— … так что если вы, знаете, к кому мне обратиться, кому нужны всякие такие штуковины — подскажите. Это было бы прям от души.
Я закончил, посмотрел на призадумавшихся «седых» и потрогал пальцем лезвие хайбера. Мне самому понравилась история, которую пришлось задвинуть. Тем паче — лучшие байки, как известно, получаются в том случае, если круто замешать их на полуправде. А я и не врал практически. Прозрачно намекнул на историческое образование, археологическое прошлое, интерес к кладоискательству, старинным вещам, и, называя вещи своими именами — черному копательству. Даже поведал про варяжский клад, почему нет? Мало ли кладов хранят Днепровские кручи? Это звучало довольно правдоподобно, поскольку Белозор с Сапуном действительно промышляли подобными делишками.
В эту легенду красиво ложился и хайбер — ну да, афганский. Ну да, мол, провез. Людей знать надо! Я вообще много чего провез… Камешки например. Нет, не много — но на хлеб с маслом хватает. А если знаете кто лазурит купить может так и вообще… На икорку тоже хватит тогда, и мне, и вам люди добрые.
— А чего ты такой откровенный-то? — поинтересовался молодой мужик в наколках. — Рассказал нам всё, как на духу…
Его местные ребятки звали Птушкой — Птичкой, если переводить с белорусского. Птушка был, видимо, большой шишкой, потому что когда он говорил — все молчали. Даже Лысый. И тем более — Серёжа.
— А я, думаете, сюда просто так пришел? Мало самопальных качалок по Минску? — ухмыльнулся я. — Люди подсказали, где серьезных собеседников можно найти. Ну поперся бы я на Сельхозпоселок, а там ваши же меня бы в подворотне прижали — и что? И так ли вы, пан Птушка, уверены, что я прямо всё вам выложил?
— Тебя прижмешь, как же! — вернул мне ухмылку Птушка. — И кто тебе про нас сказал, ты, конечно, не поведаешь?
— Не-а.
— И как нам понять, Шкипер, что ты не мент?
— Да никак, — фыркнул я. — Видел ты где-нибудь мента с мечом?
Пацаны погыгыкали, я сунул хайбер в ножны:
— Я ведь не прошу вас за какой-то блудняк. Я прошу свести с человеком, который тут, в городе, может оценить кое-что из моих находок. Ну и отстегну, соответственно… Ведь если не вам — то кому-то всё равно придется. Ворам, например. Или — Сухаревским. Или еще каким… Такой у меня бизнес — опасный, без прикрытия работать — гиблое дело!
— Бизнес? — удивился Лысый. — Это что?
— Дело, — пояснил я. — По-английски.
— А почему — по-английски, ты ж немец? — переглянулись Серый и Белый.
— Ой, ёлки, чего прицепились? Английский в школе учил, и шо? — отмахнулся я.
— Я вот что думаю, — раздался голос Серёжи. — А почему бы нам, пацаны, этого мутного кедра не ухватить за грудки и не потрясти: и камешки, и монетки, и ножик его наш будет… И ни с кем делиться не придется!
— Иди, потряси! — заржал Птушка. — Я не против. Начинай трясти уже, трясун. Ты, Сережа, пацан неплохой, только дебил.
— Гы-ы-ы! — подхватили ребятки.
— Ты вот что скажи мне, Шкипер: только лишь древности копаешь, или… — Птушка замялся, а я тут же понял, куда он клонит.
— Под Дубровицей немецкий блиндаж вычислил и парням с Болота подогнал. Там вся-я-я-акого было! — заинтересованный блеск в глазах «седых» явно выдавал их намерения. — Но это дело небыстрое, тут научный подход нужен. Иначе…
— Иначе — что? — аж наклонились вперед пацаны.
Их интересовало то самое «эхо войны». Например, пять МР, гранаты, которые дают осечки пятьдесят на пятьдесят, ну и тульский Токарев, он же ТТ, которые обычно очень быстро разбирают….
— БАБАХ!!! — гаркнул я. — А потом — кишки на одной березе, башка — на второй, дупу и вовсе не нашли — она в реке утонула! Что, думаете я тут вам сказки рассказываю? Я на артиллерийском снаряде подорвался, ага? Контуженный я! Вон, гляньте, сколько шрамов на башке… И это мне еще повезло!
— Контуженный… Говорю же — чудила он! — подал голос Сережа. — Теперь поня-атно…
— Ладно, Шкипер, — Птушка переглянулся с Лысым. — Мы со своими перетрем, решим, чем с тобой можем друг другу помочь. А завтра в зальчик приходи, покажешь как ноги-плечи правильно делать. И да! Пожертвования от тебя больше не обязательные, ты и так пользу приносишь. Наоборот — если по деньгам прижмет, можешь в ящике взять сколько надо.
— И что — так просто отпустите?
— Отпустим. Где живешь— это нам Сережа-человек-Божий-обшит-кожей скажет. С кем живешь — тоже. Куда ты денешься, Шкипер?
— Да и вы теперь никуда не денетесь, — как можно более контужено улыбнулся я. — Большие планы у меня на сотрудничество, так и знайте. Квартирка на Зеленом Лугу — не предел мечтаний, ага?
— Ага! — это им было понятно.
Я встал, ухватил ножны с хайбером и пошел к выходу в тамбур, гадая: прилетит мне в затылок утюгом, какие тут используют вместо гантелей, или всё-таки — нет?
Не прилетело.
Во благо легенды и собственного любопытства я решил догулять до Сельхозпоселка. Место это было легендарное!
Здесь в 1930 году проходила «Первая всебелорусская сельскохозяйственная и промышленная выставка» — от нее и пошло название района. В специально построенных для такого мероприятия павильонах потом разместились мастерские скульпторов и живописцев, швейные и обувные кооперативы и другие заведения. Когда павильоны обветшали — стали выделять участки для частной застройки. Поселились тут в основном выходцы из ближайших деревень, которые работали на городских предприятиях… Так и образовался посреди стремительно растущей столицы Белорусской Советской Социалистической Республики уголок сельской жизни: с курочками, коровками, бревенчатыми избушками, резными ставенками и прочими прелестями. Он и войну пережил — тут скрывались от бомбежек многие горожане, потому как никаких важных целей для бомбометания в Сельхозпоселке не имелось. А еще — он был базой для связных партизанской бригады «дяди Коли» — комбрига Петра Лопатина. После войны тут дышалось гораздо свободнее, чем в остальном городе: снять комнату, или купить с рук продуктов или еще чего, по-мелочи, в поселке было гораздо проще, чем в городе. И вполне логичным представлялось, что цеховики и «фарца» за денежку малую у местных арендовали сарайчики и времянки под свои нужды.
Зажимать «частник» станут с 1982 года, когда появятся планы застройки этого райончика многоэтажками, как в том фильме — «Белые росы». Но вот ведь нонсенс — ни запрет на пристройки и реконструкции, ни отсутствие канализации и других современных коммуникаций поселковых жителей не сломили. И в 2023 году посреди белорусской столицы будет стоять частный сектор! Или — не будет, история-то нынче совсем другим путём пошла…
В общем, я ходил-бродил по улицам — Мелиоративной, Милицейской, Богдановича, даже — по улице Беды (который Леонид) и глядел по сторонам. Нашел и место пожаров — сараи выгорели практически до тла. Нужные мне люди нашлись довольно быстро. На двух лавочках под вечнозеленой лиственницей на вытоптанном газоне у перекрестка отдыхали от трудов праведных некие джентльмены: сапоги-дутики, джинсы «Тверь» и «Милтон», дубленки и — о Боже! — настоящая куртка-«Аляска» у одного из них! Да тут и тему для разговора искать не надо, мне, черт побери, тоже нужна «Аляска»! Настоящая, японская.
Модные джентльмены плевали под ноги подсолнечниковые семечки и курили сигареты. Красно-белая пачка в руке одного из них предполагала, что это «Мальборо», но удушливый аромат намекал на «Астму». То есть — «Астру», конечно— на «Астру». Хотя, на астму, пожалуй, тоже.
— Доброго денечка!
— И вам не хворать, — насторожились сии представители мелкобуржуазного аппендикса внутри социалистического общества. — А вам чего, товарищ?
— Да вот посоветовали по поселку погулять, говорят — тут народ бывает кое-чего с рук продает… Ну, мало ли, знаете, чтобы приличному человеку одется, — я подернул плечами, показывая недовольство своей курткой на рыбьем меху. — Зима на носу, понимаете?
Местные переглянулись. Не знаю, как эти дела обтяпывались по нынешним временам, и, возможно, в их глазах я выглядел настоящим пентюхом из Мухосранска, но… Но я им и был!
— Я, мужики, с Дубровицы, это на Полесье, в Минске сам первый раз. Вот добрый человек сказал в универгамы не ходить, сюдой прогуляться, мабыць шо найду…
— Тудой-сюдой, — усмехнулся тот самый, в Аляске. — А деньги у тебя есть? И надо-то тебе чего, Полесье?
— Да куртец бы мне вот такой, как у вас, японский, и ботиночки офицерские… Еще говорят штаны у вас шьют, с большими карманАми, белозоровские… Мне б такие, а? А грошы есть, есть грошы! — я сунул руки в задний карман штанов и достал оттуда нарочито скомканные купюры — в основном по десять и двадцать пять рублей.
Там было много. Не прям чтобы МНОГО, но по сути — много. И алчным блеском глаза этих модных товарищей загорелись — того мне и надо было. Потому — дожал:
— Ну вы ж где-то купили? И крале моей бы вот сапожки такие, дутыши, а? Я ж понимаю — за добрый совет платить полагается…
— Ох, деревня, ну кто деньгами на улице размахивает? Пошли за мной… — местный в «Аляске» вскочил со скамейки. — Ну все, ребята, дальше без меня. У меня вот — покупатель! Пойду, обрадую…
— Погоди, Вась, а откуда… Оно ж всё ну, это… — засомневались ребята.
А я едва ли не принюхиваться начал — неужели повезло?
— Осталось кое-что. Пошли, Полесье! — вот же бесстрашный, туебень!
Я его на одну ладонь посажу, второй прихлопну — и в порошок сотру! А он, скотина, деревней меня называет! Честное слово, шпана из качалки приличней себя вела! Но я шел за ним послушно, аки телок на бойню, не забывая оглядываться и подмечать путь.
Под ногами шлепала грязища, припорошенная первым снежком, на заборе восседали благообразного вида рыжие коты — штук пять, не меньше. Над узким проулком склоняли голые, без листвы ветви плодовые деревья. Стылый ветерок доносил ароматы топящихся печей, жареного сала, стирки и коровьего навоза. И это Минск? «Что-то слышится родное в долгих песнях ямщика…» Пожалуй, найди я тут себе жилье — и смирился бы с необходимостью жить в столице республики! Хотя, дача в Узборье — тоже очень ничего вариант.
— Давай, заходи сюда, — «дутыши» мужичка в «Аляске» были заляпаны говном, но на лице расцветала улыбка.
Он приоткрыл деревянную калитку, почти сливающуюся с забором, оглянулся по сторонам и пропустил меня внутрь. Это был дощатый, щитовой дом, как-то по-кустарному утепленный и вообще — выглядящий убого.
— Куртка — двести рублей, ботинки… Покажу тебе ботинки, есть три пары разных — сторгуемся. Что касается штанов — восемьдесят. Если найду. Дутыши — пятьдесят.
— Ого! — присвистнул я. — Не, ну если размеры будут подходящие, шо… Гроши есть!
Моня с Абрашей из Дубровицы если б знали какие тут расценки — точно заработали бы себе нервный тик. Поэтому я когда их увижу — про цены не скажу. Я лучше производство с ними на паях налажу… И при помощи демпинга сломаю минский рынок дефицитных шмоток. Это если байки про НЭП-2.0. вдруг перестанут быть байками и воплотятся в реальность.
— Деньги давай! — сказал мужик.
— Шо? — удивился я. — А рожа не треснет?
Даже играя роль тупого дремучего провинциала, таким лохом себя выставлять я не собирался. Знаем мы это! Выйдет в другую дверь — и ищи его потом! А дом, например, пустой. Или бомжатник какой… Человек в «Аляске» засопел нахмурившись. Он что, пытался произвести на меня этим впечатление?
— Ты мне товар покажи, дорогой товарищ, я его пошшупаю! Цену ты назвал, гроши я показал, заплатить — согласен. Неси куртец! Меня он в первую очередь интересует!
Тут я душой не кривил: разжиться на «Аляску», ту самую, с оранжевой подкладкой — это было бы круто! Фарцовщик окинул меня взглядом, и, видимо, смирился с тем, что кинуть меня не получится:
— Здоровый ты, деревня! Чтоб размерчик еще нашелся… — и ушел за дверь.
Я огляделся: дом был явно нежилой. Предбанник… Сени? Коридорчик, в общем, был весь заставлен какими-то коробками, тюками и ящиками. Конечно, я поколупал пальцем! Оказалось — там полно всего! Обрезки и рулоны ткани, пласты выделанной кожи, какие-то нитки, тесемочки, резиночки, всякая-разная фурнитура… Склад цеховиков? Очень может быть…
— Эй, деревня! Ты чего?
— Интересно мне! — сделал каменное лицо я и продолжил колупать пальцем картонную коробку.
— А ну, руки убери, а то никакой сделки не будет! Меряй давай, вот тебе три куртки на выбор! Бери самую большую— может, налезет! А штанов не будет, у нас склад сгорел, — больше ничего он не принес.
Может и вправду хотел кинуть изначально, а может и не было у него нужного ассортимента.
— А ботинки? — я скинул свою куртку и выхватил у него из рук настоящую Jako.
— Размер ноги у тебя какой? — с сомнением поковырял в ухе торговец.
— Сорок шестой! — гордо отрапортовал я.
— У-у-у-у, отрастил лыжи! Нету такого размера! Если на куртке сойдемся — и то ладно будет.
— А за штанами я когда зайду? Вон сколько у вас материала, еще нашьете! — куртка была даже чуть великовата, но это как раз меня не смущало: Белозоровская комплекция вынуждала выбирать одежду не по принципу «нравится — не нравится», а исходя из «не торчат ли руки из рукавов по самые локти». Или шить на заказ в ателье. А тут — подошло!
Я достал из кармана штанов комок денег и отсчитал восемь двадцатипятирублевых купюр.
— В расчете?
— Накинь десятку — за то, что вообще привел тебя сюда… — проговорил фарцовщик.
Я накинул.
— И еще десятку — чтобы ты отсюда вышел, — предыдущий червонец исчез в его ладони так незаметно, будто проходимец заканчивал цирковое училище по специальности «фокусник».
— Рожа не треснет? — уточнил я, угрожающе сжав кулаки. — Кто мне помешает выйти? Ты, что ли, сопля городская?
— Ну-ну!.. — угрожающе проговорил местный одежный магнат. — На штаны можешь не надеяться. Я бы и куртку с тебя снял, но кому этот балахон нужен? Один ты — переросток нашелся.
— Тогда скидку надо — за неликвид! — осклабился я.
— Какой ушлый деревенец! Вали уже! За калитку выйдешь — и сразу налево, увидишь высокую липу, за ней свернешь— и как раз окажешься около того места, где тебе повезло меня встретить, — черта с два он назвал правильные ориентиры, явно готовил какую-то гадость!
Так что черта с два я послушал его слова. Напротив — быстро зашагал совсем в другую сторону, по улице Подольской, а потом по проселку, лесной опушке и бездорожью — туда, где спустя пару лет разольется Цнянское водохранилище. Сейчас там места были довольно глухие, на живописном холме, который вскоре станет островом, шумели дубы, вокруг деревушек Цна и Йодково рос сосонник — благодать! Вот где я чувствовал себя как рыба в воде!
Если и имелись у меня до этой прогулки и покупки некие идеалистические мысли по поводу «предприимчивых и работящих людей, которых зажимает тоталитарный коммунистический режим», то теперь они исчезли. Ну да, были типы вроде Постолаки — они делали свое дело ради материальной выгоды своей и остального рода человеческого, не особенно заморачиваясь по поводу чистоплотности. А были такие, как этот фарцовщик. Ничем он не лучше того же прости-Господи-Серёжи. Такой же гад и такой же бандит. Защищать подобных персонажей от разбойников и играть в Гая Гисборна? Нет, не в этом случае… Может и в Минске где-то трудились непонятые и непринятые советским обществом цеховики и торговцы, которые принесли бы немало пользы при внедрении элементов рыночной системы, но не эти — точно. Эти продолжат продавать контрафакт и паль, дурить покупателей и крохоборничать…
Заело меня? Заело! Жалко двести десять рублей за куртку? Да еще как! Почти две моих зарплаты в «Маяке», ёлки! Совсем поохреневала фарца!
Я всё время оглядывался — казалось, что за мной следят. Но никого заметить так и не удалось — вроде как редкие прохожие были совершенно случайными людьми. Всерьез нервничая, я добрался до Зеленого Луга и, попетляв между домами, снова попытался рассмотреть в отражениях магазинных витрин и боковых зеркалах автомобилей погоню. Не рассмотрел!
Или я постепенно становился параноиком от жизни такой, или — слежка была прям профессиональной. Как говорил МОЙ — не Белозоровский — отец: «Если у вас паранойя, это не значит что за вами не следят». А посему в подъезд многоэтажки, где располагалась наша квартира, я входил с опаской.
Как оказалось — очень даже не зря.