Я вам не Сталин… Я хуже! Часть третья: Текущая реальность.

Больше она подобных вопросов не задавала, целиком отдавшись воспитаю родившегося сына Абрама, ставшего в силу нижеприведённых обстоятельств - единственным у четы Ротстейнов.

Тем не менее, её мужа уважали все – городские чиновники, американские городовые на улицах – копы, даже итальянцы изредка заходящие поговорить об делах. Как-то раз она услышала от одного из них:

«Евреи - настоящие бизнесмены. Они хотят сделать на тебе бакс сегодня и завтра, и так далее — по баксу в день. А наши (непонятное выражение) хотят срубить червонец сегодня – прямо сейчас, а завтра могут и задушить за цент».

Не говоря уже про членов еврейской диаспоры.

Правда, семейное счастье оказалось сравнительно недолгим…

Арнольда ранили из револьвера в нью-йоркской гостинице «Park Central». На вопрос полицейского детектива:

«Кто стрелял в вас?», Арнольд Ротстейн ответил:

«Я не буду об этом говорить. Сам разберусь».

Однако, это были его последние слова.

И лишь тогда Сара узнала, что занятия её мужа были не совсем законными – мягко говоря. От полицейских – допрашивающих её с помощью переводчика. Правильно говорить и читать по-английски газеты, она так и не научилась.

После гибели Ротстейна никто и никогда уже не смог управлять «дном» Нью-Йорка в одиночку, как это делал он. Его «Империя дна» была разделена между сподвижниками - Артуром Флегенгеймером, Бенджамином Багси и Мейером Лански.

Кроме естественно «громкой» фамилии и достигшего совершеннолетия сына Абрама, Саре достался достаточно скромный особняк в Нижнем Ист-Сайд, что в юго-восточной части Манхэттена - одном из еврейских кварталов Нью-Йорка… Совсем немного денег на счету в банке – три миллиона долларов и изрядная доля в том самом «дне» - в прямом смысле этого слова: в коммунальных службах огромного города.

Замуж она больше не вышла, хотя имелись многочисленные претенденты на её одинокое сердце и наследство покойного мужа. Жила, по вбитой с детства привычке скромно - экономя буквально на всём, не выбрасывая старые вещи, даже детские игрушки сына.

Однако, «седина в голову – бес в ребро»!

По мере взросления последнего, когда Абрам Арнольдович - всё больше и больше брал на себя дела по управлению унаследованным от папаши коммунальным бизнесом, она всё чаще и чаще принимала участие в общественно-политической жизни – сперва района, потом – города и, наконец…

Возможно в «реальной истории» Сара Ротстейн стала бы активисткой Феминистского движения Америки и принимала бы участие в «марше на Вашингтон» с плакатом над головой, с нанесёнными на него словами из «Декларации прав женщин» от 1848-го года:

«История человечества — это история повторяющихся оскорблений и узурпации прав женщин со стороны мужчин».

Однако, это не «реальная история» - а «текущая реальность» и поэтому судьба вдовы главы нью-йоркской еврейской мафии, стала иной.

***

Своё детство - проведённое в славном городе Одессе, пятидесятилетняя Сара Ротстейн считала «золотым временем»… Но помня и об бесчинствах толпы озверевших черносотенцев, выкрикивающих очень обидные оскорбления и весьма недобрые угрозы в адрес «жидов» - особо добрых чувств к своей исторической Родине не испытывала. Особенно, когда по соседству стали появляться беженцы «второй волны», уцелевшие уже после петлюровских погромов и бесчинств.

Тем не менее, делами происходящими в Советском Союзе и свежими новостями оттуда Сара Ротстейн интересовалась, почитывая соответствующую эмигрантскую литературу на двух языках – идиш и русском. Этому способствовала языковая среда в районе населённом евреями – выходцами в основном из России или СССР и неспособность самой Сары как следует изучить американский английский… Она до сих пор говорила с жутким акцентом и читала с большим трудом. Гораздо лучше владела «великим и могучим» - практически на уровне «маме-лошн» (идиш, «материнский язык»), ибо много общалась с русскоязычными сверстниками и до отъезда на «Землю обетованную» с родителями, успела проучиться в одной из одесских гимназий.

А с началом нового – 1941-го года, на её большой исторической Родине стали происходить совершено удивительные вещи, что ещё более усилило интерес…

Одна сенсация за другой и, сенсацией погоняет!

20-го января при странно-загадочных обстоятельствах, в подкремлёвских катакомбах погибло всё высшее партийно-государственное руководство Советского Союза. В живых остался лишь сам Сталин и политики второго уровня, которых прежде почти никто не знал.

Следующая новость была из разряда таких сенсаций, что центральные газеты раскупали по звонкам в редакции. Русскими коммунисты объявили Соединённые Штаты Америки…

Социалистическим государством!

И заявили, что будут строго следовать «…курсу, проложенному великим президентом Рузвельтом, но сообразно исторически сложившимся в СССР условиям».

Пока все интересующиеся международной политикой представители электората и истеблишмента думали-гадали, что это значит, новая сенсация из «одной шестой части света»:

В Советском Союзе было образованы Донбасско-Криворожская Автономная Советская Социалистическая Республика (ДКАССР) – со столицей в Харьков, Галицианская Автономная Советская Социалистическая Республика (ГАССР) - Львов и…

Когда она читала эти строчки, у Сары Ротстейн перехватило дух:

- Ой, вэй!

…И Еврейская Автономная Область (ЕАО), со столицей на её малой Родине - солнечной Одессе.

Вскоре стало известно и руководство первого в новейшей истории еврейского государства, отчего «дух перехватило» во второй раз. Это были женщины – вдовы погибших под Кремлём сталинских министров:

Дора Моисеевна Хазан-Андреева - Председатель Совета Народных Комиссаров ЕАО.

Эсфирь Исаевна Гурвич – Первый секретарь обкома ВКП(б).

Екатерина Давидовна Ворошилова – Военный комиссар ЕАО.

Следующей сенсация о том, что по предложению последней, в Автономии начато формирование национальной воинской части: «Добровольческой еврейской легион» – куда могут вступить и иностранные граждане… И то, что ей командовать будет не кто-нибудь, а сам Мечислав Вольфович Бегун.

Сара Ротстейн читала и глазам своим не верила:

«Вы не знаете, кто такой Мечислав Вольфович Бегун?

Да это же наш Менахем Бегин - комендант польского отделения Союза «Им. Иосифа Трумпельдора» («Бейтар»), лидер Национальной военной организации («Иргун Цвай Леуми»), ученик и политический наследник Зеева Жаботинского.

Вместе с другими польскими офицерами попал в плен к красным в 39-м, сидел у них в лагере, пока ему не было сделано предложение – от которого он не смог отказаться»⁴⁶.

За такой сенсацией – опубликованных и в англоязычной прессе, не замеченной прошла другая… О том, что других пленных офицеров – но только польской национальности, диктатор Сталин решил судить за военные преступления совершённых в 1919-1922-х годах. И судя по всему – их всех ждёт весьма печальная участь.

Ну и наконец, советским послом в Соединённые Штаты была назначена вдова сталинского министра иностранных дел Вячеслава Молотова – Полина Жемчужина (Перл Соломоновна Карповская), родная сестра скандально известного американского бизнесмена - Сэма Карпа.

Вот она то и стала самой большой сенсацией!

После встреч с Рузвельтом и Конгрессом США, процедуры инаугурации, разумеется, «Новая Юдифь» - как прозвали её газетчики, дала множество интервью, встречалась с множеством влиятельных политиков и общественных деятелей, например с лидером американских феминисток - Маргарет Хиггинс Сэнгер, коей призналась:

- Когда я после окончания новой европейской войны уйду с государственной службы, я по вашему примеру создам и возглавлю «Федерацию контроля рождаемости в СССР».

Имеется в виду, по примеру возглавляемой последней «Американской федерации контроля рождаемости» (BCFA) – занимающейся планированием семьи.

Этим она покорила сердце этой – просто гиперактивной особы и расположила к себе всех феминисток Штатов. А это между прочим…

Сила!

***

Вскоре по приезду Полины Жемчужиной, в американкой прессе стали публиковаться материалы, якобы вывезенные из Германии антинацистски настроенными беженцами…

Видимо, так совпало.

…Якобы разработанный гитлеровским руководством «План Ост» и, даже «План по окончательному решению еврейского вопроса» - выглядели настолько чудовищными, что вызвали чисто психологическое отторжение:

- Такого не может быть, это очередная «газетная утка».

Так что особой сенсации это не вызвало.

Однако вскоре после этого, в газетах стали печататься главы дневников, под общим заголовком:

«ЗАПИСКИ МЁРТВОГО ЧЕЛОВЕКА»⁴⁷.

Название цепляло глаз сразу, подзаголовок заставлял сжаться сердце даже в завзятого циника:

«Мое имя Соломон Таубер. Я еврей. И скоро умру. Я решил покончить с собой, потому что нет больше смысла жить. Все усилия оказались тщетны. Зло, с которым я столкнулся, благоденствует, а добро лежит в пыли и насмешках. Все мои друзья – мученики и жертвы – погибли, вокруг одни лишь мучители. Я вижу их целыми днями, а по ночам ко мне приходит убитая ими Эстер… Моя Эстер…

Во мне нет ни ненависти, ни презрения к германцам, ведь они – хорошие люди. Зло заложено не в народе, оно – в отдельных людях. Английский философ Бёрк был прав, когда сказал: «Я не знаю случая, когда можно обвинить целую нацию». Общей вины нет. Даже в Библии, когда Бог решил разрушить Содом и Гоморру за зло, таившееся во всех жителях этих городов, он разыскал среди них одного праведника и спас его. А потому вина, как и спасение, – дело личное…».

В то время телевизоры были не так совершенны и не так широко распространены даже в США, как во времена «мыльных опер», а телепередачи были сущим убожеством.

Чем убить свободное время американским домохозяйкам из так называемого «среднего класса»?

«Записки мёртвого человека» публиковались небольшими главами и прочитав очередную, заинтригованный и проникшийся сочувствием к участи главного героя читатель, с нетерпением ждал выхода следующего номера.

В первых главах Таубер очень кратко и в общих словах описывал свое нелёгкое детство, происходившее в двадцатые годы в Берлине. Отца – мелкого служащего, ветерана Первой мировой войны, мать - домохозяйку… Учёбу в школе, затем университете и работу в крупной германской строительной фирме, где его ценили как специалиста. Трагическую и нелепую смерть родителей, ещё до прихода Гитлера к власти.

В 1938-м году Таубер женился на девушке по имени Эстер. До начала войны в Европе их не трогали, лишь заставили носить на груди жёлтую шестиконечную звезду. Но в конце концов, осенью 39-го эту семейную пару арестовали и разлучив, отправили по разным концентрационным лагерям. Самого Соломона после лагеря для перемещенных лиц, вместе с другими евреями запихнули в вагон товарного поезда, шедшего на восток.

Затем:

«…Я не могу точно вспомнить, когда поезд остановился. Кажется, мы ехали шесть дней и семь ночей. Поезд вдруг встал, полоски света из щелей подсказали мне, что на воле день. Голова кружилась от усталости и вони. Снаружи кто-то закричал, лязгнули засовы, двери вагона отворились. Хорошо, что я, еще недавно одетый в белую рубашку и отглаженные брюки, не мог видеть самого себя. Достаточно было взглянуть на других.

Яркий солнечный свет хлынул в вагон. Люди закрыли глаза руками и закричали от боли. Под напором сзади на станцию высыпало полвагона – смердящая толпа спотыкавшихся людей. Я стоял сбоку от двери, потому не вывалился наружу, спустился одним из последних, по-человечески.

Двери вагона открыли охранники из СС. Злые, жестокие, они переговаривались и кричали или стояли поодаль, презрительно смотрели на нас. В вагоне на полу осталось лежать человек тридцать – побитых, затоптанных. Остальные, голодные, полуослепшие, потные, в вонючих лохмотьях, кое-как держались на ногах. От жажды мой язык присох к нёбу, опух и почернел, губы запеклись и потрескались.

На платформе разгружались еще сорок таких же вагонов из Берлина и восемнадцать – из Вены. Около половины «груза» составляли женщины и дети. Охранники бегали по платформе, дубинками строили вывезенных в некие подобия колонн, чтобы отвести в город. Но в какой? Потом я узнал, что город называется Штуттгоф⁴⁸, в трёх десятках километров к востоку от города Данциг.

Позади них стояла горстка людей в потертых рубахах и штанах с большими буквами «J» (от немецкого JUDE – еврей) на груди и спине. Это была особая команда из гетто, ее привезли вынести из вагонов трупы и похоронить мертвецов за городом. Команду охраняли десятка полтора человек тоже с буквами «J» на груди и спине, но подпоясанных армейскими ремнями, с дубинками в руках. А назывались они еврейскими «капо», их кормили лучше остальных заключенных.

Под вокзальным навесом, в тени стояли и офицеры СС. Один самодовольно возвышался на каком-то ящике и с презрительной ухмылкой рассматривал несколько тысяч ходячих скелетов, заполнявших перрон. Эсэсовец постукивал по сапогу хлыстом из плетеной кожи. Зеленая форма с серебряными сдвоенными молниями на правой петлице сидела на нем как влитая. На левой был обозначен его чин. Капитан.

Он был высок и строен, со светлыми волосами и блеклыми голубыми глазами. Потом я узнал, что он отъявленный садист, даже среди своих уже известный под именем: «Мясник». Так я повстречался с капитаном СС Эдуардом Рошманном…».

«…Единственные ворота стояли на северной стороне, а около них – две сторожевые башни с эсэсовцами. От ворот прямо к середке гетто шла «Масе калну иела», или «Маленькая холмистая улица». Справа от нее - площадь, где заключенным объявляли наказания, проводили переклички, выбирали, кого послать на тяжелые работы, а кого повесить. Посреди площади стояла виселица о восьми стальных крюках. Она никогда не пустовала. Каждый вечер вешали, но часто крюков не хватало, и людей казнили в несколько заходов, пока Рошманн не оставался доволен своей работой.

Раньше в лагере были местные польские евреи. Когда привезли нас, коренных евреев там осталось чуть больше сотни: меньше чем за три недели Рошманн и его заместитель Краузе уничтожили их почти полностью.

После нас эшелоны с людьми стали приходить ежедневно, но население лагеря не увеличилось, так как до прибытия каждого нового поезда, часть из заключенных уничтожали, чтобы освободить место для новичков.

Каждое утро обитателей лагеря, а это были в основном мужчины – женщин и детей убивали гораздо чаще, – собирали на Оловянной площади тычками прикладов в спину. Начиналась перекличка. Имен не называли, просто пересчитывали и делили на рабочие группы. Изо дня в день почти всех мужчин, женщин и детей строили и гнали в построенные неподалеку мастерские на двенадцать часов подневольного труда.

Будучи архитектором, ещё в самом начале я солгал, сказав что раньше работал плотником. Расчёт оказался верен: плотники нужны везде, и меня отправили на ближайшую лесопилку, где из местных сосен делали сборные блиндажи для солдат.

Работали мы до изнеможения. Случалось, падали даже самые крепкие – лесопилка стояла в низине, на холодном сыром ветру, дующем с побережья.

Утром до марша на работу нам давали пол-литра так называемого супа – воды, в которой изредка попадались картофелины, – и еще пол-литра его же с куском черного хлеба по вечерам, когда мы возвращались. Но если кто-то приносил в лагерь еду – чтоб подкормить родственников, его на вечерней перекличке вешали на глазах у всех…».

«…С наступлением осени, потом зимы жизнь в лагере становилась все хуже и хуже.

К концу зимы я понял, что долго не протяну. Голод, холод, каторжный труд и ежедневные зверства превратили мое некогда сильное тело в мешок костей. Из осколка зеркала на меня смотрел изможденный, небритый старик с воспаленными глазами и впалыми щеками. Недавно мне исполнилось тридцать три, но выглядел я вдвое старше. Как и все остальные.

Я видел, как полегли в могилы десятки тысяч людей, как сотнями узники умирали от холода и непосильной работы, как их расстреливали, пороли или избивали до смерти. Протянуть даже пять месяцев, что удалось мне, считалось чудом. Жажда жизни, вначале одолевавшая меня, постепенно исчезла, осталась лишь привычка к существованию, которое рано или поздно оборвется…».

«…И меня вновь появилась цель в жизни: я поклялся самому себе, выжить во что бы то ни стало и рассказать всему миру про творящиеся здесь зверства. И ля того чтоб выжить, вскоре после возвращения к работе я решил, стать «капо» - охранником то есть.

Решиться на такое было нелегко – «капо» гнали заключенных на работу и обратно, а нередко и на казнь. Мало того, они были вооружены дубинками и зачастую на виду у эсэсовцев били своих же бывших товарищей, чтобы те работали еще усерднее. И все же улучив первый же подходящий случай, первого апреля 1940-го года я обратился к шефу «капо» с просьбой взять меня к себе на службу. Тот согласился, так как несмотря на лучший паек, менее скотскую жизнь и освобождение от каторжной работы, туда шли очень немногие и ему всегда не хватало людей».

Летом 40-го года евреев привозили со всех стран Европы столько много, что прямо на железнодорожной станции отбирали всех непригодных к тяжёлой работе - большинство женщин и почти всех детей, всех без исключения стариков, больных или хилых и слабых, отвозили к оставшимся после польской армии противотанковым рвам и там расстреливали из пулемётов.

Мы и не видели этих людей, лишь привозимое на грузовиках и вываливаемое прямо на площади их пожитки и имущество. Так делалось всегда. Перед самой казнью всех приговоренных к смерти раздевали донага, их вещи собирали, сортировали и отправляли обратно в Германию.

Получались целые кучи, из которых все складывали отдельно – обувь, носки, белье, брюки, платья, пиджаки, помазки, очки, вставные челюсти с золотыми зубами, обручальные кольца, перстни, шапки и прочее…

Золото, серебро и драгоценные камни собирал лично Рошманн».

«…В тот день, в последний месяц августа 1940-го года из Терезинштадта, концлагеря в Богемии, пришел еще один большой транспорт. Я был на железнодорожной станции у участвовал в сортировке прибывших на тех кому предстояло умереть через пару часов, а кому смерть откладывается на несколько дней, недель а если повезёт – на пару месяцев.

Эсэсовцы во главе с Рошманн выбирали, кого расстрелять во рву, а кого отправить в лагерь. «Капо» лишь отводили людей в разные колонны.

Одна из новоприбывших женщин привлекла мое внимание. Что-то в ее облике показалось мне знакомым, хотя она была истощена, высохла, словно щепка, и не переставая кашляла.

Рослый эсэсовец подошел, ткнул ей в грудь плетью, ею же показал на колонну отправляемых на расстрел и двинулся дальше. Я и ещё один «капо» подошли и схватили её за руки…

Вдруг она обернулась ко мне:

- Соломон?!

- Эстер?

Мы ошеломленно уставились друг на друга.

За спиной послышались чьи-то шаги, а «капо» рядом с нами вытянулся, сорвав с головы фуражку. Понимая, что подходит эсэсовец, я проделал то же самое. Женщина по-прежнему смотрела на меня не мигая. Эсэсовец вышел вперед. Это был капитан Рошманн.

Он выцветшими голубыми глазами взглянул на меня:

– Что-то ты не спешишь, Таубер. Не оживить ли тебя немного сегодня вечером?

«Оживление» на лагерном жаргоне означало порку плетьми.

Эстер по-прежнему смотрела на меня не мигая, как будто больше ничего не замечая.

Рошманн бросил взгляд на женщину, заподозрил что-то, прищурился и расплылся в хищной улыбке:

– Ты знаком с ней?

Проглотив комок в горле, я с большим трудом ответил:

– Да, господин капитан.

– Кто она?

Я не мог говорить. Губы словно склеились.

– Может, это твоя жена?

У меня хватило сил лишь кивнуть. В ответ Рошманн улыбнулся еще шире и сказал своим громилам:

- Господа! Такого представления здесь ещё не было! Прекрасно. Проводишь её до рва и там поможешь раздеться. Или забыл уже как это делается?

Эсэсовцы загоготали, отпуская похабные шутки в наш адрес.

Колонна приговорённых к немедленной смерти уже была построена.

Я медленно протянул левую руку, как это делал всегда перед прогулкой… Эстер привычно оперлась на нее – как тогда там в Берлине… В той – в настоящей жизни.

И мы пошли позади всех».

«…Когда мы подошли к рвам, первую партию уже расстреливали – слышались пулемётные очереди, которые не могли заглушить предсмертные крики казнимых. На полянке перед рвами валялись ворохи носимых вещей.

Эстер всё поняла, взглянула на меня и две слезинки, по одной из каждого глаза, скатились у нее по щекам. Она так ничего и не успела сказать.

Капитан Рошманн тут как тут:

– Ну, дорогой мой Таубер, помоги любимой раздеться!

Видя что медлю, он подвинулся ближе и зарычал:

- Даю тебе десять секунд. А потом пойдешь туда с ней. Я прикажу и вас положат «валетом».

Я был как в оцепенении… Но вдруг обескровленные губы Эстер шевельнулись и она с мольбой зашептала:

- Соломон мой, ты должен сделать это. Ради меня. Поклянись что выживешь. Что вырвешься отсюда и расскажешь всем им - тем, кто на свободе, что случилось с нами. Обещай мне именем Господа. Пожалуйста, обещай - мне так легче будет умереть.

Склонив голову, я:

- Обещаю…

И начал её раздевать. Медленно, как тогда – в первый раз. После свадьбы, в первую брачную ночь…

Она стояла закрыв глаза, и только слёзы обильно текли по её впалым, мертвенного цвета щекам.

Рошманн по прозвищу «Мясник» не унимался:

- Поцелуй любимую на прощанье, Таубер, где твоё берлинское воспитание?!

Я коснулся её щеки губами. Эстер открыла глаза и наши взгляды вновь встретились… В последний раз:

- Прощай, мой любимый…

- Прощай…

Когда отгремели последние – добивающие уцелевших одиночные выстрелы, а во рву стихли смертные крики, Рошманн, повернулся ко мне:

– Ты можешь жить, покуда будешь нужен мне, Таубер. Но отныне ты уже не человек.

Вот в этом он ошибся!

У меня появилась цель в жизни, а стало быть - я остался человеком. После смерти Эстер, я жил только ради того, чтоб написать эти строчки, передать их на волю и надеяться что их прочтут миллионы людей.

Но теперь, когда моя миссия выполнена - мой путь земной окончен…

Я иду к тебе, моя любимая!».

***

После прочтения каждой главы, Сара Ротстейн рыдала навзрыд и повторяла как заклинание:

- Надо что-то делать, надо что-то делать… Иначе, они придут в Одессу… Они придут в мою прекрасную Одессу, где…

А в Одессе, у Сары - осталось достаточно много родственников, хотя с началом тридцатых годов связь с ними прервалась. Она отчётливо понимала, что будет с ними, с другими одесситами, с самой Еврейской автономной областью и с её руководительницами, когда туда доберутся вот такие вот белокурые «Мясники-Рошманны».

Смутно вспоминая лица, она перечисляла их поимённо, чувствуя, как сходит с ума от осознания собственной беспомощности и невозможности изменить хоть что-то, она повторяла как мантру:

- Так что же делать? ЧТО?!

К счастью, «что делать» подсказала сама Полина Жемчужина, в интервью данном представителям американской прессы по поводу одного скандального случая… Одна из прибывших с «Посольством» переводчиц (из студенток МГУ, кстати, да к тому же - еврейка) была застукана за занятием проституцией с одним из американских конгрессменов.

Советский дипломатический представитель высшего ранга, вилять задом не стала, а честно призналась:

- Да! Нашим девушкам приходится заниматься проституцией в вашей стране, чтоб купить своим парням оружие.

- Да! Нашим представителям приходится скупать в вашей стране «секонд хенд», потому что нам нечем платить рабочим на заводах производящим оружие.

- Да! Нам приходится заниматься ещё многими - неприятными для нас самих, вещами…

- Спрашиваете почему, прекрасные леди и достопочтимые джентльмены?

- Отвечаю: потому что народы Советского Союза, хотят выжить! Любой ценой выжить! Вам – сытым, самодовольным и находящимся в безопасности - этого не понять.

Ей задали вопрос:

- Лучше скажите нам, госпожа Жемчужина, насколько с вашим приездом в нашу страну округлился счёт вашего брата - Сэма Карпа, в банке?

Та, невозмутимо:

- Мой брат через свою фирму скупает подержанные большегрузные автомобили, тягачи и тракторы, списанные (но прошедшие ремонт) металлорежущие станки, турбобуры и глубинные насосы для нефтедобычи… Радиофарнитуру, устаревшие – но работоспособные полицейские системы двусторонней подвижной телефонной радиосвязи… Трубы большого диаметра, рельсы, прокат… И даже чёрный и цветной металлом! На войне всё пригодится.

И, пожав плечами:

- Но Сэм – не советский, а американский бизнесмен. Поэтому, он должен иметь какую-то – хотя бы самую скромную маржу…

Затем пошутила, вызвав смех и аплодисменты даже у сперва настроенных враждебно:

- …Лишите его гражданства и он будет работать на СССР бесплатно.

Прочитав эти строчки, Сара Ротстейн воскликнула:

- Теперь я знаю, что делать!

***

Свои - бьющие через край эмоции она первым делом, Ниагарским водопадом выплеснула на не вовремя пришедшего проведать матушку единственного сына:

- Абрам! Бедные русские (и еврейские, в первую очередь!) девочки вынуждены заниматься проституцией – чтоб купить своим мальчикам оружие! А тебе и дела до этого нет, поц?

Была у Сары и её тридцатилетнего сына и своя – семейная проблема: они никак не могли обзавестись с одной стороны внуками, а с другой – детьми. Несостоявшаяся бабушка во всём винила своего покойного мужа-мафиози, за грехи которого Яхве покарал бездетием сына и безвнучием вдову. Самые горячие молитвы и регулярные посещения синагоги не дали никакого результата…

Как и уже третья смена невестки.

В результате сильного эмоционального возбуждения, Сара всё смешала до кучи:

- Сделай хоть раз доброе дело, не будь таким как твой отец – великий грешник и, может быть тогда - Небеса смилуются и дадут нам наконец наследника!

Абрам, своим покойным папашей – который в своё время «держал весь Нью-Йорк», шибко гордился. Но втайне от мамы, которую - как и каждый настоящий еврей, уважал до умопомрачительного благоговения.

С большим трудом и в буквальном смысле поняв мамины слова, он тут же вскрыл отцовский схрон и выгреб оттуда с дюжину пистолетов «Colt» M1911, пару помповых дробовиков «Winchester» M1897, винтовку «Springfield» M1903 с оптическим прицелом…

И наконец – любимую папину «игрушку»: пистолет-пулемёт Томсона, или же по-простецки просто «Tommy Gun».

Всё почти новое, ибо Старик предпочитал договориться, а не стрелять. До поры до времени это работало, ну а потом…

Ну, а потом при нём не оказалось даже какого-нибудь сранного револьвера, чтоб дать ответный выстрел.

Пока Абрам паковал стволы и подумывал, а не прикупить ли к нему ещё и патронов, ибо судя по прессе - этим летом «русским мальчикам» стрелять придётся до полной одури… Его уважаемая мамаша с помощью немногочисленной прислуги, собрала все его детские, свои и покойного мужа вещи – от штопанных носков до шикарнейшего смокинга для «полусветских» приёмов, хотя и давно не представляющего собой «писка моды» - но зато практически целого, на котором «и муха пока не сидела».

Она голодной волчицей рыскала по комнатам в поиске чего-нибудь ненужного и приговаривала:

- Нам уже ни к чему, а в России пригодятся для рабочих, делающих на заводах оружие для бедных русских мальчиков.

Следом за носильными вещами, последовала старая мебель из цокольного этажа, велосипеды, патефоны и игровые музыкальные аппараты, велосипеды для всех возрастов…

Даже бейсбольная бита!

Её сын не стал возражать, а призадумался:

«А на чём бы всё это вывезти?».

Но он быстро вспомнил, что у его компании обслуживающей коммунальное хозяйство Нью-Йорка, имеется хотя и устаревший - но вполне на ходу грузовик «Mack АК», грузоподъёмностью 3,5 тонны.

Эта машина – прямой потомок прославившего во время Первой мировой войны грузовика «Mack АС» фирмы «Mack Brothers Company», получивший неофициальное название «Bulldog».

Крепкая, надёжная и выносливая конструкция с очень впечатляющей проходимостью.

Даже те самые первые «Бульдоги» – ещё с открытой кабиной, литыми шинами и цепным приводом на заднюю ось - ещё довольно бодро бегали по дорогам Штатов и, за их пределами. Ну, а этот – поновее, хотя уже тоже морально устаревший по американским меркам - ещё долго послужит «русским мальчикам».

Когда вещи были погружены в грузовик, а мама захотела лично сама поучаствовать в факте их передачи советским представителям, Абрам Ротстейн вдруг вспомнил про давно стоящий в гараже при особняке «Packard-120» - бюджетный «лимузин» известной автомобильной фирмы (всего то ничего, штука баксов!) на который пересел в разгар «The Great Depression».

К его удивлению машина завелась мгновенно, стоило лишь переставить на неё аккумулятор с «Pontiac Deluxe Eight» 28-й серии.

И вот усадив в «Паккард» свою обожаемую маму, сын известного мафиози поехал на благотворительный акт.

***

К их неописуемому разочарованию, в редакции газеты - где публиковались «Записки мёртвого человека», им заявили что сбором пожертвований не занимаются. Попытки разыскать нью-йоркский филиал офис Сэма Карпа не увенчались успехом. Самое же горькое разочарование их ждало у ворот «Amtorg Trading Corporation»⁴⁹, где им сперва все нервы истрепали бюрократическими проволочками, а затем дали от этих самых «ворот» поворот – заявив, что принимать пожертвования от американских граждан - это «не в их компетенции».

К вечеру Сара Ротстейн была в отчаянии и в слезах… Абрам зверски проголодался, разозлился и, уж было подумывал достать из кузова папашин «Томми-ган» и кого-нибудь от души изрешетить…

Как вдруг, как видимо с голодухи, в его голову пришла гениальная идея:

- Не плачьте, мама! Мы организуем свой собственный – благотворительный фонд.

- «Свой собственный благотворительный фонд»?!

- Да. Чем мы хуже Сэма Карпа? Такие же русские евреи, как и он.

И слёзы у его мамочки мгновенно высохли:

- Какой ты у меня умный, Абрам! Весь в отца – чтоб его сам Сатана в аду задрал.

Сперва хорошенько перекусив в ближайшем соответствующем заведении, конечно, Абрам развил чрезвычайно активную деятельность. Несмотря на довольно поздний час, были вызваны семейный адвокат, поверенный в делах и государственный чиновник, которому пришлось заплатить отдельно. К утру был составлены все необходимые бумаги для регистрации и придумано название благотворительного фонда:

«Дочь еврейского народа».

Прижав руку к груди, Абрам:

- Это про тебя, мамочка!

Под головной же офис, Сара и Абрам Ротстейн предоставили свой особнячок, в котором тут же закипела бурная жизнь. Свою деятельность Фонд начал с интервью, газетных публикаций и митинга в том еврейском квартале, где расположился его офис. Сара выступила с очень горячей, проникновенной речью – от которой многих слушающих прошибла слеза.

Затем она пожертвовала в Фонд…

Сто тысяч долларов!

И её пример нашёл множество подражателей.

***

Потом были ещё газетные публикации и ещё митинги и, ещё и наконец - вошедший в новейшую историю Америки «Марш на Вашингтон», в котором учувствовало как бы не двести пятьдесят тысяч человек. И наконец митинг возле Конгресса США, где Абрам Ротстейн с мамой Сарой держали плакат:

«Одобряя Моральное эмбарго против СССР, вы благословляете Гитлера на убийство целых народов!».

И они вместе со всеми скандировали:

- A SHAME!!! A SHAME!!! A SHAME⁵⁰!!!

На митинг посмел заявиться германский посол и взяв слово, осмелился заявить, что все последние публикации в американской прессе – планы «Ост» и «Окончательное решение еврейского народа» - это всё неправда. Не имеет германское правительство Адольфа Гитлера таких планов:

- …Оно желает лишь мира, заключить который мешают британские плутократы и ваши - американские банкиры, которые наживаются на этой войне.

А концлагерь в Штуттгофе, где якобы сперва уничтожили польскую интеллигенцию, а в данный момент - уничтожают германских и польских евреев:

- …Это - вообще бред! Дезинформация - распространяемая международным сионизмом, коммунизмом и британской разведкой, с целью вовлечь Америку в Большую европейскую войну. Не верьте ей!

Мама Сара, чуть ему его бесстыжие арийские глазёнки не выцарапала:

- «Бред», говоришь? Там может прямо сейчас, полетим с тобой и с миссией американского Красного креста в Штуттгоф и, проверим на месте – есть ли там концлагерь, иль нет? А если есть - то вместе посмотрим, что там происходит? У Фонда уже достаточно средств, чтоб нанять летающую лодку.

Посол, у которого после её слов - глазёнки забегали как атомы при «Броуновском движении», начал что-то нести про военное время, про предварительные консультации с германским правительством… Но все присутствующие поняли, что никакой «миссии» не будет, а стало быть – что-то такое имеется в действительности.

И его освистали, заставив поспешно ретироваться – даром, что арийскую рожу в кровь не разбили.

Спустя какое-то время после бегства германского посла, на митинге перед Конгрессом США выступала Полина Жемчужина. Сперва лично поблагодарив Сару и её сына (Абрам, даже удостоился поцелуя в щёку!) за «секонд хенд» и переведённые на счёт «Большого посольства» полтора ляма «вечнозелённых», она заявила, что Советский Союз в первую очередь нуждается в специалистах:

- Бесчеловечное иго династии Романовых (в жилах которых было больше германской крови, чем русской), после трёхсот лет своего правления оставило почти поголовно неграмотный народ – на подготовку специалистов из представителей которого, требуется очень много времени… А времени у нас почти не осталось!

- Поэтому мы примем всех – от автомехаников до хирургов и готовы платить им «по-американски». То есть – золотом.

- Провожая меня в вашу страну, товарищ Сталин сказал: «Золота мы ещё нароем – в Сибири его много. А вот специалистов мы там не найдём, разве что придётся туннель до Америки копать».

***

После слов посланницы самого Сталина, вызвавших смех и энтузиазм, митинг закончился. Прямо на лужайке перед Конгрессом расставили столы и стулья за которые уселись девушки-переводчицы из «Большого посольства» и началась запись добровольцев-волонтёров в Россию.

Сам Абрам Арнольдьевич, хотя и являлся довольно успешным и предприимчивым до пронырливости бизнесменом, не имел ни одной нужной для русских специальности.

Он было совсем пал духом, но…

Есть же всё же Бог на небе!

…Но тут ведущая запись - совсем юная девушка (довольно миловидно выглядевшая, кстати), вдруг спросила на довольно правильном английском:

- Вы в армии служили, сэр?

Это была первая советская девушка - которую он видел и, она сразу же его заинтересовала, как…

Как девушка!

С трудом проглоти подступивший к горлу комок, он ответил:

- Нет, мисс… Как-то так не довелось.

Та, осуждающе:

- В СССР, девушки не выходят замуж за парня не служившего в армии. И Вас, сэр, не возьмут в «Добровольческий еврейский легион». Нам требуются подготовленные бойцы и желательно с боевым опытом.

Невероятно, но сыну главного нью-йоркского бандита стало невообразимо стыдно и покраснев до самых корней своих курчавых волос, он промямлил:

- Я – единственный сын у родителей.

- Единственные дети не подлежат в Америке призыву?

Сказать по правде Абрам таких деталей не знал, но согласно кивнул в ответ.

Прелестница, недоумённо пожав плечами:

- Если умеете хоть немного стрелять и водить грузовик, можете записаться в «Миссию американского Красного креста».

Абрам, хотя и без особого фанатизма - но всё же желая походить на покойного родителя, когда-то увлекался стрельбой и достаточно умело владел всеми видами ручного стрелкового оружия. Позже, он поддерживал на должном уровне свои навыки по уик-эндам с друзьями - стрельбой по пустым бутылкам и консервным банкам из всякого вида «короткостволов».

Водил он и грузовик, хотя уже давненько не практиковался.

Заинтересовавшись, Абрам спросил:

- И что мне предстоит делать?

- В основном перевозить беженцев из западной части СССР.

- А зачем шоферам перевозящим беженцев, умение стрелять?

Та, посерьёзнев и даже как будто став старше:

- Западная часть совсем недавно присоединена к нашей стране и там до сих пор попадаются банды польских и галицийских националистов - с идеологией близкой по духу к идеологии германских нацистов. Так что умение стрелять пригодиться, чтоб защитить беженцев.

После этого объяснения, у отпрыска нью-йоркского гангстера остался лишь один вопрос:

- Мне со своей «пушкой» приходить, или на месте выдадут?

Улыбнувшись, девушка вынула из папки лист и по столу подвинула в его сторону:

- Сперва заполните анкету.

Пока он с помощью советской переводчицей занимался бюрократией, успел узнать что девушку зовут Оксана, что родом она из Киева, что её родители – простые советские служащие и, что до поездки в Штаты - она училась в Московском Государственном Университете, на последнем курсе Международного факультета.

По завершению заполнения анкеты, Абрам набрался смелости и пригласил её в ресторан. Девушка сперва с негодованием вспыхнула, затем как будто про что-то вспомнив, потупила глазки:

- Если после посещения музея, то я не против.

Абрам в музеях ни разу не бывал и даже весьма туманно представлял себе что это. Поэтому у него непроизвольно вырвалось:

- Какого «музея»?

Поняв его по-своему, Оксана давай мечтательно перечислять все музеи столицы Соединённых Штатов:

- Хотелось бы посетить «Галерею искусства Коркоран» - славящейся одним из самых полных собраний американского искусства. Но это - частный художественный музей и должно быть вход в него платный…

Наконец, она остановилась на:

- …Так что ничего не остаётся, как государственный «Национальный музей естественной истории».

Осталось всего ничего – назначить время свидания:

- Сегодня вечером Вы свободны?

Зачем-то посмотрев в его анкету, та:

- Я буду свободна завтра. Ээээ… Скажем в четыре часа после полудня.

***

Неделю спустя.

Павел Яковлевич Мешик - Заведующий Научно-информационным центром «Научно-технического комитета при Совете Народных Комиссаров СССР» (НТК СНК СССР)… Своими словами говоря: находящийся по заданию Сталина в составе «Большого посольства» глава советской научно-технической разведки, с трудом смог поверить в удачу, саму пришедшую ему в руки:

- Абрам и Сара Ротстейн? Сын и вдова главного нью-йоркского мафиози?!

На его пыхнуло сигарным дымом:

- Да, сэр.

- Не может такого быть, это какая-то провокация ФБР!

По ненавязчивому предложению самого Сталина, он нанял одного не брезговавшего заниматься грязными делами американского адвоката и заверив, что никакой «подрывной коммунистической деятельности не будет – бизнес и только бизнес», поручил установить контакт с преступными миром…

Пока лишь Нью-Йорка, с которым было связано первое – самое важное и внеочередное сталинское задание.

Адвокат лишь усмехнулся тонкими и бледными губами аспида:

- Заверяю Вас, что ФБР так не работает.

Далее, обычно капризная судьба преподнесла ещё одну преференцию руководителю промышленного шпионажа Страны Советов: Абрам Ротстейн не по-детски запал на переводчицу из состава «Большого посольства» и записавшись добровольцем в Добровольческий легион, собрался укатить с ней…

В СССР!

«Аспид», усмехаясь холодными как лёд глазами:

- Вы бы слышали, какие «концерты» закатывает ему по этому поводу его еврейская мама… Заслушаешься! Жалко только, что ничего непонятно из их «тарабарщины». Но парень держится.

Павлу Яковлевичу Мешику тут же пришла в голову идея, в случае реализации которой - руда урана с острова Стэйтен Айленд, что близ Нью-Йорка, считай что у него в кармане. Чуть позже, он её озвучил перед небольшой группой своих сотрудников:

- Наша комсомолка, студентка, спортсменка и просто красавица - замужем за потомком нью-йоркского мафиози… Что может быть лучше для нас?

С ним согласились:

- Если мы упустим этот шанс, история нам этого не простит. Как и товарищ Сталин.

Всю ночь в советском посольстве шёл «мозговой штурм» - аж стёкла запотели, а из форточек столбом валил табачный дым:

- Ерунда! Он уже был женат, так что это ненадолго.

- Думаю, что его разводы объясняются отсутствием детей. Если наша «Комсомолка» - родит ему хотя бы дочь, не говоря уже про сына - она сможет из него верёвки вить.

- Не факт! Если мужчина после трёх браков не обзавёлся детьми - значит проблема не в жёнах… А в нём.

- Что делать? Может, вызвать из Союза самого лучшего специалиста по мужскому бесплодию?

- Ха… Думаешь, в Америке нет таких специалистов? Или, они хуже наших?

- …Нет, я так не думаю. Так что же делать?

Решение, пришло уже под утро, когда с восходом дневного светила, произошёл прилив сил:

- Надо сфотографировать этого парня и затем поискать похожего среди наших сотрудников в СССР. Вот он и будет отцом ребёнка Абрама и Оксаны Ротстейн.

- Гениально!

Итак… Жених – согласен, родственников никто спрашивать не будет. Осталось уговорить невесту. Но вот это то как раз - наиболее простое дело.

- Оксана! Ты комсомолка? Тогда слушай комсомольское задание…».

КОНЕЦ ИНТЕРМЕДИИ.

***

Забегая немного вперёд, скажу: 11 марта 1941-го года, «Моральное эмбарго» было отменено в один день с принятием «Закона о Ленд-лизе». И тут же в Конгрессе начались прения по поводу включения Советского Союза в список стран попадающих под его действие…

А вот тут то, нам не обломилось от слова «к сожалению»!

Почему?

Причина такой непрухи до обидного проста: судя по всему, ею был «пароход с золотом» - приплывший в Штаты вместе с «Большим посольством». Конгрессмены рассуждали примерно так:

«Зачем давать русским ништяки в долг, если они в состоянии заплатить золотишком прямо сейчас?».

Мда… Обидно, досадно… Ну, да ладно. В конце концов, мы не нищие.

Глава 10. «Важнейшим из искусств», по «Блицкригу»... ОГОНЬ!!!

Писатель Михаил Шолохов:

«Да, культ был… Но ведь была и личность!».

Любовь Орлова «О Сталине с любовью»:

«Кем пытаются выставить Сталина некоторые «современники»? Откуда-то взялся образ, в котором собраны едва ли не все людские пороки? Придумано выражение «культ личности». Появилось множество клеветников… Обнаглевшая бездарь (не помню уже, кто это сказал, но выражение точное). Им бы задуматься об отсутствии таланта, а они всё валят на Сталина…!

…Сталин помешал им состояться, реализовать себя! Как бы не так! Порой не могу сдерживать себя. Знаю, что меня не поймут, что станут перешёптываться за моей спиной, но тем не менее не могу не сказать то, что думаю, не могу не осадить клеветника. Вот и сегодня в театре после собрания, услышав, как В. (Возможно, что В. – это В. П. Марецкая) разглагольствует о «культе личности» и своих «страданиях», я со всем ехидством, которое только смогла выжать из себя, поинтересовалась, что именно она имеет в виду под «страданиями»? Четыре Сталинские премии? Три ордена? Звание народной артистки?».

Из доклада начальника Политического управления Красной Армии Л.3. Мехлиса о военной идеологии на Совещании командного состава РККА по итогам Советско-финской войны (10 мая 1940 г.):

«Что нам необходимо для поднятия военной идеологии и военной науки на уровень требований современной войны?

Для этого нужно, прежде всего, ликвидировать болтовню о непобедимости Красной Армии, ликвидировать зазнайство, верхоглядство и шапкозакидательство. Нам нужно прекратить разговоры о том, что Красная Армия непобедима, а больше говорить о том, что мы должны многому учиться, чтобы идти вперед».

Герой Советского Союза Иван Данилович Лебедев:

«Ну зачем нам в предвоенные годы внушали, будто Красная Армия за месяц будет в Берлине? Сколько вреда принесло это шапкозакидательство… Почему нам не говорили, что в войне может всякое случиться, придется и отходить, и терпеть неудачи, но стойко перенесем все невзгоды и – победа обязательно будет за нами?».

Некто Отто Эссман, в письме лейтенанту Гельмуту Вейганду (1941 г.):

«У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это – люди…».

- Здорово, пидарасы!

А в ответ – тишина…

Криво ухмыляясь:

- Чё молчим, то? Молчанье к вашему сведению, это знак согласия.

После недавнего разгона Союза писателей СССР, принадлежащий этой «филькиной» организации «Дом писателей СССР» в Лаврушинском переулке, был отдан под жильё работникам оборонной промышленности Москвы. Поэтому эта встреча происходила в Совнаркомовском зале Кремля.

Игра «в молчанку» продолжалась достаточно долго, пока наконец Михаил Шолохов - пожалуй единственный среди собравшийся писательско-режиссёрской пи@дабратии, кого я знал в лицо по фотографии на первой странице «Тихого Дона», с натугой улыбаясь:

- Товарищ Сталин… Зачем же Вы нас так?!

Совершенно искренне негодую:

- Во! Они ещё и обижаться вздумали… А как вас ещё назвать? Пока был жив товарищ Сталин – всю промежность ему вылизали – от пениса до ануса. А как товарищ Сталин изволил навеки «зажмуриться»…

Сидящий рядом наш главный «пропагандон» - Лев Мехлис, дёргает меня за рукав и шепчет в самое ухо:

- Иосиф Виссарионович… Ты что такое несёшь?!

Осознав, что «несёт» меня действительно - несколько не туда, закругляюсь и уже довольно миролюбиво улыбаясь, подытоживаю:

- Пидарасы – вы и есть и, никак вас больше не назовёшь!

С минуту-две помолчав, внимательно всматриваясь в лица:

- Кто из вас написал сценарий и снял фильм «Если завтра война»? Встаньте и представьтесь!

В «реальной истории», создатели этого снятого в 38-м «шедевра» получили Сталинскую премию…

В этом – 1941-м году, прямо накануне войны.

Но я не Сталин – я хуже, поэтому в «текущей реальности» - они получат пиз…

Своё!

Встают двое, один другого на рожу лица краше:

- Ефим Львович Дзиган. Руководитель группы сценаристов и Главный режиссёр.

- Михаил Светлов. Автор сценария.

Чуть пристав и оперевшись руками в стол, смотрю им в глаза:

- Вы всерьёз верите, что будущая война с германским фашизмом будет именно такой, как в вашем фильме?

После довольно продолжительно паузы, автор сценария несмело открыл рот:

- Это – фантастика, тов…

- «Фантастика»?! Фантастика – это «История Государства Российского» Карамзина. «Аэлита» Алексея Толстого – тоже фантастика… А ваша писанина – это пропаганда!

- Итак, повторяю вопрос: вы верите в свою пропаганду, или кривите душой?

Молчат, проклятые…

Иду на обострение:

- Или, вы намеренно - с какими-то непонятными для меня пока целями, вводили в заблуждение советскую общественность? …И лично товарищ Сталина? …Ну?! Верите, иль нет? Считаю до трёх – «два» уже было…

Поспешно:

- Верим, товарищ Сталин!

Вспомнив ещё про одного, вновь шарю по лицам взглядом:

- А что-то я нашего Тома Кленси⁵¹ не вижу… Где Вы, товарищ Шпанов? Отзовитесь! АУ!!!

Поднимается ещё один, лицом – краше «к стенке» ведут:

- Я здесь, товарищ Сталин.

С любопытством – как на «неведому зверюшку» на него глядя, вопрошаю:

- Вы тоже искренне верите, что первые часы войны - будут происходить так, как описано в вашем «Первом ударе»? Или, Вы кривите душой?

По «Послезнанию» вслух цитирую отрывок из этого забавного до гомерического хохота и последующих желудочных колик опуса:

- «Советские самолеты шли на запад.

Капитан Косых с болью отметил выбытие Сафара и поставил на его место, во главе эскадрильи, другую машину.

Колонны продолжали жить напряженной боевой жизнью. Ход операции становился капитану Косых ясен. По-видимому, расчет командования был верен: уход второй и третьей колонн Дорохова с берлинского направления оказался неожиданным для противника. Несмотря на то, что колонны удалились уже более чем на тысячу километров от своей границы, они не встретили сколько-нибудь серьезного сопротивления. Авиация противника прозевала время для удара или была отвлечена движением Волкова. Тем труднее придется Волкову. Все силы противника обрушатся на его малочисленную колонну. И все же он должен будет пробиваться к столице, чтобы отвлечь на себя немцев.

Солнце было уже у горизонта. Поверхность далекой земли тонула во мгле…».

Не удержавшись, комментирую:

- Надо же… Этот «Косых» - всего лишь капитан, а ему - «ход всей операции ясен». Где б мне таких «капитанов» хотя бы с дюжину найти, а? Да я бы их сразу в маршалы произвёл!

После довольно продолжительного молчания, доморощенный «Том Кленси» натужно ответил:

- Верю…

Радостно всплёскиваю руками:

- Отлично! Раз будущая война – такое плёвое дело, предоставляю вам троим возможность в ней лично поучаствовать - чтоб потом описать свои ощущения и сравнить их, с вашей же - довоенной писаниной.

Не дав трём бедолагам опомниться, хлопаю в ладоши:

- Повестки в студию!

В сопровождении двух старшин, в «стадию» заходит представитель ближайшего к Кремлю военкомата и, усевшись за специально поставленный для него стол:

- Подойдите сюда, товарищи. Смелее! Назовите фамилию, имя, отчество…

Пока шёл процесс призыва на действительную военных службу, объясняю дальнейшую судьбу новобранцев:

- После прохождения трёхмесячных курсов «молодого бойца» в «Центре первоначальной подготовки личного состава», эти товарищи будут направлены в «Школу подготовки воздушных стрелков бомбардировочной авиации».

Воекнком, заканчивая «процесс»:

- Распишитесь в получении повестки, товарищи. Напоминаю, что отказ – повлечёт за собой возбуждение уголовного дела по соответствующей статье УК СССР.

После того, как будущие стрелки-радисты расписались, военком прложив ладонь к шапке-ушанке со звездой:

- Всё, свободны товарищи! Через три дня жду вас с вещами на призывном пункте, адрес коего указан в повестке. Если не хотите попасть в полярную авиацию – не опаздыйте.

И в сопровождении всё тех же старшин, направился к выходу.

Я же, всё так же жизненадостно улыбаясь:

- Ну а вы, что товарищи? Особого приглашения ждёте? Вам всего три дано на то, чтобы проститься с ближними и, догулять-долюбить то - что было не догулено-долюбленно на гражданке… Так используйте это время на всю катушку!

И ещё чуть помедлив – вдруг товарищ Сталин передумает, «рекруты» понуро идут на выход - как в штаны наложившие, от такой неожиданно-резкой перемены их судеб.

Как и все в зале, провожаю взглядом…

Конечно тот, который Ефим Львович Дзиган – выглядит несколько старовато-потаскано для «новика». Но на все «сто» уверен, что всё это от богемной жизни в столице, её малоподвижного образа и всяких злоупотреблений с возлияниями.

Свежий провинциальный воздух, оздоровительная солдатская диета и главное – физические упражнения в спортгородке и муштра на плацу, помогут ему выглядеть в соответствии с возрастом… Или, даже резко помолодеть.

Напоследок крикнул:

- И не вздумайте хитрить – отправлю в пехоту. Истребителями танков, мать их так и разъэтак!

***

Кстати, о «воздушных стрелках» - коль уж речь о них зашла…

Перематывал вот тут недавно своё «Послезнание» на предмет войны в Северной Африке (которой, только предстоит вот-вот начаться) и наткнулся на целый «Клондайк» военных хитростей - которые там применялись обеими сторонами…

Вот и подумал: а «pourquoi pasа» и нам?

Тут же набросал небольшую брошюрку, которая после литературной обработки творческим коллективом Алексея Толстого - трудящегося при Генштабе, будет роздана под роспись командирам нашей армии. Затем через месяц, комиссия «Специальной инспекции при ГШ РККА» проверит знание материала и, если он не был усвоен – товарищ командир будет изучать его в Штрафбате, но уже «более углублённо»…

У нас теперь только так!

Самое простейшая военная подлянка: утрамбованный грунт на полевой дороге слегка взрыхляется в некоторых местах, создавая впечатление небрежного минирования. Танк или автомобиль пытаются объехать, и…

Попадают на минное поле!

Грузовик (или группа грузовиков) с привязанными сзади ветками деревьев, носится туда-сюда по грунтовой дороге – поднимая пыль до небес и создавая видимость переброски значительных подкреплений. Противник беспокоится, высылает раз за разом авиаразведку, затем бомбардировщики – чтоб бомбить неведомо что… Наконец, переходит к обороне на этом направлении, если наступал прежде…

А контрудар (прорыв обороны) происходит в совершенно другом месте!

Довольно интенсивно применялись (особенно англичанами) и «машины-ловушки».

Положим камуфлировали танк так, чтобы издали он был похож на грузовик. Или, же в кузове обычного грузовика устанавливали противотанковую пушку… Суть одна: приближается колонна танков и мотопехоты к мирно стоящему на обочине грузовику и, вдруг…

БАЦ !!!

И ваших нет.

Находясь так сказать «под впечатлением», да к тому же вспомнив так запомнившуюся в детстве сцену уничтожения германскими «Мессерами» наших мирно летящих бомбардировщиков ТБ-3 из фильма «Живые и мёртвые», я придумал подобную ловушку для лётчиков германской истребительной авиации.

Летит положим тройка-девятка таких «летающих дредноутов Сталина» вдоль линии фронта - как огонёк свечи ночных мотыльков, притягивая к себе желающих обзавестись лишним «Железным крестом» экспертов Люфтваффе…

Те только завидев вдали, наперегонки, обгоняя друг друга несутся, чтоб сбить устаревший, тихоходный и беззащитный – вооружённый несколькими спаренными ДА - которых и, пулемётами то назвать трудно…

И вдруг подлетев на расстояние открытия действенного огня, один за другим «сыпятся» вниз в виде отдельных запчастей и жаренных кусков арийского мяса!

Вместо «Железного креста» – дубовый и, это если ещё сказочно повезёт. Если те «кусочки» - не успеют склевать вездесущие вороны, да схарчить жадные до халявы с небес лесные зверюшки.

Почему?

Объясняю на пальцах: ТБ-3, конечно устаревший и тихоходный - зато даже нормальная бомбовая нагрузка, у него…

Пять тонн!

А «ненормальная» и того больше.

И выпушено этих «устаревших, тихоходных, беззащитных» - но страшно грузоподъёмных летающих машин, было просто «до едреней Фене»…

Восемьсот с лишним единиц, из которых 541 штук ныне в строю.

Да, большая их часть добросовестно трудится и будет дальше трудиться в военно-транспортной авиации, принадлежавшую ныне Войскам тыла ВС СССР… Около сотни ТБ-3, уже поступили на вооружение дислоцирующейся на Моонзундских островах «Особой авиадивизии ночной бомбардировочной авиации». Это, как и три дивизии ночных «бобров» ДНБ-84 «Сыч» (модификация военно-транспортного ПС-84) - Дамоклов меч, занесённый над германскими коммуникациями в Восточной Пруссии и Польше.

Около полусотни ТБ-3 будут оснащены радарами, превратившись таким образом в «самолёты дальнего радиолокационного обнаружения и наведения» (ДРОН), подчинённые Войскам противовоздушной обороны страны – ПВО СССР. Затем, их сменят в виде платформы для радара более современные машины на базе петляковского ТБ-7 «Возмездие»…

А вот от девяти до двадцати одного бомбардировщиков этого типа, пройдя соответствующий апгрейд, станут «самолётами-ловушками», или же как официально:

«Летающие носители зенитного оружия».

С его феноменальной грузоподъёмностью и прочностью конструкции, ТБ-3 – отличная площадка для размещения целых батарей спаренных крупнокалиберных пулемётов и даже малокалиберных автоматических зенитных пушек. Его Главный конструктор, ныне Нарком авиапромышленности Туполев - с полной ответственностью утверждает, что забронированные огневые точки - можно установить даже в имеющих толстый профиль крыльях этого гиганта, не говоря уже об фюзеляже:

- Там можно даже в полный рост стоять, товарищ Сталин! Не то чтобы сидеть.

В общем, вопрос только в том, сколько именно крупнокалиберных пулемётов и малокалиберных пушек мы сможем на это дело выделить…

А вот с этим проблема!

ДШК снят с производства, как и ШВАК. 12,7-мм «Береза» - только ставится на производство, ВЯ под «промежуточный» 23-мм патрон - ещё только «пилится» и неизвестно, когда будет в серии. А зенитная СЗВ-41 под «нормальный» 23-мм патрон - всё же имеет слишком сильную отдачу, при недостаточной для авиационного оружия скорострельности…

Сёмка!

…А не пошарить ли мне «в закромах» польской и прибалтийских армий?

Вдруг, там что-нибудь отыщется годное?

Например, те же «Эрликоны»⁵²?

Конечно, эти «ловушки» долго работать не будут – не против идиотов всё же, воевать собрались…

Но в первые дни вторжения - «пенки со сливками» с истребительной авиации Германии, снять можно!

***

В общем-то, я собрал здесь «свободных» писателей и режиссёров не для этого. Это так…

«Прелюдия»!

В описываемое время, благодаря главным образом мне, а также товарищу Мехлису и возглавляемому им Информбюро при СНК СССР» - тон советской официальной пропаганды кардинально меняется. Никакого шапкозакидательства, напротив, с передовиц «Красной звезды» то и дело слышатся совершенно другие «песТни»:

«Будущий враг умён, жесток и силён как никогда», «В случае войны нам будет противостоять вся Европа», «Надо быть готовым ко всему» и так далее…

Но не до всех ещё дошла вся серьёзность положения. Мало ли что там в газетах пишут, умные их не читают… Особенно перед обедом. И исправить сей факт, мне поможет «важнейшее из искусств»…

Кино!

Поэтому после того, как «рекруты» скрылись из зоны доступа, а народ в зале мал-мал придя в себя успокоился – поняв что сегодня «жертв» больше не будет, я толкнул короткую речугу:

- Товарищи! Не наше с вами дело выяснять как так получилось – историки будущего разберутся… Но «соцреализм» явно выродился в какой-то народный фольклор, где вместо существующей реальности – показан сказочный мир с лешими, водяными, гоблинами и эльфами-гомо… Дровосеками! До того в ваших произведениях сказочные персонажи.

- Однако даже в сказках (вроде фильма «Если завтра война»), где разрешается врать - надо всё же знать меру!

Указательный палец вверх и постаравшись заглянуть в глаза каждому, глаголю дальше:

- Ибо, в народе не даром говорят: «Сказка ложь - да в ней намёк, добрым молодцам…».

Смотрю в зал:

-…Что - добрым молодцам, товарищи? Кто товарищу Сталину подскажет, пока он в конец не осерчал? Иль, мне вновь позвать товарища военкома…?

Сидящие в зале творческие личности, хором:

- Урок!

Указательный палец вверх:

- Правильно! Вот именно, что урок.

Далее я с комментариями и «выражениями» пересказал эпизод, где кривоногие фашисты (почему-то в Адриановских шлемах) из фильма «Если завтра война», бегают с охапками соломы вокруг подбитого БТ - пытаясь поджечь этот примус на колёсно-гусеничном ходу, но почему-то не догадываются взорвать его связкой гранат.

Разведя широко руками, недоумённо:

- …Но буквально за пять минут до этого, сцуко, наши красноармейцы – с шутками, с прибаутками - разделываются с фашистскими танками (которых изображают наши двухбашенные Т-26) обычными ручными гранатами системы Дьяконова…

С немалым внутренним удовлетворением:

«…Которого уже, по моему приказу расстреляли за вредительство в особо крупных размерах».

Дико вытаращив на товарищей «инженеров человеческих душ» глаза:

- Где логика, блядь?!

Кулаком по столу:

- И это было бы забавно, товарищи - если бы это не было бы так вредно!

По «студии» - как будто прошёлся призрак расстрелянного не так давно Наркома НКВД в «ежовых рукавицах», аж шелест костей послышался.

- Как и любое другое искусство, кино должно учить и в первую очередь – учить подрастающее поколение.… Чему могут научить молодёжь – которой завтра воевать за нашу страну, подобные фильмы? Какой в этих сказках «намёк» и какой «урок», извлекут из них наши «добры молодцы» в красноармейских гимнастёрках?

Не дождавшись, отвечаю на свой вопрос сам:

- Посмотрев эти сказки, наши с вами - одетые в военную форму сыновья и дочери, на подсознательном уровне решат что наш потенциальный враг - до того слаб и глуп, что победить его не составит никакого труда. Ну а раз так, то особенно усердствовать в боевой подготовке не надо!

- Зачем к примеру, наводчику танка БТ учиться метко стрелять, если согласно «уроку» - расчёты неприятельских пушек: во первых, все сплошь и рядом – косоглазые, или вовсе слепые – не способные попасть в такую довольно крупную цель, как танк… А во вторых, они – все до одного трусливые овцы и с блеянием будут разбегаться лишь только при приближении этой «одноразовой зажигалки».

***

Наконец приступаю к тому, ради чего собственно, я их здесь собрал и сам сюда припёрся:

- Война, это прежде всего грязь, пот и кровь и мы обязаны прямо и честно сказать об этом будущим защитникам Отечества. А то получится, что столкнувшись с действительностью, которая окажется - совсем не такай как на экране, наши красноармейцы решат что их обманывали…

Пальцем в зал, как на известном плакате времён Гражданской войны

- Кто обманывал? Вы?!

Бия себя кулаком в грудь, а затем показав на портрет на стене:

- Нет! Они решат, что их обманывала партия большевиков и лично товарищ Сталин!

Перебегая взглядом с одного лица на другое, вдруг заметил ещё одно знакомое:

- Товарищ Симонов! Вы были на Холкин Голе?

Встаёт, и:

- Был, товарищ Сталин.

- Видели настоящую войну?

Дрогнувшим голосом:

- Видел.

- Видели наши сгоревшие танки и обугленные трупы наших танкистов?

- Видел…

Кричу:

- Так почему же Вы молчали после выхода этого говна на экраны?!

Молчит, поникнув челом…

Понимающе кивнув, подсказываю:

- Наверное боялись, да?

Поднимает голову и не отводя взгляда, признаётся:

- Боялся, товарищ Сталин.

- Теперь можете не бояться, товарищ Симонов! Жду от Вас сценария фильма про сражение 11-й лёгкой танковой бригады комбрига Яковлева на Тамцак-Булаке. Основная идея, «намёк» то бишь: идиот-командир бросил танки на окопавшегося противника без разведки, без поддержки артиллерии и авиации и, без сопровождения пехоты. Сам сдуру погиб и много народа даром положил…

На Жукова я пока решил не наезжать, ибо на настоящей должности – он весьма мне полезен в деле наведения порядка в Вооружённых Силах СССР. В тех воинских частях, где побывала комиссия из его «Специальной инспекции при ГШ РККА» - ещё долго, даже в сортир ходят строем, напевая:

«Белоруссия родная,

Украина золотая…».

- Естественно этому самодуру, должен быть противопоставлен положительный герой – молодой комбат, который будучи сам раненым во время неудачной атаки, после смерти командира возглавил остатки танковой бригады, сумел организовать взаимодействие родов войск и в конце концов разбил японскую дивизию в хлам и сбросил её остатки в реку.

Подытоживаю:

- Урок «добрым молодцам» – весьма прост, нагляден и понятен товарищам командирам… Так как Яковлев - воевать нельзя!

Консультантами того как «воевать» не только «можно» - но и нужно, будет Командир «Танковой бригады нового строя»: генерал-майор Дмитрий Данилович Лелюшенко и его Заместитель - генерал-майор Семён Васильевич Борзилов.

Закончив с Симоновым, обращаюсь в зал:

- Товарищ Эйзенштейн! Где Вы, Сергей Михайлович?

Встаёт такой седовласый, сильно лысеющий спереди, представительный мущщщина:

- Я здесь, товарищ Сталин.

«А куда ты, на хрен, денешься?».

- А Вы, по этому сценарию снимете фильм. Нужные для батальных сцен реквизиты - наше и японское оружие и боевую технику, получите через Наркомат обороны – там в курсе. Можете её ломать, взрывать, сжигать… У нас этого добра хватает!

«Лёгкие и устаревшие» списываются или продаются новым геополитическим союзникам… Скорее – партнёрам. Так что их жалеть?

- Лишь бы фильм был зрелищным - который и в Голливуде не стыдно показать, заработав валюту для закупок чего-нибудь более современного.

Конечно, нынешние американские танки – отстой, да нет их у Рузвельта лишних. Но вот танковые радиостанции или приборы наблюдения…

Можно было б и, прикупить!

Дав время осознать предложение, с благодушной улыбкой, в полушутливом тоне спрашиваю:

- Ну, как? Берётесь, или мне какого-нибудь американского режиссёра из-за океана «выписать»?

Тот, поглаживая ладонью пышную шевелюру:

- Очень заманчивое предложение… Ну, а почему бы и нет? Берусь, товарищ Сталин!

- Вот и прекрасно. Надеюсь, что у Вас получится шедевр не хуже, чем «Броненосец Потёмкин», или «Александр Невский».

Дальше пошло гораздо проще и намного быстрей.

Достаю тоненькую папочку и мельком глянув на обложку, вызываю следующий «творческий коллектив»:

- Писатель Михаил Александрович Шолохов и Юлий Яковлевич Райзман! Товарищи, подойдите пожалуйста к столу.

Когда они замерли передо мною – «как лист перед травою», даю задание:

- Вам, товарищи, поручается написать сценарий по уже имеющемуся плану и снять фильм «Судьба человека». Вкратце расскажу сюжет…

***

Главный герой – мобилизованный во время Первой мировой войны малорусской (если кому угодно – украинский) крестьянин, любящий муж и заботливый отец многодетного семейства – жутко боится погибнуть на войне, оправдываясь перед самим собой такими вот соображениями:

«А хто тоді мою дружину та малих дітей годуватиме? Цар, чи що?⁵³».

А фронтовой быт русских войск, надо признаться, зело хреноват был… Вода по колено в окопах, кормёжка через день и ежечасные зуботычины от офицеров…

Наш Главный герой не понимает, ради чего он так мучается:

«А воно мені потрібне?⁵⁴».

А тут ещё германцы листовки сбрасывают с еропланов и через рупоры прельщают:

«Русс, здавайс! Бутеш спат тэпло, кушат бэлый хлэб, дрынк шнапс унд толстый фрау ипал делайт!».

Конечно, изрядно душевно исстрадавшись – выбор то и, врагу не пожелаешь… Но всё же в конце концов решившись («Заради сім'ї!⁵⁵»), он при первой же возможности сдаётся в плен к германцам и вместе с такими же, попадает в один из лагерей для военнопленных.

Однако, в плену оказался вовсе не мёд.

Битком набитые деревянные бараки в какой-то болотине, трёхъярусные нары - на которых спят «валетом» и причём по очереди… Раз в день - тарелка борща из гнилой капусты, изредка с кусками червивой рыбы и, четверть фунта (0,34 кг) хлеба из кукурузной муки.

И при всём при этом - каторжный труд на добыче торфа по колено в воде, от зари до зари.

Германские часовые бдительно следили, пленные ни на минуту не останавливались для отдыха и в таких случаях – тут применяли приклады винтовок, а то и штыки.

При малейших попытках неповиновения, виновный подвергался наказанию: битье палками, карцер с лишением пищи на несколько дней, подвешивание к столбу за скованные сзади руки. В ходу был и просто расстрел на месте, без всякого суда и следствия.

Рисунок 14. Наказание русских военнопленных во время ПМВ.

Пленные часто болели – по большей части диареей, а лечение было одно: германец-врач, бранил обратившихся к нему и даже бил, или в насмешку предлагал вставить в солдатскую задницу деревянный чопик.

Вследствие нечеловеческих условий проживания, недостаточного и недоброкачественного питания, тяжёлого физического труда и такого вот «медицинского обслуживания - с каждым днём увеличивалось православное кладбище за колючей проволокой…

И наш бы «герой» там бы очутился, если бы его у него не было высокой(!) цели. В самые тяжелейшие минуты, когда казалось оставалось только – лечь и больше не встать, он повторял как правоверный буддист мантру:

«Вижити! За будь-яку ціну вижити! Вижити заради дружини та дітей!⁵⁶».

И лишь тем и выжил…

Нет, не только этим.

К его (и не только к его) счастью, вскоре рядом с русским лагерем, германским командованием был устроен лагерь для военнопленных солдат и офицеров союзников – французов, англичан и «прочих шведов». Те почти не работали, лечились врачами из национальных миссий Красного креста и получали продуктовые посылки из дома, в дополнении к своей - вполне полновесной, продуктовой пайке военнопленного⁵⁷.

Сперва бедолаги вроде нашего Главного героя, подпитывались с помойки близ лагеря союзников. Затем те стали (рядовые солдаты, конечно) нанимать их себе в «деньщики» за пайку. Ну там постирать нижнее бельё, или почистить верхнюю одежду вместе с обувью, отнести в сортир горшок с дерьмом и так далее… Для этого, союзники даже сумели как-то договориться с руководством лагеря и такое положение дел, было почти, что узаконено⁵⁸.

Вот и на нашего страдальца, роящего в отбросах в поисках хоть чего-нибудь съедобного, обратил внимание один моряк-англичанин по имени Бо́рис (ударение на первом слоге) Джонсон и предложил «работать на себя» - обещая взамен отдавать продуктовую пайку, которая напомню - ни шла ни в какое сравнение с той, чем кормили наших бедолаг-страдальцев.

Естественно он согласился и, какое-то время штопал и стирал хозяин носки, выносил за джентльменом «ночную вазу» и почтительно называл того «Сэр»…

Но когда он немножко отъелся на хозяйских харчах - тот как-то возжелав большего, предложил ему…

***

- …Стать его любовницей. Своими словами говоря, товарищи – стать пассивным педерастом.

Замерив нездоровую реакцию в «аудитории» и явное отвращение на лицах, с недоумением спрашиваю:

- В чём дело, товарищи? Раз вы пишете и снимаете в жанре «Соцреализм», то должны в полной мере освещать и такие – имеющиеся в нашей земной жизни явления, как это отвратительное… Бббррр!

Сам чуть от своих слов не блеванул.

- Вот только не надо бросаться в крайности, освещая лишь одну сторону личности! Если положим этот Бо́рис – содомит-мужеложец, то обязательно надо показать его и с хорошей стороны. Например, что он любит животных (вы не про то подумали!), или заботится об охране окружающей среды…

Лев Мехлис – наш самый главный «пропагондон», дёргает за рукав и шепчет:

- Иосиф Виссарионович! Куда тебя опять несёт?!

- Хм, гкхм… Так о чём, я?

Из зала, какая-то сволочь:

- Об гомосексуализме в советском искусстве.

Бросив в ту сторону испепеляющий взгляд:

- А вы, товарищи Шолохов и Райзман, что морды лица кривите? Вам, как творческим личностям - даётся шанс первыми изобразить в кинематографе гомосексуальный половой акт! Не каждому фраеру… Хм, гкхм… Не каждому творческому работнику выпадает такая честь! Вас ждёт Сталинская премия, Нобелевская, наконец - ваши имена навеки останутся в истории, ибо в будущем - пи…

Лев Мехлис, чуть не плача:

- Иосиф Виссарионович… Я тебя умоляю…

Умолкаю, поэтому «за кадром» осталось:

«…Ибо в будущем, пидарасы будут править этим говённым миром».

Жаль… Эта фраза могла бы войти в «топ» сталинских цитат и стать самым точным предсказанием будущего со времён Нострадамуса.

***

Спустя какое-то время, подал голос Шолохов:

- Прошу Вас, товарищ Сталин… Увольте нас от подобной «чести».

Возмущённо хлопнув ладонь по столу:

- «Уволить»?! А Вы думаете, мне не хочется послать всё к Марксу и уволиться?!

Свернув из пальцев фигу, сперва полюбовался сам, а затем даю полюбоваться будущему Нобелевскому лауреату:

- Фигушки! С этой «подводной лодки», в которой мы с вами плывём, Михаил Александрович – уволиться или дезертировать нельзя… Только утонуть вместе с ней и всем экипажем!

Режиссёр Райзман:

- Товарищ Сталин! Навряд ли среди наших актёров, мы найдём согласных сыграть… Этот… Хм, гкхм… гомосексуальный половой акт.

- Что? Среди актёрской братии нет хоть одной парочки гомосеков? Как говорил Станиславский – не верю!

Тот, отведя глаза в сторону:

- «Парочка» то может и найдётся. Но вот чтобы делать «это» на камеру… Да их же потом ни на одну роль не пригласят! Если конечно, «такое» не станет нормой в нашем кинематографе.

Успокаиваю разволновавшихся было, деятелей «важнейшего из искусств»:

- Про «норму» и речь не идёт! А один раз – не пи… Это не норма, товарищи писатели и режиссёры.

Мысленно чешу в затылке:

«А ведь он прав – не стоит ломать людям судьбу, даже если они из «этих». Что делать…?».

К счастью ответ нашёлся быстро:

- А мы среди польских военнопленных поищем! Они же почитай два года не видя женского пола сидят в лагере – небось «голубков» там развелось… Аж небо над угольными копями Караганды светится, как в ленинградские белые ночи!

Да и дешевле выйдет – вместо Сталинской премии в области киноискусства, в номинации за «мужскую роль первого плана» - перевод из угольной промышленности в дереводобывающую.

***

Нетрадиционно решив с подбором актёров «нетрадиционной ориентации» на главные роли, чешу по сюжету дальше:

- Конечно же наш Главный герой сперва с негодованием отверг гнусное предложение Бо́риса Джонсона: «Я не такий, сэр!»⁵⁹. Но вновь возвратившись в русский лагерь, посидев с неделю на баланде из кормовой свеклы и рыбьей чехуи… Поработав на торфе – где заработал «порцию» палок за то что присел и, денёк повисев за связанные сзади руки на крюке - за то что стал возмущаться… Всё же решается и вернувшись к англичанину-морячку, сам скидывает портки и нагнувшись через дужку кровати, закрывает глаза: «Любіть мене, сер⁶⁰».

- Ну а дальше – «восемнадцать с плюсом»: сам половой акт пусть останется за кадром. Воображение зрителя, само дорисует сие отвратительное действо.

Не забываю подчеркнуть:

- И опять он привычно оправдывает своё грехопадение. «Ну що? Зате живий залишусь, до родини повернусь. Не заради власної шкіри ж... Заради дітей! До того ж ніхто не впізнає»⁶¹.

Задержав взгляд на Шолохове, незаметно для остальных подмигнул:

- Надеюсь, любовная линия получится не хуже, чем в «Тихом Доне» - про Аксинью и Григория Мелехова.

Мал по малу, «сюжет» приближается к хэппи-энду:

- Но вот Германская (Империалистическая, или Великая) война закачивается и нашей «сладкой парочке» пришла пора прощаться. Хотя Бо́рис очень настойчиво приглашал его в Англию – обещая всяческие европейские блага (вроде нужника прямо в хате), но наш Главный герой твёрдо решил вернуться на Родину - к семье, он перенёс столько лишений и страданий… Ради которой, он даже лишился девственности:

«Вперше і справді дуже боляче - не брешуть баби...⁶²».

Однако буквально в двух шагах от дома, нашего Главного героя задерживают и мобилизуют уже в петлюровскую армию - где он впервые узнал, что он – украинец. Тут же от удивления дезертировал, он попал в плен к деникинцам - где ему объяснили, что по национальности он великоросс - а стало быть обязан воевать за «Единую и неделимую».

Но не успев у белых как следует освоиться и, понять – «что это такое и с чем его едят», как «Вооруженные силы Юга России» (ВСЮР) - были разбиты вдребезги… Естественно, он сдался в плен и оказался уже в рядах Красной Армии, где узнал, что воевать и умирать ему предстоит за Всемирную Республику Советов.

Не успел понять «що це таке⁶³», как белопанская Польша вторглась в пределы Советской России, захватив Правобережную Украину и даже сам Киев – «мать городов русских».

Наш Главный герой не понял – почему Киев – «мать»? Ведь, это же «он»?

Впрочем, воевать он не собирался:

«Та й мати її... Чи, його⁶⁴? Все одно воювати не буду».

Часть РККА в коей служил наш Главный герой, была переброшена на Запад – против поляков, которых почему-то тоже называют «белыми». При первом же удачном случае, он тут же свинтил из расположения советских войск и привычно сдался в плен, попав в концентрационный лагерь в Тухоли…

Нагоняя как можно больше жути, замогильным голосом:

- …И тут наш Главный герой понял, что германский плен – был просто «Артеком», или какой-нибудь всесоюзной здравницей по сравнению с польским. Побои и издевательства начались сразу же. Затем поездка в запертом вагоне для скотов, где даже «по большому» - ходить приходилось стоя. Вновь прибывших в Тухоли, как следует избили – многих до смерти, заставили раздеться догола и забив ими под завязку барак, оставили подыхать от голода и холода…

Проглотив комок в горле:

- …Впрочем, про польские зверства вы можете в любой момент почитать в любой советской центральной газете – там только про них и пишут.

Шолохов, мрачно:

- Мы уже читали, товарищ Сталин. Когда будет суд над польскими офицерами?

- Скоро.

Голос из зала:

- Эти мрази не заслуживают суда! Расстрел и немедленно!

Его поддержали многочисленные одобрительные выкрики, типа:

«Польским собакам – собачья смерть!».

Мы с Мехлисом довольно переглядываемся: пропаганда сработала «на ять». Сработает она и против «фиников» - тем тоже есть что предъявить. Ну и против германцев, это само собой.

Чтоб утих гул, пришлось повысить голос:

- Если мы будем нарушать свои же законы - мы будем ничуть не лучше польских собак, товарищи! Однако, продолжим по сюжету…

***

Наш Главный негерой остался жив лишь благодаря Миссии французского Красного креста, после визита которого - положение пленных хоть немного облегчилось. Однако всё равно: пытки, издевательства по любому поводу и без него и, страшная смертность от недостатка питания, переохлаждения и болезной.

Но вопреки всему, он выжил и в этом воплощении Ада на Земле…

Ведь дома жена его ждали и дети, про которых он всё чаще и чаще с тоской и любовью вспоминал:

«Старшому синові вже шістнадцять років виповнилося. А дочкам – дванадцять, дев'ять та шість. Молодша піди і не пам'ятає батька...»⁶⁵.

И вот наконец закончилась подписанием Рижского мира Советско-польская война 1919-1920 годов, закончился и польский плен для нашего Главного героя. Вот он вернулся на батьківщину⁶⁶, выходит на станции с тощим сидором и идёт по дороге в направлении к своему родному хутору.

Подходит, глядь - а хутора то и нет!

Одни поросшие бурьяном развалины да покосившиеся деревянные кресты на четырёх осевших могильных холмиках. Один большой и три маленьких.

С трудом он находит полусумасшедшего старика, который рассказал ему:

«Твоих, мадьяры ещё в восемнадцатом году убили: бабу повесили, трёх девок сильничали всем гуртом, апосля заперли в хате, да сожгли… Ох, и кричали они – умом тронуться можно…».

«За что спрашиваешь? Так хто ж его знает? Вроде как махновцы на том хуторе останавливались, а те за ними гонялись. А может и брешут! Лютовали германы в тот август дюже… Напоследок, видно».

«…Сын? Да не - тот втёк. Да кто ж его знает, где он…. Среди беспризорников поищи. Может жив ещё, а может и… Нет».

Сюжет подходит к финалу, но без «хэппи-энда»:

- И вот наш «Главный не герой» рыщет по всем городам в поисках единственного, что у него возможно ещё осталось в жизни – родного сына: «Нічого, нічого… Син живий - значить наш рід селянський не згинув. Піднімемо господарство, одружу його і буду вік свій доживати, нянча онуків…»⁶⁷.

Долго его поиски были тщетны, но всё-таки нашёл он сына…

- Где вы думали? В колонии для малолетних преступников, в коей он сидел за участие в вооружённой банде, грабежи и убийства. Заведующий учреждением говорит: «От расстрела, парня спас только его возраст».

И вот он с трудом добившись свидания, заходит в комнату… Слёзы текут у него из глаз, раскрыв объятия он идёт к сидящему у окна и смотрящему через решётку «на волю» подростку:

«Привіт, синочку!».

Тот оборачивается и наш Главный герой наталкивается (аж замер на месте) на жёсткий, холодный взгляд ещё молодого - но уже опытного и «перспективного» в будущем волка:

«Курить что принёс? Нет? А чё тогда припёрся, то?».

Наш Главный негерой, приложив ладонь к сердцу:

«Синку! Ти що? Не впізнаєш мене? Це ж я – твій батько!»⁶⁸.

С головы до ног окинув насмешливо-циничным взглядом, тот:

««Батько», говоришь? Ну и где ты был, «батько», когда германы убивали мою маму и младших сестёр?».

Пока наш Главный негерой очами хлопал, вспоминая «постельные сцены» с Бо́рисом - происходившие в то самое время, когда убивали его жену и дочерей, сынок повелительно:

«Давай, «батько», дуй за папиросами – иначе дальнейшего разговора у нас тобой не будет. Ну, а если штоф ханки притаранишь или жменю «кокса» - так уж и быть, признаю тебя отцом. Да хоть родной матерью… Бугагага!!!».

И тут он наконец понимает, что у него ничего не осталось – ни хозяйства, ни семьи, ни наследника… Даже смысла жизни.

Шепча:

«Зараз, сину… Зараз…»⁶⁹.

Наш Главный негерой выходит из комнаты свиданий и, снимая на ходу поясной ремень - идёт в сортир, где незадолго до этого заприметил подходящую перекладину и табурет… Ну или крюк для лампы на потолке, рядом с подоконником.

Завершая «сюжет»:

- Ну, а сам процесс самоповешения снимать не надо, это уже совсем «чернуха» будет. Достаточно и того, что он взглянет на перекладину, перекрестится и тяжело вздохнёт. Воображение зрителей дорисует всё остальное…

***

Когда я закончил, прямо осязаемо чувствуя на себе изумлённые взгляды и видя массово раззявленные рта «инженеров человеческих душ», в зале долго стояла тишина – которую иначе как «гробовой» и, не зовёшь. Даже досель чирикавшие на весеннем солнышке наглые московские воробьи за окном - уж больше не чирикали, навеки отчирикав своё…

Затем, первым хлопнул в ладоши Шолохов, за ним – Райзман и понеслось…

Когда «бурные и продолжительные» закончились сам(!) Михаил Александрович Шолохов, задыхаясь от переполнявших его чувств, восторженно возопил:

- Товарищ Сталин! У Вас – огромный литературный талант!

И опять – гром аплодисментов, переходящий в…

В груди немедленно учащённо «застучало», а душа воспарила над бренным телом: мнение Нобелевского лауреата (хотя и будущего) в области литературы - хоть что-то, да значат.

Думал – вновь будет «переселение» сознания, но Маркс миловал – остался я в теле «Друга всех литераторов и физкультурников».

Мечтаю, ибо это не вредно:

«Эх… Вот закончится война, выйду на пенсию и возьмусь всерьёз за писанину…».

***

Ну, а теперь спустившись с Небес на грешную Землю, немного о «преамбуле» появления этого, так сказать - «сюжета».

Читая ещё «там» историческую литературу, мемуары участников, поражён был тем - как легко сдавались в плен, что солдаты Русской императорской армии, что бойцы Рабоче-крестьянкой. И причём не только бойцы, но и офицеры, командиры, генералы…

А, действительно, почему?

С офицерами и генералами то, мне в принципе понятно: отрицательный кадровый отбор в мирное время.

А наши мужички то, что так плоховали?

Давайте разберёмся…

Одна из причин – слабая мотивация мобилизованных крестьян.

Германцы, в основном горожане – знающие, за что они воюют, в плен сдавались реже. Русская медсестра в феврале 1915-го года говорила:

«…Сколько я работаю в госпитале, с начала войны работаю, а пленных я не видала немцев. Раненых, тяжелораненых — видела. А пленных — ни одного!.. Выносливые мадьяры и немцы — в плен не сдаются…».

Самыми мотивированными из всех воюющих сторон, были британцы, у которых до шестнадцатого года вообще не было принудительной мобилизации в армию…

Только добровольцы.

А стало быть и число пленных англичан, было наименьшим из всех воюющих сторон: 24 тысячи - против к примеру, более четверти миллиона французов.

Ну, а впереди всех кто?

Правильно: наши православные мужички - не желающие воевать за Столыпинские реформы и либеральный Николаевский режим. И лишь слабым утешением служит то, что их зачастую – целыми корпусами сдавали в плен собственные же генералы…

Ну не бараны же, в самом то деле?

К слову сказать, у нас тоже были свои мотивированные – это казаки, которые в плен сдавались ещё реже – чем в него брали сами. Но это из-за исторических традиций этого этноса: плен считался не несчастьем - а позором, с которым нельзя вернуться в родную станицу…

Житья там не будет!

Поэтому, даже попав в плен - казак стремился как можно скорее оттуда сбежать, а сбежав - помалкивать.

Характерно, что единственный из шестидесяти шести русских генералов попавших в плен⁷⁰ и, бежавший оттуда, происхождением был из семиреченских казаков - Лавр Георгиевич Корнилов.

Генералы «дворянских корней», из плена не бегали.

В основной же массе русского народа, таких традиций не было… За все триста лет Романовского ига, «власть придержавшие» их ему не привили - в итоге получив закономерный результат:

За царя-батюшку и Россию-матушку, русские мужички воевать не хотели. А чего другого (например – помещичью землицу), им не затруднились предложить.

По словам генерала А. И. Верховского:

«Однажды мне пришлось слышать рассказ одной старой бабы Тульской губернии: „Вот мой сыночек умный, не глупый, сдался немцам, теперь жив будет и домой вернется“».

Другая причина – идиотизм командования Русской императорской армии всех уровней, доходящий до забойно-лютого маразма. Вот например, как описывает сдачу русских солдат в плен офицер – участник Праснышской операции в Восточной Пруссии, в феврале 1915-го года:

«Наступать приходилось по местности совершенно открытой, с подъемом в сторону немецких окопов, земля была мерзлая, и цепи, залегая от невыносимого огня, не могли окопаться и поголовно расстреливались.

Немцы даже делали еще лучше. Когда атакующие подходили к совершенно целому проволочному заграждению, приказывали бросить винтовки, что волей-неволей приходилось выполнять, и тогда их по одному пропускали в окопы в качестве пленных».

Кто там ещё вякает, что большевики на германские деньги разложили царскую армию?

После царских генералов, большевикам ловить было нечего от слова «совершенно».

И третья, возможно, самая важная причина:

Слабая, даже скорее – околонулевая эффективность отечественной пропаганды.

Вражеская, действовала более успешно, что скоро заметили:

«Опросные листы свидетельствуют о том, что германские и австрийские офицеры запугивали солдат русским пленом, утверждая, будто русские всех расстреливают и добивают раненых».

«Пленение австрийских солдат и офицеров {уже в самом начале войны} сопровождалось с их стороны болезненной реакцией, в основе которой лежал страх перед русскими военнослужащими, якобы пытавшими пленных».

Наши же что?

Наши же решили, что войну можно выиграть в белых перчатках:

«…Русские войска придерживались „рыцарского кодекса“ ведения войны, в традициях которого был воспитан офицерский корпус. Отступление от кодекса считалось не только позорным, но и вредным для успеха на поле боя. Нарушители немедленно призывались к порядку».

Кроме того, существовали и чисто психологические причины массового пленения: у большинства сдавшихся в плен русских солдат, отсутствовало понятие позорности плена. Опять же это промах довоенной пропаганды: это «понятие» не потрудились вбить в сознание, понадеявшись на сознательность.

Оказалось, что напрасно надеялись.

Лишь в конце 15-го года опомнились, распространяя среди солдат вот такие листки с нижеприведёнными «тезисами»:

«Можно ли сдаваться в плен? Ни под каким предлогом! Плен для солдата — величайший позор, и сдавшийся в плен — изменник Государю и Родине. Лишь только тот может быть взят в плен, кто тяжко ранен или контужен, истекает кровью и не в силах сопротивляться».

«Какое наказание тому, кто сдается в плен? Смертная казнь».

«Как поступают немцы и турки со сдавшимися добровольно в плен? Они их или прикалывают, или вешают, или расстреливают, или же голодом морят».

«Что лучше — умереть в бою с честью и славой или в плену у немцев или турок с позором и от голода? Лучше умереть в бою, так как смерть не страшна, а страшен позор… живым в плен не сдаваться, помни, что это страшный позор»⁷¹.

Но уж поздно было алкать «Боржоми»: кадровая армия Русская императорская армия - была уже истреблена и догнивала на полях сражений… Или же находилась в лагерях для военнопленных.

Перед Советско-финской войной, да и перед Великой отечественной, дело с подобного рода пропагандой в РККА обстояло ещё хуже.

Словами генерала армии Павлова на «Разборе полётов» а мае 1940-го года:

«Наши бойцы по военной идеологии воспитаны в духе человеколюбия, а ведь не всегда это нужно. Нас научили врага любить, но надо до тех пор, пока он враг, его бить».

Смотрит боец, как взятого в плен – буквально по головке гладят и что он думает?

Что попади он сам в плен, обращение с ним будет то же самое.

Да к тому же, кто такие солдаты противника – по понятиям человека, которому начиная с октябрятско-пионерского возраста полоскали мозги?

Такие же рабочие и крестьяне – как и он сам!

Только и мечтают – как бы своему офицеру штык в спину воткнуть… Стоит только поговорить:

«Камрад! Их бин арбайтен. Тельман, «Спартак», «Рот фронт, мать вашу!».

Не забываем: этот бред - двадцать лет вбивали в головы советской молодёжи, пока наконец не вбили на свою же голову.

Это и непонимание, что их ожидает в плену - порождает наивно-лёгкую восприимчивость к вражеской пропаганде. А осознание что на@бали - приходит слишком поздно, когда уже ничего не исправишь.

Приходилось читать, как к подыхающим от голода, холода и болезней в какой-то обнесённой колючей проволокой яме советским военнопленным – соблаговолил подойти германский офицер, начальник лагеря. Они ему и давай жаловаться, недоумевая:

«Как так? В листовках же обещали хорошо кормить, а потом и вовсе по домам отпустить?».

А он им в ответ, высокомерно:

«Это была пропаганда. А если вы ей поверили – пеняйте только на самих себя».

Так вот, подытоживаю: для того чтобы уменьшить восприимчивость бойцов и командиров к вражеским «голосам», чтоб на уровне подкорки внушить, что враг – это враг и, он коварен и жесток… Что плен – это позор и смерть…

Вот с этой целью и, будет снят фильм «Судьба человека».

***

Однако, имеются у меня и ещё кой-какие задумки.

Достаю ещё папочку и посмотрев на обложку, вызываю из зала следующую творческую пару:

- Писатель Петр Андреевич Павленко и кинорежиссёр Всеволод Илларионович Пудовкин.

Первый, напомню - четырежды лауреат Сталинской премии, автор сценариев к историческим фильмам фильму «Александр Невский», «Яков Свердлов»… Будущего «Падения Берлина».

Второй – снял «Потомок Киргиз-Хана», «Минин и Пожарский», совсем недавно - «Суворова», премьера фильма состоялась в России 23 января 1941 года.

Когда подошли, даю задание:

- Вам, товарищи, поручается написать сценарий по данному плану и снять исторический фильм «Ключ-город». Об обороне Смоленска против польских интервентов в годы «Смуты», 1609-1611-й годы…

Не менее, чем лёгкая сдаваемость русских (советских) военнослужащих в плен - меня напрягает не менее лёгкая сдаваемость генералами городов и крепостей.

Что касаемо Первой мировой войны, то кроме Осовца с его «атакующими мертвецами» и вспомнить то нечего. Мощнейшие крепости с многочисленными гарнизонам и запасами на многие месяцы осады, большие города вроде Варшавы – сдавались почти без сопротивления. Русские войска осаждали австрийско-венгерскую крепость полгода, пока не взяли штурмами и измором, а обратно отдали…

За три недели.

Во время Великой отечественной, всё было бы гораздо бодрее: Брестская крепость с не выведенным (а если б, вывели?!) гарнизоном, Лиепая и Могилёв – где нашлись решительные командиры… Одесса, Таллин, Севастополь, Ленинград, Тула и наконец…

Воронеж и Сталинград.

Но на каждый этот обороняемый город, приходится по десятку или даже два таких – откуда Красная Армия линяла, стоило лишь только мотоциклистам Вермахта к ним приблизиться. Например, Орёл был взят всего четырьмя (четырьмя, Карл, четырьмя!), танками даже без мотопехоты. Причём, ни один из них не был потерян и даже краска не была поцарапана… Ни одного выстрела, лишь трамвай на оккупантов потренькал, когда те нарушили рядность на перекрёстке…

А ведь в нём, в Орле - находился штаб одноимённого военного округа!

И кроме него - четыре артиллерийских противотанковых полка, гаубичный артполк и несколько стрелковых частей⁷².

Но начальство драпануло, забыв что их профессия – Родину защищать, а следом за ним и «братья-славяне» лыжи навострили.

Кстати, Командующий Орловским военным округом генерал-лейтенант А.А. Тюрин, расстрелян за трусость не был. Сперва ему сгоряча впаяли семь лет лесоповала, затем поняв что погорячились – заменили понижением в звании до генерал-майора. Уже в 43-м он восстановился в звании, правда на этом и всё. Орденами его тоже увешали до пупа, правда «Героя» так и не дали.

Зверский Сталинский режим, что вы хотите?

Не расстреляют, так Звезду героя зажоппят.

Самое прикольное в этой истории, что после войны сей тип преподавал в Академии генштаба и даже возглавлял там кафедру…

Что он там преподавал, интересно?

Как надо города сдавать?!

Не… Я другой такой страны не знаю.

Почему, так?

Причин до хренища, про многие из них уже упомянуто и после моего «попадоса» – «работа над ошибками» уже началась. Но осталась ещё одна, весьма немаловажная на мой взгляд:

Забыта была исконно русская традиция обороны городов…

А ведь, благодаря ей мы и выжили, сохранились как этнос!

Вот, чтобы возродить эту славную боевую традицию и будет снят фильм «Ключ-город».

По сюжету не стал шибко – как по прошлому плану сценария, «разводить воду водянистую»… Так, буквально в нескольких фразах. Заострил лишь на ключевом моменте:

- …Почти два года, не давая интервентам дорогу к Москве - при поддержке жителей Смоленска, оборонялся гарнизон крепости под руководством воеводы Михаила Борисовича Шеина. Почти два года простые городские ополченцы, ратники, командиры и их семьи терпели невыносимые мучения и лишения - умирали от голода и болезней, погибали от польских ядер и сабель во время вылазок…

Они не сдались даже тогда, когда московские бояре-изменщики, свергнув законного царя и присягнув польскому королевичу Владиславу - пустили войска интервентов в московский Кремль.

Государство пало, но «Ключ» от него не сдавался!

На все предложения о капитуляции гарнизона – даже тогда, когда ему и ратным людям показали пленённого Василия Шуйского и патриарха Филарета, Михаил Борисович Шеин отвечал:

«Конечно, Смоленск вы возьмёте. Но нашей вины в том не будет».

И он сдержал слово!

К весне 1611-го года, гарнизон города критически сократился, а к королю Сигизмунду пришло подкрепление из природных поляков, литовцев, запорожцев и европейских наёмников. В начале июня, после интенсивного артиллерийского обстрела уже ранее повреждённых и наспех чиненных стен… После взрывов подведённых под них мин, королевские войска пошли на решающий штурм. Вскоре штурмующие ворвались внутрь крепости и её защитникам, пришлось врукопашную биться с ними на возведённых баррикадах, просто на улицах города и в собственных домах.

Уцелевшие русские ратники и смоленские посадские люди, заперлись в Мономахом соборе… А когда поляки ворвались и туда, последний из них - Андрей Беляницын, взорвал запасы пороха – уничтожив вместе с собой и множество врагов.

Воевода Шеин долго отбивался в одной из крепостных башен, в коей его застал штурм, лично убив с десяток германских ландскнехтов. Но был в изнеможении взят в плен и закован в кандалы. Взбешённый двухгодичной осадой, огромными потерями среди шляхты и подорванным личным престижем, польский король лично пытал его раскалённым железом:

«Говори, кто приказал тебе столько долго упорствовать? Может, нечистая сила? Сатана? Дьявол? Ворожил кто из ваших попов-схизматиков? Говори кто, собака?!».

Но ответ от несгибаемого воеводы был один:

«Никто. Никто, только лишь одна моя честь…».

Заканчивая:

- Смоленский воевода выжил в плену и вместе с отцом первого из Романов - патриархом Филаретом, был возвращён на Родину в обмен на пристрастившихся к человечине польских шляхтичей из Кремля…

- …Кстати тоже – классный фильм ужасов можно было снять! Естественно, как только клан Романовых узурпировал власть в стране - Михаил Борисович Шеин был казнён… Но про это говорить не надо. А по каким соображениям – сами поймёте.

Завершаю сюжет, «уроком для добрых молодцев» - товарищей генералов, командиров и всех прочих – носящих военную форму и давших присягу на верность своему народу:

- Упорство, мужество и самопожертвенность гарнизона и простых жителей Смоленска, в конечном итоге спасли Московское государство и русский народ. Понеся большие человеческие и материальные потери, Си­гиз­мунд III не решился идти на Москву, что сесть там самому на престол, или посадить на него своего сына Владислава. Немногочисленный же польский гарнизон в Кремле, был сперва блокирован Первым ополчением, затем Вторым – под руководством Минина и Пожарского и в конце концов был принужден сдаться.

Этот текст будет в титрах по завершению фильма «Ключ-город».

***

Следующая творческая пара получила в чём-то похожий сюжет «Орешек не сдаётся!». Это будет фильм про оборону крепости Орешек - происходящую в то же время, но уже на севере и не против клятых ляхов - а от шведских интервентов.

Вкратце рассказываю:

- Тихвин, Ладога сдались генералу Делагарди на условиях новгородских… Орешек не сдавался!

Спустя пару месяцев шведский командующий Эверт Горн ещё раз предложил осажденным капитуляцию на почетных, по его мнению, условиях - подчинение шведскому наместнику и размещение в крепости шведского гарнизона. Однако осажденные наотрез отказались. Более того, они постоянно устраивали вылазки за стены и нападали на шведов.

Но к весне 1612-го года, запасы продовольствия в Орешке иссякли. Его защитники стали один за другим умирать от голода и болезней.

Заканчиваю:

- … Последний из них, сделал запись в летописи: «Орешек не сдавался». И тоже умер. Крепость досталась врагу. Но без запасов – необходимым шведам для похода на юг и, даже без жителей. Таким образом – благодаря стойкости и самопожертвованию защитников небольшой крепостицы, Москву была избавлена ещё и от шведской осады.

Здесь, конечно, мной была допущена историческая вольность: крепость Орешек капитулировала, когда из гарнизона осталось около сотни шатающихся от голода и цинги защитников - которые считаю, тоже долго не зажились на этом Свете.

Да и шведы вовсе не собирались идти на Москву, удовольствовавшись «Кемской волостью».

Но это – ложь во благо, а следовательно она вполне допустима.

***

Следующий сюжет, по которому будет снят фильм: сплав книги о последнем защитнике Брестской крепости – «В списках не значился» и красивой легенды, по которой уже по окончанию Первой мировой, Гражданской и даже Советско-польской войны – в подземельях крепости Осовец, был обнаружен живым её последний защитник. Его поставили в караул, а при эвакуации снять с караула забыли⁷³.

Укрепления взорвали, входа кои вели в поземные хранилища оружия боеприпасов и продовольствия - завалило.

Вот он и там и стоял «на часах» девять лет, а когда поляки разбирая завалы сунулись туда, лязнул затвором и грозно:

«Стой, кто идёт?».

Однако, я «слегка» всё переиначил.

По сюжету, тот часовой не просто сидел в подземелье и потихоньку слеп, а на протяжении восьми лет - совершал дерзкие вылазки, взрывая мосты и пуская под откос поезда. Поэтому фильм и будет называться:

«Одиночный боец».

В чём «намёк» нашим «добрым молодцам» в красноармейской форме – оставшимся без всякого руководства на территории захваченной врагом, думаю объяснять не надо.

***

Ещё один «намёк» товарищам командирам и генералам, будет в будущем фильме: «Честь». Дошёл бы только он до них, в чём особенно не уверен…

В июне 1807-го года, тридцатитысячным французским корпусом генерала Бельяра, в в прусском городе-крепости Кенигсберг был окружен пятитысячный отряд генерала Каменского. Французский генерал лично явился в качестве парламентёра в крепость и предложил почетную сдачу.

Как общеизвестно, при окружении товарищи советские генералы (далеко не все справедливости, но в значительной части) бросали войска и, часто переодевшись в штатское - драпали в тыл. Было дело их всё же ловили германцы и отправляли в офицерский лагерь - где житейские условия вполне терпимы, в отличии от тех концлагерей – куда по их милости попадали простые красноармейцы. После войны же, им присваивали звания «героев россии», делали почётными гражданами больших городов, призывали молодых офицеров следовать их примеру и так далее…

Но так было не всегда.

Настоящий русский генерал Каменский ответствовал французу:

«Удивляюсь вам, генерал. Вы видите на мне русский мундир и смеете предлагать сдачу!».

Он повёл полки на прорыв и его чудо-богатыри - штыками добыли себе свободу, прорвавшись сквозь ряды вшестеро превосходящего неприятеля.

***

Раздав таким образом с дюжину «сюжетов» и, решив наконец порадовать советский народ и развлекаловом - без всяких «намёков», чтоб чисто поржать. Для осуществления сей благой задумки, вызываю следующую пару творческих личностей:

- Писатель Николай Робертович Эрдман и режиссёр Григорий Васильевич Александров!

Первый был сценаристом таких известных музыкальных комедий - как «Весёлые ребята», «Волга-Волга» и просто очень хороших художественных лент, второй – режиссёром.

Сунув первому в руки папочку с планом сюжета и даже фрагментами текста, объясняю:

- А вам, товарищи, выпала великая честь снять музыкальный комедийный фильм «Иван Васильевич меняет профессию» - по мотивам одноимённой пьесы Булгакова.

Вздыхаю:

- Жаль сам он совсем немного не дожил до экранизации, навсегда покинув нас в прошлом году. Прошу почтить память Михаила Афанасьевича вставанием и минутой молчания.

Кстати, любимый писатель у Реципиента был!

Его пьесу «Дни Турбиных», он смотрел шестнадцать раз.

Естественно, чисто булгаковский сценарий о трёх попаданцах в эпоху Ивана Грозного, я разнообразил крылато-бессмертными фразами и песнями из одноимённой комедии Леонида Гайдая - которую «в своё время» просмотрел не меньше раз, чем «реальный» Сталин - спектакль про белогвардейскую семейку. И что ещё более естественно - не удержался, чтоб не вставить собственную отсебятину…

Я б не я, тогда был!

К примеру инженер Шурик, конкретно приколупался к Самодержцу с идеей командирской башенки на Спасской башне Кремля и промежуточного патрона для Царь-пушки… А тот взял, да казнил его.

По-моему, получилось прикольно!

Глава 11. Меняя форму, обличие и цвет.

Устинов Д.Ф., министр оборы СССР:

«Иногда Сталин прерывал доклад неожиданным вопросом, обращённым к кому-либо из присутствующих: «А что Вы думаете по этому вопросу?» или «А как Вы относитесь к такому предложению?» Причём характерный акцент делался именно на слове «Вы». Сталин смотрел на того, кого спрашивал, пристально и требовательно, никогда не торопил с ответом. Вместе с тем все знали, что чересчур медлить нельзя. Отвечать же нужно не только по существу, но и однозначно. Сталин уловок и дипломатических хитростей не терпел. Да и за самим вопросом всегда стояло нечто большее, чем просто ожидание того или иного ответа».

Конечно, с «заклёпками» возиться, а с инженерами общаться – мне было куда интереснее, чем с этими пи…

Писателями и режиссёрами.

Слегка прошёлся по форме одежды, всерьёз что-то апгрейдить уже нет времени.

В полевой форме бойцов и командиров оставил всё как есть, только на гимнастёрках бойцов и командиров ввёл «погоны» из двух слоёв ткани с вкладышем. Нет, не как знаки различия – они остались прежними, а как элемент амуниции… Благодаря им, меньше давят на плечи лямки вещмешка, ремни оружия, дольше служит сама гимнастёрка.

Вместо пилотки (которая вообще не пойми, что за хрень такая лютая) ввел повсеместным головным убором панаму.

Одни плюсы!

Своей характерной формой - безошибочно даёт идентификацию своего от чужого, не в пример пилотке - отлично защищает глаза от Солнца и лицо от дождя, хорошо держится на голове … Наконец, позволяет надеть сверху стальной шлем.

Шляпа-панама уже являлась элементом формы одежды РККА в Средней Азии, в Закавказье и в Крыму, так что никаких проблем не ожидается.

Для стального шлема СШ-41 и более ранних моделей, ввёл маскировочный чехол и сетку: видно до меня, додуматься до этого - было в лом великий. Товарищи генералы, больше думали об собственной заднице в синих штанах, а не об голове бойца – глянцево отсвечивающую в окопе каской.

Кстати, о «касках»…

Вспомнилось тут вот:

«У нас на фронте носили каски солдаты-стрелки, артиллеристы, телефонисты, саперы, снабженцы, портные и парикмахеры, и прочие военные специалисты полкового тыла. Артиллеристы не только в них спали и ели, они, нехристи, ходили в кусты не снимая их⁷⁴».

Надо издать приказ Верховного Главнокомандующего - в котором нахождение без каски на голове на передовой, будет расценивается как попытка самовредительства с целью уклонения от священной обязанности советского воина – защите Отечества.

Наказание – армейская штрафная рота.

Вот это ухарство – надо выжигать калённым железом.

Рисунок 15. Довоенная панама РККА.

Нововведением также стала «пятнистая» плащ-палатка с готовыми петельками для крепления веточек, пучков травы и всего прочего «маскирующего мусора». С моего же творческого «пинка» было разработано несколько видов снегоступов и «мокроступов» - для передвижения в болотистой местности. Такую сказочную дешёвую, но невероятно полезную хреновину⁷⁵ – за день разработали и массово выпускают в преддверии новой войны с финнами.

А вот повседневно-выходная форма для штабных командиров, претерпела существенные изменения. Вернее даже сказать, была создана заново на основе такой же из «застойных» 70-х годов: двубортный китель с отложным воротником, рубашка с галстуком, прямые штаны навыпуск, ботинки, носки. Ну и пилотка, которая «при параде» - как и у полевых командиров и рядовых бойцов, заменяется фуражкой.

Теперь, отличие полевого командира и штабного, будет заметно даже визуально.

А вместе изменениями в военном законодательстве, это к чему приведёт?

К расколу единой военной касты-корпорации на две, которыми легче управлять…

Древние римляне не дураки были, когда говорили:

«Divide et impera⁷⁶».

И просуществовала Римская империя дольше, чем Советский Союз… Намного дольше.

Не забыл про нашивки за ранения, награды – медали и ордена, которые тоже являются элементом формы одежды.

Кроме медалей и «Звёздочки», для рядового и сержантско-старшинского состава - ввёл «Орден славы» трёх ступеней, как высшую награду за доблесть.

Получил все три – следующим будет звание «Герой Советского Союза» и «Золотая звезда».

Отныне, «Орден Красного знамени» - награда для полевых командиров за проявленное в бою личное мужество.

«Орден воеводы Шеина» - за успешную оборону, «Орден князя Невского» - за прорыв обороны противника.

Все вышеперечисленные – трёх ступеней, которыми награждаются в порядке очередности.

С полководческими орденами для штабных командиров ВС СССР, несколько сложнее:

«Орден Кутузова» трёх ступеней за успешно проведённую оборонительную операцию.

«Орден Суворова» - так же трёх ступеней, за наступательную.

Их аналог для адмиралов Военно-морского флота – ордена Нахимова и Ушакова.

Опять же: чтобы какому-нибудь командиру или генералу (адмиралу) получить «Героя», надо сперва обзавестись тремя вышеперечисленными орденами.

«Орденом Ленина» же, награждаются после получения звания «Трижды герой Советского Союза».

Высшей же наградой станет «Персональная благодарность Верховного Главнокомандующего ВС СССР». Она на грудь не вешается: лишь в личное дело вносится, в газетах печатается и по радио объявляется… Но после трёх благодарностей – улица имени награждённого в одном из крупных городов страны и бюст на Проспекте Победы в столице.

Нет такого?

Будет!

Как и Пантеон для их захоронения после окончания земного пути…

Не забыл и про награды для тружеников тыла, первым из которой стал «Орден Кулибина» трёх степеней, предназначенный для инженеров-конструкторов.

«Орден Минина и Пожарского» - за какие-нибудь выдающиеся патриотические поступки.

Три ордена – Звание «Герой Социалистического труда» и далее, как у военных.

Подумываю и об ордене для простых тружеников…

Сперва хотел «Орден Стаханова» замутить - но оказывается, сцуко, тот ещё жив.

Ладно, ещё подумаем…

***

Опять же: как и командирский патрон с промежуточной башенкой, разгрузка и камуфляжный костюм - это святая святых для нашего брата-попаданца. Каждый из нас, должен кровь из носа Реципиента – но впарить их нашим предкам-хроноаборигенам.

Вот и я тоже призадумался…

Разгрузка то, в принципе для бойцов с винтовкой не нужна – а тех подавляющее большинство в Сухопутных войсках ВС СССР. А вот для расчёта ручного «Дегтеря» и автоматчиков, для бойцов танковых десантов и лыжных батальонов, для которых вещевой мешок иль ранец - вообще не в жилу, мы с товарищами из Главного управления тыла ВС СССР - кой-чё запилили на скорую руку и уже опробовали на учениях.

Однако, учения и война – совершенно разные понятия!

Теперь это «кой-чё», надо испытать в боевых условиях и принять на вооружение.