Закон Жизни

Глава 12

Приятное пробуждение. Свежий лесной воздух снаружи, тепло и уют внутри. Мирно сопящая в объятиях красавица, во сне закинувшая ногу на моё бедро и пристроившая голову на плечо… Аж вставать не хочется. Разве только этот дурацкий ошейник впивается в кожу. А в разум — воспоминания о вчерашнем дне.

Надо вставать. Осторожно пытаюсь выскользунть наружу, но понимаю, что разбудил девушку. Та в первое мгновение смотрит испуганным зверьком, потом узнаёт. Не могу сдержать улыбки.

Девчонка просто чудо какая хорошенькая, и пусть кое в чём и отличается от моего внутреннего эталона женской красоты, но не сильно. Да и есть в этом какая-то особая прелесть, придающая индивидуальность, самобытность. Если бы только не все эти синяки! И даже не с эстетической точки зрения. Для меня они не столько портят красоту, хотя и это тоже, сколько заставляют вспомнить события, с которыми оказалось связано появление красавицы в моей жизни…

Нет, не думать об этом! Если бередить старые раны и нянчить неудачи, пусть и обернувшиеся трагедией, недолго умом тронуться. Так нельзя. Во всём, пусть даже в самом скверном, нужно видеть хорошее. Что случилось, то случилось, и ничего уже не изменить — только своё отношение. Если же принять все неприятности и лишения как данность, внезапно начинаешь радоваться любой мелочи…

Пытаюсь посмотреть на свою спутницу новым взглядом, будто нет ничего плохого, связанного с её появлением в моей жизни. И с некоторым беспокойством осознаю, что она может мне понравится. Резко встаю, ругнувшись про себя — только этого, блин, не хватало! Ещё и желудок напоминает о еде, а пересохший рот — о том, что неплохо было бы утолить ещё и жажду. Тянусь к горшку… И вспоминаю, что запасы козьего молока, на которые возлагал такие надежды, вчера оказались потеряны безвозвратно. Настроение портится, пусть немного, но всё же.

Роса намочила всё вокруг: и легкомысленно оставленный раскрытым мешок, и обувь, и шкуру — последнюю, к счастью, только снаружи. Поэтому, к козочкам иду босиком, наслаждаясь тем, как холодная трава щекочет ноги.

У четвероногих меня ожидает следующее разочарование: молока давать рогатые звери наотрез отказываются. Одна, потому что попросту оказалась никакой не козой, а козлом — и как только просмотрел? А вторая, видимо, слишком переволновалась. Что в таких ситуациях положено делать, и можно ли вообще как-то с этим совладать, понятия не имею, потому закрываю вопрос до лучших времён. Молча сворачиваю шкуру и сгребаю немудрёные пожитки, киваю спутнице, которая тоже примолкла и, насупившись, старается не смотреть на меня, и отправляюсь дальше.

Долго не везёт, множество заболоченных луж и бочажков мною бракуются, несмотря на жалобные взгляды спутницы. Удача улыбается, только когда Око поднимается уже совсем высоко, и его ласковые горячие лучи начинают нет-нет, да пробиваться сквозь пышные кроны деревьев. Я вдруг решаю спуститься в неприметную низину, и там, в глубине, обнаруживаю небольшой и радостно журчащий ручеёк. Наконец напиваемся всласть, и я умываюсь, стерев с лица следы засохшей крови — раны от плети уже давно затянулись. Там же, усевшись прямо на берегу, мы перекусываем.

Если до этого никакого желания говорить и вообще лишний раз открывать пересохший рот не возникало, то, удовлетворив по крайней мере пару базовых потребностей, я, преисполнившись внутренней благости, решаюсь завязать разговор.

— Слушай, красавица. Я тут подумал… А давай знакомиться, может?

— Ну попробуй… Красавчик, — она смешно улыбается уголком губ, и усаживается поудобнее, рассматривая меня, будто видит в первый раз.

— Как зовут-то тебя?

— Валерия! — с таким достоинством и серьёзностью, как она выговаривает это, наверное, королевы снисходят к своим низкорожденным подчинёным.

— Неожиданно, — отвечаю, на самом деле немало удивлённый.

— Что неожиданно? — длинные реснички удивлённо хлопают, а маленькие аккуратные бровки ползут вверх.

— Да ничего… Твоё имя кажется нормальным. А все другие, которые слышал здесь — нет.

— Здесь? — опять наблюдаю выражение полного удивления на её лице, и невольно улыбаюсь.

— Не бери в голову. Должен сразу признаться кое в чём. Я откуда-то издалека, тут раньше не бывал. И мне отшибло память, просто напрочь всё отрубило, я ничего не помню. Из-за этого могут быть ситуации, когда чего-то не понимаю, или, наоборот, творю или говорю нечто непонятное. Привыкай, если не передумала со мной оставаться…

— То есть, как это ты ничего не помнишь? Вообще ничего?

Вздохнув и собравшись с духом, кратко, но ёмко пересказываю всю свою немудрёную историю, как очнулся, про кузнеца, про жизнь в деревне. Не вижу смысла скрывать что-то — всё описание моего бытия тут никакой особо важной и полезной информации не содержит.

— Вот, значит, как… Ну, ты явно из варваров, судя по лицу. На раба не похож. На наёмника, или разбойника, тоже вроде бы… Нет. Может, путешествовал с родичами, потерялся?

— Не исключено, — не хочу развивать тему, и ограничиваюсь туманной отговоркой. Про то, что, судя по всему, очень сильно чужд окружающему миру, говорить ну совершенно не хочется. Даже если и расскажу, далеко не факт, что мне поверят и не сочтут умалишённым.

— И что, даже не помнишь своего имени? Правда?

— Ну да. Не помню.

— Здорово!

Теперь уже я смотрю на неё с немым удивлением, просто не находя слов и не понимая, что это сейчас было. Она, поймав мой взгляд, мило улыбается.

— Это же значит, что тебя можно называть, как захочу! Давай, будешь Фунтиком? Или, нет… Лучше Клавдием! Или…

— Слушай, давай может не надо ничего придумывать, а? Я этот вопрос решу как-нибудь сам. Кузнец обзывал меня Волчонком, но это, конечно же, хрень полнейшая. Не более, чем прозвище. Так что… Хотя… Знаешь, кажется, я придумал. Можешь обращаться ко мне просто: Большой Белый Господин.

— Господин? Ты намекаешь на то, что на мне ошейник, да?.. — судя по вмиг помрачневшему лицу Валерии, шутка не прошла.

— Тьфу ты. Да пошутил я…

— Пошутил?

— Ага.

— Точно?

— Точнее не бывает.

— Пошути-и-ил… — она задумчиво протянула, уставившись куда-то вдаль. — И хочешь сказать, имел в виду вовсе не то, что считаешь меня своей собственностью?

— Да конечно же, нет. Ты своя собственная. Принадлежишь только себе.

— Ну смотри. А то как передумаю с тобой идти!..

— Нет-нет, не надо передумывать. Я уже настроился на компанию, и на то, что кто-то будет меня просвещать относительно окружающего мира. И давай может начнём с того, что ты расскажешь про себя, хоть что-нибудь, — поспешно пытаюсь выправить положение после неудачной шутки и перевести разговор, — ты ведь тоже не похожа на местных. Из варваров?

Девушка очень мило, кокетливо улыбается, и гордо расправляет плечики.

— Отчасти да, а отчасти — нет! Я принцесса, вот.

— Принцесса? Прямо настоящая?

— Ну-у-у… Почти. Матушка-то моя и правда из варваров, и не какая-нибудь простолюдинка, а дочь вождя! Вот! А отец со своим отрядом проходил теми краями, увидел её, сразу влюбился и забрал с собой.

— Хм… Интересная история. И что, так ему прямо её и отдали?

— Ну… Моему деду было сделано предложение, от которого тот не смог отказаться. Он вообще был очень властным, всегда добивался исполнения своих желаний.

— Ты сказала — «был»?

— Да потравили его…

— Ой-ей. И кто это сделал? Его нашли и казнили, надеюсь?

— Нет, конечно. Кто это сделал — точно неизвестно. Но, судя по тому, что начало происходить потом… — Валерия понизила голос, и начала говорить шёпотом заговорщика, раскрывающего страшную тайну, — это либо дядя, либо сын от первой жены. «Братец». Может, они даже вместе сговорились.

— И зачем всё это? Наследство?

— Ну да, борьба за власть же…

— А ты — наследницей считаешься?

— Ну-у-у… — девушка спрятала глаза, явно не желая развивать тему. — Что-то вроде того.

— А что за люди, те, кто привёз тебя к нам в деревню?

— Подчинённые «братца», видимо. Он давно хотел… Избавиться от меня. А сделав своей рабыней, решил бы сразу несколько вопросов.

— Неужели это возможно и законно?

— Ну… Нет, конечно, незаконно. Но «братец» — влиятельный человек, имеет связи. Может, если потребуется, подкупить кого надо. И мать моя была, как-никак, из варваров. Таких здесь не любят.

— Тоже «была»?

— Тоже.

— А с нею-то что стало? Если тебе тяжело об этом говорить, только скажи…

— Так а чего, говорить-то… Я и не видела её. Умерла при родах.

— Прости. Знал бы про всё про это, не стал бы спрашивать. Мне очень жаль.

— Да ладно… — Валерия махает рукой, мол, не стоит внимания.

Хмыкаю этой её браваде, и смотрю по-новому, уже с некоторым уважением. И, само собой, даже не думаю остановить расспросы.

— А что случилось в деревне? Ты мне можешь это объяснить?

— В твоей деревне? В той, куда меня привезли, и которая сгорела?

— В ней самой.

— Так что объяснять-то? Обычное колдовство.

— Что-что?!! Колдовство?..

— Ну да. Какой-то сильный заклинатель призвал демонов, тварей тьмы, или еще какие сущности. Скорее, всё же, демонов, судя по следам и пожарам. Другие-то обычно не поджигают… Эти демоны устроили погром, забрали в качестве платы тела жертв. Всё просто. Наверняка какой-то сильный колдун замешан… Хотя, может, и самопроизвольный прорыв. Такое тоже бывает, хотя и редко.

Смотрю на девушку во все глаза, пытаясь понять, шутит она или серьёзна. Судя по выражению лица, Валерия на самом деле считает правдой то, о чём говорит. Но… Поверить ей? В какие-то суеверия? Хотя моя спутница и не выглядит глупой и необразованной деревенщиой, но, быть может, тут все такие, и не могут объяснить непостижимые для своего разума явления иначе, чем «магией»?

Кончно, с одной стороны, за последнее время со мной случилось достаточно странного, чтобы заподозрить, что нечто такое может иметь место. С другой… Да нет, глупости. Чего себя обманывать, я в эти сказки всё равно не поверю. Не могу себя заставить, по крайней мере, пока не увижу собственным и глазами. У всего должно быть рациональное объяснение. Но все эти мысли, конечно же, оставляю при себе, чтобы не обидеть собеседницу. Пытаюсь зайти «конём».

— Я кое-что собрал на поле боя. Посмотришь, может, подскажет что-нибудь? Натолкнёт на какие мысли, кто всё-таки был-тотэто…

Вытаскиваю нехитрые «улики». Девушка внимательно рассматривает всё, поднимает свои дивные зелёные глазищи на меня, и грустно улыбается:

— Это могло принадлежать кому угодно. Но, скорее всего, именно людям «братца» или дяди. Больше просто некому.

— Ну, братца — значит, братца. И я так понимаю, нам надо убираться отсюда подальше, так, чтобы твои замечательные родственнички не смогли нас найти? Или они решат, что ты погибла?

— Было бы здорово. Но… Что братец, что дядя, они все очень влиятельные люди. С них станется озаботиться заклинанием, которое позволит удостовериться, что я жива.

— Что-что? Заклинание?.. — опять хмыкаю скептически.

— Ну да. Но это так… Хуже, что они могут оставить наблюдателей во всех окрестных деревнях, и даже договориться с властями ближайших городов…

— Значит, не будем появляться на людях. Хотя… Есть идея. Они же ищут девушку. А у меня с собой хватает всякой одежды. Переоденем тебя под парня, волосы и так короткие. Никто не догадается! Надеюсь что нет. Тем более, твоя одежда и так не в лучшем виде.

— Ну… Не знаю….

— И волосы тебе надо в грязи измазать, а то так слишком явно, что не местная. Да и лицо не помешало бы…

Удостоившись гневного взгляда, долго объясняю, почему и как надо маскироваться, и в конце концов таки убеждаю в необходимости осквернения и так уже пострадавшей шевелюры.

Выдаю красавице свой мешок. Она тут же исчезает в кустах, и спустя какое-то время рядом со мной появляется уже не девушка в лохмотьях, а самый что ни на есть обычный деревенский пацан. В такой же тунике, как у меня, только чуть великоватой и более заношенной, в чуть более ярких портах, босой, с перетянутыми ремешком волосами неопределённого цвета, и — единственный косяк — с излишне женственными чертами лица. Да ещё мерзкий ошейник выглядывает из-под одежды.

— Надо бы избавиться от него. Совсем не дело, — протянув руку, касаюсь грубого металла.

Валерия грустно улыбается, мол, хорошо бы, конечно, да пока малоосуществимо. Я и сам понимаю: опасно. Хотя, ходить с такой штукой на шее, опаснее в разы.

— Кстати, давно хотела спросить, — выражение лица девушки вдруг изменяется, и в глубине глаз появляются огоньки.

— Да? — подозревая какой-то подвох, осторожно смотрю на спутницу. Она, с самым невинным видом, продолжает:

— А почему ты взял одну козу и одного козла? Хочешь разводить?