За горизонт

Глава 14

Община переселилась примерно на два дневных перехода на вёсельной лодке, что по примерным расчётам Джона Коннелли составляло около сорока морских миль. Место выбрали относительно ровное, безопасное в плане селей или цунами. Горы виднелись на горизонте, и большую часть времени их скрывал туман. Растительность на новом месте успела хорошо восстановиться после катастрофы. В небольшой лощине нашлись две сосны, поваленные ураганом. Они не погибли, выпустили корни взамен повреждённых, а ветви устремили вверх. Их стволы возле нового леса казались непривычно широкими. Прежде, чем пустить их на строительство лодок, прорастили семена из шишек, чтобы восстановить хороший лес в округе.

Как только были закончены работы по изготовлению первых двух лодок, сразу же отправили экспедицию, которая занялась бы разборкой внутренностей «Монтаны». В лодке ещё оставалось полно вещей, которые могли бы пригодиться в хозяйстве. Одних только проводов там было несколько километров. Коннелли лично возглавил эту экспедицию, считая своим долгом быть рядом с подлодкой в последние дни её службы.

Оставшиеся люди в посёлке заготавливали лес, ловили рыбу, охотились. Работы хватало всем, даже детям. Зима была не за горами, и надо было успеть построить хотя бы пару-тройку бараков, чтобы заселить всех. Чувствуя, что времени может не хватить, дома строили по особому проекту, используя в качестве части стен отвесные склоны. Чтобы камень не морозил жильё, его изолировали любым материалом, включая высохшие пучки водорослей, разросшихся в большом количестве после катастрофы.

Наступила осень. Джон Коннелли в одиннадцатый раз поднялся на борт подлодки. Изнутри она больше не была похожа на себя. Вид у неё теперь был жалкий, разбитый. Капитана каждый раз снедало чувство вины, будто он плохо обошёлся с другом, который заслуживал более почётного отношения.

– Ладно тебе, Джон, – успокоил его Лемке. – «Монтана» послужила нам изрядно, спасла от гибели, но она не вечна. Как и мы. Ты только представь, её создавали, чтобы убивать людей, а она вместо этого спасла их, и вообще поработала как голубь мира, развозя по миру женщин.

– Оскар, ты сейчас делаешь только хуже, – недовольно буркнул капитан подлодки, – я уже готов к тому, чтобы поселиться ней навечно, стать отшельником, как Бен Ганн, принять старость и смерть вместе.

– Э-хе-хе, Джон, – старчески закряхтел Лемке, – народ осудит тебя за такой поступок. Тебя и заменить некем.

– Ладно, шучу. Тяжело на сердце, но я переживу. Со мной будут все вещи из моей каюты. Попробую воссоздать что-то похожее на неё у себя в личном закутке. Нам ещё года три придётся жить в такой же тесноте, как на лодке.

– А то и больше, – засомневался Лемке. – В первый раз сколько мы строились, лет десять?

– Так без опыта, всему учились. Сейчас у нас есть представление, что нам надо, с чего начать, кому какую работу доверить.

– Возможно. Да и народу поубавилось.

– Ты про Панчезе? – спросил Коннелли.

– Именно. Мне интересно, неужели он так ни разу и не вернулся, чтобы глянуть на наш посёлок? Вот ведь скотина, а не человек.

– Не жалей. Он бы нам ещё хуже сделал, если бы остался.

– Может, оставить им надпись на борту, что мы не погибли, а переехали на другое место? Может, осознает, вернёт нам корабль.

– Не вернёт, – отрезал Коннелли. – И хватит о нём.

Лемке пожал плечами. Взвалил на спину связанные одним проводом «железки» и направился к выходу. Вдруг лодку закачало. Под днищем заскрежетали камни. Лемке оступился и шумно свалился со своей ношей. Коннелли бросился ему на помощь.

– Ты живой, Оскар? – спросил он обеспокоенно.

В лодке было темно, видны были только ноги Лемке в слабо освещённом проходе.

– Живой, но спину зашиб. Что это было? Опять землетрясение?

– Похоже на то. Эй, мужики, помогите Оскару выбраться наружу, – выкрикнул капитан.

Несколько человек подошли, разгрузили несчастного Лемке, помогли ему подняться и выбраться наружу. Капитан продолжил разбирать имущество в своей каюте, как вдруг по тёмному нутру подлодки раздался взволнованный вопль.

– Вода отступает! Все наверх!

Капитан схватил всё, что было приготовлено с собой, и бросился по узкому коридору к выходу. Дно лодки опять заскрежетало. В темноте показалось, что у него закружилась голова. Коннелли рефлекторно вытянул руку вперёд, чтобы ухватиться за что-нибудь, но не нашёл опоры и упал. Из глаз брызнули искры. Он крепко приложился головой.

Лодка продолжала скрежетать. Капитан поднялся. По шее растеклось тепло. Он дотронулся до неё. Это была кровь.

– Капитан, вы где? Лодка завалилась на бок!

– Я здесь! Тоже завалился.

В светлом пятне прохода показались тени. Перед лицом капитана загорелся жёлтый огонёк. Крепкие руки помогли ему выбраться наружу.

Подлодка лежала на боку, совсем немного не доставая открытым люком до воды.

– Вода ушла. Дурной признак, возможно, назад вернётся цунами, – предположил кто-то из команды. – Надо спешить уйти повыше на берег.

Вода вернулась спустя полчаса, волной высотой метра в три. Накрыла лодку и зашла внутрь в незакрытый люк. Окатила берег на пятьдесят метров вглубь суши. Откатившись, вода прихватила и «Монтану», оттащив её на несколько десятков метров в море. Теперь подлодка была потеряна для людей полностью. Наружу выглядывал только её левый борт, часть палубной надстройки и винт.

– Ну вот, Джон, – прокряхтел Лемке, держась за повреждённую спину. – Чуть не померли вместе с лодкой. Чуть не прибрала с собой в последнее плавание.

Коннелли вяло улыбнулся. У него прослеживались симптомы сотрясения, мир кружился перед ним зацикленными нырками и сильно тошнило.

– Прощай, подруга, – выдохнул он и приложил ладони к глазам.

Остров продувался всеми ветрами и почти все они были холодными. На Новой Земле ветра в это время были теплее, лето чувствовалось отчётливее. Матвей решил, что причина кроется в холодном течении, идущем с полюса, которое и прибило его к этому острову. За неделю он обошёл его вдоль и поперёк, изучил приливы и отливы, научился избегать мошкары.

Удивительно, но на одной из сторон скалистого острова имелся песчаный пляж. Он был сильно загрязнён водорослями и прочим мусором, прибиваемым океаном. Матвей не поленился потратить время на его расчистку, и теперь у него было место, на котором приятно было провести время, особенно когда он оказывался с подветренной стороны.

Матвей пока не особенно нуждался в пище, ел припасы из шлюпки, боясь браться за весло. Рана на груди периодически болела, как будто на погоду. Ощупывая её Матвею казалось, что рёбра срослись, как попало, или же не срослись вовсе. Резкие движения отдавались острой болью. Воображение рисовало острый обломок ребра, втыкающийся в мышцы. Подтвердить или опровергнуть собственные мысли было некому, Григорович был теперь далеко, и это держало Матвея в некотором психологическом напряжении. Поводов для оптимизма в его положении было мало. Давило на него и беспокойство за родителей, и робкое, но настойчивое предположение, что это место может стать для него последним пристанищем в жизни.

Так было до вечера, когда уходящее за горизонт солнце очертило чёрной тенью неровный рельеф, совсем не похожий на чёткую полосу океана. Днём, из-за вечной дымки, в которую был погружён мир, никаких намёков на сушу видно не было. Горизонт всегда терялся в молочном мареве. Призрачная надежда добраться до материка или хотя бы до другого острова подарила Матвею желание скорее обрести силы.

Он стал хорошо питаться, употребляя в пищу забытых со времён жизни в Чёрной пещере лягушек. Выходил порыбачить недалеко от острова. Улов был редким, но дальше в море Матвей боялся выходить из-за быстрого холодного течения, способного снова отнести его в открытый океан. Ему хватало и того, что он вылавливал. Еда готовилась на огне, в профильтрованной воде, иногда с добавлением брикета жира, заготовленного в посёлке, но чаще Матвей готовил без него.

Примерно через три недели ему показалось, что он настолько здоров и силён, что готов отправиться в сторону призрачного берега, в существовании которого был почти уверен. Однако у природы были свои планы, помешавшие осуществить задуманное. Ещё с ночи горизонт озарили вспышки грозы. Подул промозглый влажный ветер, заставивший Матвея искать себе укрытие. К утру стена дождя накрыла его остров.

У него имелось место между камнями, куда не задувал ветер. Там он готовил еду и иногда ночевал, укрывшись с головой на нагретом пятачке земли. Из веток молодых деревьев Матвей соорудил перекрытие между камнями и накинул сверху тент. Стены поставил из камней, которые смог поднять и которые формой годились для этого. Выше прикрыл ветками и жёсткой травой, растущей вдоль берега внутреннего озера.

Получилось почти сухое и просторное жилище. Когда на улице шумел дождь и завывал ветер, огонь делал его намного уютнее. Матвею представлялось, что огонь живой и он – единственный друг, который есть у него на всём белом свете.

Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. Матвей заснул под его барабанную дробь по крыше, а проснулся от шума птиц, летающих над островом. На полу шалаша играли солнечные блики, пробившиеся сквозь щели в стенах.

На улице стало теплее, чем до дождя и даже воздух будто очистился от лишней влаги. Матвей забрался на самый высокий выступ, имевшийся в его владениях, и посмотрел в сторону заветного горизонта. Да, он увидел землю – серую полосу, отличающуюся от поверхности океана. Ждать другого случая Матвей не стал, его могло и не быть. Приближалась осень.

В тот же день, собрав всё самое необходимое, он вышел в море. Течение, которое принесло его сюда, осталось в стороне, так что пришлось полагаться только на собственные силы. Матвей решил, что в случае, если земля окажется безжизненным островом, отсутствие течения было даже на пользу – не придётся возвращаться против него. Оранжевая шлюпка, видавшая в жизни столько всего, качалась на волнах. Матвей приспособился грести одним веслом. Он делал три взмаха по одному борту, потом – по другой стороне, затем короткий перерыв на пять вдохов, и всё заново.

Берег становился более осязаемым с каждой минутой. Он больше не казался островом, простираясь по всей линии горизонта, насколько хватало глаз. Втайне Матвею хотелось верить, что это берег Новой Земли, пусть и другой остров, Северный. Зная это, ему не составило бы труда обогнуть его, чтобы вернуться в посёлок. Разум твердил, что это невозможно, но какая-то часть души хотела чуда и продолжала в него верить.

До него уже доносился шум прибоя. Волны накатывались на каменистый берег с отдыхающими на нём ластоногими млекопитающими, которых Матвей назвал тюленями. Возможно, это были и не тюлени, а какие-нибудь морские котики, но он не знал между ними разницы. Животных было немного, и даже такое их количество казалось чудом.

Морские хищники заволновались, завидев вблизи неизвестное существо. Несколько из них судорожными рывками сползли по камням в воду. Матвей взял в сторону, чтобы не будить в животных желание защищать свою территорию и не подвергать себя ненужной опасности. К тому же берег, на котором загорали тюлени, ему не понравился, слишком лысый, а хотелось зелени.

Лежбище осталось в стороне, но пара млекопитающих эскортом сопроводила его до условной границы, которую Матвей воспринял, как государственную, нарушать которую чревато последствиями со стороны милых мокроглазых, но клыкастых хищников. На Новой Земле тоже вроде видели тюленей, но не точно. Кто-то рассказывал, что видел труп, похожий на тюлений, который расклёвывали птицы – вот и все свидетельства.

Матвей приблизился к берегу метров на двадцать и двинулся вдоль него. Когда он заметил впадающий в океан ручей, то понял, что стоянку следует делать в этом месте. Он спрыгнул в холодную воду до того, как шлюпка заскребла дном о камни, боясь повредить её. Вода доходила ему до пояса. Дно в этом месте было относительно ровным, устланным галькой.

Матвей вытянул шлюпку на берег повыше, с учётом прилива. Вбил между камней колышек и привязал её плетёной кожаной верёвкой, способной спокойно выдержать сопротивление самца оленя во время брачных игр. Первым делом он проверил ручей. Вода в нём оказалась пресной и невероятно вкусной. Он уже давно не пробовал нормальной воды, если не считать дождевую. Вода из ручья была намного вкуснее даже её. Именно ручей стал для него полным оправданием его стараний.

Матвей поднялся на ближайший подъём и посмотрел в сторону оставленного им острова. Если только знать, куда смотреть, то можно было разглядеть едва различимую тёмную точку. Матвей не стал жалеть о своём первом пристанище. Впереди его ждали интересные исследования и надежда обрести минимальный уют, чтобы к началу следующего летнего сезона быть во всеоружии для возвращения домой.

Подкрепившись, он взял с собой небольшой запас еды, кресало, автомат, который хоть и был без патронов, но мог ещё послужить холодным оружием, и отправился исследовать территорию. Идти решил вдоль ручья, выбрав его в качестве ориентира. Однообразный ландшафт мог запросто сбить с толку даже такого умелого следопыта, как он. Вокруг, куда ни кинь взгляд, камни, одинаковые, словно сортированные, только вдали виднелись синеющие в дымке горы, но использовать их в качестве ориентира было бесполезно.

Выше по течению ручья стали попадаться мелкие кустики, совсем недавно пустившие корни между камней. Стоило заметить, что почти всё в этом мире появилось недавно, заново отвоёвывая себе пространство. В низинах попадались тёмные скопления ила, над которыми кружили облака насекомых. Они были очень приметными, и потому Матвей спокойно обходил их стороной, спасаясь от нежелательной и настойчивой компании.

Камни мельчали, и вот уже они стали размером с гальку, указывая на то, что до катастрофы в этом месте был берег. Растительности становилось всё больше, грязи и растительных останков – тоже. Запах моря перебивал свежий горьковатый запах зелени, от которого нос отвык, а теперь не мог надышаться. Матвей заранее знал, что здесь он найдёт себе место для зимовки и будет оно не в пример лучше убогого жилища между камней, что осталось на острове.

Ручей разошёлся на два русла. Матвей оставил себе закладку, привязав лоскуток на свежий побег молодого деревца, чтобы не спутать, какой из рукавов ведёт к его стоянке. Под ногами появилась первая почва, поросшая мхом, пружинящим под ногами. Затем появилась и трава, слабая, треплемая холодным ветром. Сильным в ней было только желание жить.

А ещё выше, в неглубокой низине, прикрытой от ветра, ему попалась полянка с морошкой. Ягоды ещё не вызрели, но Матвей всё равно сорвал несколько горько-кислых плодов и тщательно разжевал.

– Витаминки, – довольно произнёс он, смакуя приятный вкус во рту.

В этой низине Матвей сделал первый привал. Перекусил холодным, полежал на камнях, даже задремал под солнцем. Ветер здесь почти не ощущался, поэтому воздух почти не смешивался, успевая нагреваться. Заставить себя подняться пришлось усилием воли. Лёжа на боку много информации не соберёшь.

Океан был уже далеко и шум бьющихся волн больше не тревожил слух. Звуки природы поменялись. Шум ветра между камней, шелест листьев кустарников и деревьев, гул насекомых составляли здешний фон. Это уже напоминало шум последней родины Матвея, Южного острова архипелага Новая Земля, и это добавляло спокойствия. Как выжить там, он знал, и хотел верить, что заработанный опыт пригодится и здесь.

К вечеру, перед тем как Матвей задумался о ночёвке, окружающий ландшафт изменился ещё раз. Теперь он был похож на природу предгорий. Широкие ровные поляны, поросшие зеленью, были разделены каменными останцами, окружённые позеленевшим из-за лишайников щебнем, продуктом собственного разрушения. Иногда на вершинах останцев сидели морские птицы, неведомо с какой целью. Дичи для их пропитания здесь не водилось. Возможно, они считали подобные места безопасными для высиживания потомства.

А перед тем, как поставить палатку, Матвей наткнулся на огромное болото, оставшееся после затопления. По берегам его торчали остатки брёвен, снесённых сюда ветром и потоками воды. В надвигающихся сумерках болото выглядело зловеще чёрным, так что Матвей разбил палатку в стороне от него, но на завтра запланировал познакомиться с ним поближе. Как часто бывало, подобные болота несли в себе напоминания о мире до апокалипсиса, либо могли служить источником дерева.

Матвей развёл небольшой костерок из всего, что собрал горючего по дороге. Подогрел на нём воду, заварил чай, который уже начал экономить. На тёплом пятачке после костра поставил палатку из тента. Непромокаемый материал страховал от двух бед – от ветра и дождя. Матвей недолго полежал, прежде чем уснуть. По традиции, он пообщался с родителями, посылая мысленный импульс о том, что он жив, поблагодарил судьбу за то же самое, закрыл глаза и прислушался к звукам нового мира. Он жил и ночью. Матвею показалось, что он слышал даже вой, похожий на волчий, но это мог быть и ветер, гуляющий между камнями.

Утром, в туманной дымке, накрывшей местность, видимость упала до трёх десятков шагов. Матвей обошёл вокруг палатки, не отдаляясь далеко, чтобы не заплутать, и насобирал веток. Его заинтересовали следы на молодых деревьях, оставленные грызунами. Животные объедали их кору от земли и до полуметра вверх. Рядом с деревьями он нашёл «кругляши», похожие на заячьи экскременты. Если здесь сохранился этот вид животных, то они могли бы здорово разнообразить и дикий мир Новой Земли, представленный в настоящий момент вездесущими леммингами. Матвей пожалел, что в его автомате больше нет ни одного патрона. За кусок жареной на костре зайчатины он готов был многое отдать.

Туман рассеялся через два часа после того, как Матвей проснулся. Первым делом он обошёл огромное болото. Его прибрежная полоса кипела жизнью. Тёмная вода хорошо нагревалась под скудным арктическим солнцем, создавая пригодные для размножения жизни условия.

Болото после зимы разливалось. В сторону моря растянулся длинный клин мусора, потерявший силу на полпути, рассеявшись между камнями. Матвей решил, что не сегодня, но когда он обоснуется на определённом месте, обязательно разведает этот «язык». Пока над его планами доминировала идея найти пригодную стоянку и до наступления холодов превратить её в жилище, между делом выходя в море на рыбалку.

По этой причине Матвей не собирался забредать далеко вглубь. Оптимальным было бы найти стоянку не больше чем в половине дня пути. Сутками таскать на себе припасы он не хотел, да и рана не особо дозволяла тяжёлые физические нагрузки. Однако он не хотел, чтобы его пристанище находилось вдали от ручья. Чистая вода являлась для него стратегическим продуктом и одним из основополагающих факторов выбора места.

Каким же было его удивление и даже восторг, когда он нашёл расщелину, рядом с которой шумно падал ручей. Расщелина в камнях, судя по её виду, образовалась в результате вытачивания рекой, бежавшей здесь раньше. Ручей тёк по старому руслу, находя себе дорогу между камней, взявшихся здесь, судя по ним, совсем недавно. Для сооружения жилища место подходило идеально. Здесь можно было сэкономить время и силы на материале, используя естественные каменные стены.

Матвей долго примерялся, какую часть расщелины начать обживать, и выбрал ту, которая подошла ему из-за схожести некоторых выступов с кухонной мебелью. Их он и собирался использовать в том же качестве. В углублении он задумал соорудить постель, на входе поставить очаг, предполагая, что тепло будет курсировать именно так, чтобы обогревать его лежанку.

К выполнению задуманного Матвей приступил сразу. В округе нашлось ещё немало мест, где был свален лес, растущий здесь до катастрофы. Без подходящего инструмента выбирать приходилось те брёвна, которые можно было унести. В идеале, как думал Матвей, с наступлением зимы можно было бы притянуть сюда шлюпку по снегу и устроить в ней спальное место. Но до зимы следовало дожить и устроить всё так, чтобы не пришлось выходить в море из-за нехватки припасов.

Матвей ставил брёвна вертикально, под наклоном к стене ущелья. Подгонял их плотно, обрубая стволы, чтобы они соприкасались точнее. Щели конопатил мхом, поверх размазывал густую болотную грязь, а на неё накладывал хвойные ветки. Основания брёвен выложил камнями, чтобы они не разъехались в случае подтопления весной, и чтобы избежать сквозняков по полу.

Он два раза ходил к шлюпке, чтобы набрать себе солонины, и на третий раз понял, что пора выходить в море. Запасы заканчивались, а на дворе, судя по зарубкам, заканчивалось лето. Опасаясь начала штормов и дождей, Матвей бросил строительство и отправился в открытое море.

Старые навыки, приобретённые в посёлке, помогли ему с поиском рыбных мест. Только вот рыбачить сетью было чрезвычайно сложно. Тягать сеть одному было не с руки. Хороший улов был тяжёл, приходилось ухищряться, чтобы его не потерять. Матвей пользовался не только руками, но и ногами, чтобы управляться с сетью. В море он пробыл три дня, набрав на дне шлюпки улов выше щиколотки. Теперь эту рыбу стоило сохранить, чтобы питаться ею всю зиму.

Ещё неделю шлюпка торчала у берега, заполненная водой и рыбой, пока Матвей потрошил, сушил и коптил свой улов. Чайки и прочие птицы, завидев лёгкую добычу, принялись атаковать распятые тушки. Матвею не было ни покоя, ни отдыха все эти дни. А предстояло ещё перенести весь запас к дому. В те дни ему казалось, что лучше бы он остался жить в шлюпке на берегу, чем выдумывал себе ненужный комфорт, отнимающий много сил.

Однако, когда добыча была перенесена в дом и тело отошло от усталости, а голова от забот, развешенный на внутренней стороне дома и снаружи улов согревал сердце. Худо-бедно можно было перезимовать.

Пока Матвей был на рыбалке, природа успела преобразиться. Зелень пожухла, пожелтела, покраснела, дно ущелья устлала облетающая с деревьев листва. Матвей собрал её и застелил каменный выступ, на котором у него по плану была кровать. Толстый слой сухой листвы, накрытый сверху тряпками, защищал от холода камня. Кровать получилась удобная, в меру жёсткая, с приятным запахом.

Матвей был уверен, что в этих краях зима наступает раньше, и оказался прав. Уже в конце сентября ветра нагнали тучи, разродившиеся обильными снегопадами. Без дела сидеть не пришлось. Необходимо было запастись дровами на всю зиму. Неизвестная местность хранила под снегом много ловушек, о которых нельзя было догадаться, пока не наступишь. Матвей не раз проваливался под снег, уверенно ступив в сугроб. К счастью, ему удалось отделаться незначительными ушибами. Так он на собственном опыте создал для себя карту троп, по которым можно было ходить без опаски.

Свежий снег напомнил ему о том, что здесь он не один. Зигзаги заячьих следов регулярно пересекались с маршрутами его движения, но вживую увидеть животное ему не удавалось. Зато в его жилище пожаловали мелкие грызуны, учуявшие тепло, уют и пищу. Матвей истреблял их, как только мог, опасаясь, что до весны еды на всех не хватит. Ночью он регулярно слышал шорох мелких лапок, снующих по полу и по стенам.

На носу уже был Новый год. По новому летоисчислению наступал двадцать первый год от всемирной катастрофы. Двадцать один год – как всё изменилось. Двадцать первый год, начатый человечеством заново. Матвей накатал снежков и украсил ими снаружи свой дом. Получилось чуть праздничнее, чем без них. На душе никакого праздника не чувствовалось. Постоянно лезли на ум мысли о матери с отцом, о себе, обречённом жить здесь до смерти, либо отправиться назад и с большой вероятностью погибнуть в скитаниях.

Матвей проснулся тридцать первого декабря как обычно, вместе с поздними лучами солнца, почти не показывающегося из-за горизонта. В этот день он задался целью сходить до берега, посмотреть состояние шлюпки и как крепко лёд сковал поверхность океана. Очень хотелось поесть свежей рыбки на праздник. Копчёная солёная рыба стояла поперёк горла, а почки, кажется, совсем отказывались фильтровать соль. Он просыпался каждый раз таким опухшим, что полдня видел свои веки, нависающие над глазами.

Матвей вышел на улицу, потянулся, привычным движением спустил штаны и замер. Ему показалось, что он увидел призрака. Взгляд его выражал испуг и крайнее удивление. Прямо на входе в ущелье стояло нечто, завёрнутое в шкуры. Матвей заправил штаны и не сдвинулся с места. Фигура тоже стояла не двигаясь. Немая сцена длилась пару минут. Наконец фигура сделала несмелый шаг вперёд, затем ещё один. Матвей ждал, размышляя, стоит ли ему броситься в дом и вытащить автомат для острастки.

– Привет! – произнесла фигура девичьим голосом на английском.

В голове Матвея мгновенно провернулся целый клубок предположений и гипотез.

– Привет! – поздоровался он на том же языке.

Девушка залопотала что-то неразборчивое и пошла уверенней. Матвей стоял и ждал, глядя на неожиданную гостью во все глаза. Она подошла и скинула с головы меховой колпак, по мнению Матвея сделанный довольно грубо. На вид девушке было около восемнадцати. Щёки её горели красным, будто она давно была на морозе.

– Кейт, – она протянула руку.

Матвей немного растерялся, потом всё-таки пожал её.

– Матвей, – произнёс он и заметил удивление гостьи.

– Матьуи, – повторила она.

– Да, типа того, – произнёс Матвей по-русски, а потом перешёл на английский, который немного практиковал с американцами, живущими в посёлке. – Мой английский плохой. Я русский.

– Русский? – удивилась Кейт. – Как ты тут оказался?

– Долгая история. А ты откуда?

– Мы живём недалеко. Полдня на лодке по воде или по льду. По земле намного дольше, дня два, плохая дорога.

– Ты знала, что я здесь живу? – спросил Матвей, предположив, что визит девушки был спланированным.

– Знала. Я видела твою оранжевую лодку в море. Ждала, когда станет лёд.

– А вас много?

– Тринадцать. Чёртова дюжина. Было больше, но мужчины погибли.

– Всего? Так вы не с подводной лодки «Монтана»?

– Да, а ты знаешь про неё?

– Да, и капитана вашего, Мак… как его, Макконелли.

– Да, Коннелли, – поправила Кейт. – Он был капитаном, а потом главой посёлка.

– А сейчас?

– Все погибли. Каменный завал, сошедший с гор из-за прорвавшегося озера, уничтожил посёлок. Остались только мы, потому что наш духовный отец Брайан предвидел гибель и спас нас.

Матвей понимал не всё, но улавливал общий смысл. То, что люди погибли, он понял.

– Мне очень жаль. Теперь понятно, почему он не выполнил своего обещания, – Матвей спохватился. – Извини, проходи в дом, я сейчас приду.

Девушка не стала скромничать. Матвей приоткрыл ей приставную дверь, и она юркнула внутрь. Он отошёл подальше от дома. При такой гостье не стоило портить праздничный цвет снега. Первый шок прошёл, и Матвей вдруг увидел для себя знак, что эта девушка появилась здесь не просто так.

Он вернулся в дом. Кейт скромно сидела на его постели.

– Один момент, – пообещал он ей. Чиркнул кресалом в заранее приготовленную кучку сушёного мха. Тот задымился и, после того, как Матвей подул, разгорелся. Огонь наполнил скромное жилище уютом и теплом. Матвей не знал, за что взяться. Он считал, что его дом, пригодный для него, для девушки кажется слишком аскетичным и некрасивым, хотя она не подавала виду, с любопытством разглядывая обстановку.

– У меня из всей еды только рыба и есть совсем немного, – Матвей задумался, вспоминая слово, – олень.

– Олень? – девушка будто не слышала это слово.

– Да, олень. Жёсткий, как ремень.

Матвей вынул заканчивающийся припас, настрогал его помельче и преподнёс девушке. Кейт смущённо, но благодарно приняла подношение. Матвей в свете огня внимательно разглядел её лицо. Правильное, по-девичьи пухленькое. Она умилительно жевала жёсткое мясо и с наслаждением причмокивала.

– Вкусно, но необычно. Мы едим одну рыбу. Брайан плохой охотник, поэтому мы ловим рыбу.

– Я тоже плохой охотник. Олень был приготовлен давно.

Кейт взяла в руки кусочек оленины и посмотрела его на огонь. Её что-то заинтересовало.

– Это следы зубов землероек? – спросила она, показав на след, будто оставленный резцами грызуна.

– Землероек? – переспросил Матвей, не зная значения слова.

Кейт подняла верхнюю губу, оставив два зуба наружу и очень похоже изобразила грызуна.

– Да! У меня тут они пешком ходят. Ты не бойся, это не опасно.

– Опасно. От их укусов умирают. Болезнь называется туляремия, – с тревогой в голосе произнесла девушка.

Матвей ни разу не слышал о такой болезни.

– Грызуны несут смерть. У нас умерли люди в посёлке ещё до завала.

– Да? – удивился Матвей. Он задумался, решив, что девушка права, и он слишком рисковал, позволяя грызунам, разносчикам инфекций, следить в его доме.

– Наш духовный отец зовёт нас всех трусами и бесполезными существами, – сменила тему Кейт.

– Почему?

– Мама говорит, что он псих, но у него есть дар.

– Кейт, а другие мужчины, взрослые, как я, у вас есть? – Матвей решил узнать про потенциальных конкурентов, а также проверить внезапную догадку.

– Нет. Только два моих брата, они чуть старше меня. Все мужчины погибли. Моя мама считает, что их убил Брайан, потому что не хотел терять свой статус.

– Серьёзно?

– Не знаю. Мой отец погиб давно, как раз от туляремии, и Брайан к его смерти точно не причастен.

– А кроме тебя обо мне кто-нибудь знает? – спросил Матвей, чувствуя некоторую опасность со стороны неоднозначного соседа.

– Нет. Я не стала никому об этом рассказывать.

– Почему?

– Знаешь, я надеюсь, что мне не придётся всю жизнь прожить рядом с этим человеком, Брайаном. Я боюсь его, и все боятся. Он не потерпит тебя, если будет знать, что ты завёлся у него под боком. Я хотела бы сбежать отсюда.

– Правда? – Матвей не смог сдержать удивлённого возгласа.

– Да.

– Тебя кинутся искать? – спросил он.

– Нет, если я вернусь до утра. Только мне нужен будет улов, иначе меня будут ругать.

– Улов я тебе обещаю. Значит, у нас есть время, чтобы встретить Новый год до самого вечера, а посреди ночи пойдём на океан, просверлим лунку и будем ловить на свет.

– На что?

– На свет. Разве вы так не ловите?

– Нет, мы ловим днём, на сушёных насекомых.

– А я ловлю ночью на свет. Рыба идёт на него, лучше, чем на насекомых.

– А как ты празднуешь? – спросила Кейт, сменив тему, которая показалась ей более интересной.

– Шампанского не обещаю, но поесть от пуза можно.

– Рыбу? – Кейт сморщила носик.

– Я могу приготовить суп из полуфабрикатов? – предложил Матвей, мешая русские и английские слова.

Кейт звонко рассмеялась.

– Я ничего не поняла, но согласна есть, всё, что ты приготовишь.

– Хорошо, – Матвей с готовностью кинулся к своим припасам. – Кстати, мою сестру зовут так же, как и тебя.

– Кейт?

– Катя.

– А, меня раньше мама звала Кэти, но потом, когда я стала взрослой, только Кейт. Твоя сестра ещё маленькая?

– Нет, у неё уже четверо детей.

Кейт вздохнула.

– Люблю детей. У нас мои дети могут взяться только от Брайана или же от моих братьев, – Кейт передёрнула плечами. – Мерзость.

Матвей только сильнее уверовал в то, что появление девушки – это знамение, шанс от жизни, который не стоит упускать.

– Кейт, если ты не против, мы могли бы весной уйти отсюда на моей шлюпке. Только не проболтайся.

– Ни за что. Никому и никогда. Я даже матери ничего не скажу, потому что она стала совсем как безумная.

Матвей не нашёл английских слов, чтобы поддержать разговор. Вместо этого принялся готовить праздничный обед.

– Я могу тебе помочь? – спросила Кейт после нескольких минут безделья.

– Ты гостья, тебе можно ничего не делать. Рассказывай мне что-нибудь.

– Хорошо. Ты койотов уже видел?

– Нет. А что, они здесь есть?

– Бывают. Зимой редко. Уходят в горы, а летом часто шастают. Кроликов ловят.

– Кроликов не видел, но следы их попадались.

– Один раз мой брат поймал кролика. Мне почти ничего не досталось, кроме бульона.

– Я бы тоже хотел поесть кролика. Обещаю поймать его, и когда ты ко мне придёшь ещё раз, я его приготовлю.

– Ладно. Если всё будет, как я думаю, то раз в десять дней я смогу навещать тебя.

– Хорошо, но если тебя начнут подозревать, пожалуйста, сделай так, чтобы они не узнали про меня раньше времени.

– Хорошо. Я не хочу этого.

Матвей улыбнулся. Кейт уже совсем освоилась. Скинула с себя неуклюжую верхнюю одежду и сидела в старой кофте, какие делали до катастрофы.

– Это от матери досталось? – спросил Матвей.

– Нет. У нас есть корабль, в нём в ящиках хранится одежда, которую нашли после урагана. Иногда мы её вынимаем и надеваем. Старая она уже, рвётся быстро. Шкуры крепче.

Матвей согласился кивком головы. Он вдруг понял, что ему стало жарко и неуклюже в своей одежде. Матвей распахнул жилетку, оголив грудь. Кейт сразу обратила внимание на страшные рубцы на боку Матвея.

– А, это медведь, – буднично произнёс он и хотел накинуть одежду, но Кейт его остановила.

– Медведь? – она дотронулась тёплой ладонью до шрамов и провела по их неровностям.

Матвей разомлел. Прикосновения были очень приятны.

– Как ты выжил?

– Мне повезло, а моим трём друзьям нет. Я успел сесть в шлюпку, прежде чем потерял сознание. А когда пришёл в себя, то был далеко от берега. Потом течение принесло меня сюда.

– Ко мне, – Кейт потянулась губами к лицу Матвея.