Злые сумерки невозможного мира

14

Монастырь в настоящее время представлял собой компактную группу известняковых развалин, окруженную сильно обветшавшей стеной. Колокольня рухнула на купол часовни и погребла его под своими останками. Кельи хмуро смотрели на пришельцев пустотой оконных проемов, испревшие доски лежали на ступенях крыльца. Экспедиционный кортеж осторожно въехал во внутренний двор, дико заросший зеленым гребнем бурьяна. Впрочем, следы недавних посещений этого оплота Православной Церкви были очевидны: справа от въезда трава оказалась значительно ниже, кустарника и вовсе не наблюдалось.

Большой заглушил мотор и вышел наружу. Андрей, перекрестившись, последовал его примеру. Артём не стал торопиться. Он прикрыл глаза и прислушался к своим ощущениям, впервые в жизни доверившись столь нелюбимой им интуиции. «Рви когти, дружок! — сказала ему интуиция. — И чем быстрее, тем лучше! Ну какой, к черту, из тебя герой? Одна видимость!» И то правда: идти не хотелось совершеннейше.

— Сдрейфил, Ватсон? — донесся снаружи бульдожий рык Большого.

Да, вынужден был признать Артём, сдейфил. Это только роботу-копу все пофиг, а он живой, очень даже живой человек. Ему нравится мир Реальности, в этом мире он готов на любой риск, на любую бузу. Но — здесь. Не там, где нет возможности ответить на удар встречным справа. Или слева… Эх, не будь поблизости ехидного барсука-Эдуарда!.. Не будь зеленоглазой чаровницы-Ляльки…

— Не брякай дверью! — попенял Большой, ласково поглаживая запылившуюся крышу «лайбы».

Представители правоохранительного ведомства выглядели помятыми и унылыми. Обстановка им крепко не нравилась — и без очков было видно. Лейтенант все озирался по сторонам, разве что за пистолет не хватался. Сержант смотрел под ноги, волосы на затылке встали щетиной. Только Эдуард Трофимыч, невзирая на сонную опухлость лица, держался без видимого беспокойства.

— Серьезное место, — сказал он Большому. — Одному скучно, наверно, бывает.

— Мне-то откуда знать? — ухмыльнулся в ответ последователь Орфея. — Я здесь долго не задерживаюсь. Как говорится, сделал дело — уноси ноги. Слушайте сюда, орлы сыска! Сейчас двинем на стартовую площадку, обыщите ее, как положено, чтоб вопросов не возникало, составьте акт. После нашего старта песочек разровняйте и уберите все, что от нас останется. Договорились?

— Ладно, — сказал капитан. — Сделаем. Как насчет наблюдения?

— Мне без разницы, — ответил Большой. — Хотите наблюдать — наблюдайте, но не советую.

— Это почему ж? — подал голос встрепенувшийся лейтенант.

— Отвечать за тебя неохота, вот почему, — голос адопроходца был предельно спокоен, вопросы его явно не волновали и не задевали. — Условия перехода настолько просты, что каждому идиоту попробовать хочется. И пробуют… Послушайте доброго совета, парни: не лезьте вы в эти дела. Закроете за нами дверь, подождите с полчасика, а там уж можете стены простукивать, землю рыть, только камни с мест не срывайте. И не забудьте прибрать, как договаривались. Теперь о времени. Уходим приблизительно на неделю, по здешнему счету. Если повезет, вернемся раньше. Если нет — чуток задержимся.

— А если сильно не повезет? — спросил сержант, не поднимая глаз.

Большой снисходительно взглянул на него с высоты своей глыбообразной туши.

— За такие вопросы перед уходом — принято бить морду, — сказал он с намеком. — Во всяком случае, в нашей группе. Тогда повезет — примета такая.

— А-а, ну, если примета… — протянул сержант.