Зимняя гостья (СИ)

Глава 8. Где поется, там и счастливится

Появление колдуна всколыхнуло чувства иного толка. Он, определенно, не оставлял ее равнодушной, но в том, что именно вызывал больше — притяжения или отторжения, разобраться было сложно. Роскошный малиновый камзол с серебряными узорами, пластрон с бриллиантами, лосины и неизменные сапоги выше колена — привлечь к себе внимание еще больше было невозможно. Мирта разглядела каблуки и поняла, что колдун был не настолько высок, каким хотел казаться. На пальцах блестели перстни, а в одном ухе — кольцо-серьга. Леон был явно неравнодушен к украшениям. Выглядел он таким довольным, что невольно хотелось спросить: почему же ты раньше гостей не приглашал.

Впрочем, у нее к нему имелся другой вопрос. Мирта была до глубины души возмущена тем, как поступили с Блаем. Пусть он и был злодеем, но уважения к мертвым никто не отменял.

Однако прежде, чем она успела подойти к Леону и разойтись гневной тирадой, ее схватила за руку Кларисса и потащила к оркестру. Когда мадам Вермонт чего-то хотела, она становилась еще страшнее.

— Ты должна нам спеть! — заявила хозяйка сегодняшнего веселья. — Пусть все знают, какой голос у Готтендамеров. Давай начнем с арии Адажио Ливания, я обожаю эту мелодию. К тому же ее любят мертвые. Пусть Бенедикт повеселится с нами.

Мирта сглотнула и поняла, что, кажется, до нее сейчас дошло значение фразы «последняя точка». Музыканты опустили дудки, а вперед вышел пожилой мужчина со скрипкой. Блай-Бенедикт съехал со стула и накренился в сторону, но упасть ему мешали предусмотрительно обмотанные вокруг него веревки. Несколько дам окружили беднягу и распивали шампанское, ахая и охая, какая судьба могла ждать молодого колдуна. Дети в костюмах то ли котов, то ли кроликов водили хоровод у елки. Мирте снова показалось, что среди них были не только дети, но, может быть, и те самые снежные коты. Снег иногда откуда-то падал на стулья и столы, но гости и слуги смахивали его, не обращая внимания. В гостевой было жарко — даже Мирта страдала от духоты в своем легком платье. Кто-то, совсем напившись, висел на занавесках, другие не отлипали от шоколадного фондю, третьи крутились вокруг ящиков с фейерверками, тетки в костюмах зимних персонажей уже раздали всем ворованные подарки и теперь лихо отплясывали, прихватив себе кавалеров из охраны. Если все происходящее называлось праздником, то Мирта совсем ничего не понимала в веселье.

Она поискала глазами Леона и неожиданно встретилась с ним взглядом. Колдун уселся в кресло у камина напротив своего мертвого ученика и вежливо похлопал, то ли подбадривая ее, то ли откровенно выражая скуку от предстоящего мероприятия.

— Пой давай! — прошипела на ухо Кларисса. — Или ты у меня неделю салатными листьями питаться будешь.

Мадам Вермонт выхватила смычок у одного из музыкантов и стукнула им о каминную полку, видимо, призывая всех к тишине. Может, в доме Готтендамеров номер бы и удался, но в замке колдуна царили свои правила. А выпивка, Новый год и вся абсурдность ситуации окончательно стерли с людей лоск цивилизации. Впрочем, Мирта грешила больше на выпивку. Она отпила немного из бокала, подобрав его со стола и от неожиданности проглотив, обожгла горло. Напиток был красным, как вино, пах также, но по крепости напоминал водку.

Смычок, увы, сломался. Тогда Кларисса сняла одну туфлю и принялась стучать по каминной полке уже ею, а Мирте, кажется, ударило в голову горячительное. Если все веселились, почему она не имела права? Какая ария? Да она первой от тоски умрет!

«В замке живет цыпленок,

И этот цыпленок пищит,

Маленький цыпленок пищит,

Громко так пищит».

Мирта пропела первый куплет и почувствовала, как веселье, наконец, приходит и к ней.

— Что ты несешь? — залепетала пьяная Кларисса, но Мирта уже привлекла внимание толпы, и мадам Вермонт оттеснили. Вокруг несостоявшейся невесты герцога начали собираться захмелевшие гости.

— Подпеваем! — крикнула Мирта и подмигнула музыкантам. Те поняли без лишних объяснений и заиграли мелодию известной песенки про животных, которую дети всей страны обычно учили в младших школах. Мирта лишь немного изменила слова.

«В замке живет курица,

И она кудахчет,

А маленький цыпленок пищит,

Громко так пищит».

Теперь пела уже не только Мирта, но и вся гостевая.

«В замке живет индюшка,

Она клокочет, а курица кудахчет,

И цыпленок пищит,

Громко так пищит».

Мирта и не ожидала, что песня настолько придется по душе захмелевшим гостям под Новый год. Кларисса что-то выкрикивала, оттесненная к самым дверям, а вот Леон Карро улыбался от души. Увидев его улыбку впервые, Мирта даже растерялась, но простая мелодия не позволила сбиться с ритма. Они спели про петуха, голубя, кошку, собаку, овечку, козу, корову, быка и кролика, а потом пошли по новому кругу. А затем еще и еще.

На четвертом повторе Мирта замолчала и потихоньку улизнула с импровизированной сцены, но разошедшаяся толпа не заметила ее исчезновения. Казалось, то была простая песня, но столько сил и решимости девушка в себе давно не чувствовала. Видя, что колдун поднялся, Мирта решительно направилась в его сторону. Однако на этот раз ей не дали произнести ни слова.

Повинуясь невидимому приказу настоящего хозяина, оркестр прекратил дурачиться и вдруг грянул вальс, да так величественно и профессионально, что на миг Мирте показалась, будто она и впрямь очутилась на балу герцога. Даже музыканты семьи Готтендамер не могли сыграть Зимний Вальс лучше.

Леон подхватил ее неожиданно, не дав опомниться или сказать слово против. И вот они уже открывали танец, подавая пример остальным. Ноги быстро вспомнили заученные с детства движения, правая рука спряталась за спиной, левая послушно легла в руку Леона — они начали с классического ампирного вальса, чинно и степенно. Казус с детской песенкой забылся, дамы одна за другой выплывали в зал, ведомые кавалерами. Снег позабыл все приличия и уже падал сверху, на скрываясь. Правда, внизу ему приходилось все же с шипением таять, потому что масляных ламп, свечей и светильников горело столько, что отморозились даже стекла на окнах.

Леон улыбался, а неизгладимая морщинка между его бровей совсем не казалась лишней. Наоборот, она придавала облику колдуна особое очарование. Глядя на Мирту, он молчал, но позволял себе все больше и больше. На вторую минуту его рука, держащая ее, скользнула из положения «сбоку на талии» в положение «глубоко и крепко за талию». Мирта подумала и решила, что без ответа оставаться не будет, и тоже нарушила этикет, крепко сжав пальцами его руку, в которой лежала ее ладонь. Колдун обнаглел и опустил свою левую руку чуть ниже. Мирта тоже решила не стыдиться и, вытащив правую руку из-за спины, положила ее на плечо своего неожиданного кавалера — прямо на эполеты. Нарушить этикет сильнее было невозможно, но оба уже, не скрываясь, смеялись. Сначала Мирта собиралась потихоньку улизнуть в покои, но сейчас ей хотелось растянуть праздник как можно дольше. У нее давно так резко не менялось настроение. Пока Леон молчал и улыбался, с ним было мирно, сердечно и спокойно, но вот взгляд Мирты случайно упал на перекошенного Блая, и она вывернулась из объятий Леона, быстрым шагом устремившись к дальнему окну с распахнутыми створками. Жара в зале поднялась такая, что можно было задохнуться. А тут еще Леон со своими танцами.

Мирта высунулась в окно, зная, что колдун последовал за ней. Этого ей и требовалось, потому что здесь, где свободно гулял сквозняк, никого из гостей не наблюдалось. Мирте даже подумалось, что так жарко было ей одной. Будь ее воля, она бы распахнула все окна, но распаренные гости веселились, и никто на духоту особо не жаловался. Отдельные снежинки залетали в распахнутые створки, но напротив окна возвышалась стена угловой башни, которая защищала от сильных порывов. Ветер разгонялся по стене вверх, но внутрь не попадал. Зато у открытого окна царила долгожданная прохлада. Она остудила разгоряченную после танца голову и позволила настроиться на серьезный лад.

— Его надо немедленно унести отсюда и похоронить, — заявила Мирта, развернувшись к колдуну. Он уже давно стоял за ее спиной, разглядывая что-то в ее волосах. Девушка с трудом удержалась, чтобы не поднять руку и не потрогать прическу. Голова была такой тяжелой, что там вполне мог устроиться снежный кот, который давил на нее своим весом.

— Не согласен с вами, — хмыкнул Леон и опустил взгляд ниже, заглядывая ей прямо в глаза. Надо запретить мужчинам носить сапоги на высоких каблуках. Или конкретно этому мужчине. Мирте совсем не нравилось смотреть на него снизу вверх. Или нравилось?

— Это бесчеловечно. Какое бы злодеяние Блай не совершил, мы не должны поступать с ним так же. Пожалуйста, давайте предадим его земле.

— Где вы видите землю? — парировал колдун. — Вокруг один снег. Я считаю, что если не сам Бенедикт, то хотя бы его тело должно помучиться. То, что он не справился с заклинанием, его не оправдывает. А занесенные снегом бедные деревенские жители вас не волнуют?

— Волнуют, — согласилась с ним Мирта. — Прикажите убрать его хотя бы в подземелье. Неправильно, что вы отдали его Клариссе.

— Никого никому я не отдавал. Просто у меня на Бенедикта есть еще планы. Он может быть нам полезен.

— Да вы чудовище!

— Чудовище — это ваш герцог, — неожиданно перевел тему Леон Карро. — Могу вас порадовать. Скорее всего, он с удовольствием повторит неудавшийся новогодний ритуал в любую из других дат. Маранфорд недавно писал мне, что собирается купить специальный корабль для перевозки лошадей. Ему неудобно возить их на соревнования по суше. Понятно, что он остро нуждается в деньгах. Вы не похожи на ту, которая может влюбиться в Рольда. Его вообще любить сложно. Даже терпеть порой невыносимо.

— К чему вы клоните? — не выдержала Мирта. — Я сделаю то единственное, что могу сделать. Я не вернусь домой.

— Вы уверены, что можете только сказать «да»? — поднял бровь Леон.

— Нет, — Мирта окончательно запуталась, но чувствовала, что выход где-то рядом.

Она оглянулась на веселящихся гостей, посмотрела на сверкающую огнями ель, большое блюдо с шоколадным фондю, в котором почему-то сидела Кларисса, поймала взгляд тетки Асмодеи, погрозившей ей пальцем. На Асмодее сверкало рубиновое колье Мирты, которое называлось «Осенним».

— У меня к вам предложение, — сказала она, сложив руки на груди для смелости.

Теперь настал черед Леона удивляться. Видимо, он ожидал, что она станет привычно защищаться.

— Возьмите меня к себе на работу, — попросила Мирта, чувствуя, что сейчас умрет от страха. А когда сказала, то будто крылья за спиной выросли. Теперь страшнее уже ничего быть не могло.

Какое-то время колдун молчал, а потом ответил в своем духе:

— У меня прямо-таки неприличные мысли напрашиваются.

— Да подождите вы, — перебила его Мирта, боясь, что разговор вернется в прежнее русло: хамства и оскорблений. Она долго думала о том, что слышала сама и что ей говорили сегодня и вчера о герцоге Маранфорде. И поняла, что шуточки Леона могут и рядом не стоять с тем, что ее ожидало при дворе будущего мужа. Леон хамил, но делал это с каким-то шармом. Его оскорбления не прилипали к сердцу, они заставляли ее думать. Возможно, если бы не подколки колдуна, она все-таки сказала бы «да» Маранфорду, а потом жалела об этом всю жизнь.

— Я могу рисовать ваших пауков, тараканов, да все, что скажете, — быстро заговорила она. — Помните, вы хотели, чтобы я нарисовала какую-то там вашу коллекцию, что вы привезли из путешествия? Я могу! Вы же сами видели мои рисунки, и, кажется, они вам понравились. Я неприхотливая, правда. Могу с вами в путешествие следующее отправиться, рисовать прямо в дороге, и вас, и ваших насекомых, и все, что захотите.

То, о чем она говорила, было мечтой, родившейся прямо здесь, у новогодней елки. Наверное, ей следовало загадать желание, но Мирта понимала, что предлагала не только свои способности к рисованию. Она предлагала колдуну еще и проблемы, потому что даже не представляла, как может отреагировать герцог на ее отказ. А уж про Готтендамеров и подавно лучше было не думать. Но колдун Леон Карро сам был не робкого десятка. Как и любой маг, он был вхож в королевскую свиту, а Готтендамеры высокую знать побаивались. Уж тем более, короля. Вот только станет ли колдун так напрягаться из-за каких-то рисунков?

Леон молчал так долго, что Мирта успела замерзнуть. Холод пришел неожиданно, хотя из окна и раньше дул свежий ветер. Сейчас же он стал прямо-таки ледяным. И снежинки, которых заносило в распахнутые створки, перестали быть мягкими и пушистыми. Они кололи ее обнаженную спину, вонзались острыми иглами, будоражили душу, заставляя жалеть о сказанном. А еще Мирте показалась, что она слышит, как за окном воет не только буря. Там завывал кто-то еще. Кто-то побольше снежных котов, которые, кстати, куда-то исчезли.

— Право, так неожиданно, — наконец, признался Леон. В другой ситуации Мирта обрадовалась бы его растерянности, но сейчас ей так хотелось услышать его твердое и решительное «да». Интересно, ждал ли герцог Маранфорд ее ответа с таким же нетерпением?

— Боюсь, моя зарплата едва ли сможет покрыть ту сумму ваших карманных расходов, что вы привыкли получать от родителей.

«Я могу работать за еду и кров», — хотела было сказать Мирта, но вовремя прикусила язык. Добиваясь мечты, нельзя терять голову.

— Меня устроит вознаграждение, что вы, к примеру, платите вашей служанке Бри за месяц, — деловито сказала она, запрещая себе радоваться тому, что, кажется, они уже перешли к обсуждению зарплаты. Не означало ли это, что колдун согласен? Нужно быть осторожной, ни в коем случае его не спугнуть.

Но тут Леон ответил и все испортил:

— Пожалуй, я возьму вас на работу рисовальщицей. Но у меня есть условие. Вы меня поцелуете. Прямо сейчас.

Если бы не порыв ледяного ветра, врезавшийся ей в спину, Мирта, наверное, не сдержала бы слез. Хоть и уговаривала себя не верить, но все-таки слишком понадеялась, что ей повезет. А оно вон в какую сторону обернулось. Леон Карро был куда симпатичнее герцога Маранфорда, в постель которого собиралась Мирта, да и просил он всего поцелуй, но лучше бы колдун отвесил Мирте пощечину. Ей давно не напоминали так больно о ее месте и роли. Кукла. Красивая, возможно, полезная. И то лишь потому, что дочь Готтендамеров.

— О, вы меня не поняли, — вдруг засмущался колдун. — Вас постоянно опекают. Вы лишнее движение боитесь сделать без согласования с вашими тетушками. Вы богатая наследница Готтендамеров, избалованная родителями и их деньгами. Мне нужно знать, насколько вы тверды в своем решение. Я очень серьезно отношусь к подобного рода сделкам. И если так окажется, что завтра, когда мы все-таки остановим этот снег, непогода закончится, и вы укатите к Маранфорду, боюсь, я могу последовать примеру Бенедикта и наслать на вас проклятие, находясь под впечатлением того, как вы со мной поступили. Я очень расстроюсь, если на другой день вы передумаете. Поэтому докажите, что вы серьезны как никогда. За вами постоянно наблюдают. Так, бросьте им вызов. Поцелуйте меня. Решитесь на то, что невеста герцога никогда бы не сделала. Я не попрошу о большем. Лишь об одном поцелуе.

— Я не избалованная, — прошептала Мирта и вдруг поняла, что отступать уже некуда. Либо она его поцелует, либо выпрыгнет в окно. Пусть лучше потонет в снегу, чем станет дальше так жить.

Призвав на помощь всех зимних духов, что привели ее в этот замок на встречу с Леоном, Мирта решительно схватила его за отвороты камзола, встала на цыпочки, проклиная его высокие каблуки, и прижалась губами к губам колдуна, совершенно не зная, что за этим последует. Мирта целовалась в первый раз в жизни и готова была немедленно отпрянуть, испугавшись неожиданных эмоций, но Леон уже перехватил инициативу и, нежно обняв одной рукой за талию, другой придержал ее голову, не давая отстраниться. Поцелуй, который должен был стать манифестом ее будущей свободы, вдруг превратился во что-то иное, доселе неведомое и оттого прекрасное. Оно имело вкус новогоднего волшебства и уверенности, что завтра все будет хорошо. А послезавтра еще лучше. И дальше день за день в ее жизни будут наступать радости вперемежку с бедами, но счастье останется в душе навсегда. Его семена посеял в ее сердце в эту новогоднюю ночь Леон Карро, и оно обещало вырасти могучим и стойким ко всем жизненным невзгодам.

Колдун отпустил ее так неожиданно, что Мирта едва не упала, но в следующий миг сильнейший порыв ветра все-таки повалил ее на паркетный пол. А вместе с ней и половину гостей — тех, кто еще стоял на ногах. Остальные либо сидели, либо лежали на столах и стульях, изможденные весельем. Падая, Мирта едва не ударила голову о подоконник, но ей повезло врезаться в снежного кота, который в это время лениво вползал в окно. За ним толпилась целая банда котяр в белоснежных шубках, ожидая своей очереди вторгнуться на человеческий праздник, но внимание девушки уже принадлежало не им.

То, что ее на самом деле толкнуло, летало под потолком их праздничного зала, и иначе как бредом наяву видение назвать было нельзя. Если на снежных котов люди раньше не смотрели, то не заметить огромного льва с крыльями, который парил над елкой, было трудно. Правда, большинство гостей были настолько навеселе, что принялись кричать льву «Киса, киса» и пытаться допрыгнуть до него, чтобы коснуться висящего хвоста с пушистой кисточкой на конце. Все они, очевидно, мешали Леону, который неизвестно откуда вытащил лассо красного цвета и отчаянно искал место, чтобы размахнуться и заарканить невиданную тварь.

Общее веселье закончилось, когда лев, ловко увернувшись от петли колдуна, вдруг ринулся к камину и спикировал прямо на мертвого Блая. Миг — и голова мертвого ученика скрылась в пасти зверя. Вероятно, лев ожидал получить нечто иное. Разъярившись, летающая тварь выплюнула голову Блая в толпу гостей, метко попав прямо в шоколадное фондю и покрутив лохматой башкой, уцепило взглядом пытающуюся подняться Мирту.

Заглянув в желтый глаз свирепого зимнего духа, девушка пожалела, что обратилась к нему в мыслях за помощью. А еще Мирта вдруг поняла, что, кажется, настали ее последние уже даже не минуты, а секунды. Сомнений, что крылатый лев откусит голову теперь и ей, не было, но тут Леон все-таки сумел закинуть красную петлю на шею твари. Создание мгновенно потеряло интерес к Мирте, переметнулось на колдуна, однако петля принялась затягиваться, сжимая могучее горло. Лев захрипел, забил крыльями, сшибая игрушки с ели и украшения со стен. Свечи разом потухли, и чудом ничего не загорелось от перевернутых светильников. Возможно, оттого, что пол давно покрывал тонкий слой снега. Тварь билась уже почти под потолком, волоча за собой Леона, которого давно подняло в воздух. Но колдун держал свое лассо крепко, оно же медленно душило зимнего духа, не давая ему свободы. Так они и вылетели в центральное окно, разбив красивый витраж, служивший украшением гостевой: крылатый лев с петлей на шее и колдун, болтающийся на красной веревке.

А в следующий миг в замке повалил снег. В гостевой он сыпал с потолка, мгновенно затушив камин и заполнив уже опустевшие блюда новым содержимым — мягким, пушистым, холодным и враждебным. Но настоящая беда случилась в коридорах. Больше всего это было похоже на лавину, потому что двери вдруг сами захлопнулись, а одна створка от удара влетела внутрь помещения и, врезавшись в камин, сиротливо замерла на уже запорошенных углях. В проеме дверей виднелась лишь снежная масса, заполнившая коридор от пола до потолка. Гостевой зал завалило в прямом смысле слова, перекрыв выходы.

Поневоле вспомнились пророческие слова Клариссы Вермонт: а кто заснет, того выкинут из окон в снег наружу. Только выход через окна и остался, потому что снег подступил почти под самые наружные подоконники, завалив нижние этажи.

Мирта напряженно всматривалась в темнеющее небо, покрытое бело-серыми точками непрекращающегося снега. Кажется, любить снег она уже точно никогда не сможет. Ни Леона, ни крылатой твари видно не было. И ничего не слышалось, кроме завываний Клариссы, да вторящей ей бури.

Заканчивался последний день старого года. Приближался год новый.

Мирта с отчаянием отвернулась от окна, и тут ее взгляд упал на картину, висящую над камином. Странно, что она не обратила на нее внимание раньше. На картине был изображен замок колдуна, но летом. Отчетливо виднелись все башни, дворовые постройки, старая и новая конюшня, сад и… кое-что еще.

— Я должна остановить этот проклятый снег, — прошептала Мирта. Иного выхода спасти Леона и помочь себе и остальным у нее не было. — Кажется, я знаю, как это сделать.