Шок и тремор.

Но я тут запретил:

- Не стрелять! Ни в кого не попадёте, только демаскируете нашу колонну.

Ещё на трёх «Гренадёрах» находились бойцы комендантской роты, охранявшие Полевую ставку. Мы же всей только что прилетевшей из столицы «компанией», разместились на двух «Пионерах».

Ну, что сказать?

БТР, он и есть БТР!

Комфорта – ноль, зато безопасно. Машина для солдат, а не для верховных главнокомандующих пенсионного возраста. А тут ещё с вечера похолодало и разбитая за день в жидкую грязь грунтовка подмёрзла ледяными колдоёб… Колдоёб…

Да, как их?

Во, вспомнил: колдобинами и выеби…

Выбоинами, мать ихнею!

Через километров пять меня укачало – блевать был готов и, я попросился в «Вездеход» - ГАЗ-61-73:

- Пусть меня лучше убьют, но только сразу!

По всем отзывам специалистов – отличные получились машины. Как и плавающий гусеничный БТР-40¹⁰⁵ конструкции КБ Астрова. Теперь то же самое должны подтвердить бойцы и командиры – представители Полевой ставки, выезжающие для контроля и координации в действующую армию.

И хотя научно-производственное объединение «Группа машиностроительных заводов (ГМЗ) «Ижора»» поставит их в серийное производство в этом мае, ждать их массового появления в войсках накануне «внезапного и вероломного» не приходится.

Чудес не бывает!

Со сложной формы сварным корпусом вроде справились, включив в состав НПО «Ижора» предприятия - которые в «реальной истории» изготавливали бронекорпуса для Ил-2. На последние, шла высокопрочная броневая стали марки АБ-1 - имевшая отличную ударную вязкость, что позволяло производить детали бронекорпуса методом штамповки и затем сваривать их воедино.

Но вот широкопрофильные шины, радиостанции, приборы наблюдения и слабо освоенный заводами передний привод… Наконец, новый дизельный двигатель у «Гренадёра» - с которым до сих пор мурыжатся пермские моторостроители, всё ещё тормозит серийный выпуск бронетранспортёров.

Но, ничего…

Этой осенью, «Гренадёров» и «Пионеров» будет столько - сколько надо для полного разгрома Вермахта ещё до наступления зимы!

А имея наряду с артиллерийским тягачом «Ворошиловец» массовый бронетранспортёр с дизелем, можно будет подумать и о дизелизации танкостроения. По крайней мере, у Главного конструктора Воронежского моторостроительного завода Алексея Дмитриевича Чаромского, поучилось из авиационного АЧ-30Б запилить восьмицилиндровый шестьсот- сильный дизельный АЧ-30-8Т, который пройдя испытания на стенде - готовится к заводским, будучи установленным на танках Т-34-К и КВ-2М.

Но в первую очередь, конечно, будут выпускаться тысячасильный АЧ-30К – морской вариант авиадизеля, для установки на боевой многоцелевой катамаран типа «Натиск»¹⁰⁶. Танки пока потерпят: прошедших надлежащий апгрейд карбюраторных М-17, у нас в резерве…

Хоть попой ешь!

Если не до зимы, то до осени точно хватит, а там посмотрим. Выбор у нас есть: продолжить производство М-17, дизель Чаромского… Лицензионный Ford GAF V8, наконец.

***

Выборг нас встретил взрывами бомб и зенитной стрельбой: финская авиация отдельными самолётами всю ночь бомбила аэродром и Замок, в котором находилась Полевая ставка Верховного главнокомандования Сооружённых Сил СССР.

По Замку финские лётчики не попали, да и бомбы у них были «не той системы» - малого калибра, не способные разрушить капитально – на века сооружённые стены и башни. Как не получилось это сделать и их советским коллегам - не пожалевшим для этого средневекового оборонительного сооружения, самых тяжёлых бомб – вплоть до ФАБ-1000.

А вот в районе пригорода Корьяло, за которым расположилась новая советская авиабаза, что-то опять полыхало.

Протягивая руку своему Заместителю – маршалу Бонч-Бруевичу, выглядевшему несколько удручённо-растерянным и пожимая её, я весело сказал:

- А я примерно такое и ожидал! Было бы крайне наивным верить, что создаваемый в течении двух десятилетий бардак в авиации, удастся ликвидировать в течении двух месяцев.

- Я тоже не питал особенных иллюзий, Иосиф Виссарионович. Но то, что произошло прямо на моих глазах… Уму непостижимо!

У самого, на душе скребли кошки - величиной с саблезубого тигра, но я стараясь бодро:

- Ничего, ничего… Типичный дебют по-русски: сначала они нам, потом они у нас!

И сделал неприличный жест.

Мой Заместитель выглядел уставшим и хронически не выспавшимся и, я в приказном порядке:

- Вот что, Михаил Дмитриевич… Идите-ка спать! А я тут за Вас порулю.

Тот было стал мне возражать - намекая на мою «невоенность», но я взяв его за плечи, развернул кругом и поручил капитану Славину проводить «Отца Красной Армии» до ближайших апартаментов, напутствуя вдогонку:

- А если что-то срочное и архиважное, то я прикажу Вас разбудить и привести на Командный пункт Полевой ставки.

Бывшему Секретарю-референту Председателя Совнаркома СССР»:

- Товарищ Меркулов! Распорядитесь, пожалуйста, насчёт чая. Да покрепче – чтоб ложка стояла!

- Профессор Виноградов сказал, что крепкий чай для Вас вреден, товарищ Сталин. Вам бы тоже не помешало хорошенько выспаться.

Не мог не отвязаться, ибо внутри всё кипело:

- Может, Вас под начало профессора Виноградова перевести? Возглавите Секретариат Исполнительного комитета «Народного контроля при Верховном Совете СССР», будете бороться с привилегиями и злоупотреблениями…

Тот, в реале напужался:

- Нет, не надо! Я лучше здесь, с Вами: бомбят и стреляют - но чувствуется намного спокойней.

Да, «встрял» что называется Владимир Никитич…

Как «член» в деревенский рукомойник втсрял!

Но это тема для другого разговора.

КП Полевой ставки Верховного главнокомандующего, представлял собой большую комнату, с двумя планшетами (стеклянные перегородки с нанесённой на них картой) на две стены: наземной и воздушной обстановки. Сидящие за ними операторы, согласно телефонным звонкам наносили на них изменения - на которые представители Генштаба реагировали, передавая приказы в режиме «он-лайн».

По крайней мере, они пытались это делать. А с моим появлением – стали «пытаться» ещё энергичней.

Однако, если наземная обстановка была более-менее ясна, то вот воздушная…

Осталось только утешить-ободрить только-только набирающихся опыта штабных командиров ВВС:

- Ничего, товарищи…Научитесь!

Вдоль линии фронта всю ночь летал «ДРОН» - самолёт «дальнего радиолокационного обнаружения и наведения»: старый-добрый ТБ-3 с установленной сверху на фюзеляже антенной радиолокатора. Его экипаж и расчёты наземных РЛС РУС-2, пытались обнаруживать и наводить на финские бомбардировщики рыскающие в ночной мгле перехватчики ИП-1 «Защитник».

Но пока получалось это у них из рук плохо.

Генерал-майор ВВС Алексей Сергеевич Благовещенский - Генерал-инспектор ночной истребительной авиации, был в отчаянии:

- Как же так? На учениях получалось, а сейчас не получается?

Думаю:

«Да всё очень просто! На учениях вам подыгрывали и, вы закрывали на этого глаза – чтоб от вас отъ@бались. А сейчас игра «в поддавки» кончилась».

Но вслух подбадриваю:

- Ничего, ничего… Научитесь.

«Организационные выводы» будем делать после войны. Сейчас не стоит горячку пороть, ибо пока не понятно «who is who» и «кто есть ху».

Слава Марксу, ничего «срочно-архиважного» за ночь не произошло.

Вся моя «рулёжка» заключалась в том, что я принимал сообщения «с мест» о первых часах войны в воздухе и на земле. В том числе и об «лётных происшествиях», ничего кроме досады не вызывающих.

Лейтенант Галаев из 44-го ИАП во время приземления врезался в канаву и разбился насмерть. Младший лейтенант Поцелуев из 19-го ИАП при посадке на аэродроме Красногвардейск врезался в ангар… Пилот погиб. И-16 из 156-го авиаполка полка потерял управление, вошел в штопор и упал в районе Славянки. Летчик сержант Васюков также погиб. Десятка полтора самолётов было разбито без жертв.

Это ещё что!

Было несколько жалоб от наземный войск, что несмотря на раскладываемые полотнища, сигнальные ракеты, цветные дымы и прочие знаки - их бомбили и обстреливали свои же самолёты.

Это ещё понять можно: на земле все «кошки» серы…

Лейтенант Писковой из 157-го ИАП по ошибке сбил самолет У-2, приняв его за вражеский.

Как можно принять «У-двас» за финский?!

Но наиболее вопиющий инцидент случился над Ленинградом. Звено И-200 из 1-го истребительного авиакорпуса Ленинградского ПВО перехватила и обстреляла возвращающейся с задания дальний высотный разведчик РД-7 «Стратег»¹⁰⁷…

Напоминаю – один из двух существующих в обитаемой части нашей Галактики.

Несколько членов экипажа было ранено, сам самолёт получил серьёзные повреждения, выведшие его из строя на несколько дней.

Досталось и «сталинским соколам» - чрезмерно, не по уму ретивым: один истребитель был сбит бортовым огнём – лётчик спася на парашюте. Второй получил повреждения и садился с уже неработающим двигателем.

Согласен, дело происходило в сумерках.

Но за что можно принять четырёхмоторный самолёт?!

За финский?!

Или, бери выше – за марсианский?

Похоже что что лётный состав этого авиасоединения совершенно не знает свои новые самолеты и не умеет их опознать. А ведь ещё месяц назад, по всем авиачастям и в первую очередь – Войск ПВО страны, были разосланы специальные альбомы с рисунками как своих самолётов, так и самолётов вероятных противников.

Видно, полковник Данилов отдохнул с этим дело и это нельзя просто так оставлять. Не ради наказания – в целях воспитания чувства ответственности у остальных командиров.

К утру, в результате «блиц-расследования» Особым отделом более-менее прояснилась и ситуация на авиабазе Выборга.

Сразу после объявления войны, над аэродромом появились финские бомбардировщики.

Как так подгадали, интересно?

Случайность, в которую я не верю?

Или предательство – в которое тоже верить не хочется?

Как бы там не было, но вражеская авиация появилась над Выборгом ещё до объявления войны. Причём, её не засекли ни посты ВНОС, ни радиолокационные станции, которых в этом районе было аж две.

Это были советские (видимо трофейные) СБ с голубыми свастиками, что ввело в заблуждение силы ПВО авиабазы. Хотя некоторые утверждают, что «Бленхеймы». Насчёт числа, очевидцы тоже не определились: от одного до двадцати.

Возможно путаница возникла из-за того, что непосредственно в этот момент на авиабазу садились бомбардировщики СБ-2М-100А одного из полков 7-го авиакорпуса, запоздавшего с передислокацией.

Сперва вражеские самолёты просто кружились над аэродромом, а когда с него стартовали две тройки истребителей И-200 из «Особой авиационной дивизии РВГК» полковника Супруна, улетели в сторону Ленинграда, что тоже дезориентировало командование авиабазы. Потеряв их из вида, вторая тройка перехватчиков полетела на север… Перенаправить её, не было возможности из-за выхода из строя радиостанции РСИ-3 у ведущего.

Первая тройка которую возглавлял сам Степан Супрун, атаковала один из финских СБ, но была в свою очередь атакована невесть откуда взявшимися двумя финскими истребителями западного производства.

Скорее всего американскими «Брюстерами».

В результате воздушного боя, один финский истребитель был сбит над Выборгским проливом. Второй – повреждён, но дотянул до финской территории и сел на вынужденную. Был сбит и один И-200, причём не абы кого, а самого Степана Супруна!

Тот, правда, благополучно покинул горящую машину и я смог его поздравить:

- В историю этой войны, товарищ полковник, Вы войдёте как первый сбитый советский истребитель!

Его же первый ведомый - подполковник Пётр Михайлович Стефановский, тоже кстати очень хорошо известная личность, войдёт в историю как первый советский истребитель - сбивший финский истребитель.

Спрашиваю у героев вчерашнего вечера:

- Ну и как вам машина? Не жалеете, что выбрали именно её?

Среди авиаторов строевых частей Войск ПВО страны широко распространилось мнение, что не так давно расстрелянным вредителем Микояном - этот самолёт был сконструирован специально, чтоб угробить как можно больше советских лётчиков. Мне даже письма по этому поводу писали. Отвечал, что у бывшего МиГа - из «микояновкого» только две первые буквы в старом названии.

Остальное всё поликарповское.

Но не помогло: репутация у И-200 была подмочена капитально.

Супрун угрюмо отвечает:

- Машина хороша, но на виражах ей делать нечего. А на вертикаль финнов не затащишь.

Пообещал:

- Ну, ничего… Даст Маркс, этим летом на германцах отвяжитесь. Те, «вертикаль» любят!

Однако, мысленно перенесясь на несколько часов назад, возвратимся на Выборгский аэродром.

Пока Супрун «со товарищи» гонял двух «Брюстеров» (или, они их гоняли), финские СБ (числом от одного до двадцати) вернулись и атаковали советские самолёты в самый «пикантный момент» - во время разбега по ВПП, взлёта и набора высоты. Причём взлетающие штурмовики и частично истребители, были с подвешенными бомбами и реактивными снарядами – что делало их «хромыми утками».

Финские самолёты обстреляли взлетающие самолёты и сбросили несколько небольших бомб, отчего ещё на взлётной полосе были уничтожены три И-153 и один И-16… А про пикировщики СБ-РК «Арочка» 210-го бомбардировочного авиационного полка, я уже говорил.

Хотя, некоторые очевидцы утверждают, что бомбы не применялись, да и обстреливать финны начали в самом конце своего налёта – сделав несколько длинных очередей по стоянке авиаполка «Агрессоры».

А «Арочкам» досталось от своих!

Из-за горящих самолётов, следующие за ними прекращали взлёт - выкатывались за пределы ВПП. Естественно на подтаявшем за день грунте, они получали повреждения шасси, а то и переворачивались. Одна из «Чаек» попыталась перелететь эту «кучу малу» на взлётно-посадочной полосе и, это у неё даже почти получилось, но…

Но при попытке набрать высоту, самолёт потерял управление и упал прямо на стоянку бомбардировщиков.

В общем первый боевой вылет 7-го авиакорпуса был сорван. Пока потушили горящие самолёты, пока убрали с ВПП обломки… Уже и ночь наступила. В результате, в вечерних боях 1-го апреля участвовало менее половины состава этого авиасоединения.

Как уже говорил:

Следствие определит, а суд накажет виновных.

Пока лишь утешаю потенциальных обвиняемых и осуждённых:

- Ничего, ничего, товарищи! Как это часто бывает – «первый блин комом». Мы ещё им накостыляем!

Сам, кстати, частично виноват.

Прошлая Советско-финляндская (Зимняя) война достаточно убедительно показала, что существовавшая в ВВС система при которой каждое авиационное соединение имело свой собственный тыл - была удобна для мирного времени, но совершенно не соответствовала военному - так как сковывала маневренность авиационных частей и соединений.

После неё, на знаменитом майском Совещании в Кремле, было принято решение отделить «мух от котлет». По задумке, авиачасти будут прилетать на авиабазы «голенькими», имея из обслуживающего персонала лишь техников, мотористов и оружейников. Всё остальное, должно им предоставляться на месте.

В «реальной истории», эта уже давно назревшая реформа выполнялась – от слова «ни шатко ни валко». До 22-го июня она завершена не была, да и в ходе Великой отечественной войны - в полной мере выполнена не было.

Я же решил её форсировать – от слова «всё и прямо сейчас»…

Вот вам и результат!

Однако, у вышеописанной истории есть и продолжение.

«Паша» - он же главарь «Агрессоров» генерал-лейтенант Павел Рычагов, каким-то образом сумел взлететь - перепрыгнув «кучу-малу» на взлётно-посадочной полосе Выборгского аэродрома.

Почему у него получилось?

Во-первых, огромный опыт – который не пропьёшь… Во-вторых – громадная энерговооружённость двухмоторного истребителя Таирова…

В-третьих, словами самого «героя дня»:

- Самолёт готовился к замене левого двигателя, товарищ Сталин. Я уже договорился и Зампотех базы пообещал прислать тягач. Готовя к ремонту, мои технари сняли все четыре ШВАКа с боекомплектом, обе радиостанции, слили половину бензина. А тут такая заваруха…!

Говоря своими словами, его ОКО-6 бис, непреднамеренно был сильно облегчён.

В-четвёртых, «Паша» решил пойти «ва-банк»:

- …Вижу – уходит, гад! Ну, что делать? Надо рискнуть!

И наконец, в-пятых:

- Мне просто повезло!

Повезло «Паше» и в том, что в него не попали собственные же зенитчики:

- Силуэт видимо им не известен, поэтому лупили по мне со всей дури! С одной стороны даже обидно, что не попали – столько снарядов на меня израсходовали.

Пока он взлетал, да совершал противозенитные маневры - финского СБ с голубыми свастиками и след простыл. Тем не менее, Рычагов решил заняться его поиском и…

Впрочем, предоставляю ему слово:

- Нашёл-таки гада! На бреющем уходил – почти на уровне деревьев. Сперва снизился чтоб рассмотреть – действительно ли финн. А то так недолго и своего сбить. Подлетаю, а он в меня из пулемёта! Если б не броня – то поминай как звали Пашу Рычагова…

- Заходу во второй раз и думаю: «Ну, кирдык тебе!». Жму на гашетки… Что за дела? Вспомнил: «Да у меня же всего два ШКАСа!». И стало мне грустно-грустно…

Сблизившись, Рычагов из двух авиапулемётов винтовочного калибра обстрелял кабину – убив бортстрелка и правую мотогандолу – вызвав обильное дымление:

- Я бы его с первого захода сбил бы, даже из ШКАСов… Если с близкого расстояния, то ими можно запросто плоскость или стабилизатор «отпилить». Но оба мотора у меня одинакового вращения – постоянно вело в сторону. Ладно, думаю, живи пока…

Набрав высоту и развернувшись, «Паша» нацелился было на второй заход, но тут:

- …Вижу, летит наш РК-135¹⁰⁸ – корректировщик артогня, а его с разных сторон «клюют» то ли «Мораны¹⁰⁹», то ли «Хариккейны»¹¹⁰… Факт, что с двигателями жидкостного охлаждения. Ну я с ходу налетел и сбил одного! Остальные в разные стороны и ищи-свищи их.

Взглянув на уровень топлива, Рычагов решил больше не преследовать финский СБ:

- Так и так, он далеко не улетит - уж больно я его покалечил. Лучше своего «до дома» провожу, а то вдруг опять налетит какая-нибудь финская сволочь.

Предводитель «Агрессоров» скромничать не стал и заявил о двух сбитых.

Ну, что ж…

Пусть будет!

Как говорил ещё Суворов (не Резун):

«Пиши больше! Нечего их – басурман, жалеть!».

А вообще согласно сообщениям передовых пунктов ВНОС, за вчерашний вечер зарегистрировано всего три сбитых финских самолётов. И все они одномоторные.

За ночь финская авиация совершила ещё несколько налётов на Выборг и авиабазу. В этот раз без особых успехов, так как одномоторные самолёты в основном перелетели на «аэродромы подскока», а двухмоторные – были рассосредоточенны и укрыты в капониры. Обошлось взорванным складом ГСМ и лёгкими повреждениями уже повреждённых при первом налёте машин. Досталось в основном зенитчикам, в свою очередь заявившим о пяти сбитых «Бленхеймах». На поверку сбитый оказался один, да тот…

Наш дальний ночной бомбардировщик ДНБ-84 «Сыч», который будучи подбитым над целью, пытался сесть в Выборге.

К сожалению, экипаж погиб.

Утром прилетал сам Голованов и страшно ругался:

- Мой лучший экипаж!

«Ночные ведьмаки» капитана Василя Сталин – командира отдельного полка лёгкой бомбардировочной авиации, бомбили в эту ночь шесть финских аэродромов: (Хельсинки, Утти, Тиккакоски, Рованиеми, Кемиярви, Петсамо. В авиачасти сына Реципиента, которого иначе как «Васька Ведьмак» никак не звали, проходил испытания специализированный лёгкий ночной бомбардировщик ЛНБ-2 «Ведьмак», конструкции Дмитрия Людвиговича Томашевича.

Эта машина – помесь «У-дваса», германкой «Рамы» и ещё не существующего даже в задумках его же «Пегаса»¹¹¹. Два сто-сильных М-11, три члена экипажа, два ШКАСа, полтонны бомб. Великолепнейший обзор, простота управления и возможность взлетать с самых примитивно оборудованных площадок. Сказочная технологичность и дешевизна производства: материалы для изготовления - сосна, строительная фанера, углеродистая сталь, кровельное железо и минимальное количество низкосортных алюминиевых сплавов.

Даже небольшая скорость – не более 145 километров в час, при его специализации как ночного бомбардировщика – это лишь одно из достоинств «Ведьмака».

Это так сказать «дембельский аккорд» авиаконструктора, после которого он переберётся из «шарашки» в Заместители к Поликарпову на Московский авиазавод №1.

«Авиация Особого Назначения» (АОН) – три полка дальней ночной бомбардировочной авиации на ДНБ-84 «Сыч» и одного на ТБ-3, работали по финским железнодорожным узлам: Лахти, Пори, Ампери, Тампрере, Пиексямяни…

Ну и названия – язык сломаешь!

Если их разрушить – прервётся железнодорожное сообщение в стране, финское командование не сможет маневрировать резервами и получать оружие и боеприпасы из Швеции.

Испытывались новые виды авиационных боеприпасов: противорельсовая 250-ти килограммовая авиабомба с воздушным тормозом и реактивным ускорителем. И такого же веса «цепная» бомба, для разрушения пролётов железнодорожных мостов.

С каким успехом?

Пока непонятно, ждём аэрофотоснимков со «Стратега», а он как уже говорил – остался в одном-единственном экземпляре.

В заначке оставалась ещё одна «вундерваффля» - пятитонная корректируемая бетонобойная авиабомба «Доломит», буквально в самый последний момент созданная в НИИ управляемого ракетного оружия (НИИ УР), под руководством Сергея Королёва…

Ага того самого!

Первые несколько испытаний с бомбардировщика ТБ-3 со специально переделанным бомболюком и кабиной наводчика-оператора, показали достаточную эффективность. И у нас с Михаилом Дмитриевичем Бонч-Бруевичем появилась идея выиграть войну одним ударом – обезглавив руководство финской армии.

Когда мой Заместитель проснулся, мы с ним долго рассматривали аэрофотоснимки Ставки Маннергейма в Миккели и особенно вход в подземный узел связи «Локки»… очень хорошие – чёткие снимки с близкого расстояния!

Майор Виноградов вполне заслужил самую высокую награду.

Бесконечно жаль только, что посмертно.

Непременно применим, конечно, самолёт и экипаж в полной боевой готовности находятся на одной из ленинградских авиабаз.

Но при одном условие:

- Но нужно чтоб «петух» был в курятнике на насесте. А «Лидер финской нации» пока тусуется в Хельсинки – толкая речи перед своими сторонниками и давая интервью иностранной прессе.

По такому поводу, я даже приказ не бомбить логово финского национализма – город Миккели и железную дорогу от него до Хельсинки. Чтоб как говориться, не спугнуть «зверя».

Мда… С авиацией у меня получилось от слова – «а могло быть и хуже».

Слава Марксу на сухопутье всё в порядке!

Начатое не с утра - как это водится, а ровно в 16.00 наступление Сухопутных войск Вооружённых сил СССР, оказалось для противника воистину «неожиданным и вероломным».

Хотя, какая к Энгельсу, «вероломность»?

Я же «финников» за сутки вперёд предупредил:

ИДУ НА ВЫ !!!

А то, что они не отнеслись серьёзно к этому предупреждению, сугубо ихняя проблема.

Глава 15. «Финский цугцванг».

Из дневника Полномочного представителя СССР в Швеции А.М. Коллонтай о встрече в Москве с Председателем СНК СССР и народным комиссаром иностранных дел СССР В.М. Молотовым (22 ноября 1939 года):

«Я старалась кратко, но четко показать Молотову на те неизбежные последствия, какие повлечет за собой война. Не только скандинавы, но и другие страны вступятся за Финляндию.

На это Молотов перебил меня:

"Вы имеете в виду опять-таки «прогрессивные силы» империалистов Англии и Франции? Это все учтено нами"…

…Наши требования крайне разумны и скромны. Но финны не хотят договориться. Нам ничего другого не остается, как заставить их понять ошибку и заставить принять наши предложения, которые они упрямо, безрассудно отвергают при мирных переговорах. Наши войска через три дня будут в Хельсинки, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергали, будучи в Москве"…».

Гросс-адмирал Эрих Йоханн Альбер Редер, 26 сентября 1940 года:

«…Фюрер считает, что Россия больше боится мощи Германии; он считает, что Россия, например, не нападет на Финляндию в этом году».

ИНТЕРМЕДИЯ:

«29 марта, 1941-го года. Суббота.

В отличии от предыдущих «последних», самый последний сталинский ультиматум у резервиста финской армии Аймо Хуусконена - ничего кроме чувства досады, не вызвал. Да и мать, собирая в дорогу единственного сына - не плакала и молилась как раньше, а сухо-деловито инструктировала, как фельдфебель:

- На дворе весна, слякоть да сырость – смотри не застуди ноги, сынок!

- Хорошо, мама.

- Почаще меняй носки, Аймо! Я тебе их с запасом в рюкзак положила.

- Хорошо, мама.

- И держись подальше от сквозняков! Помни – у тебя слабые лёгкие.

- Хорошо, мама.

- Если будете на постое в каком-нибудь городе, не связывайся со местными шлюхами. Ты – парень видный, но простоватый: оглянуться не успеешь – как оженят.

- Хорошо, мама. Я к ним и близко не подойду.

Зачем ему какие-то «шлюхи», когда у него есть невеста?

Затем за столом, уже приевшиеся - слышанные уже в который раз, поучения отца – ветерана Гражданской войны:

- И еще запомни, Аймо: не лезь вперед, не строй из себя героя. Никогда не надо быть первым! Но и последним - тоже быть нехорошо. На последних - и начальство отвязывается и, товарищи не любят. Ну, а первых - сам понимаешь!

- Я понял, отец.

Сам-то Аймо ещё не воевал – во время Зимней войны он находился в учебном подразделении.

Хуусконен-старший, разливая по рюмкам из бутылки с этикеткой ««Finlandia» настоянный на ягодах клюквы собственный самогон:

- Надеюсь, как и в прошлые «последние» сталинские ультиматумы вас долго не задержат и ты успеешь вернуться на ферму к началу весенних работ.

- Да, отец. Думаю, через неделю нас распустят по домам. Как и раньше.

Далее, он за завтраком он молча выслушивал рассуждения родителя, бывшее в таком ключе:

- Сорвать посевную - значит обречь Финляндию на голод следующей зимой. Конечно, в Правительстве не дураки сидят… Точнее – не одни дураки. И оно этого не допустит.

- Да и Советское правительство, по всей видимости - руководствуясь такими же соображениями, не начнёт войну накануне таяния снегов и льдов и, связанной с этим весенней распутицей.

- Сталин, он конечно – сумасшедший. Но даже сумасшедший понимает, что в грязи воевать нельзя!

Вздохнув, с недоумением:

- И что он с этим Петсамо к нам пристал? Как свояк Ухно рассказывал, там одни горы да скалы и, снег лежит до июня… Где его колхозникам коров пасти?

- Наш то Марски¹¹² - тоже хорош гусь, по правде сказать…

Наконец, махнув рукой:

- Эх, да ладно! Давай лучше ещё с тобой выпьем сынок, да давай собирайся. Поезд не будет ждать, когда мы с тобой наговоримся.

Выпил с родителями «на посошок», затем оделся в форму финской армии, прицепил к поясу нож, закинул за спину рюкзак… Обнял отца, наклонив голову под поцелуй матери и вышел.

День выдался солнечный и теплый, хотя весна ещё не вступила в свои права.

До станции, до которой в принципе рукой подать его провожала Анна-Майя, девушка с которой они уже давно – со школьной поры, встречались и этой осенью собирались обвенчаться.

Не торопясь они дошли до места и в ожидании эшелона с мобилизованными, встали возле газетного киоска - за которым несколько ему знакомых парней в военной форме, пили водку прямо из горлышка бутылки.

Он поздоровался:

- Привет, парни!

- Здорово, Аймо. Выпьешь с нами?

- Сейчас нет – я с девушкой. Но когда сядем в эшелон, у меня для вас кое-что припасено.

- Аймо, ты… Мужчина!

И больше не обращая внимания на окружающих, отойдя за угол киоска - они с Анной-Маей обнявшись крепко, стали сладко целоваться…

За киоском же, бутылка ходила по кругу - парни пили по глотку и вместо закуски покрякивали. Один из них в военной форме со знаками младшего сержанта, поднёс было в очередной раз ко рту… Отбросил бутылку в сторону:

- Все, ребята, больше нет.

Разочарованно сплюнул и стал закуривать.

Между его товарищами разгорелась перебранка:

- Кто пойдет за другой поллитровкой?

- Давай деньги я схожу.

- «Давай»! А давай скинемся?

- У твоего отца двести коров, а у моего всего двадцать. Так что ты «скинешься», а я схожу.

- Чёрт с тобой, вот деньги. Только у той спекулянтки больше не бери – цену не по-божески набивает…

Газеты, выставленные на витрине, кричали аршинными заголовками:

«Тревожные вести с восточной границы: большевики концентрируют войска!».

«Советские самолёты нарушают воздушное пространство Финляндии!».

«Советские наблюдатели в Котку и Петсамо открыто занимаются шпионажем!».

В отличии от первых «последних» сталинских ультиматумов, такие статьи не вызывали ровным счётом никакого интереса у публики и продавщица откровенно зевала, прикрывая ладонью рот.

Оторвавшись от возлюбленного, Анна-Майя с тревогой в глазах спросила:

- Аймо! А войны точно не будет?

Тот, легкомысленно:

- В прошлые «последние» ультиматумы, газеты тоже такое писали… Ну и где же война?

Правда, среди заголовков было и нечто новенькое:

«Требования Сталина о допросе маршала Маннергейма советскими следователями –совершенно абсурдны!».

«Позиция Британии по поводу Петсамо близорука и смахивает на предательство!»

«Агенты Кремля под предлогом обещания выплат компенсаций карельским беженцам, дестабилизируют обстановку в столице Финляндии!».

«Ожесточённые столкновения возле Советского дипломатического представительства в Хельсинки!».

Наконец из-за поворота послышался шум приближающегося поезда, а вскоре появился и сам он… Мобилизованные и провожающие, стали прощаться.

Дежурный по станции - тучный человек, уже кричал, красный от натуги:

- Отойдите подальше! Разойдитесь! Прибывает воинский эшелон, полный буйных сумасшедших!

Как бы в подтверждение его слов, из окна вагона остановившегося поезда вылетела пивная бутылка и полетела в единственного стоявшего под столбом с часами полицейского, с грохотом разбившись у его ног. Затем – вторая, третья…. Тот в панике бросился наутёк, а вдогон ему послышался злорадный хохот десяток лужённых глоток.

Долго поезд «с сумасшедшими» на этой станции не простоял. Вскоре из первого вагона вышла группа офицеров и послышалась зычная команда:

- Всем по вагонам!

Никого не нужно было подгонять. Всякий понимал, что если замешкаешься - получишь худшее место. Если вообще что-то получишь. Поэтому все дружно бросились к теплушкам. У дверей теплушек образовалась страшная давка.

Анна-Майя проводила его до самых дверей, прижалась лицом к груди и плакала. Он осторожно гладил ее волосы и тихонько шептал что-то успокаивающее, сам не понимая своих слов.

Из окна вагона парочку стали осыпать насмешками:

- Смотрите, да она же с брюхом! Ну и ловок парень, успел-таки ей «вдуть»!

- Хахахаха!!!

- Этот заморыш, что ли? Да куда ему! Тут наверняка кто-то другой поработал – более ушлый парень.

- Гагагага!!!

- Или, с десяток других – «более ушлых» парней, чем этот ушастый недотёпа.

- БУГАГАГАГА!!!

Они стояли обнявшись под жеребячий хохот и как будто нечего не слышали.

В самый последний момент, когда после гудка паровоза поезд вздрогнул – как лошадь получившая удар хлыстом, тронулся и стал набирать скорость, они поцеловались в последний раз и пообещали друг другу:

- Я буду ждать!

- Я обязательно вернусь!

Догнав свой вагон, Аймо ловко вскочил в него, ухватившись за поручни. Проводив взглядом махавшую белым платочком любимую – пока станция не скралась за поворотом, он резко повернулся и обведя всех тяжелым, грозным взглядом:

- Ну и, где тут у вас эти остряки? Ах, вот вы где…!

Не вступая к долгим разбирательствам, он за воротник вытащил первого (возможно, просто похожего на остряка) из толпы и ударом кулака отправил того в глубокий аут – зубы так и лязгнули. Затем, туда же отправились второй и третий – пытавшиеся заступиться за товарища.

Его обидчики ползали на карачках, выплёвывая кровь и осколки зубов, а он встав в стойку боксёра, оскалился:

- Кто-то ещё что-то хочет сказать о моей Анне-Майе? …Обо мне? …Ну? Выходи, кому собственные зубы жмут!

Но желающих больше не нашлось.

Спустя какое-то время, найдя свободное место нарах, он засунул под них свой рюкзак и уселся, погрузившись в самые мрачные мысли.

Самый старший на вид солдат с лычками сержанта – старший вагона, спросил:

- А ты вообще-то из каких войск будешь, рядовой?

Тот, с гордостью выпятив грудь:

- Истребитель танков!

Сержант уважительно:

- Аааа… «Смертники»… Тот-то вижу – парень отчаянный! Собственная жизнь не дорога, чужие – подавно.

Глубоко вздохнув, Аймо стал разглядывать фотографию улыбающейся, хорошенькой, востроглазой девушки в костюме лотты. На обратной стороне было написано красивым, бисерным почерком:

«Моему любимому Аймо в знак вечной верности от Анны-Майи!»

Они были из одной деревни, но встречались очень редко. Потому что Анна-Майя после начальной школы училась в ближнем городке в общей средней школе.

Он, Аймо Хуусконен - видный, бравый парень, спортсмен и к тому же единственный наследник крепкого крестьянского хозяйства. Правда, ужасно беспомощный и робкий в общении с девушками. Он даже поцеловать ее первым не отважился. Тогда как-то раз после вечеринки, Анна-Майя «взяла вожжи в свои руки» и подарила ему долгий влажный поцелуй. Он тогда так ошалел от неожиданности, что поспешил слинять, смущённо бормоча:

«Мне, видишь ли, пора идти… Отец дал работнику выходной, и я должен задать корм коровам…».

С тех пор она часто подначивала его вспоминая этот случай и каждый раз он смущался и краснел.

Потом они долго не встречались: после снижения призывного возраста его забрали в учебный центр в Коухнамяки. Там было трудно – сперва с утра до вечера муштра, затем после присяги - день и ночь учения. Многие его товарищи - прежде воображавшие, что противотанковая подготовка легче пехотной и сперва радовавшиеся, что они не будут ползать с винтовкой по сугробам - вскоре поняли, что это было детской забавой…

Ведь истребителям танков, кроме винтовки - приходилось таскать на себе пушку, противотанковое ружьё или специальные составные заряды. Каждый вечер, промокшие до нитки и совершенно разбитые, они возвращались с учений в казарму и, с ужасом думали, что завтра начнется всё сначала.

Но ему было легче, чем многим из его товарищей. К дисциплине он привык с детства, занимаясь сначала в «беличьей роте» — подготовительном отряде мальчиков, — а потом и в шюцкоре. Да и занятия боксом давали о себе знать.

А к тяжёлому крестьянскому труду его с детства приучал собственный отец. Поэтому занятия в учебном центре не были трудными для него. А раз он всегда был первым, то его и не муштровали дополнительно во внеурочное время, как некоторых других его сослуживцев.

***

Финляндия – страна не шибко большая, поэтому в то же день рядовой Аймо Хуусконен был в подразделении, к которому был приписан.

В ожидании возобновления боевых действий, после каждого сталинского ультиматума в стране начиналась частичная мобилизация и на каждый угрожающий участок перебрасывались дополнительные войска. В частности, была доведена до штатной численности 19-я дивизия с полковником Ханну Эса Ханнукселой в качестве командира.

Вместе с 1-й и 17-й финской пехотной дивизией, это соединение предназначалось для действий против советской базы на полуострове Ханко.

Ну а вообще в этой части Финляндии дислоцировалась Юго-Западная армия, состоявшая из двух корпусов: II армейский корпус - три пехотные дивизии и IV ак - четыре дивизии.

Немалые силёнки!

После творческого переосмысления опыта Зимней войны, финская пехотная дивизия получила ряд специализированных подразделений: сапёрный батальон, автомобильную, зенитную (шесть 20-мм автоматов) и противотанковую роту (шесть орудий).

Вот в противотанковой роте 19-й пехотной дивизия и служил подносчиком снарядов 37-мм противотанковой пушки «Бофорс» рядовой Аймо Хуусконен.

Ранее гарнизоны финской армии располагались в городах, но после Зимней войны их стали переводить в сельскую местность На новых участках границы: от Ханко - до Иломантси, в районе Саллы, войска прикрытия пришлось переместить в редконаселенные районы, где необходимые строения попросту отсутствовали. В итоге, в общей сложности вдоль границы возникло более пятидесяти новых гарнизонов, где солдаты размещались в поставленных промышленными предприятиями быстросборных деревянных бараках. Для кадрового командного состава были построены дома с небольшими квартирами: две комнаты и кухня для унтер-офицеров, три комнаты и кухня для господ офицеров.

Здесь, в деревянных бараках отапливаемые дровами уже находились, или в скором времени появились и другие солдаты подразделения, с которыми Аймо Хуусконен уже успел познакомиться и подружиться во время обучения в учебном центре, или частичных мобилизациях после предыдущих «последних» сталинских ультиматумов. Как и военнослужащие других - так называемых «второочередных частей», одеты они были не только в финское обмундирование - но и в английское, шведское, германское…

Благо не в советское трофейное, как вооружение многих солдат их дивизии!

Только шапки у всех были свои, да бело-голубые кокарды на них, ибо как им внушили в первые же часы службы:

Головной убор в армии, это святое!

Здесь уже был горожанин Пентти Хейно прозванный в учебке «Попом» за то, что «служил панихиды» по найденным в коридоре казармы спичкам, окуркам и прочему мусору:

«Из праха коридорного ты поднята и прахом станешь!».

Ему был под стать, тоже горожанин Виено Саломэки - кудрявый и розовощекий парень с нежным - как у девушки, голосом – просто находка для сержанта Пуллинена, который невзлюбил того с первого взгляда и любил над ним поиздеваться:

«Рекрут Саломэки - чистить винтовку, марш, марш! Ну-ка, улыбнитесь вашей очаровательной улыбкой! А теперь – марш вдоль казармы! Запевай!».

И тот, совершенно лишённый слуха, не пел, а просто выкрикивал слова:

«Красотка Виено, розовые губки…».

Но кроме этих двоих, остальные солдаты были как он или Тармо Хейккиль - крепкий деревенский парень, который на гражданке добывал свой хлеб тяжелым крестьянским трудом - ходил за плугом в поле и пилил лес.

Яакко Ниеминен, Маркку Канерва, Йессе Йоронен…

Все свои, короче!

- Привет, парни!

- Привет, Аймо!

Но были и двое новеньких, зачисленных вместо тех, кто по тем или иным причинам, не смог более служить в их подразделении. Один по состоянию здоровья, другой в связи с повышением в звании и переводом в другое подразделение.

Естественно, на месте было и начальство – кадровые сержанты и офицеры.

Командир орудия капрал Путте Алатало. Уже повоевавший, спокойный видом и сдержанный в речах - нормальный мужик, без закидонов.

Заместитель командира взвода сержант Тайсто Мюллюмэки - довольно тщедушный, но злой как чёрт человек с въедливым взглядом, глазами навыкат, большим горбатым носом и тонкими, сухими губами.

Командир взвода прапорщик Сеппэ, по прозвищу «Туча». Этот, может быть вполне вменяемым, а может и откровенным мудаком – в зависимости от настроения.

Заместитель командира роты - лейтенант Хуусконен, бабник, любитель карт (но не топографических) и выпить. Весь его вид, как бы говорил:

«Офицер обязан быть примером для своих подчиненных».

Но вот поведение… Особенно во внеслужебное время, было притчей во язытцах всего подразделения и не только их противотанковой роты.

Ну и наконец «Здоровый дух в здоровом теле», или просто «Здоровый дух,» или уж совсем просто «Дух»… Так они прозвали командира роты капитана Вуорела - высокого, прямого мужчину, худого и очень бледного на лицо.

«Дух» у того был действительно хоть куда, но вот тело…

Во время последнего русского наступления в марте 1940-го года он был тяжело ранен. Говорят, у него все тело в шрамах и легкие изрешечены, поэтому он дышит с присвистом. Как инвалид, мог бы демобилизоваться из армии когда угодно, но он об этом и слышать не хотел.

Капитан Вуорела считался большим специалистом в деле противотанковой обороны, но больше всего он обращал внимание на воинский дух и строжайшую дисциплину.

В общим, с ним не забалуешь!

После, надо прямо сказать не шибко изысканного ужина, парни приняли «на грудь» грамм по сто тайком принесённой в казарму водки и занимались кто чем. Рядом с Аймо, например, травили анекдоты.

- Слышали такой?

- Какой, «такой»? Ты же ещё ничего не рассказал.

- Тогда слушайте: как-то раз у нашего Марски спросили, что он делает, когда боится.

- «Начинаю свистеть «Марсельезу»», - отвечает тот.

- «Но мы никогда не слышали, чтобы Вы свистели!».

- «И я тоже», - ответил маршал.

Раздался дружный свист и голос:

- Старьё! Да сто раз уже слышали про «Марсельезу»!

Рассказчик обиделся:

- Расскажи тогда ты, что-нибудь новенькое!

- Да, запросто! Как-то раз Марски назвал тупым ослом одного офицера. Ему возразили, мол этот «осёл» - участвовал как минимум в десяти сражениях. Тогда тот: «Моя лошадь тоже участвовала в десяти сражениях. И тем не менее, это всего лишь лошадь, а не офицер».

- Хахахаха!!!

С другой стороны спорили о политике.

- Вы послушайте этого Яску! Он так и рвется в бой. Скоро он ринется на Ленинград, затем на Урал. Ударит раз, ударит другой - и врагу крышка!

Яско Тукиайнен был одним из двух новеньких, окончившим учебное подразделение противотанковой артиллерии совсем недавно и в первый раз попал в строевую часть. Его отец был рабочим на бумажной фабрике, то есть – так называемым «пролетарием». Про отца ничего не известно, однако сам Яско придерживался крайне правых, националистических убеждений.

Его оппонентом, как это ни странно, был второй новенький – беженец с Карельского перешейка Хейно Яаскеляйнен, уже почти взрослый, успевший повоевать в Зимнюю войну мужик… Который возможно, просто употребил «лишку».

Яско привстав с нар посмотрел на Хейно с возмущением:

- Я вижу, ты нахлебался коммунистической пропаганды. Неужели, по-твоему, мы не имеем права забрать назад наши собственные земли?

Тот ехидно:

- Да-а, а ка-ак же, да еще и с процентами!

- Про что ты? Какие «проценты»?

- Какие «проценты»?! Вы посмотрите на него – он ещё и спрашивает… Разве ты и твои друзья из AKS¹¹³ не хотят присоединить к великой Финляндии Ухту и Олонец, а если поведёт – то и все «наши» земли до Урала?

- Там живет народ тоже финского племени!

- Да кто бы сомневался! И почему речь идёт всего лишь про карелов? Русские – тоже произошли от финнов и ждут не дождутся, когда мы их придём «освобождать» от большевиков…

Раздалось дружное:

- ГАГАГАГА!!!

Яско Тукиайнен обиженно замолчал, отвернулся и накрылся одеялом.

Хейно Яаскеляйнен же, продолжил:

- От таких вот как этот и других военных шакалов, просто бросает в дрожь. «Сосед» то ведь, если вдруг попрет - так попрёт как паровой каток и, и никто ничего поделать не сможет. Вот только «Ваня» не попрёт!

- Это почему же?

- Да потому что Сталин боится Гитлера. Тот всю Европу заграбастал и теперь на Украину посматривает.

Кто-то спросил:

- Вот бы нам на пару с Германской армией и вернуть наши земли. Как считаешь, Хейно?

- Нет, не получится. Русские не умеют быстро бегать на лыжах, плохо стреляют… Это да! Но в обороне – они ещё упёртее нас. Сам видел – своими глазами: кору деревьев грызли, ремни винтовок жевали - но в плен не сдавались.

- Может, комиссаров боялись?

Отмахнувшись рукой, Хейно:

- К каждому солдату комиссара не приставишь…

Продолжил, убеждённо утверждая:

- Так что у Гитлера ничего не получится! А если мы будем с ним заодно - то русские нам это припомнят. Крепко припомнят!

После недолго молчания, его спросили:

- Так что же на делать? Без Гитлера нам, финнам - хоть самим в петлю лезь и, с Гитлером – самих на казённой верёвке повесят.

Многозначительно посмотрев по сторонам, Хейно Яаскеляйнен:

- А надо было нашему Марски не быковать - а принимать предложения Сталина¹¹⁴, пока тот перепуган Гитлером.

Затем, по-крестьянски задумчиво-рассудительно:

- Вот например, всем вынужденным переселенцам он предлагает компенсацию золотом – а не обещаниями, как это делает наш Сейм. Ждал я ждал и, что? Получил среди зимы кусок земли с болотом и камнями, где даже десять коров не прокормить…

Недоумённо разведя руками:

- …«А на что хозяйство строить», спрашиваю? А мне говорят: «Ты у нас не один такой, жди когда тебе пособие выделят».

- А Сталин предлагает не ждать, а золото! Я и все наши уже записались в его посольстве на компенсации, осталось только чтоб наш Марски и Сейм подписали закон об нейтралитете…

Ударив кулаком по коленке:

- …А они всё тянут кота за хвост!

Яско Тукиайнен высунув голову из-под одеяла, злобно-ехидно:

- Ага, прям золото тебе! От самого Сталина – держи карман шире!

И снова накрылся одеялом:

Переглянувшись, солдаты:

- А может, брехня всё это?

- Как же это «брехня», если нашу делегацию и журналистов возили в Виипури и показывали вагон с золотыми монетами? Фотографии потом были в газетах… Не читали, разве?

Солдаты их деревенских, лишь пожали плечами – газеты их не интересовали, в основном девки. Но горожанин Пентти Хейно по прозвищу «Поп», подтвердил:

- Была такая статья с фотографиями в «Maalaisliitto» за… Не помню число, но за март.

- «Аграрный союз»?

- Ну, да.

- Не помню такой статьи.

Яско Тукиайнен вскочил с койки:

- А я говорю – брехня! Коммунистическая пропаганда!

Хейно Яаскеляйнен всё также – по-крестьянски рассудительно:

- Я знаю, что такое «коммунистическая пропаганда», сынок!

Сдвинув брови, он с несколько брезгливой миной процитировал:

- «Советский Союз желает мира и дружбы с финским народом. Так давайте же прекратим кровопролитие и протянем друг другу руки как труженики труженикам! Давайте прекратим кровопролитие и побратаемся друг с другом».

Хотел сплюнуть, но видимо вспомнив что он не в курилке - а в казарме, не стал.

- В листовках, что красные сбрасывали на нас в ту войну¹¹⁵, писали что простые финские солдаты гибнут на фронте из-за буржуев, которые уже готовятся к бегству. А я например, в жизни ни одного «буржуя» ещё не видел и воевал за свою землю…

Недоумённо разведя руками, он:

- …А когда за твою землю тебе предлагают золото, это разве «коммунистическая пропаганда»? Сам-то подумай, если мозги есть!

Яско Тукиайнен хотел было что-то возразить - но тут же снова лег и спрятался под одеяло, потому, что распахнулась дверь и вошел злой как чёрт сержант Мюллюмэки. Разговоры тотчас прекратились.

Сон всё не шел. Где-то в душе Аймо Хуусконена тлело беспокойство:

«Что, если русские и впрямь попрут в наступление? Чем это в конце концов обернется? Если не выдержат укрепленные линии, что же тогда станет с Финляндией?».

К слишком воинственным, относился крайне подозрительно - так как имел перед глазами наглядный пример, так сказать.

В начале той войны с русскими их сосед Ману Куусисто – парень на три года старше него, всё трепался что мол, домой он не вернется, пока не дойдёт до Урала. Но «дошел» он только до своего ближайшего города, где довольно неплохо устроился в какой-то тыловой части, каждую субботу бывая дома в увольнительной… На Рождество, Ману Куусисто получил посылку, в которой был комплект женского белья и записка:

«Носи и вспоминай нас. Фронтовики».

И тогда же он решил, что над ним-то никто смеяться уж точно не будет. Мало того: придет день он станет настоящим боевым офицером.

И никакого образования не нужно будет!

Надо только вести себя безупречно, так, чтобы стать примером для всех. Ну, а попав на фронт, проявить исключительную храбрость.

Но та война кончилась быстрее, чем он успел закончить учебное подразделение истребителей танков в Коухнамяки.

***

30 марта 1941 года. Воскресенье.

Не успело взойти Солнце, как всё начальство тут как тут. Едва открыв дверь в казарму, командир взвода прапорщик Сеппэ по прозвищу «Туча», заорал:

- ПОДЪЁМ!!!

Вслед за ним заголосил сержант Тайсто Мюллюмэки:

- А ну, живее одевайтесь! Копаются, как у шлюхи в…

После завтрака, когда их чуть ли не взашей поторапливали, властью командира взвода прапорщика Сеппэ по прозвищу «Туча», Хейно Яаскеляйнен был назначен наводчиком их 37-мм «Бофорса». Он - Аймо Хуусконен, пошёл на повышение - став заряжающим. А второй новичок – воинственный Яско Тукиайнен, стал вместо него подносчиком снарядов.

Последний, насуплено глянув на Хейно, сразу заартачился:

- Господи прапорщик! Прошу перевести меня в другой расчёт.

Тот, переведя взгляд с него на Хейно и обратно и, сразу всё поняв - поставил «милитариста» на место:

- Может, тебя «перевести» сразу к родной мамочке под юбку? Солдат служит там, куда его назначат! А не там, где хочет! Понятно, солдат? Или, через ноги тебе это в голову вдолбить?

После слов «милитариста»:

- Понял, господин прапорщик!

Инцидент был исчерпан.

Затем, было построение роты, где их командир - капитан Вуорела по прозвищу «Здоровый дух», произнёс речь:

- Ребята! Прошлой зимой мы вместе нанесли не один сокрушительный удар нашему кровному врагу. Но враг ещё не разбит окончательно. Время решительных боев и нашей победы уже близко…!

Кто-то из солдат – по всей видимости Хейно Яаскеляйнен, вполголоса произнёс:

- Да он у вас не просто раненный. Но и на всю голову контуженный.

После этой речи и некоторого подобия торжественного парада, получив со склада оружие и боеприпасы, противотанковая рота 19-й пехотной дивизии в пешем порядке двинулась занимать боевые позиции на выходе из полуострова Ханко, где после Московского договора 1940-го, расположилась советская военно-морская и военно-воздушная база.

Производящаяся в Финляндии по лицензии 37 PstK/36 - 37-мм противотанковая пушка «Бофорс», была настолько лёгкой, что вместе с орудийным передком тянулось только одной лошадью. Ну а расчёты, шли построившись пешей колонной.

Весна чувствовалась во всем. Солнце ярко сверкало и пригревало совсем по-летнему, хотя на земле лежал ещё достаточно толстый снег. В предвестии сезона размножения, чирикали воробьи, синички и прочие птички-невелички.

Ехавшему на лошади впереди колонны капитану Вуорела, видимо напекло голову:

- Эй, ребята, споем и мы! Походная песня «Силланпээ». Ну!

Он взмахнул рукой, отбивая такт и, как есть один человек – вся рота заревела, хотя и не в такт и не в лад, но зато громко:

- Пролегла сквозь туманы

Путь-дорога моя,

В чужедальние страны,

В голубые края…

Не пугает усталость,

Нет томленья в груди,

Только счастье осталось

Где-то там, позади…

Аймо Хуусконен пел, повторяя вместе со всеми слова песни. И пытался не думать о доме, который песня так живо напомнила ему.

- …И крученою пряжей

думы тянутся вспять,

В край, где домик на кряже

И озерная гладь.

Рота прошла мимо рощи, где кружась в стремительном нескончаемом танце - влажно поблескивали в лучах Солнца белоснежной корой берёзки. Затем миновав деревушку, вошла в густой еловый лес, где в густой тени елей - с прозрачными, плакучими сосульками на лапах, ещё лежал не тронутый дневным светилом снег…

Песня кончилась и, наступило молчание.

Но слова все время отдавались где-то в глубине сердца и неслышный внутренний голос вновь и вновь повторял:

- …Только счастье осталось

Где-то там, позади.

Противотанковая рота капитана Вуорела, сперва довольно бодро дошла до городка Тенала, где был организован приём пищи. Затем, уже воссоединившись с 19-й пехотной дивизией - по причине раскисшей от таяния снега дороги, уже не так «бодро» потопала дальше. К вечеру, первые колонны дивизии оказалась уже в пригороде портового города Таммисари - где в прошлые «последние» сталинские ультиматумы, она находилась в резерве группы войск обороняющих выход из полуострова Ханко.

Вступив на хорошо расчищенные мостовые города, уставшие за день солдаты мгновенно ожили.

По крайней мере, некоторые из них:

- Ах, святая Сюльви, неужели в этом городишке и в прошлый раз были такие крали? Где были мои глаза? Вы только посмотрите, бродяги, вон та брюнетка - какова? Какая фигурка! Фу-ты ну-ты! Эх, до чего же хороша!

«Ожил» и задремавший было и даже «заклевавший» носом на своей лошади командир роты. На длинной шее капитана Вуорела заходил кадык, дрогнули уголки рта, глаза заблестели и он зычным голосом скомандовал:

- Песню!

И колонна тут же грянула:

- Вот стоит красотка из Коухнамяки.

Поглядите-ка, ребята, на нее.

Самые отчаянные забияки

падали сраженные у ног её…

Большинство же солдат, конечно, мечтало не об «кралях» с «красотками», а об сытном ужине и мягкой койке в тёплой казарме. И об том, чтоб как обычно продержав под ружьём с недельку (лучше меньше!), их распустят по домам…

Однако, эти чаяния сбылись лишь частично.

Ужин, ночёвка в старой, капитальной казарме, всё как обычно. Но вот с утра, что-то пошло нет так.

***

31 марта 1941 года. Понедельник.

- РОТА, ПОДЪЁМ!!!

Судя по раздражённому голосу, настроение у ворвавшегося в казарму командира взвода прапорщика Сеппэ по прозвищу «Туча» - было хуже некуда:

- Подъём, я сказал!

И скинул с койки первого попавшегося под руку солдата.

За ним, в казарму ворвался сержант Тайсто Мюллюмэки и заверещал, как перепуганный:

- Живее одевайтесь, олухи деревенские! Копаются, как у старой шлюхи - в её вонючей…

Путаясь в элементах обмундирования и снаряжения, поспешно одеваясь, полусонные солдаты натыкались друг на друга, наступали на ноги товарищам и злобно шептали:

- Вот, мудак!

«Туча» продолжал греметь:

- Живо в столовую и на построение! БЕГОМ !!!

Одевшись, уже на бегу, глянув мельком на карманные часы Аймо Хуусконена с недоумением подумал:

«Три часа ночи… Какой «подъём»? Какое «построение»?!».

После завтрака (хоть бы разогрели как следует, сволочи!) чуть ли не стоя, их спешно построили и ещё в потёмках повели в сторону Ханко. Недоумение усилилось, когда навстречу их колонне, стали попадать группы финских солдат, часто идущих-бредущих без всякого строя. Многие из них хромали.

- Ребята, вы откуда?

Кто-то нехотя ответил:

- Семнадцатая пехотная дивизия.

Вся стало ясно: они идут на смену стоящей в обороне на выходе с полуострова Ханко 17-й пехотной дивизии.

Но, почему происходит эта странная «ротация»?

Ясное дело, наибольшее любопытство граничащее с беспокойством, проявлял «милитарист» Яско Тукиайнен:

- Как там «рюсся»?

- Пока спокойно.

- Ну а вы тогда с какого перепуга драпаете?

- Скоро узнаешь, герой.

Было ещё темно, чтоб разглядеть во всех подробностях, но кто-то заметил:

- Что-то они как-то неважно выглядят.

Раскисшая было вчера после обеда за ночь подмёрзла и до бывших запасных позиций 17-й пехотной дивизии они дошли так быстро, что многие этого даже и не заметили. Идя вдоль железной дороги ведущей на Ханко, они миновали ряды колючей проволоки с торчащими из земли рельсами вместо надолбов, противотанковые рвы… На обочинах стояли предупреждающие таблички:

«Осторожно! Минное поле».

Когда шли через забитый двигающимися в противоположные стороны частями и подразделениями двух дивизий полустанок Лексваль, то у всеобщему удивлению увидели советский товарный поезд (звезда на паровозе), стоящий в ожидании встречного. На тормозных площадках вагонов мирно курили финские солдаты, из открытых окон…

Первым это заметил наводчик Хейно Яаскеляйнен:

- Ребята, гляньте… «Иваны»!

- Где? В вагонах? Это разве русские?

Тот, сквозь зубы:

- Русские. Шапки как у нас, а не эти дурацкие колпаки со звёздами – только кур смешить. Всё-таки, кое-чему они у нас научились.

Тут только все так и ахнули, с жадным любопытством рассматривая лицо врага – в буквальном смысле этого слова:

- И вправду…

В «милитаристе» тут же проснулся воинственный дух, угасший было во время тяжёлого марша и он крикнул в сторону ближайшего вагона:

- …Эй, «рюсся»! Когда ваш Сталин начнёт воевать, а не пугать своими «последними» ультиматумами?

В ответ, один из русских щелчком метнул в сторону финской колонны окурок и что-то выкрикнул. Судя по интонации – что-то насмешливо-обидное.

Это не могло не зацепить и Яско спросил:

- Кто-нибудь понимает по-русски? Что он сказал?

Его лучший «друг» Хейно Яаскеляйнен не смог промолчать:

- По-моему, что-то про твою уважаемую матушку.

Тот, приняв за чистую монету, с подозрением, типа «а не собираешься ли ты перебежать к врагу?»:

- А ты, что? Русский язык знаешь?

- Нет, не знаю.

- А чего тогда?

- А русские всегда про чью-нибудь про матушку говорят. У нас той зимой один сержант был из студентов, так он немножко понимал по-русски. И нас учил, но я запомнил только два слова: «нь-ет» и «та-а».

- «Та-а, та-а»… Болтаешь языком много, дядя!

- Не более тебя, сосунок.

Однако, долго им пререкаться не дали офицеры:

- Отставить разговорчики! Шире шаг!

Притормаживая перед полустанком, навстречу со стороны Ханко им двигался другой состав, который пыхтя тянул краснозвёздный паровоз¹¹⁶.

Кто-то пробурчал:

- Да они здесь как у себя дома ездят.

- Может, нас уже завоевали?

Обычно немногословный командир орудия капрал Путте Алатало, со злостью прикрикнул:

- Не болтайте всякую ерунду, а лучше смотрите под ноги!

Естественно, настроение было подавленным…

По мере того как вставало над горизонтом Солнце, дорога всё больше и больше раскисала и то и дело приходилось шлёпать по лужам. Не просохшие за ночь и не смазанные сапоги начали пропускать воду и приходилась на каждом привале менять носки, благо в рюкзаке у Аймо Хуусконена оказалось действительно – с запасом.

У других солдат, мамы или жёны оказались не столь предусмотрительными и чем дальше – тем всё чаще и чаще в колонне раздавались чертыханья во все адреса…

Особенно доставалось Сталину:

- Вот и надо было догадаться как раз в такой момент со своими «ультиматумами» баловаться! Совсем ума у него нет…

Доставалось и Маннергейму и едва ли не чаще Сталина - финским интендантам, не сумевшим обеспечить их нормальной армейской обувью из-за чего приходилось идти «на войну» наполовину, а то и больше одетыми в гражданское.

Конечно, интенданты были виноваты, но лишь отчасти.

Фабрик и заводов в Финляндии было слишком мало чтоб удовлетворить все нужды численно выросшей из «пелёнок» мирного времени армии. Единственными крупными производителями военной униформы, были государственные предприятия «Armeijan Pukimo» (AP) и «Valtion Pukutehdas» (VPU), но они не справлялись с заказами из-за недостатка финансирования и нехватки рабочих рук, оборудования и сырья. Поэтому многих предметов униформы в армии не хватало и солдаты щеголяли частично в гражданских вещах.

Особенно это касалось обуви.

Вместо казённых сапог согласно «униформы № 36», финские солдаты очень часто носили валенки и пьексы – национальный вид всесезонной крестьянской обуви, вроде сапог с высоким носком.

Ну, это хорошо - если солдат из деревни, как он - Аймо Хуусконена и, может позволить себе пьексы из цельнотянутого куска кожи…

А если он из города, как Пентти Хейно прозванный «Попом» и Виено Саломэки?

Таким не позавидуешь!

Они двигались походным маршем все дальше и дальше. Ряды ротной колонны начали расстраиваться, шаг все чаще сбивался. В конце колонны оказалось с десяток прихрамывающих… И вдруг один из них - Виено Саломэки, вскрикнув упал на спину, задрал ноги кверху и пошевелил ступнями, отчего слезы покатились у него из глаз.

С болью и с досадой он:

- О, святая Сюльви, угораздило же меня явиться на призыв! Лучше бы я удрал в «лесную гвардию».

Сразу же возникло замешательство.

- Рота, сто-ой! Вольно! Перекур!

Подъехавший на лошади «Здоровый дух», свесился с седла:

- Что с тобой, солдат?

Тот, попытался соскочить, но снова с криком упав на спину – прямо в лужу:

- Ноги стёр, господин капитан!

- Кто-нибудь – помогите ему снять обувь.

Несмотря на вопли несчастного, с того приподняв штанины сняли видавшие виды гражданские ботинки, сдернули шерстяные носки… Ступни ног оказались все в кровавых волдырях.

Капитан Вуорела посмотрел озадаченно и спросил:

- Давно это у тебя?

- С начала похода, господин капитан.

- А Вы шли и шли дальше? Не пожаловались никому? И не просили, чтобы Вас направили в лазарет?

Тот, лёжа приложив ладонь к шапке с кокардой:

- Никак нет, господин капитан!

Вуорела торжествующе посмотрел на присутствующих.

- Господа! Вот перед вами образец настоящего железного солдата! Кто из нас смог бы маршировать с такими ногами?

«Здоровый дух» выпрямился и торжественно продолжал:

- Я всегда говорил, что финское упорство и солдат финской армии — это нерасторжимые понятия.

Затем:

- Четверо бойцов поздоровее — отнесите солдата в сторону. Сзади едет санитарная машина, она подберёт.

Сами едва державшихся на ногах от усталости, они взяли Виено за ноги за руки и потащили. Когда усадили того в кювете, выбрав место посуше, Яско не преминул сказать в его адрес:

- Всяких полудохлых ещё берут в армию, черт побери!

На это, за того – лишь виновато потупившегося, ответил Хейно:

- Понюхай дерьмо, недоумок! Парень держался до последнего, ты бы на его месте давно бы к мамочке попросился.

Раздалась команда:

- Внимание! Рота повзводно в колонну стройся! Живо-живо!

Все построились и ждали следующей команды - «шагом марш», но вместо этого сперва услышали нечто иное:

- Если кто-нибудь чувствует себя настолько плохо, что не в состоянии дальше идти, то пусть немедленно заявит об этом.

Горожанин Пентти Хейно прозванный «Попом» - которому тоже было несладко, хотел что-то сказать было, но…

Но посмотрел на товарищей и промолчал.

- Рота… Шагом марш!

Рисунок 21. Оборонительные позиции советских и финских войск на полуострове Ханко.

Миновав поочерёдно ещё две, более мощные линии оборонительных позиций: у населённых пунктов Харпаронуг и Снугбю…

Несмотря на то, еле держался на ногах, Яско Тукиайнен не успевал восхищаться:

- Ох и, пришлось-таки попотеть финскому саперу! Успели всё же понастроить дотов, бункеров разных, так что не больно-то тут «Иван» здесь разбежится.

Его «вечный оппонент» тут же среагировал, буркнув:

- Толку то от этих «бункеров»… Одна радость, что в склепе - хрен знает какой стоимости, будешь погребён под бетоном, а не в простом окопе засыпан обычной землёй с червями.

- Красива и почетна смерть за Родину!

- Катись ты ко всем собачьим чертям! Смерть никогда не бывает красивой, а насчет чести тоже бабушка надвое сказала.

- Ты - самый жалкий трус!

Хейно схватил Яско за отвороты воротника шинели и хорошенько встряхнул:

- Слушай, ты! Этот «жалкий трус» был там, где человек кровью своей доказывает, чего он стоит. Так что заткнись, чертово семя и помалкивай - пока сам пороху не понюхаешь.

- Отставить!

Капрал Путте Алатало, взяв за воротники шинелей обоих и, отшвырнув в разные стороны пригрозил:

- Слушайте, вы! Как нас распустят по домам – хоть поубивайте друг друга. Но если ещё раз услышу – напишу на вас рапорт. И отправитесь вы оба как минимум на месяц в военную тюрьму… Надеюсь в одну камеру, где сможете наконец помириться и даже «полюбить» друг друга!

Солдаты дружно похабно заржали:

- Любовнички!

- Хахаха!

- Гыгыгы!

- БУГАГАГАГА!!!

***

Наконец они вышли к передовой линии обороны – о чём в первую очередь известила «колбаса» финского привязного аэростата воздушного наблюдения. Пройдя мимо самой установки – автомобиля с лебёдкой, несколько не доходя до полустанка Лаппвик - граничащего с уже контролируемой русскими территорией, где располагался пост финских пограничников, они услышали долгожданную команду «стой!».

После короткого привала, во время которого они могли полюбоваться ещё одной парой разъезжающихся в разные стороны советских эшелонов, их повели влево от железной дороги и вскоре через ещё один поворот, солдаты увидели посиневший весенний лёд Финского залива и группу небольших островов неподалёку, заросших в основном хвойным лесом.

Спустившись в располагающуюся перпендикулярно берегу ложбинку, идя вдоль траншеи - хода сообщения, они прошли мимо нескольких вырытых в стороне обращённой в сторону Ханко землянок с торчащими трубами и дойдя до самой большой – ещё дымившей трубой, вновь остановились по команде:

- Стой! Вольно, разойтись. Но недалеко!

Землянка или точнее блиндаж, видать был штабной: возле него маячил явно скучающий часовой, двое солдат рубили дрова для печки, а неподалёку торчали в небо тонкие стволы малокалиберных зенитных автоматов. Привязанные к коновязи хрустели тюковым сеном офицерские лошади… По дну идущего от блиндажа хода сообщения журчал ручеёк талой воды и исчезал где-то там, откуда было слышно тарахтение какого-то маломощного моторчика. Выгребная яма деревянного сортира было доверху наполнена водой, сверху которой плавало и уже слегка пованивало - по всей видимости, офицерское дерьмо…

Ну, а так была просто благодать божья.

- Святая Сильвия… Неужели, мы уже пришли?

Офицеры роты ушли в блиндаж, а они расселись кто где как мог, перемотали портянки или поменяли носки, достали по сухарю из висевших на правом боку сухарных сумок и аппетитно захрустели. Ну, а после того как «заморили червячка», закурили.

Подойдя к усевшимся на чурбаки дровосекам и по-детски приветливо улыбнувшись, Яско Тукиайнен угостил тех сигаретами, а когда те задымили, спросил:

- А далеко ли до «рюсся», друг?

Один из них – самый словоохотливый, указал рукой на невысокий кряж, находившийся в полукилометре южнее:

- Говорят, вон с той высотки их хорошо видно.

Затем, показав на ближний из самых больших двух островов:

- Или, с Ернен. А вон на том, подальше – на Экен, уже русские.

- Много их там?

Не торопясь докурив сигарету, дровосек бросил её под ноги, затоптал и пожал плечами:

- Если тебе это интересно – сходи да посчитай.

Выбив щелчком по дну ещё одну сигарету из пачки, Яско:

- Бери ещё, дружище, не стесняйся! Слушай, а вот ещё хочу спросить…

Тот не стал «стесняться», а взяв сразу две:

- Спрашивай, конечно.

Внимательно наблюдая за ним, Хейно чуть ли не с восхищением:

- Да этому парню только в разведке и служить. Цены бы ему не было!

Из разговора с этим - оказавшимся донельзя информированным дровосеком (даром что ли, при штабе полка!), выяснилась и причина - по которой их привели сюда, на смену 17-й пехотной дивизии.

Как и другие, впрочем, передовая линия финской обороны строилась прошлым летом в соответствии с опытом, полученным во время Зимней войны.

Здесь не было капитальных ДОСов – «долговременных оборонительных сооружений» из стали и бетона. Деревоземляные огневые точки (ДЗОТы) флангового огня, блиндажи, землянки и, просто траншеи и окопы – располагались в ложбинках и низинках местности, на обратных скатах высот.

Дымя халявной сигаретой, «информированный дровосек» вновь показал рукой на кряж:

- Там у нас только наблюдатели - которые предупредят, если «сосед» полезет «в гости»…

Из-за кряжа вдруг показалась «колбаса» привязного аэростата наблюдения и рассказчик без перехода продолжил, как об чём-то привычном и обыденным:

- …Ну и «соседи» за нами день и ночь бдят, видимо тоже от нас чего-то такого ждут.

Яско:

- А они сейчас нас видят?

- Конечно! У них же оптика.

«Милитарист» показал русской «колбасе» неприличный жест. Неодобрительно посмотрев на него, «Информированный дровосек» тем не менее продолжил…

Всё было очень хорошо и с умом продумано: невидимые противником и потому неуязвимые для огня прямой наводкой, опорные пункты прикрывали друг друга фланговым огнём и их штурм стоил бы наступающим больших жертв.

Однако, строители передовой (как и основных двух и, одной запасной) линии обороны не учли одного обстоятельства, которое бывает всего раз в год:

Весны!

И как обычно, она пришла неожиданно.

Если не считать, конечно, Аландские острова - район Ханко и сам юго-запад Финляндии – это часть страны с самым тёплым климатом. Если на «Линии Салла» - только-только начало таять, то здесь весна уже идёт полным ходом.

В общем, говоря словами «хорошо информированного дровосека»:

- Как только Сталин объявил свой самый «последний» ультиматум с такими наглыми требованиями, сунулись наши в блиндажи да окопы…

- …А там вода! Где только мокрядь, где по щиколотку, а где и по колено. А многие из наших, ещё в валенках! Хот и подшиты кожей, да что толку? Дрова опять же намокли, блиндажные печи не во всех землянках есть… Пока привезли помпы для откачки воды…

В общем, хватило одной ночи, чтоб 17-я пехотная дивизия частично утратила боеспособность, намочив ноги. Кто-то просто простудился, а кто-то и обморозился, так как по утрам бывают заморозки до минус восьми-десяти.

Как бы в подтверждении его слов, из землянки вышел заместитель командира роты лейтенант Хуусконен и найдя глазами первого попавшегося на них младшего командира, крикнул:

- Прапорщик Сеппэ! Выделить двух солдат для осушения штабной землянки.

«Туча» в свою очередь, обратился к замкомвзвода - сержанту Тайсто Мюллюмэки:

- Слышали приказ? Исполнять!

Тот – к командиру орудия Путте Алатало:

- Слышал, капрал, у Вас залётчики есть?

Тому, больше ничего объяснять не надо было:

- Яаскеляйнен, Тукиайнен! Коммунисты говорят, что совместный труд сближает. Вот вам предстоит это проверить на практике…

- Встать и бегом в штаб!

И вдогонку:

- Пока не подружитесь, пока не увижу вас целующимися – так и будете вечными дежурными по «особо важным заданиям»!

И вскоре двое «друзей», забегали туда-сюда с вёдрами.

Вдруг перебивая звук работающей помпы – откачивающей воду из хода сообщения, вдоль гряды пролетел небольшой самолёт-биплан. Отчётливо были видны повернутые в их стороны головы лётчиков в кожаных шлемах и очках на пол-лица.

Кто-то из них спросил за отсутствием «разведчика»:

- Русский?

Дровосек невесело сплюнул:

- Ну, а чей же ещё?

Накренившись, самолёт пролетел между двух островов – советским и финским и, куда-то улетел.

Проводив его взглядом, старожил из 17-й дивизии:

- Это ещё что! Вчера с обеда они здесь целым стаями летали… Как вороньё!

Один из артиллеристов:

- Запугивают.

Тот, пряча глаза, поспешно согласился:

- Конечно, запугивают…

Аймо Хуусконен, Маркку Канерва и Пентти Хейно сидели на крыше землянки возле едва дымящейся трубы, курили и от нечего смотрели на стволы зенитных пушек, изредка перекидываясь парой ничего не значащих фраз.

Последний, прозванный «Попом», с восхищением:

- Они стреляют с чертовской скоростью! И калибр порядочный - сорок миллиметров, не меньше наверно. Из таких, если дать прямой наводкой по танку - тому тоже жарко придется.

Маркку Канерва интересовало другое:

- Ещё час-два и стемнеет. Где ночевать будем?

Аймо Хуусконен, прислушиваясь к голодному урчанию в желудке:

- Да и подхарчиться бы не помешало.

Снизу, из дверей землянки вышла группа офицеров, половина которых была из сдающей позиции 17-й пехотной дивизии, а другая - из одного из полков 19-й и, они невольно услышали отрывок разговора:

- …Здесь, самое танкоопасное место на участке справа от железной дороги. К счастью мы хорошенько приготовились, приспособив рельеф местности для ведения самого эффективного – флангового противотанкового огня. Так что, капитан, вам только остаётся разместить на уже готовых огневых позициях свои противотанковые пушки.

- Имеются ли у русских на полуострове танки?

- Согласно имеющимся данным - около батальона лёгких танков «Виккерс» советского производства.

- Тогда я не вижу особой проблемы.

Незнакомый офицер в чине майора:

- Хотя, разведкой обнаружены части каких-то бронированных башен с шестидюймовыми гаубицами, которые русские тайком перебрасывают на базу. Возможно это элементы береговых батарей, возможно – бронепоезда, который тайно собирают в ангарах. Но только не танков!

***

Попрощались и пожелав своим сменщикам удачи, офицеры 17-й пехотной дивизии уселись на лошадей и с чувством честно выполненного долга уехали. Вслед за ними, свернулась и также уехала зенитная артиллерия и, бывшая где-то прежде вне зоны видимости противотанковая. Построившись нестройными колоннами, ушла и поредевшая в результате «внезапного и вероломного» пришествия весны, пехота. Последней, покинула передовую линию обороны дымящаяся полевая кухня, не забыв напоследок поделиться со сменщиками «прощальным ужином».

Лишь тарахтящая помпа осталась на месте, да плавающее в сортирах дерьмо. И несколько советов, данных на прощанье уходящими работниками пилы и топора, типа:

- Если есть у кого в рюкзаке или карманах что-то съестное - постарайтесь сожрать его до темноты, чтоб не сожрали вместо вас крысы. А то тут их просто до чёрта.

И практически тут же, вместо ушедших, покинутые ДЗОТы, блиндажи, землянки и окопы - матерясь стали обживать солдаты, унтеры и офицеры 19-й пехотной дивизии, которых всё прибывало и прибывало. В частности, тех «информированных» дровосеков заменили Яско и Хейно, которых сослуживцы не забывали подначивать под общий смех:

- Да поцелуйтесь ж, наконец!

- Хахахаха!

- Гагагага!

- Бугагага!

Пока солдаты ужинали, растапливали блиндажные печи, воевали со шмыгавшими под ногами крысами и матерясь вычерпывали из землянок воду… В общем - готовились к первой ночёвке на новом месте, офицеры пехотного полка 19-й пехотной дивизии и отдельных приданных ему подразделений, совершали так называемую «рекогносцировку». Стоя на небольшом пригорочке, они рассматривали местность и укрепления на ней через бинокли, сверяли увиденное своими глазами с нарисованным на картах и всё больше и больше хмурились.

Наконец, командир пехотного полка полковник Ларко - отвечающий за этот участок обороны, как у уже повоевавшего - имеющего боевой опыт офицера, спросил у командира потивотанковой роты Вуорела:

- Каково ваше мнение, господин капитан?

Тот, со всей солдатской прямотой:

- Если русские и впрямь перейдут в наступление, то наше дело… Дерьмо!

Тот, недовольно поморщившись:

- Вот, как? Обоснуйте.

«Здоровый дух», загибая пальцы стал перечислять:

- Место для обороны выбрано плохое, позиции расположены неудачно. «Сосед», сразу же расколошматит их своими гаубицами вдрызг.

- Минные поля нам не помогут: из-за таяния снега, корпуса мин заметны издали. Прочие же заграждения – колючая проволока, надолбы и противотанковые рвы, во время Зимней войны показали свою слабую эффективность.

Помогая себе энергичной жестикуляцией, капитан продолжил:

- Мы можем стрелять только вдоль этого кряжа - рассчитывая на, что русские танки будут прорываться по шоссе - идущим параллельно железной дороги. Но участок между кряжем и берегом – совершенно не прикрыт. Там у подножья, остается мертвый угол.

Один из офицеров, сверившись ещё раз с картой:

- Здесь совершенно не доступная для танков местность.

Бывалый вояка лишь усмехнулся:

- Э, да Вы русских совершенно не знаете… Это – совершенно непредсказуемые бестии! И в их военном словаре, нет даже такого понятия – «танко- недоступная местность».

Обратившись с задумчивым видом слушавшему его командиру полка:

- Я могу продолжить, господин полковник?

Тот, проявляя едва заметные признаки нетерпения:

- Конечно можете, господин капитан.

- Заметив приближающиеся с той стороны танки, мы, может и выстрелим по ним раз-другой… Но потом они скроются из виду и вынырнут так близко, что мы и охнуть не успеем - как окажемся под гусеницами. И если с ними прорвётся хоть немного пехоты, то…

Тот, казалось бы с удивлением:

- Вы всерьёз считаете, что Сталин начнёт войну, а не ограничится угрозами – как а прошлые «последние» ультиматумы?

Вокруг заулыбались и даже послышались сдавленные смешки.

Капитан, не подав вида:

- Напротив, я считаю все эти «ультиматумы» - дьявольски коварной инсценировкой, призванной притупить нашу бдительность…

Он замолчал, поочередно оглядев всех, потом продолжал, чуть понизив голос:

- …Так что скорее всего, господа, первого апреля нас ждёт война. Время ультиматумов кончилось!

После сравнительно продолжительного молчания, один из офицеров - кивнув в сторону хода сообщения, по дну которого ручьём бежала вода:

- Начинать войну в такой сезон – когда вот-вот всё «поплывёт» – это безумие. Сталин – вовсе не безумец, как о том в газетах пишут. Он пошёл на переговоры весной прошлого года - когда понял, что просто так нас не взять. И навряд ли он снова будет ломиться в ту дверь, откуда его уже разочек вышвырнули.

Но командир роты истребителей танков упорно гнул свою линию:

- Уверяю вас, господа: это тщательно разработанный план! В прошлую войну, русские больше всего натерпелись от наших лагерей-лыжников - тревожащих их тылы фланговыми ударами. Теперь же - по тающему снегу, а потом по грязи - такие действия невозможны в принципе.

Офицер горячился:

- А сами русские, что? Как они собираются воевать в таких условиях? Среди ледяной грязи?

Капитан уверенно, как проповедник о втором пришествии Христа:

- Они что-нибудь придумают! Это чертовски изобретательный народ. И не перед чем не останавливающийся. Виипури они штурмовали во грудь в ледяной воде от взорванной плотины. Так что «ледяной грязью» их тоже не особо испугаешь.

Командир полка лишь махнул рукой:

- В любом случае мы выполним свой долг, даже если придётся погибнуть с честью.

Капитан повысив голос:

- «Честная» – но напрасная смерть, это, по-моему, предательству. Мы должны нанести противнику максимальный ущерб, прежде чем погибнуть.

Полковник Ларко, уже не скрывая раздражения:

- Что Вы предлагаете, господин капитан? Надеюсь всё Вами сказанное – не для красного словца? Иначе, моё о Вас мнение сильно изменится… Не в вашу пользу, конечно.

В ответ капитан Вуорела прозванный своими солдатами «Здоровый дух в здоровом теле» (или просто «Здоровый дух» или уж совсем просто «Дух») и глазом не моргнув, достал из планшета карту и показывания на ней карандашом:

- Предлагаю за ночь передислоцировать мою противотанковую роту вот сюда – на остров Экэн. Там, заняв позиции на берегу вот этой бухточки и, ведя огонь в узком секторе - она сможет нанести серьёзный ущерб противнику, наступающему вдоль берега.

Едва дослушав, полковник Ларко возмутился:

- Вы это серьёзно, господин капитан? А Вас не смущает, что этот остров входит в часть арендованной Советами территории?

- Смущает, конечно. Но ещё больше меня смущает то, что мы здесь - как птичьи яйца в гнезде: стоит «Ване» сделать лишь шаг вперёд – как мы будем раздавлены его сапогом…

Боясь что его в любой момент прервут, он зачастил:

- …На острове Германсэ у русских полевая батарея и гарнизон численностью в пехотную роту. На острове же Экэн – ничего, кроме возможно постов наблюдателей! Надо воспользоваться оплошностью русских, по какой-то причине (возможно из-за недостатка сил) не разместивших здесь гарнизон. Родина нам не простит, если мы не воспользуемся этой оплошностью врага!

Опешивший от такого стремительного напора, командир полка «дрогнул» и начал «сдавать позиции»:

- Ваши доводы убедительны, согласен. Но Вы же должны понимать, что такой приказ я отдать не могу, не рискуя попасть под суд.

Приблизившись, «Здоровый дух» заговорил вполголоса:

- А Вы отдайте письменный(!) приказ об занятии ротой острова Ернэн…

Он заговорщически подмигнул:

- …А я сделаю вид что напутал, перепутал, или просто заблудился в темноте. Ежели я неправ и вторжения утром 1-го апреля не будет - мы так же тайно, в следующую ночь вернёмся обратно. Ну в случае «форс-мажора», вся ответственность будет лежать на мне.

Внимательно посмотрев в сторону острова, командир полка с сомнением в голосе:

- Лёд мне кажется уже ненадёжным. Выдержит ли он орудийные упряжки?

- Мы перекатим орудия вручную: здесь не так далеко – по прямой менее двух километров, а людей у меня в расчётах вполне достаточно.

Наконец, тяжело вздохнув, майор «сдался»:

- Хорошо. Давайте так и сделаем.

Сделав лицо понаглее, капитан повысил ставки:

- Естественно для противотанковой роты, господин майор, требуется пехотное прикрытие, пара станковых пулемётов и столько же миномётов.

Тот, ясное дело, возмутился:

- Может, Вам ещё девок с Таммисари привезти?

- Девок не надо, а вот носильщиков не помешало бы.

- «Носильщиков»?

- Донесут до острова боеприпасы на один бой – больше нам не вытянуть, шанцевый инструмент, сухие дрова, продовольствие и всё необходимое на три дня и тут же вернуться обратно.

- «На три дня»?! Вы говорили про одни сутки.

«Здоровый дух» разведя руками, типа – «ну, а что поделаешь?»:

- А война – такое дело, господин полковник. Готовишься в поход на сутки – бери запас на трое.

После небольшого «торга» уже в штабном блиндаже, официальным письменным приказом была создана «Боевая группа «Ернэн»» под командованием капитана Вуорела… Включение в название наименование «не того» острова - должно было служить «дымовой завесой» истинным намерениям.

Как и следовало предполагать заранее, всю противотанковую роту в неё не включили – лишь один взвод, включающий в себя два 37-мм орудия «Бофорс». Зато командование участка передовой линии обороны не поскупилось на пехотное прикрытие, выделив для операции одну из двух егерских рот «лёгкого отряда» (Kevyt osasto) – являющего по сути разведывательным батальоном каждой финской пехотной дивизии.

Егерская рота имела четыре взвода по три отделения в каждом и 20-мм противотанковое ружьё «Лахти». В каждом отделении девять солдат во главе с капралом, имеющие на вооружении семь винтовок и два пистолета-пулемёта.

Вторая егерская рота, в соответствии с планами капитана Вуорела была временно прикомандирована в роли носильщиков. Её егеря – лёгкая пехота, выступили в поход без оружия - зато несущие на себе, или толкающие на «финках» (санях с длинными полозьями и рукоятками на спинке сидения) разнообразный груз - вплоть до вязанок сухих поленьев.

Кроме того, «Боевая группа «Ернэн»» получила на усиление взвод станковых пулемётов (три «Максима» финского производства) и противотанковый взвод – два 20-мм ПТР «Лахти», из того же «Kevyt osasto».

Подумав хорошенько, капитан Вуорела оставил расчёты противотанковых ружей на берегу, в самый последний момент «обменяв» их на отделение медиков – девять человек с носилками и запасом медикаментов и перевязочных средств.

А вот миномётов, или положим радиостанции, капитану Вуорела не обломилось – от слова «вообще». Связь решено было поддерживать по проложенной по льду телефонной линии, для чего к его «Боевой группе» прикомандировывалась группа связистов и катушками и телефонным аппаратом.

Ну, а что касаемо артиллерийской поддержки, то словами полковника – ответственного за этот участок обороны:

- А миномётный огонь (как впрочем и артиллерийский), Вы можете вызывать по телефону, для чего к Вам будет направлен офицер-корректировщик дивизионной артиллерии.

- Когда будет направлен?

- Как только начнётся предсказанная Вами война, не раньше, господин капитан.

Вуорела понял, что дивизионная артиллерия и её корректировщики – не в компетенции майора и не стал настаивать.

Лишь напоследок:

- А жаль. Хотя бы два ствола более серьёзной артиллерии - чем мои противотанковые «пукалки» в моих руках, хотя бы и 81-мм миномёты - здорово бы облегчили нам жизнь и осложнили её «соседу».

- Чем смог – тем помог! А чем не смог – за то не взыщите. Удачи Вам, капитан!

- Удачи, господин полковник. Удачи, господа офицеры.

И вскоре в сгущающихся сумерках послышались команды и одна из них, принадлежала командиру 2-го взвода противотанковой роты 16-й пехотной дивизии, который ещё не успел занять позицию и находился как бы в резерве:

- Взвод, слушай мою команду… Рюкзаки за спину, винтовки на плечо… Становись!

Переглянувшись, солдаты насторожились:

- Что они там ещё на наши головы выдумали?

Однако послышавшийся следом визгливый крик замкомвзода сержанта Мюллюмэки:

- Оглохли что ли, ленивые олухи? А ну-ка резко соскочили, выбросили сигареты и в строй. Быстрее! Что вы копаетесь, как у старой шлюхи в…

Однако, не успели они построиться, как «Туча» загрохотал вновь:

- К орудиям! Изготовиться к пешему маршу!

Раздался общий стон, вырвавшийся из двух десяток глоток:

- Святая Сильвия… Только не это…

Однако, после крика сержанта:

- Шевелитесь мамины недоноски!

Они довольно споро привязали к пушкам специально для того имеющиеся верёвки и лямками и вопросительно уставились на взводного… Мол, «Чем в этот раз удивишь?».

Но в этот раз «удивил» их не «Туча», а «Здоровый дух», впервые за всё время выхода из лагеря явившегося перед ними пешком. С ним был выглядевший каким-то пришибленным, также пеший денщик – навьюченным огромным баулом и двумя сумками в руках. И незнакомый старший лейтенант и прапорщик. С ними была ещё группка солдат и унтер-офицеров, в том числе трое связистов: двое солдат увешанные катушками с телефонным проводом и один с коробкой телефонного аппарата на боку.

У капитана Вуорела в сумраках огнём горели глаза – хоть прикуривай:

- Ребята! Завтра утром нам с вами предстоит вступить в бой за свою Родину – свободную демократическую Финляндию…

Хотел сказать ещё что-то – высокое и торжественное, но от выступивших от волнения слёз не смог как обычно закончить речь.

Поэтому только махнул рукой:

- За мной… Марш!

И первым шагнул на начинающий подмерзать лёд залива Ханге-Эстрафьерьд.

Рисунок 23. Финские артиллеристы-противотанкисты на марше.

Солдаты, подавленные происходящим и их возможной перспективой – скорой войной с русскими, помалкивали… Даже воинственный Яско Тукиайнен молча тянул лямку и лишь пыхтел-кряхтел от натуги.

Лишь толкающий пушку за щит наводчик Хейно Яаскеляйнен, пробурчал разок себе под нос:

- Да он у вас даже не контуженный… Больной на всю голову.

Но его никто не услышал.

***

Ночь с 31-го марта на 1-е апреля была на редкость красивая – хрустально-прозрачный воздух, чистое небо, а нём яркая просыпь звёзд и молодая луна.

«Менее двух километров» - это если по прямой. Но чтобы их не заметили «соседи», им пришлось дать изрядный крюк - сперва идя вдоль берега, что заняло у них не менее полутора часов. Затем дойдя до ещё финского, но после аренды Советами Ханко - брошенного населением рыбацкого посёлка Лаппохья с небольшой гаванью. Здесь, перед последним рывком, они сделали привал на полчаса, чтоб передохнуть и перекурить.

Насчёт последнего солдатского удовольствия, «Здоровый дух» строго предупредил, чуть ли не лично каждого:

- Накуривайтесь хоть до одури здесь, на месте я вам курить не разрешу. До самого рассвета!

После небольшого привала, «Боевая группа «Ернэн»» под командованием капитана Вуорела свернула под острым углом в направлении темнеющего метрах в трёхстах мыска и ещё минут через двадцать, они оказались в узкой - глубоко врезающейся в сушу бухточке острова Экен¹¹⁷.

Рисунок 24. Остров Экен (Экё). Красная линия – расстояние в метрах. Современная карта.

Шедший всё время во главе колонны, капитан присел на первый же попавшийся камень на берегу, отдышался и подсветив фонариком с синим стеклом, глянул на часы:

- Двадцать два сорок… До срока окончания срока действия ультиматума – час двадцать.

Командир взвода прапорщик Сеппэ, спросил:

- Вы считаете, русские начнут войну в полночь?

Тот, чуть помешкав:

- Не исключено, конечно. Но всё же, большая вероятность что с рассветом…

Оба они знали, что 1-го апреля светает в Финляндии в 06:45. Темнеет в 20:04.

- …Так что времени подготовиться к встрече «соседей» у нас предостаточно.

Конечно первым делом отпустив «носильщиков», приданную ему егерскую роту капитан Вуорела распределил повзводно на мысках по обеим сторонам бухточки и в тылу, поставив задачу командовавшему ею старшему лейтенанту:

- Вы прикрываете мои пушки и всего лишь. Поэтому тщательно замаскироваться и стрелять только тогда, когда вам буквально наступят на голову. Не раньше!

Подумав с минуту:

- Возможно на острове русские. Проведите осторожный ночной поиск и найдите телефонный кабель – он обязательно должен быть. Как только начнётся стрельба – перережьте его и без шума ликвидируйте связистов, которых отправят на поиски разрыва. Без приказа от начальства, гарнизон будет сидеть тихо и нам мешать не будет…

Заговорщически подмигнув:

- …И мы ему тоже, сидеть тихо мешать не будем.

«Старшой», начал было умничать:

- Если действительно начнётся война, так может мне с моими егерями атаковать и занять остров Германсэ?

- Не вижу в том особой надобности, господин старший лейтенант. Если мы здесь начнём стрелять, русские сами к нам явятся с того острова. Ваша задача – устроить и перебить их. Тогда, в следующую ночь, мы сможем уйти к своим через Германсэ и группу островов за ним.

Хитро улыбнулся ему и командиру пулемётного взвода в звании прапорщика:

- А Вы думали, я вас сюда как смертников привёл? Чтоб «с честью» погибнуть? Не имею такой привычки и вам её приобретать не советую!

Обе 37-мм пушки затащили на берег и за неимением возможности выкопать нормальный окоп, из камней и кусков слежавшегося снега стали сооружать «орудийные дворики» русской буквой «П», которые потом замаскировали срубленными ветками.

Расчёт капитан Вуорела оказался верен: здесь была довольно глубокая выемка в береговой черте острова, представлявшая относительно безопасное место во время артобстрела. Кроме того из-за той же особенности рельефа местности, находящееся в трёхстах-четырёхстах метров от материкового берега место огневой позиции противотанкового взвода - с берега было видно лишь в довольно узком секторе: двадцать-двадцать пять градусов.

А это значит, что?

Словами самого офицера:

- Идеальное фланкирование огня! Пока русские танки не въедут вам в прицел бортами, они вас не увидят. А потом уже будет поздно.

Кроме того, он поделился с командиром противотанкового взвода, боевым опытом:

- Перед каждым орудием соорудите из камней и снега укрытие, замаскируйте его и в каждый посадите по два солдата со срубленными молодыми деревьями. Пусть перед каждым выстрелом раздвигают их по команде командира орудия, а после – сдвигают.

Предупредил командира взвода:

- Оба орудия должны стрелять залпом по одному и тому же танку. Чтоб наверняка. После каждого залпа обязательно делайте паузу в одна-две минуты… Не частите!

Право выбрать огневые позиции для его трёх «Maxim M/32-33», капитан Вуорела предоставил командовавшему им пулемётным взводом прапорщику:

- Русская пехота должна быть отсечена от танков. Но при этом, ни места расположения пулемётов, ни – противотанковых пушек, не должны быть обнаружены противником. Стрельбе с закрытых позиций¹¹⁸ Вы и ваши расчёты обучены?

- Так точно!

- Ну, тогда действуйте. Выберете позицию, а пристрелку произведёте уже в ходе боя.

Место для импровизированного полевого лазарета капитан Вуорела выбрал метрах в трёхстах вглубь острова. Здесь согласно старой топографической карте должен был быть песчаный карьерчик в коем жители посёлка Лаппохья, прежде добывали себе песок для хозяйственно-строительных нужд.

Придя сюда с приданным его «Боевой группе «Ернэн»» санитарным отделением, он вдруг неожиданно для себя обнаружил…

Рояль.

В смысле – неизвестно кем, когда и в каких целях выкопанную землянку. Не хватало правда, входной двери и печи, а так сие подземное сооружение оказалось сравнительно большим и просторным и даже оснащённым кой-какой мебелью: сколоченными из нестроганых досок двухэтажными нарами и такой же конструкции стола, над которым висела старая керосиновая лампа и лавок.

Лично спустившись по деревянным ступенькам вниз, тщательно обследовав находку лично, капитан Вуорела приказал командиру санитарного отделения в чине младшего сержанта навести здесь порядок и готовиться к приёму раненых.

Свой командно-наблюдательный пункт (КНП) командир «Боевой группы «Ернэн»» расположил справа, на наиболее выдающимся в сторону перешейка мыске. Опять же – никаких окопов и тем более траншей: бруствер из натасканных солдатами камней - за которым можно укрыться от пуль и осколков, сидя на охапках нарубленных сосновых лап. Оставив здесь своего товарища с телефоном, два связиста отправились в обратный путь уже напрямую, по пути разматывая провод и ориентируясь на «огонёк» впереди. И уже через минут тридцать, телефонист смог протянуть ему трубку:

- Вас, господин капитан.

На проводе был майор, который подозрительно участливо спросил:

- Как устроились?

- С комфортом. Вот только завидовать никому не советую.

- Как «соседи»?

- Пока не шумят.

В стороне полустанка Лаппвик¹¹⁹ продолжалась обычная жизнь финской таможни. Ярко горел электрический свет в окнах и уличные фонари, освещая часовых на перроне и занимающихся своими делами железнодорожников. Не было заметно никаких следов светомаскировки и на советской стороне.

Поговорив с руководством, получив последние «ц/у» (ценные указания) которые тут же забыл и больше никогда не вспоминал, капитан спохватился:

- А который час, интересно?

Подсветив фонариком, посмотрел на часы: без двадцати минут час ночи. Действие последнего русского ультиматума закончилось сорок минут назад.

Вслух он:

- Запаздывает «сосед», запаздывает… Значит, всё-таки утром. Ну, что ж… Подождём!

***

1 апреля 1941-го года. Вторник.

Соорудив орудийный «дворик», расчёт 37-мм орудия капрала Путте Алатало закатил туда свой «Бофорс», раздвинул-закрепил станины и, всуе поминая «Здорового духа» и его уважаемую матушку, занялся «окопчиком» перед орудийной позицией. Не мудря лукаво, его так же наскоро соорудили из камней - которыми так богаты как местные острова, так и финская земля в целом. Получилось не весть Бог что, но укрыться за ним сидя, было можно.

После этого, несколько поодаль от огневой позиции солдаты точно таким же образом соорудили укрытия для взводного начальства и склада боеприпасов.

Наскоро замаскировав свои «архитектурные сооружения» срубленными сосновыми ветками, расчёт с разрешения командира взвода стал устраиваться на ночлег. Всё с помощью тех же хвойных лап, устраивая себе лежаки прямо на подмёрзшем с вечера снегу.

Не успели разгорячённые маршем и работой солдаты остыть и принять «горизонтальное положение», как в сопровождении «Тучи» на огневой позиции появился «Здоровый дух». Осветив фонариком с синим стеклом результат их ударных трудов, он скептически хмыкнул, но ничего не сказал.

Капрал Путте Алатало решился поднять давно наболевший вопрос:

- Господин прапорщик, разрешите обратиться к господину капитану!

«Туча» недовольно поморщился:

- Разрешаю…

- Господин капитан, разрешите…?

- Разрешаю, капрал.

- Нас отсюда «рюссе» не видно, разрешите разжечь хотя бы самый маленький костерок? Консервы разогреть? Или, хотя бы курить?

Сам не курящий и не «употребляющий», «Здоровый дух» не одобрял подобные «слабости» у защитников Родины. Поэтому ответил сухо:

- Хорошо, я подумаю. Своё решение сообщу через командира взвода.

Когда стало ясно что «сосед» ночью точно не полезет «в гости», костры разводить всё равно не разрешили. А вот курить - бегали по одному вниз, на лёд бухточки, где прикуривали от зажжённого - еле тлеющего трута, изготовленного из куска верёвки… Покурив возвращались назад и располагались на лежаках.

Но из-за напряжения связанного с возможностью войны с утра, им не спалось.

Солдаты хрустели сухарями, запивая тёплой водой из фляжек, извлечённых из-за пазухи. Там же – прямо на собственном теле, сушили носки и портянки. Воняло, конечно…

Но как говорили бывалые вояки, вроде Хейно Яаскеляйнена:

«От собственной вони ещё никто из служивых не сдох. А вот от замёрзших ног – сколько угодно!».

Последний, вместе с Яско Тукиайненом околачивавший перед «походом» при штабе, сообщил буквально с ног сшибающую новость… Если бы уже не лежали - то многие наверняка бы попадали:

- Зря, кстати, ваш «Здоровый дух» в своей последней речи что-то упоминал про «свободу» и «демократию».

Капрал Путте Алатало был на «перекуре», Виено Саломэки со стёртыми ногами в медсанчасти… Бывший в теме Яско Тукиайнен, лишь нахмурился, а остальные шесть пар глаз расчёта в удивлении уставились на него:

- Ты это сейчас про что это?

- Про то, что сегодня с утра в Хельсинки были беспорядки, переросшие чуть ли не в восстание как в тридцатом втором году¹²⁰. Такие как он…

Хейно кивнул в сторону набычившегося «Милитариста»:

- …Разогнали очередь у Советского посольства, а потом ворвались внутрь и устроили там побоище. Потом, то же самое проделали с Сеймом, депутаты которого собирались голосовать за «Закон об нейтралитете». Ну, а наш Маршал не будь дурак, ввел в Хельсинки войска с танками, разогнал этот сброд и заодно – видно, чтоб во второй раз не напрягаться, объявил об приостановлении действия Конституции и роспуске Сейма и всех политических партий. Ну, а потом объявил себя «Лидером финской нации» и нехорошо отозвался об Сталине и его «последнем» ультиматуме…

Поцокав языком, продолжил с укоризной:

- …Очень нехорошо отозвался!

Ну и наконец, с ехидной ухмылкой, хорошо заметной даже при свете звёзд и еле народившегося молодого месяца:

- Так что поздравляю, парни: у нас теперь свой собственный «Гитлер»! Ну, или Муссолини – кому как нравиться

Сперва ему не поверили:

- Да иди ты!

- Такого быть не может!

- Врёшь!

Затем, поинтересовались:

- А ты откуда эту чушь взял, Хейно? Из своего больного воображения?

Тот, кивнув на своего нахохлившего напарника по недавней «штабной работе»:

- Вместе с «этим» по радио слушали.

Не выдержав, тот вспылил:

- Кто бы не был у власти и, как бы он не назывался - но мы будем воевать не за него! А за свою Родину – Финляндию!

Вскочив на ноги, указал рукой в направлении Ханко:

- А если тебе не нравится, то твои товарищи вон там! Можешь прямо сейчас убираться к ним!

Мгновенно оказавшись на ногах, тот:

- Ах, вот как ты заговорил! За эти слова ты поплатишься!

Раздался звук оглушительной затрещины, после чего два солдата покатились по земле, от всей души дубася друг друга.

Совместными усилиями двух расчётов, их успели растащить до прихода капрала Алатало и прибежавшего на шум сержанта Тайсто Мюллюмэки. Те, лишь подозрительно глянули на «парочку», но ничего не сказали. Не было больше разговоров и про события в столице.

Каждый из артиллеристов лежал и думал одно и, тоже:

«Ну, теперь войны точно не избежать».

И каждого бил озноб – то ли от холода и сырости, то ли из-за страха перед грядущим…

***

Не успели вымотавшиеся за день солдаты задремать, прижавшись к другу, как начало светать.

Бывшие уже на ногах прапорщик и сержант, разбудили их тормоша:

- Подъём, солдат! Дома выспишься, под бочком у своей милашки!

Одна радость – курить разрешили уже не таясь.

Ещё не успели как следует умывшись снегом продрать глаза и выкурить по сигарете, как со своего КНП явился «Здоровый дух». Посмотрев на часы, он:

- На моих шесть сорок. Ребята, будьте предельно внимательны. Вот-вот начнётся!

Придирчиво оглядел маскировку, заставил кое-что на скорую руку переделать и только было собрался вновь удалиться на КНП, как прибежал запыхавшийся старший лейтенант:

- Господин капитан! По вашему приказанию мои егеря нашли телефонную линию и проследили куда она ведёт…

Достав карту, показал сине-красным штабным карандашом:

- …Вот здесь, на северо-восточной окраине острова расположилось подразделение русских численностью в неполный взвод с двумя ручными пулемётами.

Капитан Вуорела внимательно посмотрев на карту, что-то мысленно прикинув, кивнул:

- Хорошо! Пока наблюдайте, затем действуйте согласно ранее полученному приказ – после начала стрельбы перережьте кабель и ждите связистов.

После того, как он всё-таки удалился на свой КНП, там расположился поудобнее и с минуту пообщался по телефону с «материком», сверху что-то застрекотало и вскоре вдоль линии соприкосновения сторон, на очень небольшой высоте не спеша пролетел советский биплан.

Самый опасный момент, когда в «Боевой группе «Ернэн»» - все замерли, кто где был и даже дышать перестали…

Но головы лётчиков были повёрнуты в сторону финских укреплений и вскоре все разом облегчённо выдохнули:

- УУУФФФ!!! Пронесло…

Обратно, самолёт-разведчик уже пролетел близ южной стороны острова, откуда их заметить было практически невозможно.

Со стороны укрытия командира взвода послышалась приглушённая команда

- К бою!

И тут же, расчёты заняли свои места согласно штатного расписания.

Присев за бруствером чуть справа, командир орудия капрал Путте Алатало напряжённо вглядывался через бинокль в противоположный берег.

Наводчик Хейно Яаскеляйнена прильнул к прицелу.

Замковый Пентти Хейно прозванный «Попом», клацнув затвором, открыл казённик орудия.

Маркку Канерва и Йессе Йоронен притащили и поставили между станинами ящик с артиллерийскими патронами и открыли его.

Яакко Ниеминен вынул «Marskin panssarintuhoojat» - 37-мм бронебойно-трассирующий каморный снаряд, обтёр его ветошью и передал его Яско Тукиайнену.

Приняв от того, Аймо Хуусконен замер стоя на коленях, готовясь по команде «заряжай», бросить снаряд в ствол орудия…

Прильнувший к окуляру прицела Хейно Яаскеляйнен стал вертеть штурвалы наводки. Повернув ствол влево до упора, он показав направление приказал расчёту:

- Разверните-ка пушку еще чуток… Хорошо! Если танк появится из-за тех домов, можно стрелять.

Ничего не происходило.

Вместе с вставшим на востоке Солнцем, из-за горизонта с советской стороны показалась «колбаса» аэростата воздушного наблюдения. Точно такая же «сосиска» появилась и с финской стороны.

Ещё - в бинокль, в прицел и так – невооружённым глазом можно было разглядеть занесённые под самые крыши домики рыбацкого посёлка Лаппохья… Верхушку водонапорной башни на полустанке, приличный кусок полотна железной дороги и безлюдного шоссе… Заросший отдельными деревьями и кустарником большой пустырь, между полустанком с таможней и невысокой грядой – за которой были расположены позиции передовой линии финских укреплений.

С командно-наблюдательного пункта (КНП) капитана Вуорела обзор был лучше.

Он видел противотанковый ров вырытый русскими на самой линии соприкосновения сторон во время предпоследнего «последнего» сталинского ультиматума. Это было воистину циклопическое сооружение - огромной глубины и ширины, поневоле заставляющее восхититься:

«Неужели, они вырыли его лопатами? Зачем? В свою очередь боятся нас? Да это ж смешно! Видно, они там совсем сдурели».

Смертным холодком обдала догадка:

«Или, притупляют нашу бдительность таким образом?».

Он с минуту оценивающе смотрел на противотанковый ров – не менее пяти-шести метров шириной, с финской стороны которого не было даже надолбов…

И разум отвергал интуитивную догадку:

«Но как они собираются через него наступать? Да ещё и танками? Это невозможно!».

По льду?

В каждый «последний» сталинский ультиматум, лёд вдоль берега и между островами минируется мощными фугасами. Один поворот ручки взрывной машинки и, он будет взорван.

Это особенно то и не скрывалось.

Так, как же?

Приходилось с досадой признать:

Полковник Ларко – командир полка ответственный за передовую линию обороны, был прав - благодаря собственным же трудам, русские могли наступать только вдоль шоссейной и железной дороги - нешироким фронтом метров в пятьдесят. Но как только они туда сунуться, тотчас будут накрыты огнём дальнобойной артиллерии, многочисленные батареи которой расположены вокруг полуострова Ханко.

В сильный бинокль капитан Вуорела видел колючую проволоку за рвом и идущий вдоль неё пограничный патруль с собакой. Видел пограничную вышку и маячившего на ней часового… Примерно в восьми километрах, он чётко видел два больших одноэтажных здания, очевидно казармы. Во дворе их ходили солдаты, а невдалеке висел в воздухе аэростат наблюдения, в корзинке которого по пояс торчал человек…

Он видел многое другое – подчас весьма любопытное, кроме одного:

Хоть одного признака начала вторжения Советского Союза в Финляндию.

По мере того как всё выше и выше вставало Солнце, румянец всё более и более сменял «благородную» - не несколько нездоровую бледность на его лице. Ему было стыдно – перед солдатами, перед командование… Перед собой, наконец.

Когда зазвонил телефон и знакомый голос (даже не полковника Ларко, а того майора) с ехидцей спросил:

- Ну, как там «сосед»?

Он прикусив до крови губу, ответил:

- Пока сидит в своей берлоге тихо.

А сам подумал:

«Всё! Как только вернёмся пищу прошение об отставке по состоянию здоровья».

Как бы в ответ, в правом лёгком кольнуло так, что схватившись за грудь он вскрикнул и скорчился на лежаке.

Прапорщик Сеппэ, телефонист и денщик обеспокоенно наклонились над ним:

- Что с Вами, господин капитан?

Из-за оставшихся в груди осколков русской мины – полученными напоследок во время Зимней войны, врачи запретили ему долго ходить пешком. Вчера он пренебрёг запретом и вот результат.

- Вам плохо? Может, позвать медиков?

Закашлявшись, сглотнув сгусток крови, он негромко:

- Ничего, отлежусь. Не прекращайте наблюдение, господин прапорщик.

Достал из кармана пузырёк с таблетками, высыпав на ладонь проглотил пару и запил водой из фляжки, поданной денщиком.

Затем, посмотрев на наручные часы:

- Через час разрешите солдатам развести небольшие костры – там, под обрывом, чтоб подогреть пищу. Если, конечно, ничего не случится.

И капитан впал «в небытие».

С час - до рези в глазах, честно потаращившись на противоположный берег, прапорщик растолкал сонного телефониста, успевшего между делом покемарить:

- Наблюдай!

А сам пошёл к своим солдатам.

Ничего не случилось и через три часа и бывшее с утра напряжение, после обеда как-то разом спало.

Разогрев на кострах в котелках нехитрое солдатское варево, солдаты сомлели на пригревающем с каждой минутой Солнце и стали клевать носом. Сержант Тайсто Мюллюмэки пытавшийся их встряхнуть и заставить заняться каким-нибудь делом – рытьём окопов, например, всё чаше и чаще был посылаем на…

К чёрту.

Наконец, дисциплина рухнула куда-то на дно самого глубокого ущелья и развалясь на кучах хвойных лап, бравые артиллеристы-противотанкисты дружно захрапели.

В конце-концов, с прапорщиком Сеппэ они назначили часового – первым оказался Яско Тукиайнен. А сами расположившись в своём укрытии, тоже прилегли вздремнуть «минут на дцать».

Глава 16. «Финский цугцванг» (продолжение).

Герой Советского Союза, генерал-майор С. М. Крамаренко:

«Невозможно усвоить уроки истории, воспринимая врага как абстрактную сущность, забыв о том, что на той стороне были такие же люди – со своими чувствами и мыслями, идеями и планами на жизнь. Если об этом забыть, то кошмар Великой Отечественной войны может повториться, а все потери и жертвы окажутся напрасными.

…Мы обязаны помнить нашу историю и учиться на ошибках. Без прошлого у народа нет будущего. А врага надо знать в лицо».

1 апреля 1941-го года. После полудня.

Поднявшиеся к зениту дневное светило так пригрело, что в залив с острова зажурчали ручьи… И к лютой зависти наблюдавших за ними солдат, местные или прилетевшие Бог весть откуда птахи - весело расчирикались и прямо на их глазах стали заниматься «любовью».

Ну а те, выспавшись, за неимением других дел занялись любимым для всех мужчин мира занятием – едой и «ничегонеделанием» с болтовнёй о «ниочём».

Пентти Хейно прозванный «Попом» алюминиевой ложкой выскреб из консервной банки остатки мясного желе и сказал по-французски:

- «Сеn'est gu le ventre qui gouverne le monde».

На него подозрительно покосились:

- Что ты там лопочешь?

- «Миром правит желудок».

Маркку Канерва уже сытно покушав и теперь лёжа покуривая, лениво поддержал беседу:

- Тоже мне – сделал открытие.

- Сейчас это особенно можно ощутить. Кажется, Наполеон говорил, что армия марширует животом… Впрочем, важно знать еще: куда «марширует»?

- Мы никуда не «маршируем». Мы торчим на этом чёртовом острове, в ожидании когда «замаршируют» русские. Ну, а те видно - тоже не дураки умирать в такой чудный день

Яско Тукиайнен откусил хрустящего хлебца, пожевал, проглотил и ни с того, ни с чего ляпнул:

- Директор-распорядитель фабрики, на которой работал мой отец, пошел в Зимнюю войну добровольцем…

Хрустящий хлебец потрескивал у него на зубах, острый кадык на тощей шее ходил вверх и вниз и, рассказ продолжался:

- …Чтоб другим пример показать.

В ответ, Хейно Яаскеляйнен злобно рассмеялся:

- В начале 30-х, мой старик нигде не мог найти работу. Всюду, в каждой – даже самой занюханной фирме, требовали членский билет Шюцкора. Тогда бы и работа нашлась. Но старик сказал, что у него нет и никогда не будет такой книжки. Дескать, уморили голодом в лагере отца-красногвардейца, так уморите же теперь и сына его и внука!

В разговор включился Яакко Ниеминен:

- А мой отец воевал за белых, получил от красных осколок в голову, от которого почти ослеп. И не получает ни пенни ниоткуда. Пахать может, на это его зрения хватает и если бы не собственный клочок земли - одна дорога… В богадельню!