди гор барахла, которое сваливали не одно десятилетие. Если как следует взяться, можно проводить здесь раскопки, выделять культурные слои. Не удивлюсь, если их корни восходят ко временам ледникового периода, и в основе окажется стойбище древних людей — прямых предков Андрюхи.

До стены дома, откуда шло золотое сияние, мы пробирались минут пять, пытаясь не увязнуть в грязи и мечтая о горбыле с нашего двора. Не, вряд ли Андрюхе нужны наши дрова. Вышел, схватил, что под руку попадётся, и в печку. Скорее эта сволочь ходит в наш туалет, потому что на фоне его «удобств» он всякому покажется дворцом. Двери нет, дерьмо через край. Фу, млин, дай-то бог забрать золото, и больше я сюда ни ногой!

Подобравшись на минимально возможное расстояние, я рассмотрел, что наш клад похож на самородок, только более аккуратных форм. Я бы сказал, что это небольшая коробочка с золотым песком. А вот где он залегает, так и не понял. В доме у алкаша коробень золота, и он об этом не знает? Тайник в стене? Заходить внутрь не хотелось. Тяпнуть бы вначале для пущего пофигизма.

— А вы что тут делаете? — громыхнул вдруг над нами голос.

Загрузка...